По особо неважным делам

– Кто с ней справился? – Нике показалась крайне странной его реплика.

– Убийца.

– То есть, вы уже на сто процентов уверены, что в лесу нашли именно Лилю?

– Конечно, я же успел заглянуть в могилу. Это точно она.

Беседа с классным руководителем Лили Нику неприятно удивила. Типаж у него был «маньячный» – одинокий сорокапятилетний мужчина, странная дружба с девочкой-подростком, в которой он сам довольно гордо признался, размышления про то, что как мог справиться с жертвой убийца, и про останки Лили в разрытой могиле. Мороз по коже просто.

«Надо будет взять этого учителя в разработку. Странный он все-таки тип, – подумала Ника. – Будто знает больше, чем говорит».

На следующий день после обеда Ника заперлась в кабинете, чтобы никто не отвлекал, и решила устроить мозговой штурм. В лесной могиле действительно была Лиля Кондратюк, это подтвердила геномно-молекулярная экспертиза. Результаты вскрытия показали, что умерла Лиля явно не своей смертью. Хотя причину смерти установить было невозможно из-за сильных гнилостных изменений, но множественные повреждения на черепе говорили о том, что на девушку было совершено нападение. Из-за далеко зашедшего процесса гниения вопрос о том, подвергалась ли Лиля сексуальному насилию перед смертью, остался открытым, но одежда Лили осталась в полном порядке, вся была на месте, без повреждений. Единственное, футболку убийца Лили зачем-то натянул ей на лицо.

Всеми правдами и неправдами Нике в кратчайшие сроки удалось добиться проведения геномной экспертизы сосновой ветки. Никаких потожировых следов, кроме следов Матвея и Николая Кондратюков, на ветке не было.

«То есть, убийца или был в перчатках, или убийца кто-то из Кондратюков», – подумала Ника.

– Что мы вообще знаем про этого неизвестного убийцу? – Ника достала из принтера чистый лист бумаги, она всегда так делала, когда хотела составить какой-нибудь список.

Во-первых, он точно хотел, чтобы труп Лили нашли.

Во-вторых, он его спрятал довольно ловко – без подсказки в виде сосновой ветки в этом овраге в лесу рыть землю никто бы начал. Запах сырости от болота перебивал запах разложения. То есть преступник чувствовал себя в этой местности уверенно, где-то взял лопату, вырыл довольно глубокую яму. Скорее всего, это местный житель.

В-третьих, убийца может быть как-то связан с убийством Валерии Голицыной. Эта ветка…

Тут в размышлениях Ники наступила пауза. Она до сих пор не могла решить сама для себя – связаны ли между собой ветки, воткнутые в могилы этих женщин. По этой причине она ни с кем не стала делиться этой деталью, ни с кем, кроме Ткачука.

Она внимательно рассмотрела фотографии ветки из могилы Лили и ветки из могилы Валерии Голицыной.

Единственным сходством между ними была порода дерева – на обеих фотографиях были сосновые ветки и способ использования. Способ заточки острого конца, которым ветки были воткнуты в могилу, отличались. Ветка пятнадцатилетней давности была обстругана очень аккуратно, ровно, ветка, извлеченная из могилы вчера, была обстругана грубо и, похоже, впопыхах.

Ника отвлеклась от изучения фотографий и решила начать раскладывать пасьянс из подозреваемых.

Первыми на ее стол легли портреты Николая и Матвея Кондратюков. Уж очень странным ей показалось прочесывание леса, в котором полиция и волонтеры уже неоднократно были. Кроме того, и отец, и сын были людьми пьющими, в быту агрессивными, то есть способны были причинить телесные повреждения в ходе ссоры.

Следующими в списке остались отец и сын Голицыны. Подозрительно, что их любимые женщины закончили свою жизнь одинаково – убитыми и похороненными в лесных могилах.

Ника также не списывала со счетов старшего сына – дурачка Иванушку. Конечно, все допрошенные в один голос рассказывали про то, что он совсем безобидный и неагрессивный. Но все-таки это человек с психическими отклонениями, который мог неосознанно причинить Лиле вред.

Ну и конечно, надо присмотреться поближе к мутному школьному учителю.

В тот же день к Нике за разрешением на захоронение пришла Алина Лазаревна. Вся в черном.

– Знаете, Ника Станиславовна, я теперь хотя бы знаю точно, что моя девочка мертва. Неизвестность хуже всего. Это были ужасные пять месяцев, она мне каждую ночь снилась, то живая, то мертвая. Я думаю, что если бы Коля и Матвей ее не нашли, то я бы с ума сошла, рано или поздно. Знаете, Лиля была моим лучшим ребенком. Иван – сумасшедший, Матвей – копия Николая, непутевый дебошир, из близнецов еще непонятно, что вырастет. А Лиля была просто идеальная, способная, с удивительно тонким пониманием жизни. И, главное, она в свои семнадцать уже понимала, что в жизни можно рассчитывать только на себя и свои силы.

– Извините, что прерываю вас, но Миша Голицын сказал, что незадолго до исчезновения у Лили была ссора с Настей Мишиной из-за какой-то семейной тайны. Это было не из-за вашего отца? – Ника вдруг поняла, что так и не выяснила ничего про эту ссору у родных Лили.

– Да, была такая ссора. Я как-то проговорилась Лиле и Насте, что происхожу из довольно обеспеченной семьи. Настя тут же оживилась, стала говорить, что мне срочно надо связаться с отцом, чтобы он приехал и забрал нас из этой нищеты. Я сразу сказала Насте, что это невозможно, что мириться со своим отцом я не собираюсь, и имя этого человека ей никогда не назову. Произошла очень некрасивая ссора, Лиля встала на мою сторону, сказала Насте, что такие решения могу принимать только я, и вообще это не Настино дело.

– А по какой причине вы так упорствуете? Ведь при желании, зная вашу девичью фамилию, можно легко найти мужчину по имени Лазарь с такой фамилией? – в недоумении спросила Ника.

– А никто не знает мою девичью фамилию. Это секрет. Никто не сможет найти моего отца и мою прошлую жизнь. Мы с Колей все уничтожили, когда бежали из нашего города.

– Так и фамилия Кондратюк, наверное, не настоящая? – решила подтвердить свою догадку Ника.

– Нет, не настоящая, – улыбнулась Алина Лазаревна. – Никто никогда никого не найдет. И не надо никого искать. Мое прошлое с моим настоящим никак не связано. Со смертью Лили уж точно. Тайна моего происхождения – это вопрос свободы моего мужа, как минимум. Я же вам говорила, что он был в банде. Думаю, что его до сих пор ищут. И сдавать его я не собираюсь. Я слишком многим ему обязана.

– И вы не боитесь мне так спокойно об этом говорить? – удивилась Ника.

– А у вас лицо доброе, вы не станете нам жизнь портить, нам, сами видите, и так несладко приходится.

– Алина Лазаревна, еще вопрос у меня есть. А вот это место с лесу, рядом с кладбищем, у него нет никакой привязки к каким-то событиям из жизни Лили? Может, она гулять туда ходила?

– Так это место, где они в детстве часто играли. Лиля и деревенские ребята. Вся деревня, считай, там играла, у кладбища. Не знаю, что уж их там привлекало, – пожала плечами Алина Лазаревна.

«Может, конфеты на могилах», – предположила про себя Ника.

После ухода загадочной госпожи Кондратюк Ника крепко призадумалась. С одной стороны, маловероятно, что старинные тайны семейства Кондратюков как-то связаны со смертью Лили. С другой стороны, противно думать, что убийца и бандит, скрывающийся много лет по документам на имя Николая Кондратюка, останется безнаказанным. Ника понимала, что в случае, если проверка по базам и учетам информационного центра даст результат, Кондратюков придется разоблачать, несмотря на всю жалость к измученной маме Лили.

– Интересно, имя и отчество у нее тоже ненастоящие? И существовал ли настоящий Николай Кондратюк? – спросила Ника у самой себя.

Размышления Ники прервал Денис Денисович, заглянувший в ее кабинет:

– Ника Станиславовна, вы новости сегодня уже читали?

– Нет… – Ника удивленно округлила глаза. – А что там в новостях?

– Наш лучший друг Кондратюк дал интервью местной прессе. Почитайте на досуге, – Денис Денисович казался вполне серьезным, но в его глазах горел какой-то озорной огонек, по которому Ника поняла, что статья с интервью Кондратюка должны быть отменной во всех отношениях. Она открыла Бродский городской сайт и сразу увидела то, что искала.

«Мою дочь убил маньяк, а следствие бездействует» – гласил заголовок. Далее были размещены фотографии самой Лили и места обнаружения ее трупа в лесу, портрет трезвого и печального Кондратюка.

В интервью Кондратюк по какой-то неведомой причине отказался от идеи обвинять семью Голицыных во всех смертных грехах, а сообщил почтенной публике, что в районе Бродска и Нижних Ямок явно орудует маньяк. Что только маньяк мог так жестоко убить его дочь и так цинично избавиться от тела. Что следователь некомпетентна, волонтеры тоже, так как, прочесывая лес, не смогли найти могилу. А вот он лично смог.

«Ты лично все смог потому, что могилу кто-то пометил и сделал это буквально на днях», – подумала Ника.

В целом ничего примечательного в статье Ника не нашла. Исходя из того, что она уже знала о главе семейства Кондратюков, все поведение отца Лили представлялось ей замечательным примером двойных стандартов. Что-то не сильно Кондратюк-старший задумывался о правде и справедливости, когда в молодости занимался ликвидацией людей, неугодных его подельникам. А ведь там, судя по истории с Алиной Лазаревной, тоже могли быть и женщины, и дети. А теперь на старости лет старый бандит видит виноватых во всех, кроме самого себя.

В день похорон Лили Нике взгрустнулось. Она отпросилась у ДД, съездила на прощание с Лилей в Нижние Ямки, посмотрела на то, как плачут у закрытого гроба Лили, установленного в спортивном зале школы, все ее потенциальные подозреваемые. От этой картины Нике стало совсем тошно. Следственное чутье говорило ей, что все, что нужно было для поиска убийцы, уже перед ней, на ладони, но она почему-то это до сих пор не увидела.

Ника решила отвлечься от приступа самоедства и выпить пива с Лесей Лазаревой. Поэтому после работы Ника зашла за Лесей и процитировала «Книжную лавку Блэка»:

– Найти хорошую работу и наладить свою жизнь ты всегда успеешь, а бар закрывается через пять часов!

Девушки отправились в единственный в Бродске бар «Туманный Альбион», где Ника приготовилась излить Лесе душу, а Леся приготовилась ее внимательно выслушать.

– Что-то как-то тоскливо мне… Не могу разобраться с этими Кондратюками, – пригубив пива, начала Ника.

– Мерзкий этот Кондратюк. Так жалко его жену. Помню, как он приходил еще в начале лета ругаться и на всех жаловаться. Орал как резаный на весь отдел.

– Знаешь, самое обидное, что занимаешься этой безвестницей, вроде с удовольствием расследуешь, дело такое интересное. А как придет этот потерпевший со своими истериками, сразу настроения никакого нет.

– Нет, конечно, – вздохнула Леся. – Ладно, давай не про работу. Что там у тебя с твоим хирургом?

– Да ничего особого, – Ника все еще была на волне профессиональных проблем. – Ходили в кино, кофе пили.

– Ты что-то без энтузиазма, – отметила Леся.

– Знаешь, там, похоже, не получится любви, но получится дружба, – задумчиво сказала Ника. – Не знаю, не настроена я сейчас на романы. Все мысли про это убийство. А может, просто это все не то.

– В смысле не то? А твой Погорельцев, что, прямо «то самое»? – недоумевала Леся.

– Знаешь… – Ника подперла щеку кулачком и мечтательно уставилась вдаль. – Я, когда смотрела на Погорельцева, даже на его затылок, у меня как-то сердце щемило. У него на затылке так волосы мило торчат…

– Все понятно с тобой, подруга, – заулыбалась Леся. – Любишь ты своего Погорельцева.

– Люблю, – Ника внезапно снова стала серьезной. – И что с того, ничего из этого не следует.

– А ты не хочешь с ним серьезно поговорить?

– А о чем мне с ним разговаривать? Он то ли меня любит, то ли бывшую жену боится обидеть, – Ника пожала плечами. – Какая-то идиотская ситуация, и главный идиот в ней сам Погорельцев. С его вечным нытьем, что, давай, мол, поговорим. А сейчас это дело… Не могу, жалко мне девочку. Хорошая, похоже, была девка – красивая, умная, могла за себя постоять. А жизнь закончила страшно, да и лежала, похороненная с какой-то изощренной издевкой, то ли в могиле, то ли нет. Рядом с кладбищем, а не на нем.

– Тебя что-то, правда, заело на этом деле. У нас эти чувства, вроде жалости к потерпевшим, почти сразу атрофируются, иначе работать не получится, если все через себя пропускать, – посерьезнела Леся. – Чем тебя так это дело зацепило?

– Не знаю. Дело как дело. – Ника в недоумении пожала плечами. – Правда, я думаю, что для меня неважно, хорошей девчонкой была Лиля или плохой, ее отец бывший бандит или мирный житель, мне просто очень хочется найти убийцу. Меня другое тревожит. Вот я сейчас с тобой пошла в бар, выпить и расслабиться, отвлечься от работы. А вместо этого мы сидим, обсуждаем все ту же чертову работу. И сидим мы вечером в пятницу в злачном месте не в мини с малипусенькими сумочками, как вон те девицы у барной стойки, а в джинсах, свитерах и удобной обуви.

– В общем, мы уже чертовски профдеформированные девчонки, – резюмировала Леся. – Ну давай, за нас, за следователей! Или, как сейчас модно говорить, следовательниц!

Через несколько часов уничтожив пару литров отличного светлого нефильтрованного пива и гору пивных закусок, следовательницы распрощались. Леся вызвала такси, а Ника, которой до ее жилья было совсем недалеко, решила пройтись пешком. Ноябрь в Сибири с ловкостью фокусника поменял шубку зайца с серой на белую и засыпал мокрую осеннюю грязь традиционным снежком, который светился в темноте и радовал глаз своей первозданной белизной. Хмель в голове будоражил кровь, подбивал на необдуманные поступки. Ника достала из своей огромной сумки-баула мобильный телефон, немного подумала, кому бы позвонить, и решилась:

– Паша, привет! Ты меня звал к себе, показать свою коллекцию лютневой музыки пятнадцатого века, я готова! – проговорила Ника в трубку.

– Ника, добрый вечер! – хирург Потешкин засмеялся в трубку. – Приезжай, конечно, – он назвал свой адрес. – Лютневую музыку не обещаю, но кофе тебя напою.

– Договорились!

Потешкин жил в центре Бродска, недалеко от «Туманного Альбиона», поэтому уже через несколько минут Ника сидела у него на кухне и пила кофе из огромной кружки с портретом Виктора Цоя.

Потешкин сел напротив и поинтересовался:

– У нас это свидание?

Ника смачно хлебнула кофе и, немного подумав, сказала:

– Ну что-то типа того. Мне было как-то грустненько, и я решила поболтать со старым другом – не помогло. Поэтому я решила поболтать с новым другом, а мой самый новый друг – это ты.

– Приятно слышать, – улыбнулся Потешкин.

– У тебя бывают такие дни, когда тебя невероятно раздражает твоя работы и бесит все то, что с ней связано? – спросила Ника.

– Конечно, бывает, – Потешкин даже не стал задумываться. – Мы же с людьми работаем больными, их родственниками, все нервные, раздраженные. Конечно, это давит. У тебя, я думаю, не лучше ситуация.

– Это точно. Меня просто напрягает, что года два назад меня это все не смущало. А сейчас сил вообще нет, не знаю, где их найти.

– Не переживай, скоро откроется второе дыхание! Проверено на себе, – заулыбался Потешкин.

– Возможно, ты и прав… – Ника решила оглядеться в холостяцкой берлоге Потешкина, и взгляд ее упал на стопку медицинских журналов, лежащих на кухонном подоконнике.

Пожилой мужчина на обложке одного их них показался ей смутно знакомым.

– А это что за импозантный дедушка с семитским профилем? – спросила она у Потешкина.

– Это же Лазарь Левенталь – директор федеральной сети медицинских центров «Гиппократ», очень известный врач.

– Лазарь Левенталь? Ты говоришь, богатый и знаменитый? – Ника вдруг прижала ладони к щекам. – Паша, ты сможешь меня срочно отвезти в Нижние Ямки? Мне надо кое-что проверить.

Хирург Потешкин гнал машину изо всех сил, Ника жадно пила минералку и смотрела в окно. Ее догадка об истинных мотивах убийцы была такой дерзкой и неожиданной, что ей хотелось немедленно узнать, права она или нет.

Потешкин покосился на возбужденную донельзя Нику и спросил:

– А утром это все узнать будет поздно? Ты ночью собираешься к ним ломиться?

– Ай, сейчас на месте разберемся, – отмахнулась от него Ника. – Сейчас еще Ткачука наберу, он может нам понадобиться, возможно, будет задержание.

И тут Ника начала рыться в своей немаленькой сумке, чтобы проверить, на месте ли ее дежурный минимум – папка с протоколами, резиновые перчатки, мешки для мусора.

– Ты всегда на свидания ходишь с резиновыми перчатками и мусорными пакетами?

– У нас было спонтанное свидание, – парировала Ника. – О, Николай, привет! – начала она беседу. – В смысле сам собирался мне звонить? В смысле пожар у Кондратюков? – во хмелю Ника не очень быстро соображала.

– Твою мать! – выругалась она. – Представляешь, только что сгорел дом Кондратюков. Вроде кого-то из них успели вытащить…

Через пару минут они увидели дым и мигающие огни пожарных машин и скорой помощи. В узком проулке у участка Кондратюков толпился народ. Ника выскочила из автомобиля и, расталкивая людей, забежала за ограду. Остатки дома еще дымились, весь двор был залит водой, на снегу у ограды лежали два трупа, накрытые какими-то мешками. Навстречу Нике подошел Коля Ткачук, который удивленно спросил:

– Ника, как ты так быстро? – он присмотрелся к ней и принюхался. – Ты чего, пьяная, что ли?

– Коля, рассказывай быстрее, что тут произошло, – прошептала ему Ника. – Я, кажется, знаю, кто убил Лилю.

– Тут, Никуш, произошел очень странный пожар, похоже, что был поджог. Два часа назад по «01» и «02» позвонил наш давний знакомый Голицын Михаил Михайлович, который зачем-то в два часа ночи приехал к дому Кондратюков и увидел, что он горит. Голицын не растерялся, забежал в дом и вытащил оттуда Алину Лазаревну, двух старших братьев Кондратюков, ну и своего главного недруга папу Колю…

– Подожди, а как же маленькие близнецы? – Ника в ужасе прижала ладони к щекам.

– Близнецов дома не было, их соседка забрала к себе. Семейство начало поминать Лилю, похоже, сильно увлеклись, раз не услышали, что у них дом подожгли. Так что детям очень повезло. Папу Колю и Ивана не откачали, Матвей и Алина Лазаревна в тяжелом состоянии в больнице. Слушай, я в этой истории уже ничего понять не могу, с чего у Голицына-старшего такой интерес к этой семейке?

– А интерес, Коля, очень простой. У него роман с Алиной Лазаревной уже много лет.

– Откуда такая информация? – удивился Коля.

– Из старого дела об убийстве его жены.

– Ничего себе новости, – крякнул Ткачук. – Так ты говоришь, что ты раскрыла убийство?

– Да, похоже, что и убийство я раскрыла, и сегодняшний поджог.

– Ника, ты точно пьяная, – на лице Коли было написано сомнение.

– Коля, давай быстрее двигать к нашему жулику, есть все шансы схватить его тепленьким, он рядом.

– Ну поехали. Ты за рулем, что ли? – в глазах Коли снова промелькнул ужас.

– Нет, меня знакомый привез. Господи, Николай, я выпила вчера пару кружек пива, ничего страшного со мной не случилось. Поехали быстрее.

Ника и Коля вышли за ограду, на улице Ника крикнула Потешкину:

– Паша, ты можешь поехать за нами?

Потешкин кивнул и пошел в свой автомобиль.

– Это твой жених, что ли? – заинтересовался Ткачук.

– Ага, почти, – гордо кивнула Ника, упала на переднее пассажирское сиденье уазика Ткачука и скомандовала:

– Поехали к Мишиным.

Небо над Нижними Ямками уже начало светлеть, когда Коля и Ника в сопровождении верного Потешкина стучали в ворота дома Мишиных. Ворота открыл Иван Мишин, Ника впервые увидела его трезвым.

– Где ваша дочь? – коротко спросила его Ника.

– У себя в комнате, спит, – удивленно ответил Мишин и посторонился, пропуская пришедших в дом.

Ника прошла в дом, принюхалась, ткнула пальцем в камуфляжную куртку, висящую на вешалке, сказала окружающим:

– Бензином сильно пахнет…

После этого Ника довольно бесцеремонно открыла дверь в комнату Насти, включила свет и стащила со спящей одеяло:

– Настя, вставай!

Настя, щурясь от яркого света, потянулась и спросила:

– А что случилось?

– Убийство случилось. И не одно, Настя. Собирайся, поедешь с нами.

– Вы ничего не докажете, – прошипела Настя, на глазах превращаясь из испуганной девчонки в агрессивную маленькую крыску, готовую грызть и убивать до конца.

– Посмотрим, – так же коротко ответила Ника. Бессонная ночь выжала из нее все силы, а для того чтобы полноценно допрашивать Настю, ей надо было окончательно протрезветь, собраться с мыслями и, желательно, допросить перед этим Матвея Кондратюка, если он придет в сознание.

Ника села на табурет, достала из сумки папку с протоколами, извлекла из нее протокол задержания и начала его заполнять. В доме воцарилась тишина, Настя нервно вертела головой, пытаясь понять, кого из мужчин можно попросить повлиять на Нику, а мужчины в свою очередь были шокированы тем, кого именно Ника в своих дедукциях выбрала на роль убийцы. Так, в безмолвии Настя Мишина была задержана по подозрению в совершении убийства Лилии Кондратюк, передана конвойной группе для перевозки в изолятор временного содержания. Так же молча Ника вынесла постановление о производстве в жилище Мишиных неотложного обыска. Оставив Колю Ткачука обыскивать дом, Ника попросила Потешкина отвезти ее в больницу.

– А мне и самому туда уже надо. Моя смена скоро начнется, – улыбнулся ей синеглазый хирург. – Поехали, Ника!

В машине они тоже какое-то время ехали молча, каждый пытался сам переварить события ночи и раннего утра. Первым прервал молчание Павел:

– Ника, ну, черт возьми, с чего ты решила, что Лилю убила эта соплюха?

– Знаешь, в этом деле все было очень просто и очень сложно одновременно. Мне уже примерно месяц назад стало известно, что Алина Лазаревна – это дочь очень обеспеченного человека, с которым она поссорилась много лет назад и с которым она не желает общаться. А сегодня ночью благодаря твоему журналу мне стало ясно, что отец Алины Лазаревны – Лазарь Левенталь, не просто обеспеченный, а очень богатый человек. А сама Алина Лазаревна говорила мне, что примерно полгода назад проболталась Лиле и Насте, что ее отец очень богат. Тут мне стал понятен возможный мотив убийства Лили – Настя и Матвей очень хотели денег, хотели воссоединиться с богатым дедушкой, а Алина Лазаревна и Лиля были против. Похоже, что одна из дискуссий по поводу налаживания родственных связей с Левенталем без участия Алины Лазаревны закончилась пробитым черепом Лили и могилой в лесу.

Но в тот момент, когда я попросила тебя срочно отвезти меня в Нижние Ямки, я еще подозревала не Настю, а Матвея Кондратюка. С момента обнаружения трупа Лили я была почти на сто процентов уверена, что этот труп нашли только благодаря тому, что Матвей пометил могилу сосновой веткой. И лишь на пожаре я поняла, что кто-то планомерно, под корень, изничтожает детей Алины Лазаревны. Ведь то, что близнецов не оказалось дома, было чистой случайностью. И до меня дошло, что единственным наследником Левенталя в случае гибели всей семьи Кондратюков становится маленький Матвей – сын Насти Мишиной.

А про мечту Насти разбогатеть, не прилагая никаких усилий, рассказала мне сама Алина Лазаревна. Вот весь пазл и сложился.

– Ничего себе. Такая крохотная девчонка – и такая злодейка оказалась.

– А знаешь… А ведь зло, оно обычно такое и бывает, очень неприметное…

Нике очень повезло, Матвей Кондратюк пришел в себя в то же утро. Он открыл глаза и не удивился, увидев перед собой Нику.

– Настя – сука… – просипел он. – Проверьте водку, которую она нам вчера принесла, она туда что-то добавила…

Матвей и рассказал Нике печальную историю своего семейства и Насти Мишиной. Примерно полгода назад Алина Лазаревна выпила лишку и стала жаловаться Лиле и Насте на свою неудавшуюся жизнь. Рассказала им про своего богатого отца, жениха-игрока и его трагическую смерть. У Насти в глазах сразу загорелся алчный огонек, она стала уговаривать Алину Лазаревну помириться с ее отцом и жить всем вместе богатой и счастливой жизнью.

Алина Лазаревна сказала Насте, что раз отец за все это время не предпринял никаких попыток ее отыскать, значит, она ему не нужна. А мириться с кем-то ради денег смысла она не видит. И вообще на чужом богатстве счастья не построить.

Насте слова Алины Лазаревны не понравились, она продолжила ластиться к матери Матвея, просила ее рассказать, кто же именно ее отец, где он живет, уговаривала написать ему письмо. Но Алина была непреклонна.

В тот роковой вечер Лиля встречалась с Настей, девчонки договорились встретиться на месте своих детских игр – в лесу у кладбища. Настя попросила Лилю сохранить это в тайне, сказав, что это как-то связано с сюрпризом на день рождения маленького Матвея. Но как только Лиля приехала в лес, Настя начала снова ее уговаривать повлиять на Алину Лазаревну, чтобы та хотя бы рассказала, где найти ее богатого отца, жаловалась на свою нищую жизнь, говорила, что это несправедливо. Лиля ответила Насте, что много думала по поводу этой ситуации и пришла к выводу, что никакому богатому дедушке писать им не надо, что надо уважать позицию Алины Лазаревны. А что касается нищеты и убожества, так надо всем начать с себя, для начала хотя бы прибраться в жилище Мишиных, а то туда уже заходить страшно.