скачать книгу бесплатно
– Да, брат, будем считать, что девственность свою мы обсудили. Давай на «х». Ума не приложу, что можно загадать на эту букву…
– А первое, что пришло в голову!! Данное слово заложено в фамилии девушки, которую я, первую, ударил в своей жизни.
– И надеюсь – единственную! Помню-помню. Хрусталёва. Хрусталь!
– Поразительная память! Твой ход на букву «л».
– Чего я так и не познал в своей жизни?
– Так и хочется сказать – любви…
– Увы! У тебя еще две попытки.
– А я сдаюсь. Могу надолго задуматься, а это, наверное, не по правилам игры.
– Ты проиграл, друг мой суслик!
– И что там на самом деле?
– Ласка, – произнес Артем проникновенно. – Женская ласка. Любовь-то я испытывал. И без взаимности еще как испытывал! Она меня прямо-таки пытала!!
– А как ни странно, суть-то одна: не было ласки, не было взаимности. А без этого какая любовь? Я сбился на фрейме… Что с меня причитается за проигрыш?
– Совместный завтрак у моего брата в кафе. Воскресенье, 7 утра!
Хм… Помолчали и попрощались…
8.
Артем и Трой стояли перед четырехэтажным домом из свежего кирпича с остроконечной сияющей крышей. Забор с башенками не успел запылиться и бросался в глаза резко очерченными цементными швами. Застекленные решетчатые лоджии глядели на мягкие беговые дорожки и высокие трибуны с зияющими кое-где пустотами между скамеек. Стадион был пуст, но в воздухе висел аромат травяных банных настоев. Возле белоснежной стены трибуны напротив приоткрытой внутрь двери стояли два строгих джипа, в одном из них наигрывала музыка. Третий вездеход, принадлежавший Данаевым, разительно отличающийся от обоих бардовым покрытием и почти непроницаемой тонировкой стекол, распространял наработанную бесшумным мотором теплоту. Подкатываясь к Артемовым ногам, она колебала в нем напряженную пружину, готовую вывернуться наружу бестолково фонтанирующими возгласами. Однако он сдерживался и напускал на себя идиотическое глубокомысленное смирение. Он ожил только после того, как тяжелая подъездная дверь закрылась за ними и они очутились в гулкой пустоте тремя ступеньками ниже уровня распахнутой в квартиру двери.
– Я ему расписываю прелести наших новостроек, а он совершенно спокойно проживает в идентичной!
– Переезжаю только…
– Ты меня не предупредил, и это свинство…
Тут в дверном проеме выросла статная фигура с рельефными плечами. Круглые зеленые глаза, придававшие всему лицу известную звездную привлекательность, имевшую корни свои в излишнем сходстве с матерью, насмешливо уставились на Артема.
– О чем тебя не предупредили? Ты споткнулся? Осторожно, ступеньки.
– Да дома одинаковые, – бессильно промычал тот, упрямо встряхивая головой.
– Я эмоцию не понял… Папа! Артему все банально…
– А по-моему, он удивлен, – гулко сказал голос Троя.
Ворконий меж тем трясся от смеха и не отставал:
– Брат, тебе не страшно, что у нас на двоих три одинаковых глаза?!
– Да ты пойми, рядом со школой построили такой же дом… А мы уехали. Наверное, обидно?
– Слышишь, папа, тут говорят: ты сглупил!
Внезапно Ворконий отъехал в сторону и оказался в цепких руках Исая Данаева; они были одинакового роста, но коренастый отец умело вертел старшего сына в промежутке между собой и косяком. Неловко прижатая локтем рулетка полетела на пол.
– А хочешь, я тебя расстрою? Твой шкаф не пролезет в твою комнату. Ну кричи: «Где ж вы, мои холостяцкие этажерки?»
– Я его в зале поставлю… Отпусти меня, батя. Твой пушистый котенок Трошка стоит внизу…
– Да там же целый и нешуточный Трой! Между прочим, гигантская личность! Почти гражданин мифического города! Благословитесь, дети мои, и войдите в эту далекую обитель, ибо остальные дома уже расхватали. И квартиры рядом со школой, видимо, уже принадлежат будущим друзьям Артема…
– Они еще лежат в колыбели. Это Трой так объяснял.
– О! – воскликнул Ворконий. – Тогда это уже не друзья, а невесты! Считай, Артем, тот дом уже в твоем кармане.
Трой подобрался к самому уху и шепнул:
– Все мое – оно уже и твое…
Отец словно ответил на это, но обращался к Ворконию, сглаживая его шутку:
– Перестань решать за других их судьбы.
– Это Ворконий специально издевается, – зашептал Артем Трою в ответ. – Все же видят, как я по-глупому кусаюсь, и глаза у меня завидущие…
И тут проворные Троевы пальцы коснулись его шеи и скользнули почесывающими движениями за ухо. То ли стало неприятно, то ли он все это в обиду переистолковал, но прежде чем успел сдержаться, уже выпалил отталкивающие фразы:
– Да не трогай ты меня, Трой! У меня начался переходный возраст…
Противно от себя стало сразу же. Он помнил, как классе в третьем они все стояли кучкой вокруг руководителя на перекличке; впереди Артема была девочка, чем-то ему очень нравился ее затылок, ему казалось, что он скучал и думал, как удачно они стоят рядом… Вдруг она обернулась и сказала:
– Хватит дышать на меня. Надоел уже!
Сейчас он подстроил ту же гадость. И, не оборачиваясь, шагнул через порог, провожаемый непонятным взглядом Троя. Направо была большая комната, налево – не меньшее пространство с завинченными на концах отростками водопроводных труб.
– А где маленькие комнаты? – искренне удивился Артем.
– Там, – сказал Трой горестно, опуская голову, как виноватый.
– Где это «там»? – начал было Артем и вдруг увидел лестницу; она вела вверх!
– Что это?! – спросил он, медленно поднимая глаза словно за улетающей ракетой; верхние ступеньки угадывались на уровне потолка.
– Второй этаж, – тихо ответил Трой, глядя в противоположную от друга сторону.
– А где же другая квартира?
– Она на третьем этаже начинается.
– А что же на площадке второго этажа? Там есть дверь?
– Нет, Артем, там просто стена.
– Господи, вот это круто! А те, которые выше живут, они говорят «Наш второй этаж» или «Наш четвертый»?
Трой одобрительно кивнул и даже улыбнулся:
– Блестяще!
Артему нравились вторые этажи, они его умиротворяли. И даже будучи птицей невысокого полета из-за боязни высоты, он ловко перемещался по дачной деревянной лестнице и считал это своим достижением. Семи лет от роду они с Троем поедали там овощные и фруктовые салаты, представляя себе, что две ближайшие друг другу ступеньки – это скамейка и стол. Его всегда манило на балконы – стоять над садовым участком или над двором или вести разговоры, сидя прямо на полу и разглядывая узоры балконной решетки – в такие моменты приходило острое понимание того, что нет лишних дел, кроме летних бдений, а он далек от бренности и подвисает в состоянии пусть и иллюзорно обнадеживающей неопределенности. Быть чуть выше первого этажа означало стать немного не собой и позволить себе мечтать побольше. Он начинал с того, что не понял смысла благоустройства пола на своем первом этаже – для него тогда существовало две поверхности: травяной ковер и дно воздушного шара. Впоследствии первый этаж стал зарешеченной тюрьмой с поломоечной повинностью. При этом окружающие знакомые дружно прочили ему блестящую карьеру менеджера по уборке территории, что следовало из его азарта в чистке школьных лестниц.
И вот они стояли вдвоем в тишине и одиночестве… Только Ворконий в соседней комнате перемерял стену для своего, совместного с женой, шкафа. В открытую балконную дверь лился свет, и они в ее проеме, подпирая оба косяка, осознавали глубокую интимность обстановки – между домом и миром. Бросая взоры вдаль, Артем впадал в состояние, близкое к дежавю, которое он испытал только однажды.
Тогда жилмассив папиных родителей находился еще на другой планете, а добираться домой приходилось по темноте вдвоем с мамой, которая, казалось, не разбирала дороги после очередной ссоры с мужем. Артем бы скорее предпочел отправить отца в долгое путешествие, а самим отоспаться у деда, но на деле все происходило наоборот: именно отцу требовалось утешение близких, а мама в них не нуждалась – хватала ребенка и отправлялась на свою квартиру с тремя пересадками во имя иллюзии порядка в жизни, логического завершения дня и принципа «спать – дома». Однажды они почти бежали от подъезда в сторону призрачной обстановки и вдруг увидели школу – в точно такой он учился и прекрасно знал, что с ее торца уже виден свой дом. Но вот они завернули за угол – а впереди была пустая чернота вперемешку с редкими гаражами… Он испытал настоящий кошмар. И несколько лет после этого никакие другие страхи не могли заглушить этого ужаса…
И теперь снова он не видел своего дома за пределами вроде бы знакомого двора, из окон вроде бы знакомого дома… И даже Трой, даже он стал вдруг одним из этой серии «вроде бы». Да, вроде бы он его ждал. Вроде бы он стоит сейчас рядом, вроде бы он не изменился… Но почему-то не получилось крикнуть лучезарного «Ура!», не получилось обнять; и не прошло еще и дня с момента встречи, а уже во всем сквозит отчуждение – в словах, в манере разговора. «Я отвыкаю, – спрашивал Артем сам себя. – Почему я начал так неконтролируемо отвыкать? Жду и отвыкаю. Зачем тогда жду?» А Трой стоит рядом, не понимает совсем ничего, даже не догадывается, он улыбается, он растворяется в своей улыбке, как довольное маленькое нежное существо – и чутко приподнимает брови, следя за мелькающими тенями в смотрящих на него карих глазах, и все будто спрашивает одними губами: «Что? Что?» И тоже он какой-то робкий, приторможенный – но это, наверное, я его подавляю. И он вроде бы рад, но я смотрю на эту радость как на игрушку, которую он завтра же выбросит. И он какой-то слишком маленький, а я вроде бы взрослый… Это раздражает. И я совсем не понимаю, что меня связывает с Троем, как дружить с ним дальше, кто вообще заставляет меня дружить с ним?! <…>
9.
– Я здесь! Вот она я! Смотри на меня!
Он даже не смог остановиться сразу и медленно отступил еще на две ступеньки, а когда поднял голову, верхняя лестница оказалась визуально под углом и между прутьями перил была видна Настя Данаева, она быстро спускалась вниз, размахивая желтым зонтиком. Взгляд его скользил по ней снизу вверх, пока она спускалась: узкие брючки, нежно-розовая ветровка, большие зеленые глаза, сияющие под черным каре…
– Привет!.. Ты пришел за мной? Тебя мама послала?
Она с готовностью ухватила его за руку, даже не нуждаясь в ответах – для нее они были заранее утвердительны, и увлекла его вниз, в широкий вестибюль перед раздевалкой со сломанными замками, набитой разбитой мебелью. Здесь Немеркнущий крепко взял ее за плечи и пытливо заглянул в лицо:
– Настя, я здесь работаю…
Она заблестела еще больше и вдруг захохотала:
– Восторк, я поняла! Ты не ожидал меня увидеть. Я – твое наваждение!
Он развел руками:
– Я ведь не твой отец, чтобы знать, где ты учишься. А удивлен я тому, что Антония тебя так далеко возит…
– Некоторые отцы тоже не знают, – выпалила Настя.
– А некоторые дочери еще слишком маленькие… Кстати, в школьных стенах называй меня Восторком Христофоровичем.
– И почаще на «вы»? Неужели ты будешь теперь делать вид, что меня не знаешь, раз не ведешь у нас уроки?
– А вот и познакомились! Я уже многое о тебе знаю: ты – Настя, твой отец не представляет, где ты учишься, а мама не знает, во сколько тебя встречать…
– Да, – вздохнула Настя, – маму придется ждать… А я думала: мы сейчас с тобой на машине поедем…
Они уселись напротив зеркал, совершенно одинокие, но созерцали свои отражения не без удовлетворения.
– Увы! У меня еще будет литература в пятом классе. Кстати, их прежняя учительница взяла с этого года ваш класс.
– Почему же ты не взял?
– Ну уж нет! Спасибо. Я не могу работать на первом классе – к сожалению, не умею общаться с семилетками.
– О! Все-таки ты не будешь со мной разговаривать… Сегодня все к этому сводится!!
– Буду, Настя! С тобой я и раньше общался.
– А тогда у тебя уже есть опыт работы с маленькими детьми!
– С тобой лично, Настя! А не вообще с детьми. И почему ты решила, что я с тобой работал?
– Потому что мама сказала, что ты должен заменять мне отца, когда нет папы… А папа сказал, что быть отцом – это работа…
– Ой, какой ужас! Твои родители даже перед тобой как на ладони. Они, действительно, друг друга стоят…
– Ага! Вот теперь ты критикуешь старших!
– Помилуй, Настя. Что тебе делать в развивающей школе? Ты уже и так… вполне… ничего себе!
– Куда же мне идти?
– А наверное, в клуб веселых и находчивых…
Тут он представил, как Данаев, родившийся на три недели раньше него, уже, оказывается, ему старший. Хотя, конечно, и собственными их руками, и перстами судьбы всегда планида оборачивалась так, что первый увидевший свет словно присвоил себе какую-то часть энергетического потока и проживал полторы жизни – за себя и немного наперед за другого. «А потом я плелся за ним на веревочке и доживал брошенные мне фрагменты его жизни. И даже Настя – тоже мне подарок через третьи руки…»
Высокая женщина в наглухо закрытом бежевом плаще, заметив их еще с лестницы, приблизилась смущенно и несмело; лицо ее при этом напоминало непроницаемую строгую маску, и в свои тридцать три года она выглядела на сорок.
– Здравствуй, Восторк…
– Здравствуй, – ответил он ей без особых чувств в голосе. Ее появление уже не было столь удивительным для него. Антония попыталась дотронуться до Насти, но дочь ловко вывернулась и побежала прощаться с какой-то Аленой. Восторк медленно поднялся, не отводя от нее взгляда, не отрывая непристойно-любопытных глаз, будто сравнивая ее внешность с тем, что было раньше. Она отвечала ему безмолвной тоской и усталостью и не выдерживала прямого взгляда, что говорило только о том, что ей тяжело на него смотреть, либо она привыкла видеть совсем иное в его лице.
– Он не писал тебе? – спросила она, предварительно вздохнув.
– Он! – скептически повторил Немеркнущий. – Так говорят о надоевших мужьях.
– Иногда так приходится выражаться и надоевшим женам. Потому что стыдно и мерзко. Почему он не сообщит о своих обстоятельствах? Я бы освободила его…
– Антония! Вот у тебя есть то, что есть, и не думай о Трое больше, чем нужно. Я подозреваю, что он даже не догадывается, что его ящик блокируется. Мои все письма возвращаются назад. А ты спокойно бы занималась собой, не идет тебе это новое страдание, которое ты себе придумала…
– Взрослый стал? Разбираешься?
– А ты тоже считаешь, что Трой вырос раньше, чем я?
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
