скачать книгу бесплатно
– Мне искренне жаль, но я подчиняюсь решению отца.
Во взгляде графа было море любви и отчаяния, и он снова обратился к синьору Альба:
– Прошу вас… Обещаю, она будет счастлива со мной. Мне не нужно приданое Джованны, вы знаете, как я богат. Я отдам за нее квасцы, земли, что захотите, но без нее моя жизнь не имеет смысла.
– Вы хотите купить мою дочь? обменять ее, как лошадь?
– Нет! Я… я…
– Отец, граф имел в виду не это! – попытался вступиться Джакомо. Лоренцо тоже шагнул, чтобы вмешаться, но синьор Альба жестом остановил его:
– Прошу вас покинуть наш дом, граф. Если вы пожелаете, мы оплатим каждый грамм квасца, но моя дочь не продается и не обменивается.
Граф делла Мирандола медленно поднялся. Он был бледен, глаза лихорадочно горели.
– Мне жаль, мессер Альба, что вы не так меня поняли. Я люблю вашу дочь. Люблю вашу семью. Я прошу вас подумать над моей просьбой.
Он повернулся к Джованне и смотрел на нее, в отчаянии считая секунды. Известие о помолвке стало слишком сильным ударом. Он чувствовал, что необходимо обдумать, все обдумать как следует, но не мог оторвать взгляда от Джованны. Красавица была печальна, глаза полны слез, ее братья сочувственно смотрели на него. Как ощущает себя тот, кто надеялся на Царствие Небесное, но вдруг был оставлен за воротами, лишь издалека наблюдая за Раем? Даже ему не понять отчаяния Пико от отказа. Он все предусмотрел. Все рассчитал. Но потерял ее.
Но он найдет способ переубедить семейство Альба, пока еще не поздно. Пока еще Лань может стать его добычей. Он медленно повернулся и вышел.
Едва за графом закрылась дверь, Лоренцо бросился следом. Валентин, увидев, что сестра расстроена, без лишних вопросов обнял ее и прижал к себе. Но все же ему было горько, что Джованна очаровалась графом, а не Раулем Торнабуони. Он чувствовал ее нежелание этой помолвки и то, что ей не нравится, когда он слишком много говорит о Торнабуони. И теперь он понимал причину.
Возразить отцу осмелился только Джакомо.
– Почему ты отверг его предложение? Он любит Джованну, живет рядом с Флоренцией, богаче всех Торнабуони вместе взятых, у него огромные залежи лучшего в Тоскане квасца, он знаменит на всю Италию! На весь мир! Что еще тебе нужно, отец?
– Я не торгую дочерью. Я искал не только делового партнера, но и хорошего супруга для Джованны, – возразил отец.
– Чем делла Мирандола хуже? – огрызнулся Джакомо. Лоренцо вернулся в кабинет, когда синьор Альба задал вопрос:
– Что мы знаем о Пико делла Мирандола?
– О нем знают все! – пылко возразил Лоренцо. – Он убит горем от твоего отказа. Подумай, отец. Ну, чем так хорош Торнабуони? Делла Мирандола достойная ему альтернатива. И Джованне не надо уезжать!
– Что мы знаем о нем, чего не знают все? – настойчиво повторил синьор Альба. – Я не знаю, какой он человек. За кого я отдам свою дочь? За философа, бросившего вызов Церкви и прослывшего еретиком?
– Это было давно, – воспротивился Лоренцо.
– Но он по-прежнему не имеет права покидать Флоренцию, – возразил синьор Альба. – Довольно. Я устал.
Он тяжело опустился в кресло. Возражать ему никто не посмел.
Джованна догнала Лоренцо в коридоре, крепко взяла его под локоть.
– Это он, Лоренцо, я почти уверена. Тот самый, кто спас меня на карнавале.
Лоренцо крепко обнял ее.
– А ты сама, пташка? Чего хочешь ты?
– Не знаю, – честно ответила Джованна. – Просто не хочу покидать вас всех. Рауля я не знаю. Граф никогда не делал ничего предосудительного по отношению ко мне. Не понимаю, почему отец так сердит.
– Отчасти его можно понять. Он уже договорился с Торнабуони. А Джакомо своим спором о Савонароле лишь разогрел его упрямство. Все же знают, что именно делла Мирандола уговорил Лоренцо Медичи пригласить монаха во Флоренцию.
– Я не знала, – Джованна отпустила Лоренцо и задумчиво зашла в свою комнату. Прошла по мягким коврам к кровати и села. Возможно ли, что делла Мирандола, осуждаемый Церковью, нашел соратника в лице того, кто атаковал их с кафедры сегодня утром? И может ли быть, что упрек Савонаролы касался не только ее позирования, но и переписки с графом? Как он сказал? «Даже женщины Флоренции возомнили, что имеют право спорить с мудрецами!» Возможно ли, что и это относилось только к ней? Откуда Савонароле известно об их переписке? Сам граф рассказал. Но зачем?
Джованна вздохнула, сцепила крепко пальцы, опустила на руки горячий лоб. Не придумывает ли она все на пустом месте? Почему, ну почему ей все кажется, что за ней устроили охоту? А это похищение?
Она содрогнулась, вспомнив о страшных минутах в руках похитителей. Кто же на самом деле охотится за ней?
Граф делла Мирандола еле сдерживал шаг, выйдя из кабинета Альба, а хотелось бежать, так сильно горел в груди гнев. Лоренцо догнал его.
– Граф, прошу прощения за горячность отца.
Пико развернулся к Лоренцо и с благодарностью отметил его волнение.
– Почему, Лоренцо? Почему я не подходящая кандидатура?
Красавец Альба развел руками и попытался улыбнуться.
– Вы подходящая кандидатура, но соглашение с Торнабуони было заключено раньше. Вы опоздали, мой друг. Только и всего. Не стоит убиваться, Джованна не единственная красавица во Флоренции.
– Для меня – единственная, – горько ответил Пико и вышел, не слушая более Лоренцо. Прохладный ветер не мог остудить его гнева, холодный дождь лишь напоминал о том, что его вышвырнули, как дворнягу, на обочину жизни.
– Но я не смирюсь, Джованна. Я не смирюсь, – шипел он сквозь зубы, пока мчался ко дворцу Медичи. – Торнабуони, значит… Который из них? Если будет нужно, ты станешь вдовой еще до свадьбы, моя Лань. Потому что никто больше не имеет права тронуть тебя.
Казалось, даже подковы коня выбивают по мостовой: «Моя! Моя! Моя!»
Но когда под проливным холодным дождем он прибыл во дворец, сменил одежду и сел возле камина, Пико делла Мирандола провел рукой по мокрым волосам и задумался более трезво. Можно ли жить без Джованны? Несомненно, можно. Сейчас в его груди горит обида, в чреслах бушует желание, но он переживал подобное однажды, смог жить дальше, смог переключить внимание на науку. Сможет ли сейчас?
Он откинулся со вздохом на спинку кресла и протянул ноги поближе к огню. Сможет ли?
Он умирает от желания обладать ею. Почувствовать власть над Джованной, стать для нее всем. Венсенское заточение показало ему, что власть одного человека над другим может быть до абсурда сильнее всей свободы человеческой воли. Абсолютная власть обладает невероятным зарядом энергии. Тот, кто его мучил, знал об этом слишком хорошо. Пико познал всю горечь узника, но каким-то извращенным образом в его душе воспоминание об этом унижении породило желание стать для кого-то такой абсолютной властью. Обладать. Стать сильнее за счет другого существа.
Власть красоты против власти тирана. Вот что его волновало и распаляло охотничий интерес. Изучить ее. Понять ее слабости. Подчинить. Обладать.
После Венсена может ли он снова повернуть корабль своих мыслей на науку и не плыть в это темное и мрачное море, которое даже его пугало своей неизведанностью?
Хочет ли?
Он ударил костяшками пальцев по лбу, взвыл от напряжения. Воля нужна! Железная, непоколебимая воля! Как вера! Как Бог! Куда направить неукротимое стремление к Джованне, как не к Богу? Заняться наукой, вернуться к трактату, закрыться на вилле, работать и работать, а она пусть выходит за Торнабуони. Но видеть ее… Сталкиваться с ней… Представлять, как другой обладает тем, чего хочет он…
Он вскочил, пытаясь изгнать из воображения рыжеволосую красавицу.
– Мироздание состоит из трех миров, – зашептал он, словно молитву, текст из своих трудов. – Ангельского, небесного и элементарного. Человек не принадлежит ни к одному из них и являет собой мир четвертый. Он и только он выбирает, к какому из трех миров принадлежать, потому что стоит в центре Вселенной. Я – философ. Я могу править мыслью, я могу победить мир элементарный, мир животный, мир низменный. Я могу… изгнать из души мысль о ней, как о теле, как о вещи, которой жажду владеть. Превратить ее в идею. Поднять свои желания на уровень выше. Думать о красоте, как о проявлении ангельского в человеке. Вернуться в божественный, философский уровень, ведь выше его нет ничего. Я могу!
Он почти выкрикнул это и замер. Потом помолчал, глядя на огонь, пожирающий поленья. Разве не так пожирает его душу низкая страсть?
– Я отступлюсь, – произнес он спокойно, но ноздри еще нервно расширились, словно он все равно пытался уловить ее запах. – Отступлюсь, – еще спокойнее повторил и даже поверил в такую возможность. Едва уловимое ощущение свободы вторглось в его сознание, он подхватил это ощущение и задержался на нем. – Отступлюсь от Джованны Альба.
Неудачное сватовство было сильным ударом. Но в его жизни ведь были удары гораздо более серьезные. Он переживет это как истинный философ. Размышляя отстраненно над темой.
Глава 8
Искусство смерти
Джованна не хотела больше встречаться с фра Савонаролой, но Джакомо умолял братьев и сестру сходить с ним на рождественскую службу. Сам он тайно посещал все проповеди Савонаролы, но не мог явиться на службу к нему отдельно от остальных на Рождество. Чтобы уговорить сестру и братьев, он даже попросил отца-исповедника семьи пойти с ними. Отец Бенедикт согласился по доброте душевной, он не был на той проповеди Савонаролы и не знал о его критике младших Альба.
На службу Джакомо попросил сестру одеться скромнее. Джованна в задумчивости смотрела на себя в зеркало, пока служанка поправляла рукава на платье. Этим утром она почти отказалась идти после комментария Джакомо об излишней пышности ее украшений.
Валентин уговорил ее.
– Ты же знаешь, Джакомо хочет как лучше, Савонарола осуждает богатство нарядов флорентийских женщин, все приходят на его проповеди скромно одетыми, даже знать. Он лишь заботится о нас, потерпеть можно.
– Можно потерпеть, – кивнула Джованна. – Но что будет потом, Валентин? До чего может дойти Савонарола в своих требованиях, если к нему уже прислушиваются? Может ли заставить женщин оставить яркие ткани и носить черное? Может ли лишить радости украшать себя? Возможно, он пойдет дальше? Запретит нам пить из золотых и хрустальных кубков, любоваться картинами, использовать дорогие ткани для драпировок комнат?
– Ну, до этого вряд ли дойдет. Ты его изображаешь всесильным, а он всего лишь монах, – засмеялся Валентин.
– Да. Монах. Которого приходит слушать вся Флоренция.
Джованна резко выдернула руку, которую брат нежно держал на своей ладони.
– К тому же после оглашения моей помолвки Медичи так и не прислали свои поздравления.
– Помолвку огласили всего четыре дня назад, Джованна.
– Он оскорбился. Лоренцо Медичи обижен на нас, а все из-за меня. Я знала, что так будет, – Валентин беспокойно следил за тем, как меняется лицо сестры. Она смотрела в окно, едва сдерживая слезы. – Глупая помолвка, обсуждения приданого, обмен подарками и обещаниями… кому это все надо? Меня выбросят из Флоренции, как ненужную вещь. Все забудут про Лань.
– Я уеду с тобой, забыла? Я буду с тобой, куда бы ты ни пошла, – он обнял ее, но она снова отстранилась.
– Он писал тебе? этот Торнабуони?
Между братом и сестрой возникла пауза. Валентин опустил голову.
– Писал.
– Скажи, он спросил обо мне? Хоть в начале письма?
– Нет, – едва слышно признал Валентин.
Джованна усмехнулась, невесело признавая, что была права в своих догадках.
– Но это ничего не значит, – горячо заверил ее Валентин. – Просто он еще не знаком с тобой.
Джованна покачала головой, все так же глядя в окно. Нет, это значило многое. Просто Валентин не понимает или не хочет понимать. Все сильнее сжималось от тоски сердце. Валентин мечтал снова поехать в Геную. В конце марта – начале апреля и ей придется отправиться туда и обвенчаться с Раулем Торнабуони… Ее свободе наступит конец. А у Валентина начнется счастливая жизнь, полная приключений. Он просто не понимал сестру, потому что свято верил, что она будет счастлива с Раулем. Но счастлив с ним будет он.
Джироламо Савонарола смотрел с кафедры, как рассаживаются прихожане. Лоренцо Медичи внесли в кресле на носилках. Деспот Флоренции слабел с каждым днем. И с каждым днем росла власть Савонаролы: словно через песочные часы пересыпались к нему песчинки силы Великолепного. Скоро Флоренция будет свободна от Медичи. Савонарола с гордостью понимал, что Господь привел его в этот город, чтобы сделать его освободителем.
Потом мелькнул алый берет в серой толпе, и монах увидел Пико делла Мирандола в компании с Анджело Полициано, они с интересом беседовали, склонив друг к другу головы. Вот уже две недели Савонарола с подозрением приглядывался к Анджело Полициано. Его излишний интерес к Пико отвлекал того от бесед с Джироламо, и фра Савонароле это не нравилось: он подозревал Полициано в излишней увлеченности юным философом.
Очарование делла Мирандола было сильным, в него был платонически влюблен Фичино, что часто читал с ним лекции. Но Фичино был слишком стар, чтобы соблазнить делла Мирандола, а вот Полициано был по-своему привлекателен: смуглая кожа и большие, мудрые глаза притягивали внимание окружающих. Что если Пико делла Мирандола, не получив девушку, переключится на мужчину, способного к тому же вести с ним споры и беседы? Мужеложство было негласно привычным делом среди просвещенных людей: часто ученики тянулись к учителям, художники к красавцам-моделям, правители к привлекательным юным дворянам. Но Савонарола считал это все грехом. С горечью смотрел он, как Пико улыбается в ответ на горячую речь Анджело Полициано: его красивые губы медленно изгибались в улыбке, а серые глаза с вниманием смотрели в лицо собеседнику.
Анджело взял Пико за руку, что-то доказывая ему. Пико руки не убрал.
Савонарола положил ладони на отполированный парапет кафедры и перенес на него вес тела. Дерево впилось в руки, но он продолжал давить. Позволить такой душе пропасть он не мог – слишком ценил яркий ум Пико делла Мирандола. И тут появилось семейство Альба. Савонарола повернул к ним голову. Его выдающийся вперед нос, словно клюв хищной птицы, нацелился на первую красавицу Флоренции. О ее помолвке уже было известно всем. Но на то, чтобы встряхнуть Пико, отвлечь его от Анджело Полициано, она вполне годилась.
Юная Альба шла за руку со своим братом. На ней было темно-зеленое платье со скромной золотой вышивкой, а ее необыкновенные волосы разделены на две косы, которые спускались по бокам почти до пола. Если не думать о ней, как о грешнице, то можно только восхититься грацией ее движений. Вот она подняла голову и посмотрела на него. Тоска сжала сердце монаха. Как сражаться со всем злом сразу? Тем более с таким обольстительным и с виду невинным созданием… Но он-то знал ее мелкую душу. Все они одинаковые. Сердца красавиц лопаются от гордыни и тщеславия. Его не обманет напускная кротость. В Джованне Альба есть червоточина, как в красивом с виду спелом яблоке.
Наконец все сели. Савонарола подождал, когда все внимание слушателей переключится на него, и начал:
– Под Рождество пастыри говорят с нами о жизни. О рождении. Я же, возлюбленные мои в Иисусе Христе, хочу поговорить с вами о смерти. Нетрудное дело доказать человеку, что он умрет, мы видим это вокруг каждый день. Но весьма трудно заставить человека помнить о смерти постоянно.
Случается, что наше желание познания представляет нашему вожделению какую-нибудь вещь в виде такого наслаждения, что мы со всей страстностью следуем за ней, а иногда так пленяемся, что только о ней и думаем, не в силах отвлечься. Например: мужчина увидел где-нибудь женщину, и когда начал думать о ней, то желание быть близким с ней до такой степени овладевает им, что делает его как бы неподвижным, все его помыслы направлены к этой цели. Он уже не создает, не действует, он парализован желанием. То же случается, когда истинный христианин сильно возлюбит Бога, понимая, как много имеет от Него, тогда все мысли устремляются к Богу.
Итак, горячее желание становится началом любви, укрепляется и отстраняет все прочие мысли, так что человек думает только о предмете. И поскольку желание жить – совершенно естественная вещь, жизнь желанна для человека, то все заботы порой и мысли – о жизни, о том, как сохранить себя. И как влюбленному сложно помыслить об ином предмете, кроме объекта своей любви, то и человеку тяжело отойти от заботы о жизни и подумать о смерти. Более того… насколько человек любит жизнь, настолько он ненавидит смерть и бежит от нее.
Сегодня, солнечным, пусть и морозным утром, я хочу поговорить с вами о том, от чего вы бежите. Об искусстве хорошо умирать.
Говоря об одержимости женщиной, Савонарола следил за лицом Пико делла Мирандола. Философ нахмурился, внимательно глядя на кафедру. Потом закрыл лицо рукой, словно погрузился в размышления, а когда повернулся снова, Савонарола, нарочно поймав его взгляд, махнул в сторону семейства Альба, продолжая проповедь. Делла Мирандола проследил за его рукой и надолго задержал взгляд на Джованне.
– Первое правило: истинная мудрость состоит в том, чтобы помнить о смерти. Цель человеческой жизни – не здесь. Если ты будешь размышлять о смерти, то не только не будешь иметь сомнений в вере, но и утвердишься в ней. Посмотри на свои руки, – Савонарола протянул руки над публикой ладонями вверх. – Посмотри на свою плоть, ведь скоро она станет прахом. И тогда не важно будет, кто из нас молод, кто богат, кто красив, кто силен. Все мы превратимся в пепел. Помните, что дьявол играет с нами и ждет прихода нашей смерти, поэтому мы должны быть готовы. Помните, что мы умрем, тогда вы не совершите греха. Просите Света у Бога каждый день, чтобы жить хорошей жизнью.
Но мало просить. Надо желать. Поэтому второе правило: необходимо хотеть избежать греха.
Марко с тоской слушал проповедь. Ему было тяжело видеть, как люди попадают под гипнотическое очарование Савонаролы. Монах был действительно хорош: его движения приковывали внимание, постоянно меняющийся ритм проповеди не давал отвлечься. Он говорил доступным для каждого языком: для более просвещенных цитировал мудрецов и апостолов, для более простых граждан пояснял все на будничных примерах. Но Марко чувствовал, что к хорошему это подчинение умов не приведет. В нем все противилось духовному лекарю. Он знал как врач, что пациент, думающий о смерти постоянно, умрет. А пациент, верящий в жизнь, имеет шансы на выздоровление. Но приходилось сидеть смирно и слушать, раз уж он дал себя затащить сюда семейству Альба. Марко находился позади Джованны. Тысячу раз он мысленно положил ладони на ее плечи, сотню раз поцеловал в шею. И миллион раз накручивал на палец в своем воображении тонкую рыжую прядь, блестевшую в солнечных лучах на зеленой парче ее платья.
Было ли это грехом или не было – его не волновало.
Почувствовал ли Марко перелом в мирной с виду проповеди или потом уже домысливал свои ощущения? Сложно было сказать. Но в какой-то момент Марко услышал в голосе монаха напряжение, какое бывает в воздухе перед бурей. И она разразилась.
– …Но мало просить. Надо желать. Поэтому второе правило: необходимо хотеть избежать греха. Потому что, если правитель надменен, алчен и развратен – как он может хотеть избежать греха? Каждый его выдох смердит серой. Никто не должен возвеличивать себя и говорить: Флоренция моя. Она Божия, и если кто поступит вопреки этому, того Бог изгонит. Вместо того, чтобы сказать себе: «Мне придется выстрадать наказание, если я не решал дела по совести», – тиран будет продолжать пить кровь из своего города, а когда он будет умирать… а он умрет и совсем скоро, то бесы соберутся у его одра, а не ангелы! Запомните!
Марко передернуло. Савонарола, как ворон, чувствовавший скорую падаль, кружился вокруг Лоренцо Медичи. То, что тот болен и серьезно, было видно, не нужно быть провидцем, чтобы догадаться, но нападать в открытую…
Марко было не видно Великолепного, но по гулу он понял, что по Медичи это ударило сильно. И тут краем глаза увидел, как Лоренцо встал. Сегодня утром он не мог разогнуться, такая боль грызла его изнутри. И Марко знал, что приступы становятся все более длительными. Поэтому происходящее сейчас глубоко потрясло его. Лоренцо стоял ровно, был бледен, пот бисеринками блестел на его лбу. Но никто не мог догадаться о том, как ему больно. Правитель Флоренции улыбался. Очень элегантно повернувшись, он прошествовал вон из собора, раскланиваясь по дороге со знакомыми. Он сделал так, что на мгновение все забыли о монахе на кафедре. Лоренцо Медичи покинул собор королем, смеющимся над беснующимся фра Савонарола.
Вслед за Лоренцо поднялось все его семейство и вышло. И только тогда внимание паствы вернулось к монаху.
Но тот, выждав, когда осядет гул, продолжил, не растеряв пыла своей речи.
– Если духовное лицо, вместо того чтобы наставлять и поучать, бросается в разврат и обнимает беса похоти, то и ему не думается о смерти. Она тоже застанет его врасплох. Пусть он считает себя всесильным правителем и наставником Церкви, посланником Господа на земле, но его безобразию тоже наступит конец!
Это был камень в огород самого Папы. Лоренцо ткнул Марко в бок; кажется, красавчика Альба это все забавляло. А вот Марко было невесело.
– И ты, женщина, вышла из себя для суеты, излишеств и разнообразных низостей! Вспомни о смерти, иначе будешь осуждена навеки и умрешь, как собака!
Это было нападение на Альбертину, сидящую чуть поодаль. Красавица осталась верна обычаю знатных женщин наряжаться в церковь. Марко скрипнул зубами. Что за нахал! Он их всех макает носом в лужу, не считаясь ни с положением, ни с влиянием. Савонарола не боится никого, потому что считает себя в своем праве. И что самое страшное – многие одобряли его.
