скачать книгу бесплатно
В конце октября 2021 руководитель следственной группы по делу о массовом убийстве в гимназии №175 генерал-майор Александр Лавров встретился в Казани с отцом и матерью Ильназа Галявиева и в присутствии местного полковника СК Алексея Парамонова предложил им отказаться от нанятых адвокатов. По словам Рината Галявиева, Лавров стучал кулаком по столу и кричал: «Ваш сын убийца! Зачем вам адвокат?!» Уговоры продолжались 40 минут, но родители не приняли предложение Лаврова. Вместо этого Ринат сделал Лаврову встречное предложение: показать видеозаписи со школьных камер, на которых видно, как его сын убивает детей, и тогда он сам откажется от адвокатов. Лавров не согласился.
Через день Лавров снова пригласил Рината Галявиева и показал ему написанное рукой его сына заявление об отказе от адвокатов. Поскольку вторая экспертиза признала Ильназа вменяемым, он теперь имел на это право. «Вот, вы не отказались, а ваш сын отказался», – довольно сказал молодой генерал. Лавров был в гражданской одежде и в надвинутой на глаза кепке и остроносых ботинках показался Ринату похожим на бандита. «Взгляд у него, как на фото у Гудериана, который в 41-м под Москвой стоял», – вспоминает Ринат.
Так следствие устранило независимых игроков, фигура замкнулась, и больше некому было указать на противоречия в обвинении. Это могли сделать только потерпевшие, но, как показал суд, они хотели лишь скорого осуждения Галявиева и завершения процесса.
Интервью с родителями Ильназа
Редакция, в которой я работал на момент расстрела детей, не разделяла мой интерес к делу Галявиева. «Криминал – не твоя тема», – сказал один редактор; «У Минниханова скоро выборы, нас просили пока не поднимать эту тему», – сказал самый главный. «Мы не хотим сесть на бутылку», – признался другой. «Это татарские националисты?» – предположил четвертый о тех, кто подвергал сомнению официальную версию произошедшего.
Когда я стал получать информацию от Рината, ее редактировали так, чтобы она согласовывалась с позицией следственного комитета, чем подрывали доверие Рината ко мне. Какие-то вещи они вообще отказывались публиковать, но перепечатывали без проблем, если эта информация всплывала в других СМИ.
Позже, после начала процесса, никто из моих коллег не написал ни строчки о противоречиях, оглашенных в ходе открытых судебных заседаний. В моей же голове дело Галявиева занимало все больше места, постепенно вытеснив все остальное.
В декабре 2021 редакция согласилась на интервью с родителями Галявиева, потому что конкурирующее издание пригласили на продление меры пресечения Ильназу и позволили задать ему вопросы на камеру. Никаких других журналистов не пригласили, что нарушило негласные правила игры и требовало отмщения.
В конце декабря я впервые пришел домой к родителям обвиняемого. Галявиевы – обычная татарская рабочая семья. Отец водит машину днем, мать пересчитывает деньги в банке по ночам. Старший сын тогда оканчивал Казанский университет. В квартире чисто, светло, опрятно, на шкафу в гостиной сувениры с кораническими изречениями, четки, на самом верху – портреты обоих братьев, когда они были еще малышами.
В углу – зеленый баян.
– Играете?
– Да, играю. Но не очень красиво.
В этот день я впервые увидел Наилю Галявиеву, мать Ильназа. Она выглядела совершенно разбитой, уничтоженной.
«Все началось после Нового года, с 2020 на 2021. Новый год мы отмечали всей семьей, он тогда был совершенно нормальный. И уже после этого в январе появилась агрессия. Они с братом жили в одной комнате. Ильназ начал выгонять Инсафа, мешал ему спать. Слово за слово, они начинали драться. Потом начал называть меня по имени, и отца тоже.
Мне тоже спать не давал. Я же работала при банке в кассово-инкассационном центре. Мы ночью пересчитывали деньги, которые привозит инкассация. Днем мне надо было спать. А Ильназ стал ходить и специально хлопать дверью в комнату, дверцами шкафов. Или ночью зайдет в нашу с мужем комнату, в полночь, и смотрит куда-то вдаль. У нас еще часы напротив двери стояли, я сначала думала, на часы, что ли, смотрит?
Тогда он уже начал называть себя богом. Я это всерьез не восприняла, посмеялась только: «Улым[10 - Сынок, тат.], какой уж ты бог!»
До этого он всегда был послушный, чистенький, аккуратный. Стол пока не протрет, не сядет. Пишут, что он сейчас руки на себя накладывать пытается, что склонный к самоубийству. Мне трудно в это поверить, ведь он всегда так боялся смерти! У него родинок много, например, так он боялся, что у него от загара может развиться рак. Телефон никогда в комнате не держал и брата тоже заставлял на ночь выносить телефон на кухню, чтобы не было облучения. На права тоже не хотел учиться, потому что много аварий, боялся убиться».
«В деревне у дедушки он всегда работал, безотказный был парень. В деревню мы постоянно ездим, в выходные, в праздники, летом они всегда с братом там, в каникулы», – добавляет Ринат.
«Всегда мне помогал убираться. И в один момент совершенно изменился. Раньше поест, скажет: «Р?хм?т, бик т?мле булды»[11 - Спасибо, было очень вкусно, тат.]. А тут: «Говно ваша еда!» Один раз вообще начал петь какую-то тюремную блатную песню, откуда только взял, никогда такие песни не слушал ведь».
«Еще курить начал. Тоже после Нового года заметили. Сначала вот эти электронные сигареты, потом уже обычные. И все «пофиг» ему, это его любимое слово стало, что ни скажи, все «пофиг». В последний раз мать сама стригла его, потому что он попросил коротко себя побрить, как будто в армию уходил. Мол, ему пофиг, что сверстники скажут. Говорил ему, давай машину куплю – нет, ничего не надо».
«Я не знаю, что с ним произошло. Я уж и ругала его несколько раз, почему он таким стал, сама плачу, сама кричу: «Ну что случилось с тобой, почему у тебя такие глаза?»
«Единственное, что я могу припомнить: он мне сам рассказывал, как в колледже какой-то парень достал нож. У них там одни мальчики в группе. Ильназ сказал мне, что все разбежались, и только он один не побоялся. Сказал, что после этого почувствовал себя сильным[12 - Насколько мне известно, инцидент с ножом действительно имел место, но, по словам одногруппников Ильназа, он в нем никак себя не проявил.],– вспомнил отец. – У него был последний год в колледже, но он еще в сентябре сказал: «Давай, я уйду». Я говорю: «Улым, 40 тысяч даем же каждый год, доучись уж, получи документ». А он говорит: «Я вам эти деньги отдам».
«Мы до этого купили квартиру, делали там ремонт. После Нового года Ильназ стал торопить нас, давайте, переезжайте. Сказал: «Если вы не уйдете, я сам сниму квартиру». В итоге мы переехали, сначала Инсаф, потом мы. Все говорят, что мы оставили Ильназа, но это неправда. Два-три раза в неделю мы ходили к нему. Готовила ему еду, убиралась. И он абсолютно нормально себя вел, глаза стали прежними. Наверно он злился, чтобы нас выгнать из квартиры».
«В конце февраля мы окончательно переехали. Он просто нас вынудил, мешал Наиле спать. Мы даже подумали, что он из-за квартиры на нас так злился, потому что мы всегда говорили, что оставим ее старшему брату. Даже обрадовались, что если он только из-за этого так себя вел. Мы же не против, пусть бы он жил».
«3 мая пришли к нему в последний раз. Еду приготовили, привезли картошку из деревни. После этого он запретил нам приходить, сказал, сам все сварит. 10 мая отец созванивался с Ильназом, предупредил, что я приду на следующий день. А он сказал: «Пускай мама не спешит». Сказал, чтобы приходила в полдвенадцатого, не раньше. 11 мая я заготовку сделала, голубцы, чтобы отвезти Ильназу. Вдруг мне сын говорит: «Там в школе стреляют». Я сразу подумала: ведь у нас оружие есть. Заготовки взяла и с сыном на такси поехала. Пришли туда, а возле двери уже полицейские стоят. Десяти часов не было еще, наверно. Я сама открыла дверь своим ключом. Там все было в дыму, но открытого огня я не видела. Потом уже полицейские нас вывели и посадили в полицейскую машину.
Они нам не сказали, что произошло. У сына телефон был, он смотрел в интернете и мне сказал. Потом у нас отобрали телефоны. Сидели в одной машине, потом в другой, потом нас повезли на Гвардейскую, потом на Патриса Лумумбы, потом обыск в квартире был: сначала в одной, потом в другой. Когда нас увезли в следственный комитет на улице Наки Исанбета, была уже ночь, полчетвертого утра».
«На следующий день снова поехали туда, на Наки Исанбета. Купили одежду для Ильназа: тапочки вьетнамские, свитер спортивный, и вот он полгода ходил в этом. Даже в Казань из Петербурга в этом же приехал. Вот только недавно переоделся в другую одежду, которую мы передали.
Всем нашим родственникам, знакомым, коллегам звонили, характеристику на меня брали. Даже с нашей деревни троих человек опросили, мол, какая у нас семья.
Я думал, меня самого посадят, каждый раз в следственный комитет без машины ездил. Нас даже полиграф заставили пройти. Например, знали ли мы, что Ильназ собирается атаковать школу, такого рода вопросы».
«Мы узнали про оружие, только когда он уже сейф купил, мы в это время уже в другой квартире жили. Сейчас, говорит, мне сейф привезут. Самих росгвардейцев мы не видели, Ильназ сказал, что они приходили. Я сама до последнего была уверена, что оружие ему не дадут. Он буквально в апреле получил оружие и мне его показывал. Говорит, в июне вместе с отцом пойдем на кабана».
«Я проверял потом, действительно, в июне охотятся на кабана. Охотничий билет был у него. Рассказывал, что сам привез ружье из Йошкар-Олы на автобусе».
«Сами мы ему ни копейки денег не давали. Он сказал, что заработал в какой-то игре».
Незадолго до интервью Ринат впервые за 7 месяцев попал на свидание к сыну.
«При встрече он мне сказал: «Эти[13 - Папа, тат.], почему ты не сдал меня в дурдом, я бы здесь не оказался тогда. Я ему говорю: «Улым, как уж я тебя своими руками в дурдом сдам». Сейчас он больной человек. Одна рука дрожит у него почему-то. Я спросил, в чем дело, он говорит, все нормально, а сам руку прячет от меня.
Про 11 мая он сказал, что не помнит тот день. Говорит, все как в тумане. Там и спросить ничего толком нельзя: у него за спиной стоят, у меня за спиной стоят тоже. Прямо сказали, если буду спрашивать лишнего, выгонят[14 - Эта строгость объясняется юридически: свидетель (Ринат) не должен говорить о деле с обвиняемым; видимо, чтобы за этим уследить, им были также запрещены разговоры и переписка на татарском языке.]. В письмах спрашивает, как у нас дела, переживает, как к нам относятся люди. Просит книги ему передать, еду».
В конце интервью родители попросили прощения у родителей погибших и раненых детей.
Я сдал это интервью и вскоре уволился из газеты.
Вызов к следователю
Через два месяца после выхода интервью мне позвонил следователь по фамилии Усербаев и попросил явиться к нему для дачи пояснений в связи с вышедшим материалом.
Я опоздал на три часа, но пришел в управление следственного комитета по Вахитовскому району Казани возле железнодорожного вокзала.
Усербаев моложе меня и вместо правого уха у него шрам. Он объясняет, что Ильназ Галявиев якобы просит привлечь меня к уголовной ответственности за публикацию фрагмента его письма родителям. Речь о фрагменте, в котором Ильназ просит срочно прислать к нему адвоката, так как экспертиза признала его вменяемым. Накануне Усербаев уже вызывал к себе родителей Галявиева, бывших адресатами письма. Они объяснили, что дали свое согласие на его публикацию. Поэтому, сообщил мне следователь, в моих действиях нет состава преступления, но взять у меня пояснения он обязан – «чистая формальность».
Я рассказал обстоятельства: познакомился, договорился, встретился такого-то числа, записал, набрал текст, такого-то числа передал редактору. Показал скриншот переписки с Ринатом, где он дает согласие на публикацию. Усербаев распечатал скриншот, приколол степлером к объяснительной, верно, но с ошибками записанной с моих слов, и попросил перевести несколько фраз из попавшей в скриншот переписки.
– А то у нас тут с татарским плохо, – объяснил он, записывая перевод ручкой поверх распечатки.
Позже я узнал, что подобные заявления якобы от Галявиева получили очень многие, кто проявлял интерес к его делу, и даже те, кто проживал за пределами России, в СНГ. О деятельности этих людей и самом их существовании Ильназ, находясь в СИЗО, конечно, ничего знать не мог.
Рассказ учителя
«Когда стрелять начали, мы закрыли двери. У меня ребенок стал проситься в туалет, но я не пустила, так как отчетливо слышала, что выстрелы раздаются на третьем этаже.
Взрывов я помню два: один очень сильный, от него стены тряслись, а другой глухой.
У меня жизнь остановилась. Тогда казалось, что все очень долго, казалось, что никогда не закончится.
Точно скажу, что выстрелы были после задержания Галявиева.
Сразу после эвакуации мне назвали три фамилии нападавших и спросили, не преподавала ли я у них. Одна фамилия была Галявиев, остальные я не запомнила.
Учителя все знают, но не могут идти против системы».
Отец потерпевшего
«Я думаю, организаторы живы и на свободе. Это подтверждают события и самое последнее в Ижевске. Я боюсь повтора этих событий, что моя семья погибнет.
Сначала следователь сказал мне расписаться в отказе от ознакомления с делом, но потом сказал: «Можете прийти и изучить».
Многие умалчивают детали, которые не соответствуют тому, что указано в деле.
Власть сильнее, и журналисты им не помеха.
На одном из собраний с родителями было сказано, чтобы ничего не выходило за пределы Татарстана.
На суде я сам не буду ничего спрашивать, пусть спросит кто-нибудь другой».
_______________
4 ноября 2022 года, за пять дней до начала суда над Галявиевым, я опубликовал в своем блоге статью, в которой обобщил основные известные мне на тот момент противоречия. В этот же вечер мне позвонил скрытый номер, после чего я стал замечать, что в моем телефоне начала забиваться память, мессенджер Telegram стал прибавлять почти по гигабайту в час. После обновления программного обеспечения телефона проблема исчезла, но в дальнейшем повторялась еще несколько раз.
На почту, которую я указал в статье для обратной связи, сразу начали приходить письма от людей из разных регионов России и СНГ. Они делились своими соображениями, опасениями, материалами, подсказками, выражали поддержку.
Писали и те, кто пытался взломать мою почту, разными нелепыми предлогами сподвигая меня пройти по ссылке.
Часть II Суд
Фальстарт
9 ноября 2022 года, через полтора года после преступления, в Верховном суде Республики Татарстан начался суд над Ильназом Галявиевым.
Судьей стал сорокалетний Айрат Миннуллин, бывший следователь по особо важным делам следственного комитета РФ по Республике Татарстан.
Миннуллин представил адвоката по назначению Руслана Нуриахметова, также бывшего следователя, и спросил Галявиева, доверяет ли он этому адвокату.
– Да, я ему доверяю, – ответил Ильназ, встав со скамьи.
Затем судья сообщил, что 7 ноября поступило ходатайство от адвоката Алексея Васильева: тот сообщает, что с ним заключено соглашение о защите интересов подсудимого, и уведомляет о вступлении в уголовное дело. 8 ноября Васильев прислал в суд второе ходатайство, в котором пишет, что был извещен судом о начале судебного заседания лишь 7 ноября, поэтому, в силу занятости, не сможет явиться в назначенный срок. Васильев считает возможным начать рассмотрение дела без его участия, а в случае решения отложить дело, просит уведомить его об этом.
– Как вы считаете, мы можем продолжить рассмотрение уголовного дела без вашего защитника? – спросил судья Ильназа.
Подсудимый задумался.
– Да, можем, – сказал он наконец.
Судья спросил мнение четверых государственных обвинителей. Прокурор Татарстана Илдус Нафиков, возглавлявший команду, заявил, что присутствие адвоката обязательно и назвал поведение Васильева неэтичным.
Затем Нафиков заявил ходатайство о продлении Галявиеву меры пресечения, так как оно истекало 11 ноября.
Потерпевшая Альбина Хасанова от лица родителей убитых и раненых детей ходатайствовала о закрытии процесса от прессы, мотивируя это тем, что среди потерпевших в зале есть несовершеннолетние. Судья назвал это ходатайство преждевременным и удалился в совещательную комнату.
Вернувшись, он удовлетворил ходатайство о продлении меры пресечения подсудимому еще на полгода и объявил о переносе заседания на 15 ноября.
В очереди возле гардероба я попросил номер телефона у назначенного Галявиеву адвоката Нуриахметова.
– Без комментариев, – ответил защитник.
– Возможно, у меня есть информация, которая поможет вам в защите подсудимого.
Нуриахметов вжал голову в плечи и помотал головой.
–Вам не интересно?
Адвокат снова молча помотал головой, избегая смотреть на меня.
Первое заседание
15 ноября на заседание пришли оба адвоката, с которыми были заключены договоры на защиту Галявиева: Алексей Васильев и Владимир Богдан.
Ильназ сразу ходатайствовал о закрытии заседания от прессы и посторонних лиц. Ходатайство он зачитал с листка; с листком до начала заседания в зал суда прошел следователь по делу Галявиева (и получивший после него звание полковника) Алексей Парамонов.
– Мы это ходатайство обсудим, но сначала решим: вы согласны, чтобы два защитника, Васильев и Богдан, осуществляли вашу защиту? – спросил судья Миннуллин.
– Нет, я против того, чтобы они осуществляли мою защиту, – ответил Ильназ и добавил, что написал ходатайство в адвокатские палаты о возврате денег нанимателям за ненужные ему услуги.
– То есть, вы отказываетесь от услуг защитников? – уточнил судья.
– Да, я отказываюсь, – подтвердил Ильназ.
– По поводу адвоката Нуриахметова: вы согласны, что он будет вас защищать?
– Да.
Судья принял отказ и попросил Богдана и Васильева покинуть зал. Неудавшиеся защитники забрали у секретаря суда свои документы и вышли.
Затем Миннуллин вернулся к ходатайству об удалении прессы. Адвокат Нуриахметов это ходатайство поддержал.
Прокурор Нафиков ходатайство поддержал частично: дело Галявиева следует рассмотреть в закрытом режиме на стадии судебного следствия, а стадию прений сделать открытой. Нафиков мотивировал это заботой о несовершеннолетних, которые проходят по делу потерпевшими.
– Подсудимый, ваше мнение?
– Я за полностью закрытый суд!
Судья отказался удалить прессу и отказал Нафикову в переводе судебного следствия в закрытый режим. Закрыты будут лишь те заседания, на которых будет разглашаться врачебная тайна, что будет оговариваться заранее. Наличие потерпевших несовершеннолетних не является основанием для перевода заседания в закрытый режим, пояснил Миннуллин.
Обвинение
Затем Нафиков зачитал обвинение.
Не позднее 8 февраля 2021 года Галявиев начитался информации о вооруженных нападениях на школы в России и за рубежом, затем, подражая им и «противопоставляя себя обществу», «из чувства превосходства над окружающими и пренебрежительного отношения к ним», «из хулиганских побуждений, без повода» с помощью огнестрельного оружия и взрывчатки собственного изготовления решил убить учащихся и работников гимназии №175 по улице Файзи, 8.
