скачать книгу бесплатно
– Не дрейфь! – Альберт Айдарович вышел из автомобиля – Всю ответственность я беру на себя.
Двое в гражданке прошли в дом, где Иван Станиславович как раз собирался звонить Альберту.
– А-а, вот ты, дружище, лёгок на помине.
– Только освободился и то ненадолго.
– Чего так, али девку его не взяли ещё? – старик задумчиво нахмурил брови и не сводил со своего ученика взгляда.
– Взять-то взяли, а толку мало. Пятьсот грамм принесла, а больше, говорит, нет.
– Ой, привирает! – вынес свой вердикт Иван Станиславович – На все сто процентов!
– Ясно, что врёт! – произнёс задумчиво Альберт, наливая в чашку с горячим кофе несколько капель коньяка – Только мне-то с того что?
– Что, что? – пробурчал старик – Сюда её вези, она тебе в убийстве Кеннеди сознается и часу не пройдет!
– Поздно, батя! – вздохнул Нуриев и сделал два глубоких глотка – Пить боржоми, когда в печени дырка, поздно!
Ароматная жидкость обожгла горло, елейным ручейком затекла в желудок, согрела его и рассеялась благостью по телу. Альберт аж крякнул от удовольствия и сделал еще несколько глотков. Закурил, прикрыв в блаженной истоме веки. Иван Станиславович ждал, пока соратник начнёт рассказ сам.
– Петрович её заграбастал! – после некоторого молчания ответил Альберт – Прям в кабинете накрыл меня за не очень корректным занятием. Ждёт, поди, до сих пор объяснение в письменном виде.
Иваныч прыснул – Ну-у, мил человек, невтерпёж что ли было?
– А который час, бать? – проигнорировал вопрос оппонент, сделав последний смачный глоток.
– Почти полночь.
Нуриев призадумался, откинувшись головой на кожаную спинку кресла – Восемь часов впереди, бабёнку бы сейчас, хоть минут на десять! – вполголоса неожиданно выдал подполковник – Устал что-то я и Лорку, с-сука, на кой хрен отпустил?
Иван Станиславович прищурился и загадочно почесал затылок – Чего ни сделаешь ради друга, а?
– Ты о чём? – сосредоточенно вгляделся в учителя Альберт.
– Погоди! – Иван Станиславович встал и направился к лестнице, ведущей на мансарду – Не зуди только!
– Старый, куда ты? – приподнялся Нуриев, совершенно не понимая цели старика, но тот, не обращая на него никакого внимания, уже поднимался по деревянной лестнице – Расслабься, сейчас вернусь!
Теперь пришел черёд почесать затылок гостю.
Миха, доселе наблюдавший картину молча, пошутил – Сейчас спустит к тебе, шеф, с подлавки «Playboy» поздно ночью, 1900-го года выпуска и предложит! – но какое-то пререкание сверху не дало Михе развить шутку до конца, взоры оперов устремились вверх.
– Вот те на?! – Альберт не выдержал и даже слегка приоткрыл в изумлении рот.
Со второго этажа спускалась совсем молодая, лет двадцати пяти девушка, в длинной мужской футболке, босая. Шла она явно нехотя.
– Иваныч, ты где её взял? – бровь Альберта поползла вверх – Кто это?
Старик усмехнулся – Из закромов природы, а кто она, знать тебе не обязательно.
Нуриев повернулся к Михе – Налей-ка мне, дружок, чего покрепче кофе, да сам хлебни, хоть чайку что ли?
Молодой опер поднялся и налил Альберту полбокала густого янтарного коньяка. Девушка, недоверчиво глядя в их сторону, преодолела последнюю ступеньку. Альберт Айдарович, пожирая взглядом её длинные обнаженные ноги, залпом осушил огненную жидкость.
– А ну, иди сюда! – он цепко поманил её пальцем, ибо ниже пояса предательски шевельнулся друг.
Девушка обернулась и умоляюще воззрилась на Ивана Станиславовича, тот пренебрежительно махнул в сторону Альберта – Иди, он, как сын мне, сделай красиво!
Возражений с её стороны не было, она покорно сделала несколько шагов и остановилась перед креслом, где сидел Альберт. Взгляд девушки был прикован к носкам идеально начищенных его ботинок.
Она была особенно хороша: худенькая, высокая, с волной длинных светло-русых, почти белых волос, кожа её бледная, бархатистая, отливала каким-то непередаваемым оттенком чистоты, а глаза, пожалуй, были нежно-зелёного малахитового цвета.
Нуриев засмотрелся на неё, но отогнав от себя ненужное абсолютно чувство привязанности, бросил ироничный взгляд на Ивана Станиславовича – Нет, старый, ты мне скажи, где ты сокровище такое откопал, да ещё, наверное, несовершеннолетнее, а?
– С Ленинградского шоссе она, ей двадцать пять! – усмехнулся Иваныч – Расслабься и получай удовольствие.
У Альберта Айдаровича округлились глаза – Шлюха что ли?
– Шлюха, шлюха! – кивнул гэбэшник – Ты не отвлекайся, сынок, делай дело, да езжай смело.
Альберт рассмеялся – Ну-у, ты даёшь, Иваныч, в твои-то годы, а всё за старое?!
Старик обиделся – А я что, импотент по твоему?
Нуриев не успокаивался, подзуживая коллегу дать ему отпор – Проверять не доводилось, не знаю.
– Ты говори, да не заговаривайся! – нахмурил брови пенсионер – Я тебя в момент на гауптавахту оформлю, дотренькаешься!
– Всё, всё, молчу! – выкидывая белый флаг, поутих Альберт – Твоё слово – закон, железный Феликс.
– То-то! – смягчился Иван Станиславович, закуривая старинную каучуковую трубку – Валяй, а то время бежит, и дел у тебя невпроворот ещё.
– Андрюша с Имагиным где?
– С Нарретдином беседуют, в бане.
– А-а, ну ладно.
Нуриев повернулся к девушке – Раздевайся, да пошевелись, краля, ребятам некогда.
Она подняла на него затуманенный, полный слёз, взор. Правая кисть её нервно теребила смятый подол футболки, девушка молча потупила глаза.
– Снимай футболку, по быстрому отстреляемся и разбежимся.
Нуриев чуть поддался вперёд и ухватил девушку за ляжку, она вздрогнула, рука его целенаправленно устремилась вверх.
– Ты что дрожишь, как в первый раз? – Альберта обуял настоящий мужской звериный инстинкт – Боишься что ли?
Жрица любви вновь молча, медленно, но смущенно начала стягивать футболку.
– Миха? – Альберт призывно кивнул коллеге – Помоги, растормоши девчонку сзади, а то до утра не разденемся мы!
Миха резко поднялся и шагнул к проститутке. Одним рывком он стащил и футболку, и тонкую ниточку кружевных стрингов. Глазам мужчин предстало весьма лакомое и гладкое тело. Иван Станиславович, с удовольствием докурив трубку, неспеша поднялся и пошёл к двери.
– Дядя Вань? – впервые за всё пролетевшее мигом время, девушка подала голос, да, да, голос или душевный крик о помощи, но он не услышал, хотя нет, неправда, он услышал, но помочь не захотел. Судьба девицы легкого поведения ему была безразлична. Она поняла всё без слов, ей пришлось расценить сложившуюся ситуацию, как форс-мажорное продолжение начавшегося несколько часов назад субботника. Жрица медленно шагнула к возбужденному Альберту.
Кожаный ремень с дизайнерской пряжкой «Валентино», пуговица, молния, и, Нуриев с наслаждением наблюдал, как её тонкие изящные пальчики умело извлекают на свет «оружие».
– Мне лечь или вы будете стоя? – девушка еле выдавила из себя удручающий, но весьма актуальный вопрос, голос её дрожал.
Альберт усмехнулся – Стоя будешь ты, я ограничусь лишь минетом, который ты, я полагаю, исполняешь весьма умело?!
Девушка опустилась на колени перед Нуриевым, но Альберт Айдарович кончиком указательного пальца приподнял ей подбородок.
– Ты уж постарайся, милая, а то знаешь ли.
Всё закончилось через девять долгих мучительных минут, показавшихся вечностью.
Альберт оттолкнул девушку от себя, словно ненужную, изжитую свой век, вещь – А теперь скройся! – Нуриев не потрудился даже отдать девушке одежду, ибо впереди его ждало великое неотложное дело, проститутка ушла.
Через минуту Имагин ввёл Нарретдина – Присаживайся, дружбек! – Альберт указал Авелю на кресло – Разговор будет у нас сейчас, серьезный, но надеюсь короткий.
Авель настороженно воззрился на Нуриева. При слове разговор у таджика начинался нервный тик, правое веко само-собой задёргалось и мешало зрению.
– Садись! – Альберт отдал последний приказ, Авель сел – Итак, слушай внимательно, дважды я повторять не буду. Времени у тебя подумать в обрез. Героин, оставшиеся твои девятнадцать килограмм, мы не нашли, ну и хрен с ними. Денег от проданного тоже нет. И того, что получается?
Авель не знал, не понимал, чего от него хотят, поэтому молчал.
Повысив голос на несколько децибел, Альберт всё же ещё спокойно и удовлетворённо повторил – Тебя спрашиваю, Нарретдин, что в итоге?
– Пятьсот двадцать грамм.
– О-о! – хлопнул в ладоши Нуриев – Точно, пятьсот двадцать грамм, а не хочешь меня спросить, гражданин хороший, чего мне с ними делать, а?
Авель недоумевал, поэтому единственное, что он мог ответить, это – Не знаю!
– Не знаешь? – с сарказмом усмехнулся подполковник – Вот и я не знаю, голубь ты мой иностранный, что мне с ними делать?! Нехорошо это! – в холл вошёл Иван Станиславович, Авель напрягся ещё больше – А нехорошо тем, что ребятки мои, Миха, Андрюша, да ещё не один оперативник остались ни с чем, понимаешь?
Авель напряг последние, не воспалённые ещё, серые клеточки, смысл происходящего и сказанного до него начал доходить. По инерции он кивнул.
Иван Станиславович ласково погладил его по макушке – Ну вот и слава Богу, болезный ты мой, что до тебя наконец-то дополз смысл. Пятьсот грамм твои, высранные, нам не нужны, понятно тебе?
– Да!
– Деньги нам нужны, отступные твои, нарядные, хорошие, удовлетворяющие все наши скромные аппетиты. Не хочешь говорить, где бабло от проданного – ну и хай с ним, не говори, оставь себе, но у тебя есть кофейня в центре Москвы и навороченная иномарка, сечёшь к чему клоню я?
Авель вновь кивнул, хотя уши отказывались верить, что ему вот так вот запросто полиция предлагает просто взять и откупиться…
– И что ответишь ты нам? – Нуриев наклонился к нему вплотную. В нос ударил резкий запах дорогого одеколона и спиртного. Авель дал себе слово, что дальнейших пыток ради наживы он не выдержит. Поэтому ответ его был прост и лаконичен – Забирай всё!
Все находящиеся в зале мужчины переглянулись, в ответе таджика чувствовался подвох.
Нуриев поддел указательным пальцем его подбородок – Что, прямо вот так сразу, возьмёшь и отдашь?
Авель безразлично пожал плечами – Всё равно отметёте, не так, так по-другому, какая разница?! Заберите всё, только отпустите.
Иван Станиславович подошёл к окну – кромешная тьма заключила в свои объятия землю. Ночь, тёплая, по-настоящему весенняя, господствовала на улице. Два фонаря на подъезде к заимке тускло освещали посыпанную гравием дорожку. Тишина, лишь отдалённо слышно изредка угуканье филина-одиночки, который ровно чуял происходящие в доме амплитуды колебаний.
– Где? – Иваныч произнёс это слово громко, слишком громко, от чего даже Альберт слегка вздрогнул от этого единичного, прозвучащего, будто раскат грома, набата – Документы на машину и кафе!
– В квартире, где мы жили с ней, я покажу.
Время ночь, почти два, Ольга устало вздохнула и подняла на Германа Петровича усталый взгляд – Это всё, мне больше добавить нечего.
– Н-да! – полковник озадаченно подпёр ладонью подбородок – Занятную историю вы мне рассказали, Ольга, любопытную прям.
– Увы, эта история до боли правдоподобна и ничего с этим не поделаешь, к сожалению.
– Не спорю, не поделаешь, а где сейчас тот мужчина, с которым вы жили?
– Не знаю, последнее, что я от него услышала по телефону, так это то, что он попытается найти мне деньги. Во всяком случае постарается, но Авель блефовал, это было понятно.
– Он был задержан?
– Не знаю.
– Хорошо, я это выясню. Ещё один вопрос – вчера ночью, когда вы спасли мне жизнь, Ольга, вы расстались с ним?
Она не знала, что ответить этому холёному импозантному мужчине, поведшему себя, как истинный офицер. Девушка молча опустила голову. Герман встал из-за стола и подошел к Ольге, постоял в нерешительности, опустил в раздумье ей на плечо ладонь… она вздрогнула от этого нежного, но волевого прикосновения.
– О-оль? – Герман назвал её по имени, но сделал это с такой теплотой и участием, что у Ольги невольно навернулись на глаза слёзы – Это был он?
Она не хотела ничего объяснять, не хотела и не могла, ибо как ни крути, но эти несколько часов задушевной беседы проникли в неё и оставили неизгладимый положительный след. Девушка раньше никогда бы и не могла подумать, что среди сотрудников силовых структур могут быть такие порядочные и понимающие люди.
Ольга больно закусила губу, чтобы унять дрожь, но солёные капли предательски заволокли глаза. Она всхлипнула, утёрла кончиком указательного пальца дрожащие на ресницах хрустальные бисеринки и нашла наконец-то силы взглянуть ему в лицо. Взгляд Германа Петровича был суров, но даже в тех самых глубинах суровости теплился уголёк решающего сочувствия и помощи.
– Да! – она сказала это совсем тихо, едва слышно – Мы расстались с ним недалеко от Ваганьковского. Мы поссорились, и я вышла, а утром меня задержали ваши сотрудники.
Герман наклонился совсем близко – Зачем, Ольга, зачем ты сделала это, а?
Он понимал, что перед ним человек, нарушивший закон, преступник, но, но как с этим жить? Боже, как? Как переступить между этим самым треклятым законом и законом совести? Как спасти эту ночную фею, подарившую ему жизнь? О-о, что только не боролось в нём в эти самые, пожалуй, ответственные секунды размышления – честь мундира и элементарная человечность, тайный глас совести и разум, чувство долга и ответственность за содеянное…
В конец запутавшись, он, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, прижал её к себе и приник к губам. Она застыла, как мраморное изваяние и кажется даже перестала дышать, а после, будто проснувшись, ответила на его трепетное прикосновение.
Губы её были влажные и солёные, но мягкость и податливость их сподвигли Германа Петровича на долю секунды окунуться в пучину такой неподвластной эйфории, что страшно закружилась голова, руки сами-собой задвигались по её маленькому хрупкому телу. Ольга тяжело всхлипнула, тая в сильных волевых объятиях и именно этот всхлип отрезвил мужчину.
Герман резко отстранился от девушки, сдерживая рвущийся наружу порыв, и, тяжело сглотнув, хрипло произнес – Простите, я не должен был, простите.
