Последняя буква Севера

– Я написал ее за пару минут, как раз после того, как ты написала мне в начале лета, – обращается Оливер к Констанс. – Называется «Ты – мой воздух».

Пока в моем животе все больно стягивается, Констанс, прижав ладонь к груди, вздыхает с восхищением. Джейк закидывает руку на спинку дивана прямо за моими плечами и склоняется ближе, настолько, что я чувствую исходящий от него парфюм с нотками горького шоколада.

– Так романтично, – тихо произносит он, чтобы слышала только я. – Правда, Микаэла?

Я не смотрю на него и не отвечаю. Оливер проводит по струнам, наигрывая медленную и красивую мелодию. Песня начинается со строчки: «Ни одна девушка не способна взволновать мое сердце так, как это делаешь ты». И я уже не знаю, что мне больше неприятно: что эти строки адресованы Констанс, или чувствовать на себе пристальный взгляд Джейка, который сейчас явно наслаждается происходящим.

Нехотя поворачиваю голову. Уголки губ Элфорда приподняты, он напоминает Чеширского кота, которого хочется ударить кулаком в нос. На строчке: «Ты – единственная причина, по которой меня тянет обратно в Мемфис» Джейк в наигранном наслаждении прикрывает глаза и покачивает головой в такт.

– Ну как вам? – интересуется Оливер, закончив играть.

– Это так мило, малыш! – Шмыгнув носом, Констанс взмахивает ладонями перед своим лицом. – Я сейчас расплачусь!

– Рад, что тебе понравилось, детка. Парни, что думаете?

– Потрясающе, – бросает Джейк, и я с облегчением выдыхаю, когда он наконец-то отворачивается от меня. – Это уже моя новая любимая песня. Сыграй еще раз.

– Песня хорошая, но… – Рэм цокает языком. – Это не наш стиль.

– Согласен, – поддерживает Ник, подбрасывая палочки. – Слишком слащаво.

– А ты что думаешь, Рамирес? – Джейк двигает ногой, толкая мое колено своим.

– Мне все понравилось, – честно говорю я, умалчивая лишь о том, что уже ненавижу эту песню потому, что текст – буквально признание в любви другой. – Девчонки будут от нее в восторге.

– Это попса, – с брезгливостью бросает Рэм, покручивая колку на грифе гитары. – Но мы не One Direction, мы больше Panic! At the Disco, мы играем рок.

– Две недели назад ты навзрыд орал в караоке «What makes you beautiful»[4], – напоминает Джейк, вскинув бровь. – О роке тогда и речи не было.

Пожав плечами, Рэм переворачивает козырек бейсболки с затылка на лоб, словно пытается спрятать глаза.

– Я не мешаю отдых с работой.

– Да бросьте, – выдыхает Элфорд, глядя в потолок. – Добавим агрессии, ускорим темп, и получится отличная песня.

– Она уже отличная. – Оливер опускает гитару на напольную стойку. – Я не буду ее менять.

– А я не буду ее играть. – Рэм вытягивает зубами сигарету из пачки. – Ни за что.

– Ты в этой песне и не нужен. Я вообще видел ее в сопровождении только одного голоса и акустической гитары.

Рэм смеется, выпуская изо рта облако дыма.

– Ты кем себя возомнил? Полом Маккартни с дебютом «Yesterday»?[5]

– Я возомнил себя тем, кто взял тебя в группу.

Сигарета застывает у губ Рэма, но он так и не затягивается.

– Спасибо, что взял меня и теперь можешь постоянно репетировать в моем доме и использовать мои усилители, босс, – едко бросает Рэм.

– Отлично, черт возьми, – стонет Ник. – Остыньте оба.

– Пошел ты, Рэм. – Олли отмахивается и идет к выходу.

– Спешу напомнить, – кричит ему в спину Рэм, – что у нас в группе нет главных, все решения мы принимаем вместе! И мы с Ником против.

– Завязывайте, – просит Джейк. – У нас скоро выступление, нужно репетировать.

Констанс несется следом за Олли. Я тоже поднимаюсь и, потоптавшись на месте, заглядываю в наполненные раздражением глаза Рэма.

– Ты же признал, что песня хорошая, – напоминаю я. – Нужно экспериментировать и пробовать новое. Он ведь душу в нее вложил, сам знаешь, каково это – когда судят твое творчество.

– Тебя никто не спрашивал. Твое дело – помалкивать и рисовать обложки к песням.

– Не разговаривай с ней так, – на мое удивление голос Джейка звучит жестко, даже угрожающе.

– Да брось ты, Джейки…

– Она девушка и к тому же часть команды. Извинись.

Пауза затягивается. Закусив колечко в губе, Джейк барабанит пальцами по спинке дивана.

– Я не шучу.

– Ладно-ладно. – Рэм поднимает ладони в примирительном жесте. – Прости, Микки, я не должен был так говорить. Просто на взводе.

– Все в порядке, – растерянно бормочу я. И я сейчас удивлена не тому, что Рэм был резок, потому что он почти всегда такой, а тому, что его осек Джейк.

Взглянув на Элфорда, я киваю, молча говоря «спасибо».

– Давайте репетировать, – обращается он к парням, поднимаясь на ноги, и берет гитару, будто ничего не произошло.

Подхватываю рюкзак и выхожу на улицу. Увидев, как Олли и Констанс целуются, я едва сдерживаюсь от желания закатить глаза.

– Мне правда понравилась песня, – подбадриваю я, когда Олли наконец-то отрывается от ее губ. – Рэм повел себя как идиот.

– Он не будет собой, если не выскажет свое мнение, которое он может затолкнуть себе прямо в задницу.

– Вам нужно помириться до концерта и нормально порепетировать. Вы все лето не играли вместе, Олли.

– Знаю, но для начала нам обоим нужно остыть. – Шумно выдохнув, он проводит пальцами по волосам. – Может, съездим поесть? Как на это смотрите? Заодно покажу вам тексты остальных песен, мне правда важно знать, что вы думаете.

– Не могу, – отвечает Констанс, глядя в телефон. – У меня запланирован прямой эфир через полчаса.

Плечи Оливера расстроенно опускаются, но он все же понимающе кивает. А вот я начинаю злиться с новой силой – она опять пренебрегает им.

– Он только что поругался с друзьями из-за песни, которую посвятил тебе, а ты хочешь уехать, чтобы облизывать микрофон в прямом эфире?

– Я не облизываю микрофон, – закатывает глаза Констанс, – а шепчу, ищу новые звуки и помогаю людям расслабиться. Меня ждут подписчики.

– Просто перенеси эфир на час, вот и все.

– Микки, хватит, – мягким тоном просит Оливер и, обхватив Констанс за талию, целует ее в макушку. – Подбросим Констанс до дома и поедем ужинать, идет?

Меня устраивает лишь одно – я проведу время с Олли наедине и не буду смотреть на то, как он сует свой язык в глотку Констанс.

* * *

Когда мы заходим в «Кесадилью», в нос ударяет запах жареного сыра и кукурузных лепешек. Я невольно улыбаюсь, потому что пару лет назад, когда мы впервые зашли сюда, этот ресторанчик сразу же стал нашим любимым местом.

Мы занимаем столик у выкрашенной в желтый цвет стены, на которой висит картина с кактусом в сомбреро. Деревянный стул скрипит, как только я опускаюсь на него. Мебель в «Кесадилье» потертая и уже изжившая себя, но в этом есть своя прелесть.

Официантка в возрасте улыбается, потому что сразу же узнает нас. Она изучила нас так хорошо, что даже не приносит меню и лишь спрашивает: «Вам как обычно?»

– В Европе я был в нескольких мексиканских ресторанах, но ни в одном из них не кормили так же вкусно, как здесь.

Когда передо мной опускается тарелка с такос с двойной порцией сыра, мой живот урчит, а настроение мгновенно улучшается. На какое-то время я забываю обо всех проблемах, включая свою безответную влюбленность и самого Оливера. Сейчас есть только я и вкусная еда.

– Как дела у мамы? – интересуется Олли, вытирая губы салфеткой.

– Хорошо. Правда, она переживает, что работы поубавилось, потому что многие семьи вернулись с отпусков и теперь экономят на клининге, предпочитая заниматься уборкой самостоятельно.

– Это временно. Тот, кто отвык наводить порядок самостоятельно, уже не сможет отказаться от клининга.

– Что же с тобой будет, когда ты попадешь в университет и окажешься в общежитии? Вряд ли твоя мама станет приезжать, чтобы убраться.

– Заткнись. – Усмехнувшись, Оливер окунает начос в гуакамоле и отправляет его в рот, а затем прикрывает глаза и с наслаждением стонет. – Черт, он каким-то образом стал еще вкуснее!

– Ты просто давно не ел здесь.

– Нет, ты попробуй. – Макнув начос в соус, он протягивает руку ко мне. Сердце больно ударяется о ребра, и мне становится жарко просто от мысли, что Олли хочет покормить меня, как в каком-нибудь романтическом фильме.

Подавшись вперед, я открываю рот и обхватываю начос зубами. Губы в мимолетном движении касаются кончиков пальцев Оливера, и я чувствую, как мои щеки вспыхивают.

– Ну как?

– Восхитительно, – и говорю я совсем не про гуакамоле.

– Иди сюда, ты испачкалась.

Олли убивает меня, потому что тянется через столик и проводит большим пальцем по уголку моих губ. Он быстро отводит ладонь, а мои губы горят, будто он все еще касается их.

В этот момент мне так сильно хочется выпалить «Я люблю тебя!», что я хватаю стакан с безалкогольной «Маргаритой» и выпиваю половину залпом, лишь бы заткнуть чем-нибудь рот.

– Эм. – Прочистив горло, я опускаю локти на стол и обхватываю щеки ладонями, чтобы скрыть румянец. – Ты хотел показать тексты песен.

Кивнув, он лезет в карман за телефоном.

– Констанс уже начала прямой эфир, – читает оповещение Олли и тут же открывает эфир, напрочь забыв о песнях. Не могу поверить, что он действительно с умилением улыбается, глядя на то, как его девушка что-то неразборчиво шепчет, издает чавкающие звуки и водит по микрофону ногтями или кистью для макияжа.

Проходит несколько бесконечных минут, и когда Констанс начинает жевать жвачку и при этом стучит ногтями по своим зубам, у меня потихоньку заканчивается терпение.

– Что насчет песен? – спрашиваю я, допивая «Маргариту».

– Да, сейчас. Еще минуту.

– Ты помешан на ней, ты в курсе?

– Что плохого в том, чтобы быть влюбленным?

– Ничего, если ты влюблен в хорошего человека.

– Микки. – Улыбка тут же исчезает с губ Оливера, он ставит телефон на блокировку и смотрит на меня. – Мы уже проходили это. Я хочу, чтобы вы с Констанс поладили.

– Это невозможно. Во-первых, мы слишком разные. Во-вторых, я видела, во что она превратила тебя в прошлом учебном году, Олли. Ну и самое главное, она предала тебя. Я просто не могу забыть об этом. Ты посвятил ей песню о любви, и я уверена, что среди новых текстов будет много слов о Констанс, но надеюсь, что в этом списке на нее найдется хотя бы один дисс[6].

– Знаю, что ты говоришь так потому, что переживаешь за меня. Но это моя личная жизнь, и что мне делать с отношениями и с кем быть – я выбираю сам. От тебя, как от хорошего друга, я жду лишь поддержки, Мик.

– И что ты предлагаешь? Врать тебе в глаза, говоря, как я счастлива, что ты снова с девушкой, которая уже один раз предпочла тебе другого? Это не дружба, а лицемерие.

– У вас с Джейком и Ником что, одна отрепетированная речь на троих? – раздраженно говорит Оливер и, достав из кармана бумажник, бросает на стол пару купюр. – Я не собираюсь слушать советы о том, как мне жить и кого любить.

Он встает из-за стола, и я тут же поднимаюсь следом.

– Оливер…

– Поговорим, когда будешь готова понять меня и принять мой выбор. Потому что если ты оскорбляешь мою девушку, то наша с тобой дружба будет таким же лицемерием, но уже с моей стороны.

– Ты сейчас серьезно? – От удивления с моих губ слетает смешок. – Это две разные вещи, Олли.

– Просто научись высказывать свое мнение тогда, когда тебя об этом просят. По жизни так будет проще, не только тебе, но и людям вокруг. И кстати, я собираюсь подвозить Констанс до школы, и раз уж ты не можешь ее терпеть, то придется ездить в школу на автобусе.

Невесело усмехнувшись, я потираю лоб.

– Автобус я как-нибудь переживу.

– Просто ставлю в известность.

Оливер уходит, а я остаюсь в компании начос и гуакамоле. Знаю, что он расстроен ссорой с Рэмом и тем, что Констанс выбрала интернет вместо вечера с ним, а я просто стала последней каплей. Но от этого не легче. Мы редко ссоримся, но сейчас я злюсь, потому что он просит меня слишком о многом. Я не могу полюбить Констанс и делать вид, что у меня к ней нет никаких претензий. Но я чертовски сильно не хочу, чтобы из-за этого мы с Олли перестали общаться. Я этого не перенесу.

Глава 6 Разбитые сердца в моде

Половину ночи я ворочалась с бока на бок, думая о нашей с Оливером ссоре, поэтому следующий день не задался с самого утра. Я проспала, не успела сходить в душ, едва не опоздала на автобус и на первый урок вместо английского, который стоял по расписанию, пришла на математику.

Несколько раз сверяюсь с расписанием в телефоне, прежде чем вытащить из локера учебник по биологии. Он вываливается из рук словно сам собой и падает прямо на ногу, углом задевая большой палец. Острая боль пронзает ногу до самого бедра, и, зашипев, я подпрыгиваю. Меня чуть заносит в сторону, и я врезаюсь плечом в соседний локер.

– Черт!

– И тебе доброе утро, солнышко, – беззаботно бросает Джейк, останавливаясь в паре локеров от меня.

Согнув ногу в колене, я сжимаю челюсть и жду пару долгих секунд, когда боль немного утихнет. Как только становится чуть легче, я наклоняюсь и поднимаю учебник. Не успеваю до конца выпрямиться, как врезаюсь затылком в распахнутую дверцу.

Да чтоб меня!

Присев на корточки, потираю горящий затылок.

Металлический грохот явно привлек внимание Джейка, потому что он хоть и не смотрит на меня, но стоит, замерев, и держит пальцы на замке, так и не набрав код.

– Даже не знаю, что мне делать: спросить, в порядке ли ты, или рассмеяться?

– Можешь просто пойти к черту.

– Люблю, когда ты нежничаешь со мной, Рамирес. – Он набирает код и открывает дверцу.

Сжав учебник, я осторожно выпрямляюсь и вижу, как по коридору, держась за руки, идут Констанс и Оливер. Ну разумеется! Это день не мог стать еще лучше.

Мои ладони потеют от волнения, потому что я не знаю, как вести себя после вчерашней ссоры.

– Идешь вечером в скейт-парк? – обращается Олли к Джейку, а заодно кивает мне в молчаливом приветствии, и я делаю то же самое в ответ.

– С радостью, если бы не репетиция. Ты же в курсе, что нам нужен солист?

– Я предложила Оливеру поснимать вас в парке, нарезки можно будет вставить в клип, – вмешивается Констанс. – Да и вообще соцсети группы нужно обновлять чаще, вы должны постоянно поддерживать связь с подписчиками.

Захлопнув локер, Джейк складывает руки на груди и прислоняется плечом к дверце. Уголок его губ приподнимается в ухмылке.

– Я так понимаю, у нас новый смм-менеджер?

– Констанс разбирается, как нужно вести соцсети, какой контент выкладывать и под каким ракурсом лучше снимать. Думаю, парни будут не против, если она станет частью нашей команды. Конечно, нужно обговорить это со всеми.

– Для начала переговори с Рэмом. Ты его знаешь – пока вы не уладите вчерашний конфликт, он и слушать не станет.

– Как раз собирался поговорить с ним после уроков.

Олли и Констанс уходят, а я даже не знаю, от чего мне обиднее: от того, что он не сказал мне ни слова, или от того, что меня не позвали в скейт-парк.

Я провожаю Оливера взглядом до тех пор, пока не раздается голос Джейка:

– Проблемы в раю?

Сжав лямку рюкзака, я раздумываю, что ответить. Хочется съязвить и сказать, чтобы не лез не в свое дело, но меня мучает один вопрос:

– Почему, если вы с парнями против Констанс, Олли с вами разговаривает, а со мной нет?

– Потому что мы сказали это один раз, когда он спросил, что мы об этом думаем. А ты наверняка не можешь не поднимать эту тему при каждом разговоре с ним. И будешь делать это снова и снова, потому что любишь его.

– Вот именно, я люблю и забочусь о своем друге, поэтому мне сложно молчать.

Эти слова заставляют Джейка усмехнуться.

– Да брось, Микаэла.

– Что смешного я сказала? – недоуменно моргнув, я пожимаю плечами.

– Мне правда нужно пояснять?

– Сам же говорил, что вопросы задают для того, чтобы получить ответ.

Закусив колечко в губе, он склоняет голову набок и постукивает тетрадью по бедру, словно раздумывает ответить мне или промолчать.

– Наверняка очень больно врать и притворяться заботливой подругой, сидя во френдзоне с разбитым сердцем и умирая от ревности, м?

Джейк разворачивается и уходит, оставляя меня в ступоре.

Нет, нет, нет и еще раз нет.

Только этого не хватало.

Я не хочу, чтобы Джейк Элфорд ходил по этой земле с полной уверенностью, что я безответно влюбленный аутсайдер из френдзоны. Одно дело, когда он держал свои мысли при себе или кидал намеки, но чтобы вот так прямо и уверенно, посреди дня в школьном коридоре, полном людей… Знаю, что сама спросила, но… А если кто-то услышал? Если Джейк вдруг случайно или назло ляпнет это где-нибудь еще, то мне конец. А вдруг он уже сказал кому-то?

Если Олли спросит об этом, глядя мне в глаза, не уверена, что смогу соврать, точно так же, как и не уверена, что осмелюсь сказать правду. Когда он сошелся с Констанс даже после измены и написал ей чертову дюжину песен, я понятия не имею, что мне делать. Лишь знаю, что не могу потерять Олли, а именно это и произойдет, если все вскроется.

Становится тяжело дышать от одной мысли об этом.

Олли не умеет врать, он честен с близкими, поэтому, если правда выйдет наружу, он не сможет скрыть мои чувства от Констанс, а это значит, что выпускной класс превратится для меня в настоящий ад.

Недолго думая, я несусь вперед и догоняю Элфорда. У него длинные ноги, и один его шаг – два моих, поэтому я семеню рядом со вскинутой головой, чтобы поймать его взгляд.

– Не знаю, что ты там себе придумал…

Джейк резко останавливается. Повернувшись, он заглядывает в мои глаза, и все аргументы, которые я собиралась выдать, застревают во внезапно одеревеневшем горле.

– Я уверен, у тебя уйма интересных вещей, которые ты хочешь сказать, но я опаздываю на урок. – Протянув руку, Элфорд похлопывает меня по плечу. – Просто смирись, малыш. Разбитые сердца в моде.

Подмигнув, он сворачивает и заходит в кабинет.

В животе разливается холод. Оглядывая опустевший коридор, я судорожно пытаюсь понять, что делать дальше.

* * *

Мама забирает меня после уроков, и мы едем в восточный район Уэст-Мемфиса, чтобы убраться в доме после студенческой вечеринки. Или после корпоратива в аду, потому что по-другому это сложно назвать. На полу повсюду липкие пятна, окурки валяются даже в недоеденной пицце, бутылок и стаканов так много, что мне страшно представить, сколько же человек вчера развлекалось в этом доме.

Мы быстро переносим из машины водопылесос, моющие средства и тряпки. Пока я шустро собираю стаканы в пакет, мама идет в туалет и, громко ахнув, захлопывает дверь.

– Туда не заходи, – просит она, прикрыв веки. – Я сама уберу. Там все двенадцать баллов.

Мы всегда ставим грязи в доме оценки по десятибалльной системе, и если мама говорит, что там все двенадцать, то проще опечатать эту комнату и ни за что не заходить.

Подтянув перчатки, я наклоняюсь, чтобы подхватить закатившийся под журнальный столик стакан, а под ним нахожу использованный презерватив и, сморщившись, быстро бросаю его в пакет.

– Когда я стану студенткой, то буду отрываться так же.

– Тогда ты не доживешь и до выпуска, – хмыкает мама. – Кстати, о том, что будет до него, как дела с Оливером?

– Мы в небольшой ссоре.

– Знаешь, что я делала в твоем возрасте, когда парни в очередной раз расстраивали меня? Устраивала девичник. Может, пригласишь пару подруг к нам в гости? Для ночевки тесновато, но я могу оставить трейлер в вашем распоряжении до позднего вечера.

Замерев на мгновение, я отмахиваюсь.

– Это выпускной класс, все с первого дня завалены дополнительными занятиями перед поступлением, так что как-нибудь в другой раз.

К моему удивлению, мама с легкостью отступает от этой темы. А может, бардак в доме не позволяет ей сосредоточиться. Не знаю. Из года в год я вру ей о своей жизни в школе и рассказываю о том, что у меня есть несколько подруг. Не хочу, чтобы мама расстраивалась и думала, что я чувствую себя одинокой. Это не так.

Самое легкое в уборке – собрать крупный мусор, тяжелее всего бороться с засохшей липкой газировкой и пятнами от жирной еды. Пока мама моет окна и протирает пыль, я тщательно пылесошу каждый угол, а заодно пытаюсь придумать, что делать с Джейком.

Собирается ли он рассказать все Олли? А если нет, то зачем вообще говорить мне то, что сказал сегодня в коридоре? И почему сейчас? Легче нанять киллера и убить этого парня, чем искать логику в его поступках.

К счастью, я знаю то, чего Джейк Элфорд наверняка стыдится. Его детство. Еще ни разу не слышала, чтобы он рассказывал о том, где родился и рос.

С того момента, как Долли съехалась с Сэмом, у Джейка Элфорда появилось детство. Настоящее. С новой одеждой, игровой приставкой, конструкторами, комиксами и походами в кондитерскую в любой момент, а не раз в месяц, когда мама получает жалкие гроши на ненавистной работе.

Большинство ребят в школе не помнят или не знают, что трейлер-парк был его домом. С переходом из младшей школы в среднюю и с последующим образованием группы все будто забыли об этом, а к моменту перехода в старшую школу уже никто и не знал этого факта. Даже не уверена, что парни из «Норд» в курсе. И я никогда не рассказывала Олли о том, что мы с Джейком дружили, он лишь знает, что наши мамы общаются.

Конечно, Элфорд уже настолько популярен в школе, что вряд ли это нанесет какой-то вред его репутации, максимум – пара шуток от друзей. Но если он не хочет, чтобы по школе разошлись его детские фотографии из трейлер-парка, он не станет говорить Оливеру то, что может разрушить нашу дружбу. Я не хочу потерять лучшего друга. Не уверена, что смогу перенести подобное во второй раз.

Мне нужно поговорить с Джейком, причем незамедлительно.

* * *

На обратном пути прошу маму высадить меня у скейт-парка. Я впервые нахожусь здесь без скейта, поэтому мне кажется, что дорога вдоль площадок к «чаше» тянется целую вечность.

А еще впервые за долгое время все мои мысли занимает Джейк Элфорд. Я не смогу заснуть, пока не поговорю с ним, и, если нужно, буду умолять его, чтобы молчал. Он мне должен. Хотя бы за мое многолетнее молчание.

На улице уже стемнело, народу в парке не так много. Я люблю приходить сюда по вечерам, когда свободны не только площадки, но и аллеи, освещенные яркими фонарями. С разных сторон доносится звук скользящих колес и ударов досок о рампы – мой любимый звук. После голоса Оливера, разумеется.

Подходя ближе к бетонной чаше, я замедляю шаг. На газоне сидит компания девчонок, среди которых я замечаю светлую макушку Пайпер, а это значит, что Джейк точно где-то поблизости.

Я останавливаюсь у бетонного бортика, плавные изгибы которого уходят вглубь, напоминая пустой бассейн. Внизу в самом центре стоит Констанс. Сжимая в руках телефон, она снимает Рэма, который взлетает на доске со скоростью пули и, придерживая скейт за нос, упирается одной рукой в бортик рампы; замерев на мгновение в стойке на руке, он снова скользит ко дну. Остальные ребята полосуют чашу изнутри, проезжая совсем близко друг от друга.

– Тряпка, какого черта ты здесь забыла? – выкрикивает Пайпер. – Отойди, не дай бог попадешь в кадр и все испортишь.

– Я ненадолго, просто пришла к твоему парню. Бывшему.

Улыбка сползает с губ Пайпер, и я чувствую себя чуть лучше.

Стоящий неподалеку от Констанс Олли смотрит на меня с непониманием, словно я ему мерещусь и все, что я говорю, – откровенный бред. Хотя в каком-то смысле так и есть. Чтобы я сама пришла поговорить именно с Джейком Элфордом – что-то за гранью разумного.

– Ты правда ко мне, Рамирес? – спрашивает Джейк, проносясь мимо.

– Да. – Обняв себя за талию, кошусь в сторону Пайпер. – Сильно соскучилась, знаешь ли.

Джейк делает еще один круг, разгоняется, взмывает по стенке чаши и плавно приземляется на бортик. Смахнув со лба взмокшие волосы, он вскидывает брови в немом вопросе.

– Отойдем? – прошу я, попятившись в сторону.

Пожав плечами, он идет следом.

Я останавливаюсь только тогда, когда убеждаюсь, что нас точно никто не услышит. Джейк встает напротив. Какое-то время я смотрю на логотип «The Killers» на его футболке, а затем, набравшись смелости, наконец-то поднимаю голову.

В карих глазах Элфорда отражаются блики фонарей и горит заинтересованность, пока я стою и без остановки открываю и закрываю рот, потому что не знаю, как начать этот чертов разговор.

– Еще немного этого неловкого молчания, – медленно произносит он, – и я начну думать, что ты хочешь пригласить меня на выпускной.

– Только если он закончится как в фильме «Кэрри».

Рассмеявшись, Джейк складывает руки на груди.

– В чем дело, Рамирес?

– Насчет того, о чем ты сказал сегодня в коридоре… Прошу, не говори ничего Оливеру.

Он вскидывает брови.

– О чем?