Майор Бойцов желает познакомиться

– Блин, я сейчас.

– Ты куда это, стажерка?

– За водой сбегаю. – Взмахиваю эмалированным ведром. – Здесь недалеко. Я быстро.

Уже делаю шаг в сторону своей комнаты, чтобы переодеться, когда за спиной раздается грозный приказ:

– Стоять, на хрен.

Как вкопанная, я врастаю в пол, чувствуя, что Бойцов надвигается сзади. Сжимаюсь от страха.

– Дай сюда. – Тимур выхватывает ведро у меня из рук и идет по коридору к входной двери. – Где вы набираете воду?

– Там, на горе, – указываю рукой, в какой стороне колонка.

Я все еще в шоке от его умения решать проблемы. Мужчины, с которыми обычно приходится иметь дело, – сосед наш или тот же Костик, – никогда бы так не сделали. Еще бы дверь приоткрыли.

– Здесь будь, – бурчит Бойцов и, размяв крепкую шею, выходит за порог.

Странный такой, да? Куда я из дома-то уйду?

Пока майор набирает воду, переодеваюсь в узкие джинсы и натягиваю просторную белую майку поверх спортивного лифчика. Потом слежу за калиткой и, когда вижу возвращающегося Бойцова, бегу к двери.

– Куда ставить? – спрашивает он, с интересом осматривая мой новый наряд.

– Я сама, – подлетаю.

– Цыц. – Он грубовато отодвигает меня.

Из комнаты высовывается мама. Увидев гостя, она выходит в коридор и прикрывает за собой дверь. Бойцов вежливо здоровается.

– Это еще кто? – ответив на приветствие, шепчет мне мама, недовольно хмурясь.

– Это мой начальник, Тимур Иванович, – спокойно поясняю.

– Тимур Иванович? А где команда? – спрашивает она, наблюдая, как Бойцов ставит ведро с водой на подставку.

– Какая? – удивляюсь, всего лишь на секунду отвлекшись от разглядывания широкой спины.

– Ну «Тимур и его команда», – смеется мама.

Я краснею. Бойцов, усмехнувшись, снова располагается на стуле.

– Спасибо, – произношу почти шепотом.

Тимур кивает, будто ничего особенного не сделал.

– А что у вас со скважиной? – указывает на мойку, встроенную в кухонный гарнитур.

– Сломался насос. По-моему.

– Так давайте посмотрю? – предлагает Бойцов, уже поднимаясь.

– Не надо, – обрубает мама, загораживая кран и упирая руки в бока.

Я с неподдельным восторгом наблюдаю за происходящим. Вот же нашла коса на камень!

– Почему? – непонимающе спрашивает майор.

– Я СА-МА. – Мама гордо кивает на разложенные на подоконнике инструменты и гневно смотрит на Бойцова.

Он картинно разводит руками:

– Все понятно. Тоже фенистилка! У вас это семейное!

– Кто? – оскорбляется мама.

– Так, хватит, – примиряюще улыбаюсь я и наконец-то ставлю чайник. – Давайте чай пить.

– Откуда такая ненависть к мужскому полу? – интересуется Бойцов, подпирая кулаком щеку.

– Все мужики козлы, что уж тут говорить, Тимур Иванович, – сообщает мама доверительно, доставая из шкафа печенье.

– Это данные из Росстата?

– Что? – Она в недоумении смотрит на моего начальника.

А он складывает руки на столе, выпрямляет плечи и повторяет:

– Статистика. Все мужики козлы. Вы сказали.

– Ну…

– Кто проводил исследования? На ком? Каким методом делали выборку? Брали ли генетические тесты или выводы основаны на гипотезах?

С улыбкой слушаю их диалог. Теперь козлы-мужики в представлении мамы будут еще и ужасными занудами.

– А че выборки-то делать? – настаивает моя родительница. – Козел, он и в Африке козел. – Она с грохотом ставит чашки на стол.

Судя по тому, как напрягаются вены на предплечьях Бойцова, он злится.

– Отставить неправду, – грозно осекает. – В Африке водится водяной козел, он же антилопа. Наших… хм… козлов они мало напоминают. Надо учить матчасть, Агриппина… простите…

– Евдокиевна, – подсказываю я. Приподнимаю брови в ожидании незамедлительной реакции.

– Все понятно. Особо тяжелый случай, – резюмирует майор, откидываясь на спинку стула.

Рассевшись напротив него, болтаю ногой и громко смеюсь. Выдерживаю взгляд темных глаз. Сначала насмешливый, затем внимательный и серьезный. В черных зрачках вспыхивает особенный, предупреждающий огонек.

За два месяца работы в одном кабинете я украдкой изучила этого странного мужчину. Например, сейчас он старается быть вежливым, но отчего-то в бешенстве.

Мама, отвернувшись к мойке, пытается реанимировать кран самостоятельно. Постукивая костяшками пальцев по столу, Бойцов многозначительно кивает на дорогу за окном. Без слов повторяет предложение посидеть в спортбаре.

Несколько секунд, как завороженная, не свожу взгляда с каменного лица, а потом резко вскакиваю.

– Пойду переоденусь, – говорю, дрожа. – Мам, я сегодня в городе, у Ритки переночую.

– Взрослая стала, – ворчит она недовольно, но я уже ничего не хочу слушать.

Глава 4

– Ладно, мы пойдем, Агриппина Евдокиевна, – произносит Бойцов, хлопая себя по бедрам и поднимаясь с места, как только я выхожу из своей комнаты.

Топчусь на месте, чувствуя себя крайне неловко. Вспыхиваю, уже жалея, что так вырядилась.

Сама себя не понимаю. Зачем? Неужели этот солдафон мне нравится? Или это из принципа какого-то? Одежда ему моя не понравилась, видите ли.

Тимур смотрит на ярко-красные колготки, узкую черную юбку до колена и заправленную в нее, застегнутую наглухо рубашку немного диковато и вместе с тем подозрительно. Потом поднимает глаза к лицу.

Выдерживаю чуть насмешливый взгляд, осознавая, что такой прикид – это слишком даже для меня. Но что поделать, если телесные капронки закончились, а эти вот, кровавые, в шкафу остались?

Конечно, сама бы я такие никогда не купила. Их в магазине перепутали или вообще решили подсунуть мне неликвид. Не знаю.

– Всего хорошего, – прощается мама, даже не повернувшись.

Что-то ворчит себе под нос, пыхтя над насосом, вредина моя.

– Пока, мам.

Мы уже выходим из кухни, когда майор вдруг разворачивается и обращается к маминой спине:

– Да, Агриппина Евдокиевна, и в МВД вашу «козлиную» статистику сообщите, пожалуйста. Как старший оперуполномоченный вас прошу.

– Зачем это? – настораживается мама. У нее аж отвертка из рук вываливается.

Родительница, как и я, удивленно пялится на Бойцова.

– Ну как. – Шабаркнув пальцами по щеке, он с силой разминает шею. – Мы с пэпсами (сотрудники патрульно-постовой службы. – Прим. авт.) ориентировки сразу поменяем. Может, потому так много висяков, что мы-то человечков ищем, а оно вон как оказывается.

Демонстративно ударяю себя по лбу.

Мама несколько секунд смотрит то на Бойцова, то на меня. Хмурит брови, морщится… и неожиданно начинает хохотать на весь дом. В изумлении наблюдаю, как она, держась за живот, складывается пополам.

Чудны дела твои, Господи!

– У-ух, а ты мне нравишься, майор, – кивает мама, отсмеявшись. – Идите уже отсюда. Оба. Мешаете заниматься делом.

Она переводит взгляд на меня, замечает странные колготки и добавляет:

– Валерку вон довези куда надо, Антилопа, а то она в своих колготах дальше леса из нашей дыры не уедет. На попутках-то. Вон какая девка выросла. И какому только козлу достанется?

– Довезу-довезу, – обещает Тимур, кладя ладонь мне на поясницу. Словно под защиту берет.

Его рука такая огромная, что, кажется, все тело накрывает.

– Я и сама справлюсь. – Поерзав, скидываю с себя конечность Бойцова.

В прихожей я надеваю начищенные кожаные ботинки на внушительной платформе и уже берусь за желтый плащ, когда останавливают сзади.

– Пощади, женщина, – хрипит над ухом майор. – Нас ни в одно приличное заведение не пустят.

Хмыкаю, взмахнув копной вьющихся волос.

– Ладно, – пожимаю плечами и сгребаю с вешалки короткую черную куртку из кожзама.

Подхватив сумку, я послушно следую за массивной спиной Тимура до машины. Уже возле нее замечаю, что соседи по дому (он у нас на двух хозяев) уставились в окно. Показываю им язык из вредности. Чтобы не любопытничали.

Бойцов, как обычно не вовремя повернувшийся, замечает мое озорство и тяжело вздыхает:

– Опять заклинание, Валерия? От чего на этот раз?

– Нет, товарищ майор, – кокетливо машу рукой. – Это всего лишь гимнастика для лица. Фейсбилдинг называется. Вот смотрите.

Для правдоподобности теперь складываю губы уточкой и вожу ими по кругу, при этом работая бровями.

Бойцов наблюдает за мной с вялым интересом. Потом открывает дверь своего джипа и приказывает:

– Отставить, Борец, ты так все лицо себе переломаешь. Падай давай.

– Спасибо, – мямлю я и слежу за тем, как прекрасно на нем сидят обычные джинсы. Майору бы в рекламе сниматься, а не пэпсов гонять.

– Что у вас там за родовое проклятье, Валерия Агриппиновна? – с усмешкой интересуется он. – Что за чума напала, если вся ваша династия на матчества перешла?.. – Бойцов вальяжно усаживается в просторном водительском кресле и заводит шумный двигатель.

Пытаясь не обращать внимания на выпирающую из его джинсов «мужскую харизму», я загибаю пальцы и громко перечисляю:

– Прадед был козел, дед был козел. Папаша… что? Правильно! Тоже козел. Видит Бог, так получилось, Тимур Иванович.

– Так получилось, – передразнивает он, почесывает подбородок. – Ну Агриппина Евдокиевна, мать-то твоя, конечно, молодец…

– Почему?

– Она ведь тебя сразу Валерой назвала, Завьялова. Как знала, что ты с этого пастбища никуда не денешься.

– Очень смешно, – закатываю я глаза, а затем деловито поправляю подол.

– А ты как сама-то, стажерка? – усмехается Бойцов. – На крупный рогатый скот вообще переходить собираешься?

– Я больше как-то по людям.

Потупившись, замечаю закрепленную на передней панели цветную фотографию и склоняюсь над ней. Рассматриваю симпатичную блондинку в розовом сарафане и босоножках со шнуровкой.

– А это кто? – с улыбкой интересуюсь. – Сестра ваша?

Тимур отворачивается к окну и спокойно отвечает:

– Да нет, это жена моя… бывшая.

– Хм… Бывшая? Жена?

С удивлением еще раз смотрю на девушку, больше всего напоминающую ожившую Барби. Неудивительно, что такую, как я, Бойцов даже не замечает. У нее ведь ноги от ушей. Она что, какая-нибудь модель?

– Да давно валяется. Выкинуть надо, – произносит он и безжалостно срывает фотографию.

На секунду зависает, мешкая, и отправляет ее под солнцезащитный козырек.

Качаю головой, порицая. Кто ж так фотографии выкидывает, товарищ майор?

Когда хотят выкинуть, рвут на мелкие кусочки, потом долго-долго склеивают скотчем, хранят годами в трельяже, опять рвут, и заново… Так мама с фотографиями отца всегда делала. Вот это высокие отношения.

Но свое мнение оставляю при себе. Кто я такая, чтобы советы начальству давать?

Замужем не была, снимки ничьи не храню… Ой, вру.

Есть пара фоточек бывшего. С Николашей мы встречались недолго, чувств у меня к нему особых не было. Да только на фотографиях с обратной стороны рецепт фунчозы по-корейски его мама записала, поэтому жалко выкидывать.

Бойцов ведет машину уверенно, периодически почесывает подбородок. Звук у этого действия такой… мурашечно-собирательный. Хочется тоже потрогать наверняка колючую щетину, как игрушку-антистресс, но я держусь.

Чтобы занять себя, разыскиваю невидимые пылинки на коленках. Сама до сих пор в шоке, что решилась напялить красные колготки.

– Ты в этих чулках, как гвардеец, Валерия, – выдает Тимур, прерывая мои мысли.

Недовольно на него посматриваю. Да уж, с комплиментами у майора прямо беда.

– Борец, гвардеец, – перечисляю, разглаживая юбку. – Что еще придумаете? И это не чулки, а колготки. Если хотите знать, других у меня не было.

Рядом с Бойцовым я все время испытываю какое-то странное, щемящее чувство. Будто бы немного жаль, что он совершенно не видит во мне девушку. И опять, в связи с моими феминистическими взглядами, возникает ужасный диссонанс. Получается, за что боролись, на то и напоролись, так?

– Не обижайся, Валерия. – Тимур дружелюбно задевает меня плечом, пока его рука ловко управляется с рычагом коробки передач. – Вот знала бы историю государства Российского, сразу бы поняла, почему я тебе гвардейцем назвал. Ты вообще как училась? Двоечница, что ли? – Он подозрительно на меня смотрит.

– Почему двоечница? – тут же обижаюсь. – Я медалистка, только мне медаль не дали.

– Это как?

– А ее Динке Сапатовой вручили. Она дочка Василия Илларионовича, директора школы.

– Понятно, еще один… с пастбища.

Смеюсь, прикрыв рот ладонью, и мотаю головой:

– Да нет, Тимур Иванович, может, и правда Динка лучшей была? Я не знаю. Так что там с колготками-то? – киваю на коленки, напоминая.

– Колготки у тебя красные… – Бегло осмотрев мои ноги, он возвращает взгляд на дорогу. – Как чулки у гвардейцев при Петре Первом.

Я-то думала, это сексуальная фантазия, а оно вон оно как.

– Боже, зачем гвардейцам красные чулки?

Бойцов щурится.

– А битва такая была. При Нарве. Шведы русскую армию разгромили, выстояли только три наших полка. Вот Пётр и распорядился всех гвардейцев нарядить в красные чулки в память о подвиге их товарищей. Бой-то зимой был, от крови раненых и убитых снег стал красным.

– Стоп, – останавливаю его. – Все понятно.

Что от вида крови или даже воспоминания о ней меня мутит, показывать нельзя. Незачем старшему оперу об этом знать, а то до конца жизни буду за печатями в канцелярию ходить.

Тут же хочется стянуть с себя «кровавый снег». Вот ведь сравнение! Прикрываю коленки сумкой.

– Приехали, – произносит Бойцов, останавливаясь в парковочном кармане.

Оглядевшись по сторонам, я замечаю над входом в цокольный этаж дома напротив неоновую вывеску спортбара.

– Место-то хоть приличное?

– А то, – Тимур ухмыляется. – Одна звезда Мишлена.

– Почему? – ахаю я.

– Ну я же майор…

Смеюсь.

– Тика́ем, – кивает он, подхватывая телефон и бумажник.

– А как вы обратно поедете?

Мы выходим из машины.

– Как-как. Корочки ведь есть, не проблема, – пожимает Бойцов плечами.

– В смысле? – Шокированная, я останавливаюсь.

Прищуриваюсь, рассматривая широкий подбородок прямо перед собой. Пожалуй, самую любимую мной часть лица Тимура.

– Шучу, Завьялова. Я вообще-то здесь живу, – кивает он на панельную девятиэтажку, в которой и располагается спортбар.

– Да ладно? – округляю глаза. – Один?

Зачем я это спрашиваю? Мысленно бью себя по щекам.

– Конечно, один. Вернее, с Уликой.

– С кем? – пугаюсь.

– Кошка. Улика, – невозмутимо поясняет Бойцов.

Придерживая дверь, он галантно пропускает меня вперед. В баре приглушенный свет и совсем немного посетителей.

– Тимур Иванович, – кивает парень за барной стойкой. – Вам как обычно?

– Как обычно, Дэн, – гремит Бойцов у меня над ухом. – А девушке… – Его ладонь касается моей поясницы.

– Мне как вам, – пищу.

Совершенно забыла сказать: я вообще не пью алкоголь. Он странно на меня влияет. Но, пожалуй, сохраню это в тайне, как и свою сильнейшую гемофобию. А то Бойцов еще скажет, что я профнепригодна.

В уборной первым делом снимаю ненавистные колготки. С тех пор как Тимур рассказал историю про гвардейцев, только об этом и думала. Проверив прическу в зеркале, я прячу колготки в сумку и тщательно мою руки. Подумав, делаю то, что мне абсолютно не свойственно, – расстегиваю две верхние пуговицы на рубашке. Пристально себя разглядываю.

Грудь высокая, изгиб талии плавный. Волосы опять же… смотрятся женственно. М-да. В целом не Барби, конечно. Но и не Кен. Приосаниваюсь и подхватываю сумку.

Идя обратно по узкому проходу между столиками, я вижу, как Бойцов, потирая шею сзади, рассматривает меня издалека, медленно опускает взгляд ниже. Добравшись до ног, округляет глаза, хмурится и привычно играет желваками.

Кто-то из посетителей открывает входную дверь, и мне под юбку забирается противный сквозняк. Ежусь, мгновенно вспомнив, что на дворе начало марта, а у меня жизненно важные органы «нараспашку». Потом сама себя одергиваю. Гвардейцы Петра вон под Нарвой в снегу стояли, а я что, до Ритки на такси не доеду?

– Пиво уже принесли? – спрашиваю, вешая сумку на спинку стула.

– Принесли, – мрачно отвечает Бойцов, отдирая черные глаза от моих белоснежных коленок. – Садись, стажерка. И да начнется корпоратив!

Глава 5

– Ты на Мишку не обижайся, Валерия, – говорит майор расслабленно. – Из-за эротического сувенира-то. – Он постукивает пальцами по столу.

Я чувствую жар на щеках. Как майор по-деловому розовый вибратор обозвал. Вы, случайно, не в МГИМО учились, Тимур Иванович? Уж слишком дипломатично.

Смакую первый глоток пива, перекатываю пену на языке. Вроде неплохо, действительно вкусно.

Делаю еще глоток и отставляю пузатый бокал на круглую керамическую подставку.

– Что ж я ему такого сделала, Кологривому вашему? – спрашиваю с обидой. – Разве можно так… с живым человеком? С девушкой?

Бойцов становится серьезным. Таким же, как на утренних разводах или во время доклада начальству. Между его бровями появляется глубокая складка, а подбородок напрягается. Не так я себе представляла наш «корпоратив». Майор снова удивляет.

– На службе были, есть и будут совершенно разные люди, Валерия. Как и в жизни. Кто-то из них обязательно будет добрым, отзывчивым. Кто-то из «стареньких» не брезгует дедовщиной. Гоняет молодых, садится на шею, шуточки отпускает.

Негодование я скрываю за новым глотком пенного. Тимур, поигрывая салфеткой, тихо продолжает:

– Будет хорошо, если ты к этому как-то приспособишься. У тебя и так несколько очков в копилке. В связи с родственником. Если бы его не было, поверь мне, произошедшее сегодня произошло бы раньше.

– Но… разве это по-человечески? – стою на своем.

Бойцов морщится:

– Ты как маленькая, Завьялова. За два месяца разве не увидела оперативного дела? Рабочий день у нас ненормированный, стрессы на каждом шагу, постоянное общение с маргиналами. Человечность в нашей профессии не самое распространенное качество.

– Это плохо, – говорю я и сжимаю губы.

– А Миха мужик правильный. Только ему жена с его же братом изменила. Оставила сына шестилетнего и укатила куда глаза глядят. Вот он и бесится. Это года два назад было.

Я бы от такого тоже укатила. Но ребенок? Какая недалекая женщина эта Кологривая…

– Он такой же, как и ты, – с усмешкой произносит Тимур. – Только у тебя на мужиков аллергия, а у него на баб.

Вспыхиваю. О чем это Бойцов?

– Какая еще аллергия? – выдыхаю.

Он за кого меня принимает вообще? Как следует отпиваю пива, чтобы успокоиться, и вытираю губы тыльной стороной ладони.

– Ну как, феминизм твой…

– А при чем тут мужчины? – всплескиваю я руками. – Вы путаете мягкое со сладким, товарищ майор.

– Если что, я люблю и то и другое. – Он обнажает ряд ровных белых зубов.

Лыбится, гад!

Смотрю на него снисходительно. Обычно мне даже нравятся его шуточки, но сейчас мы о серьезном вообще-то.

– Как так получается, что мы боремся за свои права, а вы, мужчины, воспринимаете это как прямую угрозу? Сразу считаете, что мужчины нам ненавистны. А это неправда!

Майор поднимает бокал к губам. Горько усмехается:

– Да хер его знает, Валерия Агриппиновна. Может, потому что, когда вы «бо-ре-тесь», из милых кошечек сразу превращаетесь в наших соперников? – говорит он и делает глоток. Едва заметно облизывает ярко-красные губы, резко контрастирующие с колючестью подбородка.

Я фокусируюсь на картине, что висит на стене за спиной Бойцова. От греха подальше. Поправляю:

– Тогда уж соперницами, Тимур Иванович. А что здесь такого? Почему мы не можем быть равны? – Встряхиваю волосами.

Бойцов снова морщится:

– Не начинай, Завьялова. Я тебя в пивнушку не ради этого привез.

– А ради чего?

– Связь наладить. Служебную. Ты ведь в силу молодости своей считаешь, что в сказку попала. Вот я и хочу развеять мифы, так сказать. Чтобы не было мучительно больно.

– Да все я понимаю, – задираю подбородок.

Не надо считать меня дурой! У меня почти золотая медаль и двадцать рыбок в аквариуме на иждивении. А еще я сама починила вентилятор в системном блоке. Со мной уже можно начинать считаться, между прочим.

– Ты мне это брось, – мрачно осекает майор. – Строишь из себя всезнающую. «Все умрут, а я изумруд», ага. Ты в отделении без году неделя. Откуда все понимаешь?

– Я училась вообще-то.

Почему пиво с каждым глотком кажется все вкуснее? Что за чудеса?

– То, что вам в институтах рассказывают, стажерка, относится к реальной службе в полиции так же, как твои козлы к нормальным мужикам.

– Так а где она, реальная служба-то? – Складываю руки на груди. – Два месяца бумажки перебираю.

Обнаженные коленки покрываются мурашками из-за сквозняка. Гостей в заведении становится все больше, многие толпой выходят покурить. Тяжелая дверь ни на минуту не закрывается.

– Я тебе открою секрет. – Положив руки на стол, Бойцов наклоняется ближе. – В этом и заключается работа хорошего оперативника, Валерия.

– Да ладно? – округляю глаза. Он специально так говорит? – А как же задержания, обыски, раскрытия по горячим следам?

– Ты что, телеканал «Россия» пересмотрела? – усмехается Тимур, чуть повернув голову вправо. Почесывает бровь.

С интересом взглянув на проходящую мимо блондинку, он продолжает назидательно:

– То, чем ты сейчас занимаешься, Валерия, никак не относится к желанию от тебя избавиться. Ты только начинаешь свой путь в уголовном розыске. Как твой прямой наставник, я считаю, что на данном этапе тебе важнее изучить составы преступлений, научиться применять знания на практике и, главное, общаться с людьми. С последним, судя по тому, как сверкали твои пятки сегодня днем, у тебя беда.

– То есть я еще и виновата? – дуюсь.

Вдруг все раздражает. И его ментовская правильность, и то, что критикует, и блондинка эта грудастая, поглядывающая в нашу сторону.

– Виновные наказаны, я уже сказал, – строго произносит Бойцов. – Надеюсь, больше повторять не придется. – Он разминает шею и поправляет кобуру. – Учись не перечить начальству, Завьялова. На службе это не приветствуется.

А как не перечить, если он не прав?

Затихаю, растирая под столом ледяные коленки.

– Вот и поговорили, – резюмирует Бойцов, отодвигая пустой бокал. Повернувшись в сторону бара, он поднимает руку: – Надо бы повторить.

Спустя еще пару раз «повторить»

– Ну, Завьялова. – Майор смотрит на меня с хитрым прищуром. – Рассказывай, из-за кого это ты, не считая родственничков-козлов, решила удариться в феминизм? Что это вообще за надобность такая? – Он иронично приподнимает бровь.

Я без конца перебираю пальцами пуговицу рубашки на вздымающейся от волнения груди.

– Не из-за кого. – Ежусь от холодных мурашек. Ноги можно резать без анестезии. – Обязательно надо из-за кого-то, что ли?

– У всего в жизни есть причинно-следственная связь.

Тимур грозит пальцем, за которым я слежу как за молотком на приеме у невропатолога.

– Значит, у меня ее нет. – Давлю звонкий смешок. – Я феминистка без причинно-следственных связей. А вы… Тимур Иванович, почему пришли в полицию?

Он вздыхает тяжело, будто не ожидал вопроса. Вновь поправляет кобуру.

– Потому что отец был капитаном.

– Был?

– Ну да… Погиб на службе, – говорит Бойцов абсолютно безэмоционально. Будто зачитывает сводку.

– Ясно, соболезную.

Он кивает.

Мы в сотый раз разглядываем друг друга. С каждым бокалом будто заново знакомимся. К примеру, никогда не замечала, что глаза у Бойцова вовсе не черные, а темно-серые. Цвета мокрого асфальта, если быть точной. С блестящими желтыми вкраплениями на радужке.

Ну и есть еще новость. У небритого подбородка майора появился конкурент – заманчивый ежик на голове, который тоже непременно хочется потрогать, пропустить сквозь пальцы.

Что-то мне подсказывает, волосы Бойцова, как и он сам, – только с виду жесткие, а на ощупь приятные и податливые.

Черт. Кусаю губы под тяжелым взглядом.

– А вы… давно были женаты? – ляпаю я не знаю зачем.

Тут же соображаю, что несу, и сжимаю ладони под столом.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – отвечает Бойцов мрачновато и трет щетину пальцами.

Да блин!

– Я в любом случае состарюсь, – безразлично пожимаю плечами. – Подумаешь! Просто интересно… почему разводятся с такими красивыми… как та девушка на фотографии?

Еще раз ласкаю взглядом крепкие руки и широкие плечи. И почему от таких мужиков уходят? Тоже интересно.

– Ты же будущий оперативник, Валерия. Должна знать, что по статистике с красивыми все в жизни случается чаще. И хорошее, и плохое. Особенно плохое.

– Ну да.

– Так что будь осторожнее, – вкрадчиво предупреждает Бойцов.

Лицо, кажется, вот-вот сгорит, как огарок свечи. Прикладываю к щекам прохладные ладони.