Открой

Над Самантой стояли врачи и что-то кричали друг другу и ассистентам, борясь за ее жизнь. Сердечный пульс ускорялся с каждым ударом! А ей мнилось, что она снова в плену. В подсознании она была в черной комнате и снова видела его лицо. Он стоял напротив нее с помутневшим рассудком и брызгал слюной в порывах истерического умопомрачения! Её грязные сломанные ногти впивались в бесцветно-темную стену, глаза, не пересыхающие от слез, щурились, и живот разрывался от боли, потому что у нее начались первые месячные… первые месячные в таких условиях. Зверь ударил ее по лицу и сказал ждать. Через какое-то время он вернулся с тугой повязкой. Завязал ей глаза и уволок наверх, как добычу, которую он готов был распороть. Он поднял ее на этаж и поставил в ванну, закрыл дверь за собой и приказал мыться. Зверь стоял и смотрел, и тут она закричала:

– Убей! Убей меня! Убей меня! – и упала на пол всяв крови.

На секунду его глаза будто видоизменились, и он как-то сжался, но лишь на секунду. Огонь снова вспыхнул в бешеных глазах, и зрачки расширились. Она испугалась и снова вспомнила про воду, которая лилась из-под крана. Попила, как собака, и продолжила мыться с пустым взглядом. Она была обречена. По инерции она снова запоминала все детали: флаконы, тюбики, предметы личной гигиены, какие-то странные полотенца, много запахов… Саманта запоминала всё, как в последний раз, как если бы у нее была надежда спастись. Всё запоминалось навсегда: его руки, неприятный парфюм, его одежда, длинные волосы, крючковатый нос… и… то, что он показывал ей после ванны.

Швырнув ей предмет личной гигиены, он снова туго завязал ей глаза и отнес в темную комнату, сунул похлёбку в тарелке с золотой каемкой и приказал спать, видимо, на время удовлетворенный спектаклем.

***

Спустя несколько часов Дэвис пришла в себя, открыла глаза и громко закричала. Сию же секунду к ней сбежались врачи. А она продолжала кричать и никак не могла успокоиться. К рукам были прикреплены трубочки от капельницы, и Сэм начала их лихорадочно скидывать, кровь брызнула на покрывала, и она съежилась в углу кровати, пока доктор Джонс рассказывал о лекарстве. Она осознала, что снова очнулась в незнакомом месте.

Саманта умоляла не вводить ей никаких препаратов под кожу. Но «белые халаты» объясняли ей, что это необходимо. Она замолчала, закрыла глаза, но чудовище не выходило у нее из головы. Дэвис рассказала, сколько, по ее мнению, времени она бежала от того дома до места, где ее заметил водитель.

Описала чудовище и снова замолчала. Ей не хотелось ни с кем говорить. Она понимала, что выжила, но как жить дальше, она совершенно не представляла.

В больничной палате было большое окно, и она увидела свет и небо. Дэвис поняла, что находится на воле, что она жива, что она больше не в темной комнате. Но её тело продолжало сотрясаться от страха и нервных спазмов. Красными глазами она смотрела на настоящие облака через стекло, на птиц, на деревья…

Доктор Джонс спросил, как ее зовут и сколько ей лет, где она родилась? Есть ли у нее родственники? Ей задали много вопросов.

Рыжая растрепанная девочка с бледными веснушками и красными глазами назвала свое имя.

– Меня зовут Саманта Дэвис, – еле слышно, но внятно прошептала она. – Мне, наверное, уже 15 лет. В Бостоне у меня есть тетя. Розалина Гейт. Тетя Роза. Но я не хочу к ней возвращаться, – предупредила «белые халаты» Саманта. – Не хочу!

За окном пошел первый весенний дождь, и это был первый дождь, который изо всех сил кричал, вторя крикам её души. «Верь», – сказал однажды её внутренний голос. И она поверила. Но сейчас её внутренний голос молчал. Ей больше не задавали вопросов, и она уснула, как спят все подростки, только сейчас её самым родным домом на свете была больничная палата, где было светлое большое окно. Врачи сказали ей правду: полиция обнаружили дом, но он был пуст. Ему удалось сбежать, не оставив следов. Ей пообещали, что его найдут и накажут. Она слушала, но не слышала, продолжая дрожать от страха.

Врачи долго обсуждали, как помочь ребёнку в этой непростой ситуации… Полиция нашла Розалину Гейт, с ней провели беседу, после которой разрешили посетить Саманту в больнице. Дэвис почти никак не отреагировала. Обессиленное тело Сэм находилось в углу с опустошенным взглядом, уставившись в одну точку. Она услышала знакомый голос, но, не подняв головы, продолжала сидеть неподвижно. Розалине было горько смотреть на это. В глубине души она очень любила девочку, хотя практически никогда не показывала своих чувств. Она скорбела по своей сестре, которая вместе со своим мужем разбилась в автокатастрофе, после которой Розалина закрылась в себе и стала похожа на бамбук. А теперь она чувствовала себя виноватой и из-за ужасающего происшествия с Самантой. Всё это время она искала девочку и каждый день умоляла Бога, чтобы девочка нашлась. Полиция пожимала плечами, а тётя продолжала надеяться на чудо.

Розе разрешили забрать Дэвис домой через несколько недель. После кучи тестов и анализов Саманте назначили реабилитационный курс психотерапии, а после его окончания, в течение многих лет, Дэвис продолжала посещать доктора Стиви Рея Джексона по собственному желанию. Он стал для нее другом и близким человеком. Его телефонный номер был в быстром голосовом наборе при воспроизведении трех букв «Рей».

***

На удивление многим, пережив личную трагедию, Саманта не замкнулась в себе и, вопреки всем страхам и личным комплексам, решила осуществить свою мечту и стать актрисой. Она успешно сдала вступительные экзамены в New York Film Academy и переехала в Нью- Йорк. С каждым днем Саманта всё больше понимала, что выбрала правильное направление. Её учителя говорили, что она имеет природный дар, и ставили в пример её сокурсникам.

Саманта переехала в студию недалеко от Академии, где познакомилась с разными ребятами, где впервые почувствовала вкус свободы, попробовала алкоголь и легкие наркотики, начала посещать разные тусовки и модельные кастинги, общалась со сверстниками. Несмотря на то, что многие набивались ей в друзья, она не пускала в свою жизнь никого по-настоящему, и не ждала сочувствия и объятий в тяжелые периоды, которые у нее были. Она просто плакала в подуш-ку и копила в себе разные эмоции, которые выплескивала в выбранную профессию.

В академии Саманта погружалась во весь процесс кино-производства, контактировала со сценаристами, режиссёрами, продюсерами и монтажерами, потому что, независимо от выбранной специальности, студенты NYFA проходят через все стадии кинопроизводства и постоянно вовлечены в деятельность всей съемочной группы. Лекции и практические семинары часто проводили приглашенные гости – знаменитые деятели кинематографа. Они вдохновляли, давали советы, делились некоторыми секретами, вовлекали в индустрию кино, как в мечту. И Саманта влюбилась.

***

Только это место и смогло ее оживить и отвлечь от ужасных воспоминаний.

Все желания начинали сбываться, но только потому, что она прикладывала невероятные усилия, отдавала всю себя спектаклям, кастингам, съемкам, первым эпизодическим волнующим ролям. На собственные проблемы у нее почти не было времени. Саманта была загружена и в изнеможении валилась на свою не очень удобную кровать и засыпала тихим сном. Вставала рано утром, натягивала спортивный костюм и бежала на пробежку. Дисциплина – залог успеха. Тете Розе Саманта звонила раз в неделю, и сухо докладывала о своих новых успехах. Положив трубку, они обе плакали от своей чопорной сухости, но ничего не могли изменить в своем общении. Саманта была рада, что больше не живет с тетей Розой. Пускай она была предоставлена сама себе, и ей приходилось подрабатывать хостес на различных мероприятиях и моделью, но такая жизнь ей нравилась больше.

Побег в Город Ангелов

После продолжительных и иногда утомительных бесед с доктором Реем я часто чувствовала себя опустошенной. Он давал мне разные задания, превращая мою жизнь в игру. Беседуя со мной, он был откровенен и почти заставлял меня не относиться к жизни слишком серьезно, и делать то, что мне хочется, больше читать и загружать свой мозг исключительно важными задачами, знакомиться с новыми людьми, больше общаться и идти к своей намеченной цели. Мы много говорили о моей цели стать настоящей актрисой. Он понимал, что из этой мечты я черпаю своё вдохновение и живу этой мыслью, только она дает мне независимость и свободу и укрепляет дух. Пробы, сценарии, игра в новую реальность, «примерка чужих жизней», шуршание платьев, грим, много улыбающихся лиц, света прожекторов, крики режиссера и снова закат – такой мне нравилась моя жизнь. Были разные дни: иногда мне не везло, я с громом проваливалась, чувствуя себя незащищенной, «протасканной» через все круги ада, но я ни на секунду не сомневалась, что нужно идти только вперед. Я делала это исключительно для себя.

В двадцать один год, я решила попытать счастье. Взяла билет в один конец и улетела в Лос-Анджелес (LA).

Испепеляющее солнце, пальмы, удивительно красивые восходы и закаты дарили мне хорошее настроение. Этот мир казался мне совсем другим. LA стал моим спасительным раем, в котором всё было ново, и доктора Рея не было рядом. Я будто сбежала от черных мыслей и своего похитителя, а также от человека, который стал моим эхом. Убежать от своего эха, было, пожалуй, страшней всего.

Шагая по звездному бульвару, я чувствовала себя счастливой! Я прикасалась к надписям латунных пятиконечных звёзд белыми перчатками, не боясь испачкаться! Меня не смущал даже вечный смог, во мне вновь зажегся внутренний свет, который погас восемь лет назад…

Я взяла с собой неподъемный чемодан и рюкзак. В чемодан я запихнула пять-шесть лучших платьев, шорты, майки, огромную косметичку, актерское портфолио со съемок в NY и модельное портфолио, сделанное Патриком Леммом, и, конечно же, туфли и духи – какая королева может существовать без каблуков и невкусно пахнуть?

Калифорнийский загар прилип ко мне очень быстро. Кожа приобрела бронзовый оттенок, и я стала выглядеть более отдохнувшей.

Привычка бегать, перелетела через всю страну вместе со мной. Я туго завязывала волосы в хвост и бежала под любимые песни, которые предавали мне сил. Музыка сопровождала меня повсюду и была моим стимулом.

В один из таких прекрасных дней я познакомилась с Кэмероном. Он совершал пробежку по моему маршруту. Накачанный бог, с красивым голосом и хорошими манерами, он рассказал, что гостит у друзей, а сам проживает на территории Малибу (а город Малибу известен своим тёплым климатом, песчаными пляжами, а также тем, что в этих местах живут богатые и знаменитые).

Он был очень вежлив и обходителен и пригласил меня на свидание в ресторан Golden Gopher. Этот было в тот же вечер, я надела простое летящее платье персикового оттенка и уложила волосы. Он ждал меня внизу, на нем были яркая футболка и джинсы. С виду он казался проще, чем был на самом деле.

В Голдене была очень приятная атмосфера, мне вообще казалось, что в этом городе всё «ангельское», начиная от глаз Кэмерона, заканчивая обслуживанием официантов. За ужином в этом «золотом» ресторане я расслабилась и разрешила себе пофлиртовать с блондином. Он рассказывал мне про Лос-Анджелес, Малибу и делал многочисленные комплименты. Кэмерон являлся лицом известного модельного агентства, а также студентом Pepperdine University. Он рассказал мне про свой факультет «Бизнес и менеджмент». Его тембр был таким мягким и спокойным, что я всё время улыбалась. Мне очень нравилась его уравновешенность.

Через некоторое время я приняла приглашение приехать к нему в гости в Малибу, в его собственный дом, подаренный папой бизнесменом. И у нас завертелся роман. Кэмерон был моим первым увлечением в LA.

Всё это время я боролась с собой, со своими мыслями и чувствами и с телом, которое считала грязным после прикосновений чудовища. Я боялась чувствовать себя комфортно, разрешать кому-то доставлять мне удовольствие… Я никому не разрешала себя любить, наверное, потому что сама боялась себя любить после случившегося.

В Нью-Йорке, во время учебы, я напивалась, прежде чем заняться любовью с теми, кто мне очень нравился, потому что чувствовала себя некомфортно со своими психологическими заморочками.

Итак… Кэмерон…

С ним было легко и просто, не было сильной привязанности, не было ощущения, что я нахожусь «на грани». Он пригласил меня в Малибу через неделю, и я приняла его предложение.

Кэмерон не покупал меня, хотя был богат, нам просто было хорошо вместе, и я не отказывалась от дорогих подарков. Это были дорогие украшения, платья и море цветов, еще он свозил меня во Францию, где всё было просто по-королевски: и отели, и отдых. Секс с ним был неплохим, но чего-то не хватало: не хватало страсти, огня. После возвращения из Парижа у меня окончательно отрасли крылья, и я прошла четыре этапа кастинга, после которого меня утвер-дили на большую роль в большом фильме, где я сыграла криминалиста. Фильм был удостоен многих номинаций. Это было моё настоящее начало, мой результативный старт. Но мне хотелось большего: я хотела стать не просто актрисой большого кино, я хотела стать лучшей.

После окончания съемок в этом фильме мне было легче получить следующую роль. И когда я перелистывала новый сценарий, у меня тряслись от счастья руки. Я влюбилась в свою героиню и была безмерно рада погрузиться в новую работу полностью. Деньги от первой большой роли и второй главной я отложила на будущую недвижимость. Я росла. И девочка-сорванец наконец-то включала мозги.

С Кэмероном мы расстались из-за катастрофической нехватки времени: сначала мы стали видеться очень редко, потом перешли на телефонные звонки, потом поняли, что так больше не может продолжаться. И я, не сомневаясь в правильном решении, выбрала карьеру. Мы сумели остаться друзьями, и у обоих остались хорошие и приятные воспоминания друг о друге. В наших отношениях всё было логично: он знал обо мне ровно столько, сколько я хотела ему рассказать, ни больше, ни меньше. В основном говорил он, и всё решал он. Рядом с ним я часто молчала, и мне это почему-то нравилось. Но всё заканчивается, как закончились и наши отношения.

***

Меня начали узнавать воротилы шоу-бизнеса, все звали меня именем моей героини в фильме, и меня это жутко раздражало. Но сквозь раздражение я тихо млела.

Популярность росла, и времени для себя почти не оставалось. Моими друзьями стали коллеги по съемочной площадке, гримёры и мой менеджер Инкери Тойвонен, которая появилась у меня по приезде в LA. Её знали в этом мире почти все, и все хотели с ней работать. Её родители перебрались в США из Финляндии, когда еще были очень молоды, и она появилась на свет уже здесь. Штурмуя всех и все на своем пути с самого рождения, как бронированный танк, она тащила на себе много проектов, много людей, и, кроме работы, её мало, что интересовало: ни солнце, ни пляж, ни мужчины…

Поклонников у меня становилось всё больше и больше, как среди обычных людей, так и среди богатых мужчин. В перерывах между съемками мне удавалось сниматься в модельных проектах для известных брендов одежды и косметики. Я становилась другим человеком: во мне начала просыпаться женщина, и я постоянно следила за своим внешним видом, покупала дорогую косметику для лица и тела, ходила к стилистам, визажистам и даже к имиджмейкерам, которых советовала мне Инкери. Ходила на симфонии в Center Theater Group, посещала концерты в Стэйплс центр, как-то однажды заглянула даже в библиотеку Хантигтона и пробежалась по художественной галерее в Сан-Марино, где хранятся рукописи Шекспира. Также за четыре года, проведенные в LA, я обошла все рестораны и ночные клубы бульвара Сансет по многу раз.

Но самый запоминающийся «отрыв» я совершала на пляжах Малибу. Ох, какие там красивые серфингисты и вкусные, опьяняющие коктейли!

***

Да, я находилась в Лос-Анджелесе, в Городе Ангелов.

Я была сильно пьяна, мой внутренний голос отправил меня на пересечение бульвара Сансет и Дохини Драйв… я помню эту ночь отрывками, как и некоторые другие. Всё началось с текилы и VIP-зоны, куда меня притащил мой друг по прозвищу Лили. Приехав все разукрашенные, будто с бразильского карнавала, мы хлестали алкоголь, словно это была вода. Музыка пробивала ушные раковины и, отбивая степ на пути через перепонки, всасывалась в мозг.

Дальше всё происходило будто по ненаписанному сценарию неснятого фильма… Отрывками я помню, как мы летели на «корвете» и что-то орали ночным туристам, прогуливавшимся по нашему маршруту, махали какими-то вещами, словно флагами… Кто был за рулем – не помню…

Я проснулась на яхте, пришвартованной на побережье Тихого океана со стороны Беверли-Хиллз. С таким похмельем я просыпалась только в NY, наверное, поэтому не сразу смогла вспомнить, где я…

Обо мне много писали, в этом городе меня впервые начали преследовать папарацци, и мои новые друзья научили меня прятаться от них разными способами, я узнала о себе много нового, и порой фантазии журналистов можно было позавидовать! Статей становилось столько, что я не успевала их обнаруживать, и репортеры, вчера выливавшие на меня помои сегодня уже писали, что «мне нет равных». Это правда, говорят, что у деятелей шоу-бизнеса должна быть бронированная шкура.

Мне приписывали романы с разными голливудскими коллегами, и местными «аллигаторами». Но все эти статьи не так сильно интересовали меня, это все было не так важно. Больше всего я боялась, что Кипер узнает и найдет меня. Страх не уходил.

Возвращение

Дэвис вернулась в NY другим человеком. Она превратилась в востребованную актрису, в раскованную женщину. Ей завидовали, ею восхищались. Саманте начали подражать.

Дэвис нравились свои перевоплощения, она узнала другую свободу. Это была свобода жизни, свобода эмоций, финансовая свобода. Она начала чувствовать себя нужной и реализованной. Мужчины сходили по ней с ума… Её приглашали на встречи, интервью, на телевидение в различные передачи, она снималась для журналов, участвовала в показах мод с другими звездами. Её следующим шагом был за-пуск собственной линии духов и косметических средств и раскрутка собственного лейбла. В планах уже были назначены даты переговоров с людьми, которые были заинтересованы в сотрудничестве с Самантой, и всё кружилось и вертелось. Просыпаясь, она иногда путала дни и боялась опоздать на новые и новые встречи.

Про «темную комнату» знали только полицейские, врачи, и её подруга Барбара Рид, которую она называла Барби. Они дружили с ней с самого детства и вместе ходили в тот самый балетный класс в Бостоне. Она считала не нужным посвящать кого-либо в свою трагедию, даже тех девушек, с которыми она училась в академии.

Единственная привычка, которую она сохранила за собой после темной ужасной комнаты, – это отношение к еде. Сэм ела очень мало, не потому что боялась располнеть, а потому что маленькой порции для нее было достаточно… после собачей миски с непонятной похлебкой.

Зная, что её мучитель до сих пор на свободе, Дэвис боялась, что он найдет её, и часто вздрагивала, когда её окликали из-за спины похожим тембром голоса.

Позже она вернулась в Манхэттен с целью остаться в городе надолго и завоевывать мир дальше и поэтому исполнила свою мечту раннего детства. Сэм купила себе роскошную квартиру-пентхаус в Манхэттене. Большую, светлую и просторную с прозрачными огромными окнами, за которыми была настоящая жизнь, как в той больнице, Центральный парк, свет, небо, и другие небоскребы. И каждый раз, засыпая в своей квартире, Сэм смотрела на город и осознавала, что она жива и не одинока. Ей улыбались ночные огни и пролетающие машины, весь NY растворялся в закате, и она очень любила этот город, город, с которым было связано и множество приятных моментов.

***

По приезде из LA я постарела душой еще больше. Я это ощущала. Изнеможенное тело не слушалось. Съемки завершились, и я превратилась в потертый ластик. Хотелось спать всю неделю напролет, что я и сделала, еще хотелось что-то поменять в себе, сбросить весь накопленный стресс и грязь, как змеиную шкуру…

На днях у меня закончились съемочные дни в картине, которая снималась сто пятнадцать дней, и я была смертельно измотана, особенно в последние дни. Мне пришлось летать даже на воздушном шаре. Это был фантастический опыт и бессонные ночи. Работа велась над картиной «Удар».

Я начала готовиться к роли еще за несколько месяцев, усердно посещая зал по 5—6 часов в день, 6 дней в неделю со своим тренером. Мое тело, приобрело, рельефные изгибы и часто попадало в кадр в разных ракурсах. Роль была интересной и запоминающейся, я играла девушку, входящую в преступную группировку и у всех членов банды были одинаковые татуировки – челюсти с клыками на правой кисти руки. Мне приходилось испытывать невероятные физические нагрузки и на съемках: бегать, выполнять разные трюки, прыгать с парашюта и поэтому Инкери следила за моим питанием. Она стала моей нянькой. Но по окончании съемок я гордилась собой еще больше. Мне нравилось играть.

***

В процессе моей эволюции, моего взросления изменялось очень многое, и менялся мир вокруг. Валяющаяся газета с сегодняшними новостями была тому явным подтверждением! Лицо корреспондента с микрофоном будто говорило: «А что если будущее уже настало?»

…Весь насущный мир ускоренно видоизменялся. Изменения происходили каждый день, открытия росли как грибы. Машины научились летать, когда я еще не успела улететь в LA, благодаря новому топливу, без всякой магии; роботы научились перепрограммироваться, появились новые современные лекарства от тяжелых болезней и противоядия.

Помимо уже имеющихся президентов всех стран, появился президент мирового сообщества, и им стала женщина, которая родилась в Южной Корее. Нгуем Лимм. Она стала почти богом для одних жителей планеты, а для других – новым поводом для насмешек и карикатур. Был создан флаг мира. Он был ярким и оптимистичным. Вводился даже новый единый язык. Новые правила меняли мир, и они многим были не по душе.

Политика, строительство, наука, архитектура шоу-индустрия и многие другие отрасли развивались. Прогресс был заметен каждый день.

В музыке появились новые направления. Классическая музыка не старела. В моду возвращались мелодичные баллады, но уже нового, «бриллиантового» времени. В дизайне одежды всё больше и больше появлялось футуристических элементов. Даже офисные сотрудники могли позволить себе чудаковатые аксессуары, и это не считалось дурным тоном.

Но, несмотря на позитивные аспекты совершенствования мира, наркотические средства не прекращали распространяться, и криминал не был искоренен.

Те, кто не могли устроиться в жизни, шли на криминал. Каждая страна боролось с криминалом, как и раньше, но искоренить его было невозможно. Неравенство между классами людей приводило к хаосу и порой – к массовым беспорядкам.

Одно лишь оставалось неизменным – человеческое отношение друг к другу. Ненависть терзала души и сердца людей. Одиночество подталкивало всё чаще к суициду. Ужесточились наказания для преступников и менялись многие законы и кодексы, почти до неузнаваемости. Все постоянно менялось. Людям понравилось все менять.

По приезде в Нью-Йорк я прошла аттестацию и тоже села за руль космомобиля. Ощущения при полете были просто неземные: ты чувствуешь, что земля уходит из-под ног… ты уже не на земле, ты в небе, ты большая важная птица! Сливаясь с космосом, ты просто паришь. И да, я купила себе машину, именно ту, о которой мечтала. Да, я купила золотую «Ламборгини»! Но все думали, что она сделала из золота, а это было просто «правильное» покрытие. «„Ламборгини“ есть, можно умирать», – подумала я.

Я проснулась ранним утром, примерно в 5 часов. Нью-Йорк еще спал. Полупустые улицы были окутаны голубым светом. Я надела очки и куртку и вышла на улицу за свежей прессой и прогуляться. У полицейских в Медисон Сквер Парке проводилась перекличка, двое уборщиков в красной форме очищали улицы, также по дороге я встретила милую целующуюся парочку и небольшую толпу молодых русских туристов, громко смеющихся без перерыва. Они кричали что-то вроде: «Дуракам закон не писан».

Я купила USA Today, прогулялась по парку, встретила восточно-американского бурундучка и вернулась домой. Прошуршала первыми страницами, наполнила ванну водой и бросила сразу две бомбочки «страсть по-французски» (бурлящие шарики) и погрузилась в ванну. Рассвет уже обволакивал всё, как топленое масло… сладко пробуждая людей в пятничный будний день.

***

«Красные маки слишком прекрасны, им не оказаться в твоем сером сне, сером-сером сне…» – я напевала эти слова снова и снова, сочиняя мелодию и поливая свои розы, стоящие в маленьком ландшафтном саду перед окном. Вода попадала на листики, разделяясь на сверкающие капли.

Зазвонила домашняя «ракушка» – это звонила Барбара.