Связанные

Папа всегда говорил, что делает это ради мира, спокойствия и порядка. Его любила одна половина магического мира, но ненавидела другая. А я попытавшись в этом разобраться однажды, решила, что если я хочу сохранить дочерние чувства к отцу, мне не стоит углубляться в политику.

Одно время мне малодушно казалось, что его карьера откроет мне любые двери. Но отец был из тех, кто считал, что всего нужно добиться самостоятельно, поэтому никогда никакие связи для моего успеха не использовал. А когда я единственный раз сама попросила об этом, очень жестко мне отказал, отчитав как маленькую. Тогда мне не хватило буквально пары баллов, чтобы стать тем, кем я мечтала стать всю жизнь. Так мне закрылся путь в агенты, зато взяли в эскулапы. Это хоть как-то связывало меня с местом, где я так хотела быть, ведь на плановые задания мы часто выезжали боевым и лекарским составами, и я все равно была так или иначе причастна к оперативным действиям.

Что ж, теперь меня уже ничего с этим не связывает. И снова быть в Бюро, где сегодня состоится суд, мне не хочется.

Оторвавшись от бумаг, которые сосредоточенно изучал, отец смотрит на часы и кивает.

– Нам пора, – отец наконец удостаивает меня полноценным взглядом и хмурится. – Запишись к мозгоправам, очевидно, что сама ты все же не справляешься.

– Если мне понадобится совет…

– Хватит огрызаться, Кара, – перебивает он, и его голос режет сталью, мгновенно сбивая с меня спесь, и я только поджимаю губы, как всегда, теряясь перед таким тоном. – Лицо попроще, там будут репортеры.

Делаю глубокий вдох, призывая все свое терпение – сейчас не время и не место артачиться, но позже ему обязательно все выскажу. Наверное. Меня ужасно расстраивает, что иногда он забывает, – я уже не малышка, которой он может понукать. Но выдрессирована я знатно, поэтому послушно надеваю маску счастливой дочери самого влиятельного человека магического мира, приклеивая на лицо вежливую улыбку.

Пока мы идем уверенными широкими шагами к залу заседаний, на нас смотрят люди. Отец всегда притягивает взгляды, я к этому привычна. Когда до резной двустворчатой двери остается несколько метров, он заговаривает снова:

– Поужинаем на выходных, – это не вопрос. – Хочу обсудить твое будущее.

Я было вскидываюсь, бросая на него возмущенный взгляд, но один из агентов, поздоровавшись кивком, открывает нам дверь, впуская внутрь. Я не успеваю ничего ответить, потому что отец сразу же уходит вправо, где для таких важных наблюдателей, как он есть отдельные места. Злюсь на него, а может, уже на себя, пару мгновений смотрю ему вслед, а потом начинаю спускаться по ступеням зала, устроенного по типу амфитеатра, желая занять более удобное место для слушания дела. Зал полон, люди перешептываются, смотрят на узника.

Я отыскиваю его глазами, это не сложно – он сидит в самой середине зала, заключенный в магические кандалы. Рядом с ним, чуть поодаль стоят два агента, игнорируя пристальное внимание прессы.

Антонин Воронов выглядит просто отвратительно. Прошел лишь месяц с того момента, когда я видела его в последний раз, но его волосы сильно отросли и теперь грязными сосульками свисают вперед, закрывая глаза. Щеки сильно впали, будто он голодал, под глазами залегли пугающие тени, борода отросла и спуталась. У него оказался сломан нос, на лице виднелись новые кровоподтеки и старые синяки. Но как же были ярки его глаза. Зелень полыхнула легким безумием и насмешкой, когда он дернул головой, откинув волосы и открыв взгляд. Он был скован, но не сломлен. Сразу понятно, что он ненавидит всех вокруг так же сильно, как и они его.

Я медленно спускаюсь по ступеням, почему-то не в силах отвести взгляда от Воронова. Внутри чувствую зарождающуюся дрожь, и мурашки пробегают по всему телу. Сглатываю судорожно, не понимая, что со мной происходит. Возможно, дело в воспоминаниях того страшного дня, перевернувшего мою жизнь, но как бы там ни было, справиться с собой не получается. Руки начинают дрожать от странного распирающего чувства в груди. Я ускоряюсь, чтобы сесть и прийти в себя, но дыхание сбивается и воздух застревает в горле, когда Воронов поднимает голову и, даже не шаря глазами по толпе, сразу находит меня, пригвождая тяжелым взглядом.

Я спотыкаюсь и едва не лечу вниз по ступенькам, но меня поддерживает какой-то мужчина. Не удосуживаюсь даже поблагодарить его, как завороженная смотрю на Антонина Воронова, а он смотрит на меня.

И тут я едва не задыхаюсь от эмоций, когда начинаю чувствовать ее – магию. Она, словно целительная вода, заполняет каждую клеточку моего тела теплом, силой и энергией. От эмоций набегают слезы. Я поднимаю руки, которые сильно подрагивают, чтобы взглянуть на браслеты, и вижу, как руны заполняются светом.

Люди вокруг начинают замечать, что что-то происходит. Слышу гул разговоров, возгласов, щелчки камер и вскрики, когда поднимаю взгляд на Воронова, которого тоже мелко потряхивает. Я не понимаю, что происходит, только смотрю на него широко раскрытыми глазами и вижу, как от меня к нему тянется потоком радужная нить, встречаясь с его темно-фиолетовой, они смешиваются.

Вокруг начинается хаос, но мы не отводим друг от друга взглядов. Воронов шокирован. А я вдруг начинаю смеяться.

Суд отложили. А нас сразу же принялись изучать, как подопытных. Собралась целая комиссия из всевозможных начальников, которые делу совсем не помогали, а скорее наоборот. Им нужны были ответы, что это за хрень, но ответов не было ни у кого. По крайне мере пока.

Мы с Вороновым сидим молча, сверлим друг друга взглядом и ничего не понимаем, пока над нами водят руками, артефактами и даже посохами.

Я не могу сдержать улыбки, глупой и счастливой, а он смотрит на меня как на самую большую идиотку в мире.

Мне плевать. Плевать на все. На то, что я устала за несколько часов, проголодалась, стала эпицентром всеобщего внимания. Главное, что во мне теперь снова сила, без которой я не была собой.

К вечеру мне позволяют уйти, приказав явиться на следующий день. Я прощаюсь со всеми, но, несмотря на усталость, чувствую внутри умиротворение. На Воронова, выходя, я даже не смотрю. Воодушевленная, направляюсь сразу к отцу, потому что он отдал четкие указания зайти после всего. Знаю, что его одолевают вопросы, и что, конечно же, ему уже предоставили полнейший отчет, который мои глаза никогда не увидят, но он все равно будет допрашивать меня на правах близкого родственника.

Пока поднимаюсь к отцу, чувствую, как усталость и слабость заставляют ноги и руки неимоверно потяжелеть, а когда его секретарша распахивает передо мной дверь, болезненное ощущение простреливает грудь. Резкое, будто из меня что-то вырвали. А потом физически ощущаю, как магия покидает тело, а браслеты на запястьях снова гаснут. Не в силах устоять перед обрушившейся на меня болью, падаю на колени, хватаясь за солнечное сплетение. Все это происходит на глазах отца, что влечет за собой новый виток исследований. Домой в эту ночь никто не уходит.

Через месяц приходится признать неизбежное – у меня особая связь с наемником. Подумать только, если бы Воронов не вернулся за мной, ничего бы этого не случилось с нами. Второй взрыв создал эту странную связь. Агенты, которые тоже потеряли магию, как и я, сейчас вспоминают, с кем они взаимодействовали во время него, чтобы вернуть себе магию хотя бы подобным образом.

Что может быть хуже того, что магия возвращается лишь в его присутствии? Наверное только ее полное отсутствие и непонимание причин. Сейчас все так же непонятно, кроме одного, у меня есть магия и чем дольше и регулярнее мы находимся вместе, тем на более длительное время ее хватает. Но если нас разделить надолго, результат всегда один – болезненный разрыв.

Воронов хранит гробовое молчание, не комментируя данную ситуацию. Агенты уверены, что он что-то знает или, что еще хуже, специально это устроил. И вот последнее мне кажется бредом. С ужасным чувством вины я при встречах с ним отмечаю новые раны на его лице. Они не гнушаются применять жесткие методы – это становится для меня откровением. Но это все не работает с этим мрачным и молчаливым мужчиной.

За месяц удается выяснить имена людей, что оказываются связаны с другими агентами. Двое из них – отступники на свободе, доступа к ним нет. И вот тут совсем не завидую этим ребятам, жизнь которых теперь будет зациклена на поиске этих людей. Всем нам официально сообщили, что виной всему артефакт, что во время взрыва был физический контакт, который и установил эту неизведанную связь. Что это был за артефакт – никто не распространялся, но что еще для меня оказывается удивительным, – всплеск энергии связал две противоположные стороны. У каждого агента оказался в паре отступник. Ну а у меня – наемник, – человек без принципов, порядков и совести. Да еще и русский.

Время шло, исследования продолжались, как и жизнь. Но меня уже мало во что посвящали, навесив на это дело еще больший гриф секретности. Я вернулась к работе эскулапом. Но с тех пор как стало ясно, что магия возвращается только в присутствии друг друга, и что имеет свойство накапливаться в нас, как в батарейке, а ее разрыв каждый раз сопровождался короткой, но сильной болью, начали искать выход из этой ситуации. И были предприняты несколько радикальных действий, повергших меня в некоторый шок, но с которыми мне приходится смириться, скрепя сердце.

Сейчас я смотрю из окна своей кухни на трейлер, стоящий на заднем дворе. Теперь Антонин Воронов живет со мной. Господи, это просто немыслимо!

Отцу тяжело дается принятие этого факта, и он самолично вчера накладывал защитные чары на мой дом, чтобы оградить любое проникновение Воронова в мое пространство. Собственно, моих друзей тоже волновал этот факт. Зои и ее брат Даррен предложили ночевать со мной по очереди, а Джо хотел выделить человека на первое время, который смог бы охранять меня все время пока я дома.

Я ценю их заботу, но от всего мне пришлось отказаться. Не хочется никого вмешивать в нашу с Вороновым ситуацию, потому что в последнее время внимания и так достаточно много. К тому же, я никогда не расслаблюсь дома, если со мной постоянно будет охрана. Все же отцовским чарам я доверяю больше и считаю, что этого вполне достаточно.

Меня очень тревожит этическая сторона этой ситуации – из живого человека сделали подобие огромного ходячего артефакта для моей подзарядки. Антонин теперь всегда находится в браслетах, полностью подавляющих способность к колдовству, они похожи на наши, только свойства другие. Периметр его перемещений ограничивался лишь двором, и это невольно создает ощущение, что это такая же клетка, ничем не лучше тюрьмы.

Я не раз пытаюсь поднять эту тему с отцом и Майком, но меня даже не хотят слушать, объясняя, что такие меры обусловлены необходимостью принимать скорые решения, и что со временем все будет меняться. А отец даже не стесняется высказывать вслух, что для таких преступников, как Воронов, это еще слишком хорошие условия.

Вот так Антонин становится неотъемлемой частью моей жизни, которую я смогла вернуть в прежнее русло благодаря ему. Я лишь надеюсь, что ответ как разорвать связь все же будет найден и все это не продлиться слишком долго.

ГЛАВА 2

Многие из нас сторонятся общего мира, но часть живет среди обычных людей. Любой, у кого есть сила, зарегистрирован и внесен в базу данных правительства. Управлению удалось заключить договор о непривлечении магов к участию в любых военных действиях, а так же к службе в армии. Вместо этого Управление дало гарантии самостоятельного распределения сил в зависимости от предрасположенности и полного контроля за безопасностью внутри магического сообщества.

Из отчета Совета Управления по гарантиям

безопасности между магами и не магами.

Пять месяцев спустя.

Меня будят кричащие птицы, едва только начинает брезжить рассвет. Все еще сонно потирая глаза и пытаясь прогнать сон, неторопливо спускаюсь по лестнице на кухню. Несмотря на теплую весну, внизу зябко – я забыла вчера закрыть окно, и теперь в него залетают звуки раннего загородного утра: работающая неподалеку газонокосилка, заливистые трели птиц, лай соседских псов. Я плотнее кутаюсь в свой тонкий халат и ставлю чайник на плиту; тянусь к холодильнику и, вздрогнув, замираю удивленно.

Внимание привлекает огромный ворон на подоконнике, который черными блестящими глазами наблюдает за мной.

– Ты чей? – слетает с губ глупый вопрос, и ворон наклоняет голову. Машу на него рукой: – Кыш!

Птица хлопает крыльями, возмущенно и громко каркнув, потом раздраженным движением лапы пододвигает небольшое письмо, лежащее у ее ног, которое я не замечаю сразу. Хмурюсь и с сомнением смотрю на предмет, но в следующий миг в голове мелькает догадка. И я мгновенно бросаюсь к бумажке, хватаю, распечатываю и бегаю взглядом по строчкам. А затем еще и еще раз.

Я ждала это письмо так долго, что сейчас от волнения сердце бешено колотится, а руки дрожат. Забыв обо всем на свете, решительно направляюсь к двери на задний двор. Босиком бегу через лужайку по влажной от росы траве и бешеным стуком обрушиваюсь на дверь своего невольного соседа.

– Антонин! Антонин! У меня чудесные новости! – от нетерпения и предвкушения прямо-таки подпрыгиваю на месте.

Через, казалось бы, вечность слышу нетвердые шаркающие шаги, а потом дверь распахивается, явив взору заспанного взрослого мужчину с растрепанными темными волосами, небрежно упавшими на глаза, в одних лишь боксерах и с внушительным утренним…

– Боже мой! – верещу и резко отворачиваюсь, закрыв глаза и пытаюсь прогнать образ, который теперь будет выжжен у меня на веках. – Ты можешь одеться? – рявкаю, все еще не оборачиваясь.

– Я спешил за чудесными новостями, – едко отвечает Воронов хриплым ото сна голосом уже откуда-то из глубин трейлера.

Вздыхаю и качаю головой. Слышу шорох ткани, а потом как что-то забренчало на кухне. Раздражение снова волной поднимается. Как же он бесит! Этот невоспитанный хам.

– Ты выйдешь ко мне уже? – пытаюсь, не переходя на оскорбления, напомнить о себе. У меня тут такие новости, а он…

– Может, ты зайдешь? – в его голосе явственно слышатся издевательские нотки.

Я не захожу в его трейлер. Никогда. Принципиально. Таким образом демонстрирую ему, что мы не друзья, не соратники, а просто люди, которые вынуждены работать над одной проблемой. Поэтому лишь поджимаю губы и сажусь на ступеньку трейлера, предварительно смахнув с нее мусор.

– Он ответил мне, – возбуждение от этого факта снова охватывает меня, вытеснив раздражение и злость на этого мужчину.

– Кто?

– Колдун, – отвечаю ему, а сама закатываю глаза, устав от глупых вопросов. Скрипнув зубами, поясняю: – Он написал, что знает, как разорвать связь.

Антонин, который как раз появляется в проеме двери, нависнув надо мной, замирает, не донеся чашки с кофе до рта. Его взгляд пригвождает меня своей суровостью и недоверием, а я едва сдерживаю порыв поежиться. Он подавляет меня, и я вздергиваю подбородок, уверена, глаза в этот момент мятежно сверкают.

– Не говори, что ты, несмотря на все мои запреты, написала тому самому…

– Да, я написала Сварогу! – выпаливаю и отвожу взгляд, не в силах наблюдать, как злость зарождается в темных глазах. – Знаю, что ты отмел его из возможных решений проблемы, но не привел ни одного довода, который бы меня устроил…

– Грин! – орет на меня Воронов. – Когда тебе темный маг и «ужасный наемник» говорит, что с этим ведьмаком лучше не связываться, значит, нужно довериться и слушаться меня.

Хочется нагло хмыкнуть и напомнить, что темный маг и наемник на привязи сидит, но не решаюсь – слишком уж он зол.

– Много ли ты знаешь! – все же не сдерживаюсь и бурчу под нос.

– Намного больше тебя. Чем ты думала, умная маленькая девочка? Внимание некоторых личностей лучше не привлекать.

– Господи, что ты так орешь, Воронов?! – вскакиваю, оглушенная его тоном. – Ты можешь ошибаться…

– Я никогда не ошибаюсь.

Я бы поспорила с ним, учитывая, куда завели его взгляды на жизнь.

– Я тоже!

– Серьезно? – скептические нотки в голосе Антонина заставляют бросить на него мрачный взгляд из-под бровей. Наблюдаю, как он садится на ступеньку трейлера, держа в руках чашку с заваренным растворимым кофе, и достает сигарету. Закуривает, видимо, пытаясь успокоиться. Ненавижу его эту привычку.

– Серьезно! – твердо отвечаю, уже не морщась от дыма – привыкла. – Мы же хотим избавиться от связи? Просто я не вижу у тебя энтузиазма.

– Просто я не вижу причин ему помогать нам, – парирует Антонин.

– Представь, люди иногда помогают другим людям просто потому, что могут, Воронов, – я стараюсь вложить в свою речь как можно больше яда.

– Это очень ошибочное мнение, которое сформировалось у тебя, потому что ты плохо понимаешь, как устроен этот мир, – Антонин замолкает, затягиваясь сигаретой и тяжелым взглядом осматривая меня. – Люди всегда делают это для чего-то. И я отлично понимаю, что этот колдун – последний человек, который захочет помогать просто так. Ты даже не представляешь, на что он способен. О нем ходят легенды, и многие даже имя его произносят с ужасом. Конечно, те, кто не путает имя бога с именем черного мага. Он ответил тебе только потому, что уже придумал, как тебя использовать.

Хмурюсь, закусывая губу.

– Бога?

– Представь размеры его эго, – ухмыляется Воронов.

Раздосадованная, что разговор принял такой поворот и отсутствием у Антонина желания делать хоть что-то, чтобы исправить ситуацию, в которой мы оказались, я раздраженно машу письмом, разгоняя дым. Смотрю в равнодушное лицо Воронова, который, видимо, решил, что разговор окончен и я все поняла.

– Может, тебе просто удобно ничего не делать? Тебя устраивает то, что есть сейчас…

Не успеваю даже закончить фразу, как Воронов оказывается прямо передо мной. Между нами еще есть немного расстояния, но это не отменяет того, что он нависает надо мной грозовой тучей.

– Ты думаешь, мне нравится быть привязанным к скучной чопорной девчонке, которая не видит дальше своего носа?

– Я пытаюсь делать хоть что-то, – хочу донести свою мысль и бесстрашно вскидываю голову. Злюсь, что настолько ниже его, но, не отводя взгляда, смотрю в темно-зеленые, болотного цвета глаза, – а ты, такой недовольный связью со скучной девчонкой, даже не пытаешься шевелиться, – тычу в него пальцем, отчего он опасно щурится, прожигая меня взглядом, но я игнорирую этот знак. – Потому что тебе удобно продолжать портить мне жизнь. Ведь только эта связь удерживает тебя от тюрьмы…

Антонин отбрасывает сигарету и одним быстрым движением оказывается еще ближе. Обхватив мой затылок широкой ладонью и не давая отдалиться, приближает свое лицо. Упираюсь ладонями ему в грудь и ощущаю под пальцами тяжелые удары сердца. Сама почти не дышу, широко раскрытыми глазами на него глядя.

– Антонин, – предупреждающе тяну, когда ситуация затягивается, но он словно не слышит мой голос, приблизив лицо почти нос к носу.

– Ты очень ошибаешься, девочка, – его негромкий голос больше похож на рычание, а от самого Воронова исходит такая темная аура, что у меня на секунду перехватывает дыхание от невозможности подобного. – Эта связь – проклятье, которое мешает мне вернуться домой. И я больше всего на свете мечтаю избавиться от этого, – Антонин дергает рукой, на которой надет плотно сжимающий запястье широкий железный браслет, с начертанными на нем рунами. – Но при этом я не хочу подохнуть. А то, что предлагаешь ты, это прямой путь на тот свет…

Поджимаю губы и больше с ним не спорю, ощущая давление широкой ладони на затылок и наблюдая за желтоватыми искорками в малахитовых глазах, которые сейчас оказываются так близко. Я порой забываю, кто находится рядом со мной. И провоцировать его сейчас совсем не хочется. Выворачиваюсь из его рук, когда хватка слабеет, и, больше не сказав ни слова, быстрым шагом направляюсь в сторону дома, сминая в руках ответ Сварога.

– Просто невыносимый хам, – бурчу себе под нос время от времени, все еще кипя от злости.

Я уже успела сгонять на работу и взять все необходимые документы для заполнения различного рода разрешений. Получилась внушительная папка. Но путешествие магическими путями, а также разрешение на применение магии в другой стране оформляются документально, как и многие другие моменты. Например, заявление на настройку телепорта, а также отчет по цели визита и приложение к нему расписания своего перемещения внутри страны. В какой-то момент мне начинает казаться, что это слишком сложно. Но я тут же вспоминаю, что выхода у меня особого нет. Конечно, не помешала бы помощь Воронова во всем этом деле, но что уж там, справлюсь и одна. Не хочет помогать, кто я такая, чтобы заставлять его?

Я избавлюсь от этой связи, даже если мне придется пешком туда идти в одиночестве и совсем без магии. Колдун явно дал понять, что ему известно, о чем речь, и он в силах помочь. Но говорить будет только лично. И я во что бы то ни стало услышу это.

Прошло почти полгода с тех пор, как образовалась наша связь. И подвижек в решении этой проблемы не наблюдалось. Я доверилась специалистам, но пару месяцев спустя стало ясно, что они не сдвинулись с места ни на шаг. Ни одной новой гипотезы, эксперимента, ничего. А когда шумиха по этому поводу спала, то я вообще столкнулась с тем, что мне приходилось самостоятельно толкать их к каким-либо вариантам. Отец оказался тоже не слишком заинтересован этим. Он вообще был очень занят: в его политической карьере происходили большие изменения, и Джеймс Грин полностью ушел в дела, уверяя меня, что в итоге ответственные люди со всем разберутся. А пока у меня есть магия, предложил мне не слишком-то беспокоиться об этом.

Да, магия вернулась ко мне. Полностью. Наша связь с Вороновым со временем только крепла, и вскоре я могла уже без ее потери уходить на целый день на работу, чувствуя в себе силу и колдуя без ограничений.

Но отец плохо меня знал, если думал, что меня такой расклад устроит. Все же, со мной постоянно жил другой человек. И жизнью это было назвать сложно. Как бы я ни относилась к Воронову из-за того, кем он являлся и какие дела творил, от чувства вины отделаться сложно. Я всячески пыталась улучшить его жизнь, купив в трейлер всю необходимую технику. Только с телевизором он послал меня подальше, даже не дав его занести в свою обитель, зато кофеварке был рад. Пыталась сделать его жилище уютнее и покупала мягкое постельное белье, подушки и другие принадлежности, приносила журналы и книги, которые он просил, и делилась своими. Я даже пыталась с ним общаться, спрашивала про прочитанное, желая вывести его на обсуждение, но он не хотел со мной говорить. И мне сложно было винить его в этом.

У меня также вошло в привычку готовить на двоих и относить ему еду в контейнерах. Он молча кивал, но словами не благодарил никогда. Нас обоих это устраивало.

Эта связь наложила ограничения и на мою жизнь. Все кардинально изменилось с появлением Воронова: например, Джо Аарон, который звал меня на свидания еще пару раз, в итоге не смог смириться с тем фактом, что на моем заднем дворе, словно цепной пес, сидит теперь здоровенный наемник. У нас все заглохло, и я еще долго испытывала досаду от этого факта. Агент мне действительно нравился.

Друзей я тоже перестала приглашать в свой дом, представив ситуацию, что они смотрят на Воронова из окна, как на зверя в вольере. Исчезли из моей жизни короткие поездки на побережье – не потому что я боялась вдруг оказаться без магии, скорее я не хотела переживать болезненный разрыв связи и всячески подобного пыталась избежать. Каждый раз после этого меня не покидало чувство, что мне что-то из груди вырвали. Так сильно там болело и жгло.

И все это не давало жить спокойно, меня мучили тысячи вопросов, я испытывала огромное неудобство из-за появившегося в моей жизни чужака. Но, похоже, лишь меня волновало все это, ведь остальные делали вид, что все нормально. И я поняла, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И с тех самых пор принялась штудировать библиотеки, ездила в академию, где училась, чтобы пообщаться с профессорами. Там мне дали несколько контактов, которым я писала, навещала и общалась, задаваясь вопросом, почему этим не могли заняться агенты. Впрочем, вскоре это стало ясно. Меня все глубже погружало в эту тему, и она перестала казаться такой уж безобидной. Люди, с которыми я общалась, все менее походили на одобряемых правительством. Слишком много непозволительной неоднозначности было в их словах. Мое имя тоже не упрощало решение этого вопроса – люди осторожничали, зная, чья дочь задает странные вопросы.