скачать книгу бесплатно
– Может химикатами поливают с воздуха? – предположил Жора.
– Не, ребят, – улыбнувшись, произнёс Олег. – Если бы тут что-то такое было вредное, то обуховские мужики из рыболовного сообщества уже знали. Они сюда иногда по реке поднимаются. Но в городе поговаривают, что секрет здесь всё-таки есть.
– Есть-есть, – будто бы со знанием дела закивал пухлый новобранец в очках, сидящий в торце.
«Синий» решил направить разговор в интересующее его русло:
– Да пофиг! Служится как там? Кто что знает?
На этот вопрос ответов ни у одного из «экспертов» не нашлось. Жора сделал предположение:
– Да нормально, наверное!
– Там пропадают, – произнёс молчавший всю дорогу Горошев. Олег не помнил, чтобы этот парень улыбнулся хоть раз за их путь. – Гиблые места.
– Чё это? – насупил брови Рывцов.
Горошев, получив всеобщее внимание, продолжил:
– Там и дедовщина ужасная: части у чёрта на куличиках находятся, в глухомани, скрывать всё легко. И от несчастных случаев за территориями частей погибают.
– Откуда знаешь? – крикнул ему с другого конца кузова Коля.
– Да, с чего ты это взял-то? – неожиданно рассудительным тоном заговорил «синий», что удивило Олега. До этой минуты Кириллов у него вызывал ассоциации только с выпускником детских исправительных учреждений, да шпаной из подворотни. – От кого слышал?
Горошев спокойно продолжил:
– У меня соседа, тоже с Поморского края, в эти края призвали. Он, как вернулся, пил месяц, как алкаш какой-то. То выл, то плакал, пока от дома до магазина за водкой ходил. Потом отошёл – начал с мужиками в колхозе работать трактористом. Как зайдёт речь про службу – он красным становится, вены на шее выступают, и говорит что-то вроде: «Никогда не думал, что страна нас на такое отправить могла: ободранными руками могилы рыть! Знали бы вы сколько ребят в тех болотах сгинуло!» И потом плачет. Его вся деревня побаивается. Он как напьётся – по переулкам с топором ходит и кричит: «На позиции! Акча гулы! Акча гулы! К бою!»
Теперь все в кузове пристально смотрели на Горошева. Улыбаться больше никому не хотелось. «Синий» задал ему вопрос:
– А ты ручаешься, что он здесь служил? Что его не по…, – парень приставил себе к виску указательный палец и покрутил им, – домой отправили?
Узкоплечий Горошев помотал головой и сказал:
– Нее, он через два года вернулся, не комиссованный вроде. А про номер части я не знаю, но что-то про Подгорск говорил.
– Ну, понятно, короче, – подытожил Кириллов. – Сколько ехать ещё? Курить охота!
– На кроссах курево тебя не загасит? – поинтересовался у «синего» Жора.
– Чё? – не понял тот.
Жора улыбнулся и продолжил:
– Если рота норматив на марш-броске завалит, то всем достанется, даже из-за одного не успевшего вовремя.
Кириллов выпрямился, его лицо стало более суровым. Он ответил вызывающим тоном:
– Ты не переживай за меня, фраерок. Смотри лучше сам не обделайся где-нибудь.
Улыбка с лица Жоры испарилась. Какой-то парень с широким носом и узким лицом с центра правой скамьи, через четырёх человек от Олега, сказал:
– А я слышал, что курящим в армии проще.
– Это с чего? – повернулся к нему Жора.
Новобранец продолжил:
– Табачок отвлекает, да и с дедами сигаретами договариваться можно. А на работах для курящих перерывы устраивают!
Олег, выдав в ответ лишь улыбку, беззвучно посмеялся: «Вот дурость! Где он такого понахватался?» Машина плавно сбавила ход, а затем остановилась. Спустя пару мгновений грузовик продолжил движение. Перед глазами проплыл опускавшийся шлагбаум и створка открытых деревянных ворот, опутанных колючей проволокой. Конструкция больше напоминала въезд со старых снимков фашистских концлагерей, которые Олег видел в городском музее. Присутствие на КПП двух солдат в полевой форме с автоматическими винтовками на плечах развеяло сцены из кинохроник о Великой Отечественной Войне. Грузовик проехал ещё немного, повернул и остановился. Перед новобранцами был вид на утоптанную песчаную площадку и стоявшую за ней длинную деревянную избу, конец которой из кузова виден не был. За избой, вдоль полосы из скошенной травы до ворот шёл забор из досок, с «колючкой» поверху на всей его длине. Посередине, между воротами и избой, стояла деревянная вышка в данный момент пустая.
– Что сидим? Выпрыгивай! – донеслось издалека, откуда-то справа. Голос был громким, интонация подходила больше для ругани.
Довгаль оглянулся, привстал, выглянул за тент, потом повернулся к остальным и сказал:
– Это нам что ли?
Справа опять крикнули:
– Чё ты сиськи мнёшь, солдат? Прыгай, давай!
Кириллов начал суматошно спрашивать:
– А чё там? Кто? Много их? Кто говорит там?
Горошев тихо, себе под нос, проговорил:
– Всё, приехали, началось.
Двигатель заглох. Открылись обе двери кабины. К заднему борту подошёл водитель и начал его опускать. Чуть дальше встал капитан Петренко. После того, как борт повис на петлях, офицер сделал ещё пару шагов назад и, показав на землю, приказал:
– Из грузовика высаживаемся и вот здесь строимся!
Очутившись на земле, Олег смог рассмотреть место, куда они приехали. Это оказалась поляна, окружённая зарослями. Вдоль забора из колючей проволоки стояло несколько смотровых вышек, но они все были пустыми. Между проволокой и первыми зарослями тянулась линия из мелких кустов – около пятнадцати метров. В центре этого огороженного пространства была полоса препятствий: деревянные стенки, брёвна, натянутая над землёй колючая проволока, турники, брусья, столбы из покрышек и тому подобное. Изба, которую он видел из кузова, выглядела действительно длинной – метров двадцать. Около её дальнего торца стояла ещё одна, намного меньше, но с широкой дверью. У одной из стен того дальнего дома с маленькими окнами была сложена поленница. Далее шёл длинный сарай с пятью открытыми входами, а ближе к песчаной площадке стояло одноэтажное здание из кирпича с тремя широкими воротами. От брусьев и турников, попутно застёгивая кители, в его сторону шли трое солдат. Капитан посмотрел на невнятное построение новобранцев и произнёс:
– Етить твою налево! Кого сейчас в армию берут? Товарищи солдаты, строиться надо по росту: начиная справа – с самого высокого. И носки по одной линии выставите! – голос с каждым словом становился всё более грозным.
После нехитрых манипуляций нижними конечностями, новоявленные военнослужащие выстроились в правильном порядке. После этого Петренко встал напротив подчинённых и громко сказал:
– Товарищи солдаты, здесь – в корпусах учебного сбора – будет проходить ваша начальная подготовка. Тут до вас доведут правила и уставы воинской службы, обучат азам дисциплины и распорядку армейского дня. Помогать вам в этом деле будут сержанты, – он показал на трёх подошедших парней с поперечными жёлтыми полосками на красных погонах. – Они теперь – ваши старшие братья. Надеюсь на взаимное понимание. Парни, – обратился он к строю более мягким голосом, – просто исполняйте то, что от вас требуется и всё у вас будет нормально. Вопросы есть?
Никто из новобранцев не произнёс ни звука.
– Вопросов нет! Отлично! – заключил капитан. – Добро пожаловать в «лесную дивизию»!
Один из сержантов, стоявших за спиной офицера, гаркнул:
– Акча гулы!
Капитан улыбнулся. Путилов почувствовал, как душа ушла в пятки.
Глава 2. Призраки
За 5 лет до сигнала «Лавина».
Солнечные зайчики красиво прыгали по ленивым волнам на поверхности воды. Река текла так приятно, так медленно. Тёплое солнце ласково грело сквозь белую рубашку. «Я на выпускном?» – сама собой возникла мысль в голове мужчины. Он – школьник одетый в красивые чёрные брюки, ослепительной белизны рубашку и лакированные ботинки, прилежно начищенные кем-то. Ботинки так заманчиво блестели, неестественно искрились отражённым светом. Родная школа, стоявшая на берегу реки сейчас была озарена солнечными лучами. Там играла музыка. Оттуда лилась очень приятная музыка, очень громко, даже скорее гремела, но не раздражала. Песня была похожа на какую-то старую советскую, которую включали на линейках и различных школьных собраниях. В то же время, она казалась современной, под неё хотелось танцевать. Он слышал звуки праздника, доносившиеся когда-то с территории школы. Сейчас он впервые увидел всю красоту берёзовой аллеи, мимо которой ходил на уроки. Выросшая на самом краю крутого берега, она манила, почти уговаривала его сбежать с уроков все девять классов подряд. Человек подошёл к ближайшему дереву. Кора берёзы оказалась такой тёплой, такой приятной на ощупь. Нос уловил приятный запах деревянной стружки. Сзади кто-то громко засмеялся. Он развернулся и увидел двух школьников в костюмах, которые бегали друг за другом перед воротами, ведущими на территорию учебного заведения. Дети играли в пятнашки вокруг грузовика, кузов которого был набит надутыми воздушными шариками. Шары никуда не летели, они послушно лежали друг на друге. Мимо проехала улыбающаяся молодая учительница на велосипеде. Она была красивая. Он почувствовал, что теперь может её встретить на улице и предложить прогуляться вместе, не стыдясь того, что он всего лишь ученик. По телу мужчины, ставшего мальчиком, разлилась нега от яркого мира, что он видел и слышал в данный момент. Ему было очень хорошо. Со стороны реки раздался громкий гудок. Он увидел большой пароход, который медленно проплывал вдоль берега. На нём люди танцевали под какую-то собственную, безумно прекрасную музыку. Он заметил среди них своих друзей. Таких смешных: с лысыми головами, одетых в чёрные костюмы-двойки, с лентами «Выпускник» на груди. Они танцевали с девушками. Он раньше не видел их рядом с такими красивыми девушками. Кто-то захохотал внизу. Он посмотрел туда, на обрыв. По зелёной траве крутого склона дурачилось несколько его одноклассников. Они были все так нарядно одеты! Они падали набок и скатывались в воду. Затем вставали, хохотали и снова лезли вверх по склону. Девчонки носили туфли в руках, а у парней ботинки быстро высыхали после воды и даже очищались прямо на бегу. Но главное, что к нему поднималась Соня. «Она самая лучшая!» – вспомнил он забытую истину, смотря на её красивое тело, одетое в полупрозрачное платье. Она широко улыбалась и шла к нему, поднимая ткань юбки больше, чем это было необходимо. На её стройных ногах был приятный загар, упругая грудь желала показаться из очень откровенного декольте. Глаза девушки, подчёркнутые искусным макияжем, смотрели вверх, только на него.
– Чего ты ждёшь? Давай с нами! – произнесла красавица своим тонким, хрустальным голоском.
– Да я пока не хочу, – ответил он, поборов в себе волнение. – Давай лучше здесь посидим.
– Ну, ты шутник! – игриво сказала Соня и улыбнулась ещё шире. Она села рядом с ним на траву, у берёзы. Он приобнял её за талию, придвинул ближе к себе и посмотрел в голубые глаза своей школьной любви. Она его поцеловала. Во рту возник вкус таблеток. В нос резко ударил запах ядовитого варева из полузабытой сгоревшей квартиры. «Что?» – пронеслось в его голове, и он отпрянул от девушки. Миловидная девушка за долю секунды стала невообразимо страшной. Такой, какой он видел её в последний раз: голое тело с дряблой кожей, измазанное грязью, жирные секущиеся слипшиеся волосы. Лицо – пристанище гнойников. Потухшие безжизненные глаза с чёрными мешками под ними хотели высосать его душу. Злобный взгляд мёрствой подруги таил в себе укор и презрение. Ужасные худые бледные руки с язвами на предплечьях потянулись в его сторону. Грязные пальцы с частично обломанными слоящимися ногтями вцепились в левый локоть. «Останься со мной!» – выдохнула Соня из своего почерневшего рта и зашлась дьявольским смехом.
– А-а-а! – Бука проснулся от собственного крика. Реальность оказалась хуже увиденного кошмара: его вовсю заждалось собственное тело наполненное болью. Кости крутило, мышцы сводило, желудок изнывал от спазмов. Вся кожа покрылась липким потом. Бледному тридцатилетнему наркоману казалось, что его сейчас вырвет нутром, собственными потрохами. И потом всё, что ещё не погубила наркотическая зависимость, сбежит, поползёт куда подальше от ненавистного владельца. Он даже хотел, чтобы это произошло – смерть. Может быть, тогда бы исчезла мерзкая тошнота и остальные муки. Бука был закован в темнице собственного тела, переживающего худший абстинентный синдром из всех. Мужчина крутился на старом ламинате как уж на сковородке. И в каждой клетке тела были только страдания, без надежды на избавление. Он открыл глаза, чтобы попытаться найти помощь, найти выход из этого ада. В пустой квартире, у холодной металлической батареи сидел его товарищ по несчастью – Штырь. Штыря колотил озноб, он вцепился пальцами обеих рук в подоконник, как будто боялся куда-то свалиться. Он глубоко дышал и постоянно вытирал со лба густой холодный пот майкой-алкашкой, которую давно снял и использовал как платок. Бука зарыдал. Он не мог остановить поток слёз: они лились сами собой. Сквозь них он увидел пустые бутылки из-под водки, смятые пивные банки и разорванные пачки таблеток, валявшиеся на полу. Ни в одном из блистеров не осталось ни единого спасительного «колеса». Он думал, что самое сложное – перетерпеть первые сутки, но настоящие пытки пришли на третьи, когда закончился алкоголь и лекарства, закупленные по советам «друзей». Тех, кто якобы сам спрыгивал с зависимости, чтобы потом самостоятельно к ней вернуться, с разбегу нырнув обратно в выгребную яму из наркоманских притонов. Бука плохо соображал: «Какое сейчас время суток? Чья эта квартира? Почему я никак не могу перестать плакать? Я плачу? Это я плачу? Почему никак не закончится эта раздирающую боль, вашу мать!? Почему я не могу просто умереть?» В таком состоянии он сделал то единственное, что ещё мог: валяющийся на полу полуголый, бритый, бледный, исхудавший, зависимый от наркотика человек взвыл хриплым, неожиданно громким: «Ааааррххх!»
Приглушённый рёв заставил ухо собаки повернуться в сторону окон. Пёс лежал в кустах сирени, давным-давно посаженных на придомовом газоне, у стены панельной семиэтажки. Чтобы летняя духота не досаждала, Шарик, он же Мухтар, он же Диг, вырыл в земле между корнями небольшую ямку, в которой блаженно пребывал уже несколько часов. Такое укрытие неплохо спасало даже от июньского жаркого солнца. Четырёхлапый выходец из благородных пород, разбавленных генами дворняг, был в представлении местных жителей общественным псом дома № 37 на улице Гончарской. Полюбился он людям своим добродушным характером и вполне аккуратными, ласковыми играми со всеми, кто его не отгонял и не шипел на него. При этом гавкающий сторож не давал спуску пришлым собакам, тем самым исключая всякие неприятности, которые могли бы доставить жителям дома бродячие звери. Гонял пёс и «залётных» котов, но больше для острастки, чем ради расправы. Ведь среди этих мяукающих созданий у него водился друг. Пушок был единственным в мире котом, которого Шарик – Мухтар – Диг к себе подпускал. Летнюю духоту они могли вполне мирно пережидать вместе в тени кустов. Возможно, потому что Пушок тоже бы ничьим и одновременно принадлежал всему дому. Но чтобы там себе не надумывали люди, а территория двора безоговорочно принадлежала этим двум хвостатым оборванцам, которые прекрасно себя чувствовали, стоя на довольствии сразу у нескольких подъездов.
С Гончарской улицы во двор завернул молодой человек. Ему было около двадцати. Коротко стриженый парень в чёрных спортивных штанах и кроссовках. Через его плечо была перекинута спортивная сумка, лямка которой натирала кожу сквозь мокрую от пота серую футболку-безрукавку. Электронная музыка, которая звучала в его накладных наушниках, задавала темп ходьбе. Пролетев мимо четвероногой парочки, он вызвал лишь толику интереса у пса. Тот приоткрыл было глаза, но узнав силуэт и запах, решил дать тревоге отбой. Парень спешил к шестому подъезду – спрыгнул с тротуара, пересёк проезд и оказался на детской площадке. Эта территория была ограждена декоративным заборчиком из досок, окрашенных в яркий жёлтый цвет. Вокруг неё садоводы-любители разместили несколько клумб с цветами, дав вторую жизнь протёртым автомобильным шинам. Покрышки, до жути пёстро раскрашенные в разные цвета, нравились пенсионерам. Остальные жители дома просто привыкли к этим арт-объектам, тем более, что краски понемногу выцветали на солнце, и со временем перестали бросаться в глаза. А вот что выходцам из советского прошлого не нравилось, так это повышенная активность детворы и их игры возле цветов. Как раз сейчас несколько мальчишек и девчонок бегали вокруг клумб, прыгая через вкопанные покрышки с криками: «Ты – вампир! – Нет! Ты – вампир». На самой площадке, в песочнице сейчас играли трое малышей, с интересом роющие ямки и лепящие куличики. Рядом с ними, на скамейке сидели две молодых мамочки в очень свободных лёгких платьях и что-то неторопливо обсуждали. Проходя мимо, парень узнал в одной из них соседку сверху и кивнул ей. В шестом подъезде медленно открылась дверь. Он пошёл ещё быстрее, надеясь успеть до того, как доводчик вернёт металлическое полотно обратно в положение «закрыто». Соскочив с бордюра на асфальт, молодой человек в два прыжка преодолел узкий проезд и оказался у железобетонного козырька. Перехватив тяжёлую дверь и потянув на себя, он тем самым помог открыть её хрупкой на вид девушке. Это оказалась малознакомая школьница невысокого роста с приятными, тонкими чертами лица, каштановым каре, пирсингом в левой брови, одетая в белой майке, покрывающей её небольшую грудь, и короткие джинсовые шортики. Он видел её здесь всего пару раз.
– Ой, – смущённо сказала девчонка, за долю секунды переведя свой взгляд с лица молодого человека вниз, на свои сланцы. Парень улыбнулся. Девушка сделала шаг в сторону и быстро пошла куда-то по своим делам, не думая оборачиваться. Случайное столкновение закончилось, не успев начаться. Пока дверь медленно закрывалась, парень уже вовсю бежал по ступеням вверх. Поднявшись на родной третий этаж, он нажал на чёрную кнопку звонка и сделал шаг назад. Спустя несколько секунд щёлкнул замок и дверь открылась. На пороге квартиры стояла женщина лет пятидесяти в халате и домашних тапочках. Парень был очень похож на неё. Женщина всплеснула руками и подалась вперёд:
– Никита, сынок, как я рада!
Парень улыбнулся, обнял мать. Валентина Ивановна увидела спортивную сумку, опомнилась:
– Ой-ой, что мы тут-то? Заходи, солнце моё! А что ты так рано-то? Что не позвонил? – вопросы один за другим начали сыпаться на Никиту, пока он заходил в квартиру. Наконец, парень скинул сумку с плеча на пол и стянул пропитанную потом обувь.
– Я последний экзамен досрочно сдал, в конце семестра ещё. Хотел тебе сюрприз сделать, – он понёс сумку в свою комнату. Улыбка не сходила с его довольного лица.
– А что не позвонил? – мать побежала на кухню и начала что-то искать в морозилке. – Я же не сготовила ничего! Я сейчас тебе пельменей отварю! Будешь? – спросила она громко.
– Да, давай, – ответил ей из комнаты Никита. Он сел на свою кровать, застеленную покрывалом, и осмотрел комнату, в которой давно не был. На стенах ыисели плакаты с изображениями боксёров, сценами из компьютерных «стрелялок» и некоторых фильмов. На столе стопочкой лежали книги про джедаев, одна тетрадь на 48 листов и пластмассовый органайзер с ручками. Как будто молодой человек и не уезжал на учёбу в другой город: в квартире всё было так же, как и всегда. Парень пододвинул к себе сумку, открыл и начал доставать оттуда одежду.
– Мам, я тут пару вещей грязных с собой привёз, постираешь?
– Конечно! В корзину бросай! – Валентина Ивановна заглянула в комнату сына. – А ты чего не сказал-то? Тебя бы дядь Витя с собой взял на машине – он вчера со смены вернулся.
– Говорю же, сюрприз хотел сделать.
– Ну, тебе-то я всегда рада буду! – сказала женщина и снова побежала на кухню.
***
Бука сидел на полу у стены. Он заливал в себя крепкое тёплое пиво, которое Штырь вчера забыл убрать в холодильник, когда притащил несколько банок из магазина. Ходил туда «кореш» день назад, но казалось, что с того момента прошло несколько недель. Тело наркомана, давно пропитанное одурманивающими веществами, устроило сознанию такую пытку, что секунды растягивались до часов. Бука не помнил, чтобы «кумара» проходили у него настолько плохо. Даже находясь в тюремном заключении, он испытывал меньшее количество страданий, временно «спрыгивая» с серого порошка. А сейчас было очень тяжело. Но клин клином вышибался: на мгновение мерзкая хмельная жидкость, которую Бука пил через силу, приносила облегчение, и к нему возвращался рассудок. «Скололся, окончательно скололся! Впереди теперь только могила!» – такие неприятные мысли возникали в его блестящей от мокрого липкого пота голове. Суставы снова закрутило. Бука смял опустевшую банку и кинул её в противоположную стену. На белых обоях появились жёлтые капли пенящейся жидкости. «А-а-а!» – от боли, поселившейся в каждой клеточке тела, наркоман сжал зубы. Из закрытых глаз снова полились слёзы. Кости будто раздувались, расщеплялись и их осколки резали нутро, как зубья двуручной пилы. И так было во всём теле. Бука заскулил и начал глубоко дышать – стало чуть легче. Шлёпая мокрыми ногами по полу, в комнату вошёл Штырь. Он, голый и мокрый, схватил товарища за плечо и потянул на себя.
– Братан, пошли, пошли в ванную. Пошли, там полегче будет, – Штырь вёл скрюченного плачущего Буку в санузел. – Вот, вот так. – Штырь усадил товарища по зависимости на край ванны и начал аккуратно опускать его в жидкость, несмотря на свои трясущиеся от судорог руки. – Сейчас легче станет, сейчас.
Он открыл холодную воду и добрал объём до верха бортика. Пол в ванной сразу залило. Штырь и не думал вытирать утечку: так было проще стоять, дышать, жить в эти тяжёлые часы. Холодная лужа остужала горячие стопы. Бука понемногу успокоился. Он всё ещё сжимал кулаки и зубы, но по лицу было видно, что его муки ослабли. Штырь поворотом перевёл длинный кран к умывальнику и подставил голову под струю воды. Приятная прохлада полилась на раскалывающийся от боли затылок. Её потоки проходили по вискам и заглушали пульс – Штырь перестал слышать, как его сердце качает кровь, как она течёт по венам.
Буке начало казаться, что вода постепенно превращается в кислоту. Его кожа стала гореть, будто её что-то жгло. А ещё она вся чесалась, особенно предплечья, кисти и пах. Появилось огромное желание найти одноразовую иглу для шприца. Самую большую и острую, и воткнуть её в себя. Ему казалось, что если проткнуть какую-нибудь артерию – станет хорошо. Тело требовало укола. В животе даже что-то заурчало от предвкушения. Бука начал царапать плитку стены в ванной. А на плитке не было шприцов, не было и спасительного жгута, за который можно было бы потянуть, как за спасительный трос, и прекратить мучения, выбраться из беды. Бука вдруг понял, что сейчас умрёт. Он застонал:
– Штырь! Штырь!
– А? – раздражённо ответил ему товарищ по несчастью.
– Штырь, я помру! Нужно лекарство! Лекарство, Штырь! Не слезем так!
– Заткнись! Два дня терпели, – голос соупотребителя стал подавленным.
– Штырь! Не слезем: доза была слишком большая! Мы с ума сойдём! – из глаз Буки полился новый поток слёз. – Я тя прошу! Давай подлечимся!
– Так, а на хрена всё это было нужно? – наркоман ударил кулаком по борту умывальника, но из-под струи воды голову не убрал.
– Давай лесенкой! Лесенкой слезем! Так вернее!
Штырь молчал какое-то время, потом закрыл воду в кране и пошёл искать полотенце.
– У Махи было? – крикнул он из комнаты, одевая штаны на небрежно вытертое дрожавшее тело.
Бука проскулил из ванной:
– Должно быть. Скажи, что отработаем.
– Как ты ей отработаешь-то? – зашёл обратно в ванную трясущийся наркоман в мокрой футболке.
– Скажи, что Бука придёт к ней и договорится за лекарство – иначе я буду гадом. Она поймёт, уже было такое. Давай, Штырь, беги к ней!
– А, ага.
Входная дверь хлопнула, и Бука остался один в холодной ванне. Ад внутри него ослабил хватку – тело ныло, но это можно было теперь как-то терпеть. До избавления было ещё далеко: страдания от абстинентного синдрома сменились муками ожидания.
***
Никита и Валентина Ивановна Абрамовы ужинали. Сидя за небольшим квадратным столиком на крохотной кухне, они смотрели телевизор. Реклама сменилась кадрами из студии, а в нижнем углу экрана мелькнула стилизованная табличка: «Грани истины». Камера сделала облёт над головами массовки и приблизилась к столу причудливой формы. Он напоминал букву «С». На изгибе сидел ведущий, а по краям, напротив друг друга находились участники дебатов. В этом выпуске ими были какие-то незнакомые Никите люди из Академии наук: мужчина, женщина. Их оппоненты были представлены известным бизнесменом, политиком Савиновым и учёным Шемушевым. О первом несколько лет назад трубили все газеты. Его выставляли то детищем мафии, то единственным честным отечественным предпринимателем. Но рядом с ним сидела личность не менее одиозная. Никита помнил, как все вокруг обсуждали проект Августа Валериевича Шемушева «Овощи – людям». Около пяти лет назад этот исследователь появился из ниоткуда и обещал решить проблему голода в бедных странах окончательно и бесповоротно. Новостные статьи и телепередачи транслировали его идею по созданию «Суперкорнеплода». Этот корешок, по заверениям создателя, был бы набит всеми необходимыми витаминами и микроэлементами. При этом корень оставался бы неприхотливым сорняком, способным прорасти в самых экстремальных условиях. Спустя несколько недель информационного шума, всё больше и больше академиков выступали с обличительными докладами относительно идей Шемушева. Научное сообщество довольно подробно прошлось по проекту Августа Валерьевича, указав в своих разгромных статьях и докладах на все нестыковки и ошибки в технологии «Суперкорнеплода». После этого опальный учёный исчез из медийного пространства, и о нём ничего не было слышно. Про «Овощи – людям» тоже никто не вспоминал, кроме интернет-троллей и авторов анекдотов. Ведущий телепередачи одетый в очки с чёрной оправой и красивый серебристый костюм произнёс:
– Итак, мы вернулись с рекламной паузы! Прямой эфир «Граней истины»! Наша сегодняшняя тема: «Человек – венец творения или подопытный материал»? Допустимо ли принимать к рассмотрению в Думе законопроект от партии «Правый взгляд», который позволит проводить испытания на людях? Останемся ли мы, собственно, людьми после этого? Август Валерьевич, вам слово!
Ведущий поправил правой рукой выпавшую белую прядь своих пышных волос и перевёл взгляд на Шемушева.
– Я считаю, да! – бодро начал пожилой учёный с большими залысинами на седой кудрявой голове. – Это та самая следующая ступень развития общества, которую мы должны преодолеть и позволить науке перестать заниматься построением корреляций, а начать заниматься работой непосредственно с объектом. Вакцины, препараты, трансплантации, различные технологии борьбы со злокачественными новообразованиями – тут поле непаханое! Вообще, задаваться самим вопросом мне кажется пустым, ошибочным времяпрепровождением. Безоговорочное: «Да»! Вы только представьте – сколько всего нового, полезного будет открыто и опробовано! Вспомните, как шагнула медицина, когда был преодолён запрет на вскрытие тел! Нас ждёт светлое будущее!
Его оппонент с чёрной бородкой и редкими волосами на темени усмехнулся:
– Август Валерьевич, никто и не спорит, что научные открытия двигают нашу цивилизацию вперёд. Вопрос лишь в методах! То, о чём вы говорите негуманно! Мы всё же живём в 21-м веке, и поэтому говорить всерьёз об использовании людей в качестве расходного материала, в лучшем случае, глупо. Вы всерьёз обсуждаете социальные отношения времён Римской империи, когда на рабов смотрели, как на говорящие орудия труда! Август Валерьевич, последние попытки шагнуть в дикость и видеть в человеке только подопытного предпринимались в прошлом столетии в одном всем известном государстве, которое тоже двигалось к светлому будущему по телам замученных в концлагерях людей.
Шемушев помахал указательным пальцем из стороны в сторону:
