скачать книгу бесплатно
Надя: …передай девочкам, что я их люблю.
Надя: И скажи Вере, что она умница.
Надя: Я так много упустила из-за болезни.
Всхлипывания. Мама дышит медленно, с присвистом. Значит, конец уже приближался.
Надя: Вера будет сомневаться, что ты… что тебе можно верить.
Надя: Вера… Ничего не бойся. Бери Милу, и идите с Тишкой.
Надя: Все будет хорошо.
– Хватит, – сиплю.
Дядя наливает в кружку воды, и я жадно выпиваю ее.
– Мы пойдем с тобой… раз мама этого хотела.
2
Дядя будит меня в половину пятого и говорит, что у нас мало времени на сборы. Обычно собираюсь заранее, но вчера после аудиозаписей я расклеилась. Поэтому не спорю и умываюсь. Дядя предупредил, что важно принять душ, потому как путь займет несколько дней.
– Мила, вставай, – легонько трясу сестру за плечо.
Она ворочается и что-то бубнит. Повторяю попытки разбудить ее. Когда Мила обхватывает меня руками за шею, поднимаю ее и несу в ванную комнату. Ставлю на пол. Она широко и громко зевает, потирает глаза. Тянется за зубной щеткой и вялыми движениями чистит зубы. Кое-как заставляю ее принять душ. Мила слишком сонная, чтобы сопротивляться. Обычно она часами нежится в ванне, распевая песни и играя с пеной.
И все же ей везет: она маленькая и от нее не пахнет как от взрослых, когда они потеют. Ей не нужно думать, куда и как идти, что делать, чем платить за еду и жилье.
Чем больше думаю об этом, тем сильнее мечтаю, чтобы мама вернулась к нам и мы зажили, как раньше. Я готова отдать все свободное время, выполнять хотелки сестры, если это вернет маму и нашу прежнюю жизнь.
* * *
В комнате Милы сталкиваюсь с новой проблемой. Как быть с ее одеждой? Она обожает свои наряды и наверняка устроит истерику. Потираю виски и глаза – еще одна головная боль в копилку.
– Мила… – Открываю дверцы шкафа и указываю взглядом внутрь. – Выбери самую любимую одежду. Остальную мы оставим здесь.
– Что-о? – Глаза сестры округляются. – Это моя одежда! Мне ее мама купила! Я хочу взять с собой все!
Мои футболки, рубашки и две пары сносных джинсов давно лежат в рюкзаке, больше брать нечего. Ну, или я не так повернута на внешнем виде, как сестренка. Когда-нибудь у меня сдадут нервы от ее капризов.
– Выбери три самых любимых наряда, – требую я.
– Нет! Я! Хочу! Все! – Мила забирается на кровать и прыгает. Ее светло-русые волосы мечутся вверх-вниз.
В такие моменты вспоминаю, что она мне родная только наполовину. Характером она угодила не в маму, а в своего отца, которого ни я, ни она никогда не видели.
– Если ты не выберешь одежду, я это сама сделаю! – Хватаю вешалки, и платья одно за другим летят на пол, разметавшись кружевами и блестками: розовыми, голубыми, зелеными.
– Нет! Ты злая! – хнычет сестра, но не плачет. Она кидается ко мне, вырывает вешалку с белым платьем и шлепается попой на одежду на полу. – Это все мое.
Вылитый Смауг[1 - Дракон, антагонист повести Дж. Р. Р. Толкина «Хоббит, или Туда и обратно». – Примеч. автора.]на горе золота, не иначе.
Дверь позади скрипит. Дядя заглядывает в комнату:
– Что-то случилось?
– Она хочет отоблать у меня вещи! – ябедничает сестра, тыча в меня пальцем.
– Мы не можем взять все это с собой. Или ты сама потащишь баулы с одеждой? – сверлю Милу взглядом.
– Да!
Иногда кажется, что она родилась, чтобы противостоять мне. То, что я люблю, ей не нравится, а то, что ненавижу, она обожает. Мы сходимся только в одном: обе любим маму, хоть она и воспитывала нас совершенно по-разному.
– Давайте отправим вещи почтой, – предлагает дядя.
– А так можно? – Глаза сестры сияют. Он кивает. – Ула!
Шумно выдыхаю, показывая недовольство. Еще чуть-чуть, и я бы вскипела, как чайник на плите, только свистка на носу не хватает.
– Есть пакеты? – спрашивает дядя.
Приношу рулон мусорных пакетов и вручаю дяде. Одарив меня благодарной улыбкой, он подходит к Миле и показывает, как свернуть одежду, чтобы она занимала меньше места. Сестра улыбается и во всем слушается его. Незнакомца! Он с нами первый день, а я с ней всю ее недолгую жизнь!
Выхожу из комнаты и беру из холодильника пачку жвачки. Яростно разжевываю подушечки. Рот наполняется морозно-освежающим вкусом мяты. Достаю последнюю шоколадку из шкафа и закидываю в рюкзак. Как бы я ни злилась на сестру, она просто маленькая избалованная девчонка. Возможно, жизнь у дяди ее исправит… если не испортит еще сильнее.
И вот мы на почте отправляем посылки с одеждой сестры. Пожалуй, больше нее она ничего не любит: книги оставила дома, про детскую косметику даже не вспомнила.
Взяв самое нужное, разбавляю вещи томом «Хоббит, или Туда и обратно». Я читала его до того, как родилась сестра, перечитывала после. Когда Мила лежала в люльке, я проверяла ее ножки: надеялась, что на них вырастут волосы, что она не моя сестра, а хоббит. Поначалу я так и звала ее хоббитом, но потом мама разъяснила ей, кто это, и сестра стала дуться. Пришлось отучаться.
Карандаши, альбомы и наборы для рисования оставляю в шкафу. Может, хозяйка квартиры кому-нибудь их отдаст… А если она их выкинет, я этого не увижу и не буду жалеть.
Выходим. Улицы заполнены людьми, спешащими на работу. Прохожие косятся на нас и посмеиваются. Не каждый день увидишь разномастную троицу с рюкзаками в центре города.
Мила все утро дуется. Идет рядом с дядей, держа его за руку.
– А долго нам идти? – спрашивает она.
– Неделю.
– Что? Реально? – неприятно удивляюсь я.
Хорошо, что у нас с Милой удобная обувь.
– Если повезет, автостопом доберемся за пару-тройку дней.
– То есть… Погоди, – верчу головой. – Ты все эти годы жил… относительно недалеко от нас, но не пытался помириться с мамой?
Тихон пожимает плечами, чем злит меня еще сильнее.
– Не зря она столько лет таила на тебя обиду, – ускоряю шаг.
Голоса за спиной отдаляются:
– Вера всегда такая серьезная?
– Да! Она жууткая зануда.
Хочется обернуться и злобно зыркнуть на сестру, но убеждаю себя этого не делать. Я должна быть выше мелких склок и обид.
* * *
К обеду жара куполом накрывает город. Удушающе влажный воздух словно сжимает легкие, дышать тяжело, по шее течет пот. Мы вышли за пределы центра и бредем мимо промзоны: длиннющие трубы, потрескавшиеся бетонные стены и ржавые покосившиеся ворота. Серость и уныние скрашивает Мила, сверкая оттенками розового в любимом платье. Ради красоты она готова терпеть любые неудобства.
– Я хочу кушать! – Сестра дергает дядю за руку.
– Потерпи, малышка. Скоро дойдем до заправки и там поедим.
Оглядываюсь и вижу у Тихона карту. В то время, как все нормальные люди пользуются приложениями в смартфонах, он развернул огромный кусок бумаги и умудряется по нему ориентироваться.
– Разве эти карты не устарели? – спрашиваю, поравнявшись с ними.
Два часа ходьбы помогли мне остыть и о многом поразмыслить. Когда я на что-то злилась, мама говорила: «Подумай о тех, кому пришлось гораздо хуже». Эти слова никогда не успокаивали, только преумножали чувство вины за эгоизм. Пока я была подростком, пока присматривала то за мамой, то за сестрой, обстоятельства лупили по мне со всей силы, но у меня хватало терпения держаться.
И тут вдруг появляется дядя, рука сестры стискивает его пальцы, а не мои. И это он возится с ней, а не я. Ну и фиг с этой мелкой предательницей! Хоть отдохну.
– Многое в этом мире устарело, но это не повод выбрасывать все, – отвечает дядя.
– А я считаю, что повод. Ты же выбросишь заплесневелый хлеб?
– Пожалуй, да.
Хмыкаю. Взрослые никогда со мной не соглашаются. Обычно они считают себя умнее и настаивают, что дети «слишком неопытны». Проблемные взрослые вырастают из проблемных детей. Почему-то первые всегда забывают о своем детстве и шпыняют уже собственных отпрысков, образуя порочный круг психологического насилия. Зато им так родители говорили, значит, они были правы.
– Далеко еще? – Брови Милы жалобно вскидываются, губы выпячиваются, будто она вот-вот расплачется.
– Минут тридцать.
– О-о-о, – стонет сестра. Ее плечи сникают, она плетется, с трудом переставляя ноги. – Я пить хочу…
Тихон лезет в рюкзак и достает бутылку с водой.
– Вот.
Когда он откручивает крышку и протягивает Миле бутылку, я выхватываю ее и с подозрением нюхаю. Пахнет как обычная вода.
– Вела плохая, – сердится сестра.
– Здесь точно обычная вода? – строго спрашиваю я.
– Конечно, обычная, – отвечает Тихон удивленно.
Выливаю содержимое бутылки на траву.
– Вдруг ты туда какой-нибудь клофелин замешал? Извини, пробовать напитки из рук чужака явно плохая идея. К тому же тут везде промзона, и, если с нами что-то случится, помощи ждать неоткуда.
Дядя ничего не говорит в свое оправдание. Странно. Я ожидала, что он начнет яростно отстаивать свою честь.
– Понимаю твои опасения, – наконец произносит он.
Достаю из рюкзака бутылку с водой и протягиваю сестре. Она жадно выпивает половину.
– Мы купим воду на заправке, – предлагаю компромисс. – Так мне будет спокойнее.
* * *
Некоторые люди считают, что им все можно. Например, взрослые. Мама полагала, что может распоряжаться моим временем в пользу Милы, дядя думает, что мы с сестрой запросто примем его. Ну уж нет, я не для того шестнадцать лет жила в этом мире, чтобы во всякие сказки верить.
На горизонте появляется заправка. Можно перевести дух, перекусить и спрятаться от жары.
– Я хочу писать. – Сестра поглядывает на дядю.
– Лучше сходи с Верой. – Он передает мне руку Милы.
Перехватываю ее:
– Пойдем.
Считаю шаги, когда в голове щелкает. Оборачиваюсь в момент, когда дядя открывает дверь заправки и звенят колокольчики.
– Ничего без нас не покупай! – кричу я.
Тихон кивает.
– И чего ты все влемя лезешь? – Сестра пытается освободить руку, но я крепко держу ее. – Ты мне надоела…
– Помнишь, что мама говорила про незнакомцев?
– Но дядя не незнакомец…
– А кто он? Ты с ним знакома всего день. Думаешь, всё, ему можно доверять? Как бы не так.
Мила поджимает пухлые губы и опускает глаза. Совесть колет сердце иголками. Обычно сестра манипулирует мной, но иногда и мне приходится манипулировать ею. Вот только она не чувствует вины, а мне приходится себя убеждать, что поступила правильно.
– Почему? – спрашивает Мила.
– Что почему?
