скачать книгу бесплатно
Картина встрепенулась и пошла радужными пятнами. Они переливались, пульсировали и мерцали.
– Не может быть, – выдохнул кто-то в толпе. – Тот самый цветок. Я подарил его ей… На первом свидании. Сорвал с клумбы, спрятал за пазуху и нес через весь Город… Сердце так билось… Мы были самыми счастливыми…
– Брехня! – раздался вскрик. – Какой цветок?! Это дом моих родителей, еще до развода. Вон и садик, и яблоня, я с нее упал и ногу сломал. Хотел сорвать самое красивое яблоко для мамы. Она тогда так испугалась, все повторяла, что любит меня просто так, без подвигов. Счастливое было время…
– Нет! – перебивая друг друга, зазвучали голоса, – не дом, не цветок! Океан в тот год! Шкатулка с той самой мелодией! Те самые ботинки, в которых можно легкой обойти целый свет! Та самая улыбка, за которую готов был отдать жизнь!
Тот самый… То самое… Та самая…
– По одному, пожалуйста, – скрипнул смотритель. – В очередь.
Жители послушно выстроились друг за другом. Протянулись через Город пестрой лентой. Пульсирующей, волнующейся и шепчущей: «Чувствую. Чувствую».
Первыми сдались старики. Слишком много сожалений. Последними – грудные младенцы. По той же причине.
Картина вбирала их в себя нежно, настойчиво и жадно, пока не остались лишь оболочки. Лишенные боли, сожалений и надежд.
– Ещё! – приказала картина.
– Разумеется, – сухо кивнул строгий смотритель, разворачивая карту.
На их пути еще полно маленьких сонных Городов.
Красота мира требует жертв.
Обрывок двенадцатый
– Нужно совершить что-нибудь символическое. Ритуал отказа от пагубной привычки, – втолковывал страдающему похмельем коллеге Борис Петрович, клерк одной из многих мелких невнятного назначения контор, разбросанных тут и там по Вселенной.
– Типа подняться на крышу небоскрёба и скинуть оттуда граненый стакан? – кисло кривил бледные сухие губы коллега.
Ему хотелось каплю сочувствия и кружку холодного пива, но приходилось довольствоваться обществом Бориса Петровича, любителя компьютерных игр и дурацких советов.
– Или на гору, – Борис Петрович бросил мрачный взгляд на монитор. Ему никак не удавалось пройти эту чертову миссию.
***
Бомж Сидор, копаясь поутру в мусорном баке, нашел руку. Рука показала средний палец и нырнула вглубь, взметнув в лицо Сидору кучку объедков.
– Ах так! – рассердился бомж и отправился к участковому Курышкину. Жаловаться.
– Сидор, – устало вздохнул участковый, – не пойми неправильно, но ты заебал уже. Я еще от той истории с глазом не отошел.
Бомж смущенно заерзал на краешке колченогого стула, вспомнив выпученный, в красных прожилках, Глаз. Он внезапно появился в рассветных небесах, его расширенный мутный зрачок шарил по земле, словно выискивая кого-то. Остановившись на безмолвных Курышкине с Сидором, что стояли столбами, пялясь в небо, Глаз удовлетворенно сморгнул и, уронив им под ноги слезу размером с небольшое озерцо, исчез. Бомж с участковым узрели тогда в тихой прозрачной глади свое самое сокровенное. Сидор после напился и забыл, а Курышкина до сих пор коробило. Особенно перед зеркалом.
– Так то всевидящее око было, – пробормотал бомж. – При чем тут я?
– При всём, Сидор… Я в органы правопорядка шел за романтикой и потому что форма красивая. И все было хорошо, пока ты не возник со своими идиотскими жалобами.
– Закон для всех един, – с обидой возразил бомж, – А романтику тебе еще при поступлении в академию советовали засунуть в…
– Знаю! – рявкнул Курышкин.– Уже засунул, не помнишь? Вместе с формой!
Сидор помнил. Не просто забыть чудовищных размеров Жопу. Она накрыла город своей тенью, погрузила во мрак, и неумолимо надвигалась, угрожая усесться и раздавить. Курышкин тогда принес ей в жертву самое дорогое, что у него было. Форму и романтику. Сидор тоже попытался не отстать и запустил вдогонку початую бутылку водки. Жопа его подношенье брезгливо отринула прямо в лоб участковому, отшибив тому напрочь чувство, пусть горького, но удовлетворения от свершенного подвига.
– Ты мир спас, – напомнил Сидор.
– Знаю, – брюзгливо откликнулся Курышкин, – но не ощущаю, хоть убей.
– А вдруг Рука не такая, как Глаз и Жопа? – робко предположил бомж.
– Конечно, – голос участкового сочился сарказмом, – это великая дающая Рука. Она нас одарит… чем там обычно великие одаривают?
Сидор втянул голову в плечи и съежился, демонстрируя полное незнание вопроса.
– Очередным геморроем! – загремел Курышкин. – Последствия которого будут терзать меня! Кстати, почему кроме нас с тобой никто в городе не видит все эти… ммм… части…?
– А разве кроме нас в городе есть кто-то еще? – насторожился бомж.
– Ты идиот? Конечно есть. За водкой своей в магазин ходишь? Продавцы на тебя косятся? Народ осуждает?
– Нет. Она сама появляется, – ответил Сидор. – Я только подумаю, что неплохо бы выпить, и она уже есть.
Участковый хотел залепить Сидору оплеуху позвонче, но улыбка бомжа была бесхитростна, а выражение лица такое благостное, что Курышкин смешался.
– Мы с тобой в каких-то разных реальностях проживаем, – пробормотал он.
– У меня на этот счет имеется теория, – охотно подхватил бомж. – Представь себе, что мир – граненый стакан. Ты жил на одной грани, а я на другой, параллельно. Вот этот стакан упал с большой высоты и разбился. Все смешалось. Осколки теперь дрейфуют в пространстве, и на одном из них мы.
– Хочешь сказать, случился конец света, а никто не заметил? – хмыкнул Курышкин.
– Мы слишком малы, чтобы разглядеть великое, – смиренно сложил руки Сидор.
– За что мне это всё? – тоскливо бросил участковый в пространство, не слишком надеясь на ответ.
– Путь героя, ммм? – шепнуло пространство голосом Сидора. – Высшие силы испытывают тебя и прочая херь?
– А почему они тебя не испытывают?
– Нуууу… – задумался бомж, – может, от того, что я послан тебе в утешение? Вроде как ты на меня посмотришь и приободришься, не все так плохо, вон Сидор совсем того… бесперспективный.
– Вовсе я так не думаю, ну что ты в самом деле? Да стоит тебе захотеть…
Слова его звучали фальшиво и жалко. Участковый осекся и с преувеличенным интересом зашелестел листами тощей брошюрки с надписью « Административный кодекс».
– Если очень захотеть, можно в космос полететь, – разрядил обстановку Сидор.
– Точно!
Участковый был рад сменить тему.
– Ладно, пошли, покажешь, что за рука там безобразничает.
– Оскорбляет жестом, – уточнил бомж.
– Оформим непристойное поведение в общественном месте, – потряс брошюркой Курышкин.
И они направились к мусорным бакам. Впереди шел, печатая шаг, участковый, за ним семенил Сидор.
Пусть мир и летел к чертовой матери осколками граненого стакана, они были полны решимости оставаться с ним до самого конца.
***
Оставалось совсем немного. Еще один поворот серпантиновой дороги, и будет вершина. Преследователи остались далеко позади, на этот раз у него обязательно получится. Жаль, конечно, что не осталось оружия, но ведь в спину ему не дышат. Еще чуть-чуть… Черт! Что это? Не может быть!
Борис Петрович, клерк одной из многих мелких невнятного назначения контор, разбросанных тут и там по Вселенной, беспомощно разинув рот, таращился на монитор. Его аватар только что разнесло на куски пушечным ядром, буквально за шаг до завершения миссии.
– Твою мать! – заплакал Борис Петрович, провожая взглядом фрагменты аватара, летящие на сонный город далеко внизу.
На экране издевательски мигала надпись Game Over.
Обрывок тринадцатый
После зимней спячки первый весенний день – самое то. Потом, конечно, привыкаешь и ворчишь, как невыносимо жарко на солнце, изумруды трав утомляют глаз, и пыль, и мухи со своим жужжанием, да тонкие щекотливые насекомьи лапки.
Егор Сергеевич всегда просыпается именно в такой день. Черт знает, каким чувством, но он ощущает, что пора, и выныривает из зимнего анабиоза. Вот и теперь, сидя на обогретой солнцем парковой скамейке, он с ленивым удовольствием разглядывает окружающий мир. У ног его блудят голуби, на деревьях наливаются почки, из-под снулой земной толщи пробивается робкий росток. Егор Сергеевич наполняется тихой благостью, зная, что до завтра его не потревожат. А завтра… Далеко до него. Хотя, оно, конечно, непременно наступит.
Когда оно наступит, на свет выползет Антонина Петровна, хтонической красоты женщина.
– Ну? – уперев в объемные бока все свои руки, спросит она.
– Как спалось, Хтонечка? Видала ли сны? – вежливо поинтересуется Егор Сергеевич.
– Видала! – рявкнет Антонина Петровна, – Как ты, козел похотливый, изменяешь.
И ее пышная грудь начнет вздыматься океанскими штормовыми волнами.
Егора Сергеевич посетит ощущение, будто он утлая лодочка, застигнутая в этих волнах за вопиющим браконьерством. Воздев мохнатые лапы к небесам, он стащит с их гладкой синевы упирающийся солнечный диск и метнет в Антонину Петровну. Она поймает его, запрыгает, заскачет на одном месте, перебрасывая солнце из рук в руки, дуя на пылающие ладони и пыхтя, словно паровоз. Фух-фух-фух.
Егор Сергеевич захохочет, как умалишенный, вскочит и побежит к реке, на ходу отращивая хвост, плавники и жабры. Он бросится в снулые воды, вздыбив умирающий лед, и поплывет за линию горизонта. Антонина Петровна последует за ним во всей своей хтонической красе, держа солнце над головой свободной парой рук, чтобы не намокло.
У всего остального происходящего, глядя на это, закружится голова. Егора Сергеевича и Антонину Петровну обзовут весенними обострениями. Но они не услышат. Потому что ветер будет свистеть в ушах.
Когда надоест, выберутся на берег и сядут пить чай на веранде. Станут ворчать, как невыносимо жарко на солнце, изумруды трав утомляют глаз, и пыль, и мухи со своим жужжанием, да тонкие щекотливые насекомьи лапки.
Но это завтра. Далеко до него. Хотя, оно, конечно, непременно наступит.
Сказочки и зарисовочки
Крылья
Ранним утром на болоте Аристарх Иммануилович Беловский подстрелил ангела. Воровато озираясь и дробно хихикая, он отпилил ему крылья, сложил их в багажник и уехал, счастливо насвистывая. Но ангела не так просто убить. Его раны затянулись быстро, и стал он с виду обычный мужик. Которых без крыльев по улицам ходит огромное количество. Он добрался до трассы, где встретил проститутку Валентину, выброшенную из машины привередливым дальнобойщиком за недоделанный минет.
– Скажи, – спросил Валентину ангел, – знакомо ли тебе чувство пустоты?
– Бывало, – хрипло пробасила Валентина, – и лучше б почаще, а то пихают всякие… всякое…
– А я вот свою не ценил, – вздохнул ангел. – Когда у тебя крылья, пустота становится чем-то само собой разумеющимся, к ней привыкаешь, не всегда замечаешь, порой она даже раздражает.
– Прямо как Ашот, сутенер мой, – согласилась проститутка. – Я пока от него не ушла, тоже не ценила. Где его теперь искать, ума не приложу.
– Если б сделалась ты крыльями моими, сутенером мог бы стать я для тебя, – застенчиво предложил ангел.
Валентина коккетливо хихикнула, прикрывая ладошкой златозубый рот, но пощечину на всякий случай дала.
– Больно, – обиделся ангел.
– Ишь, нежный какой, – фыркнула Валентина. – Жизнь вообще боль и, в основном, ниже пояса. Привыкнешь.
***
– Скажите, что я вам больше не должен! – попросил Аристарх Иммануилович Беловский сутенера Ашота.
– Нэ знаю… – помахал свежепришитыми крыльями Ашот. – Сам то как думаышь?
– Вам очень идет, – подобострастно осклабился Аристарх Иммануилович.
Ашот взмыл в небо, попарил немного и уронил на Аристарха Иммануиловича благодать.
Беловский скривился и поймал Ашота в сачок. Сутенер трепыхался в нем, пока не устал.
– Мы нэправильно дэлаем, – оттрепыхавшись, сказал сутенер. –Слэдует идти из пункта А в пункт Б. Пока нэ прыдем.
***
– Если мы будем двигаться, то в итоге встретимся с моими крыльями, – сказал ангел.
– И с сутенером Ашотом, – заметила Валентина, – А еще со всеми теми, с кем суждено встретиться.
– Тогда, вперед! – воскликнул ангел.
– Счастливый путь, – расцеловала его в обе щеки Валентина, – я останусь. Буду вас всех ждать. А то как придете, и никого. Обидно.
***
– Путь к щастью тэрнист и извылист, – порхал с цветка на цветок Ашот.
– Я бы хотел получить компромат, – Аристарх Иммануилович тяжело дышал, пытаясь угнаться за сутенером.
