
Полная версия:
Теневой каганат
– Наверняка нам даже не по пути. Не стоит утруждаться!
– Амелия, я пытаюсь завести друзей. Прошу, не препятствуйте мне. Если я могу помочь вам хоть такой малостью, я бы действительно хотел это сделать.
Из всей речи она услышала лишь собственное имя, в устах Александра звучавшее особенно сладко. Он потянулся и забрал сумки. Амелия, словно лишившись сил и здравого смысла, совсем не сопротивлялась.
– Куда дальше? – спросил он.
– В трапезную.
– Чудно! С утра во рту ни крошки! Умираю с голода.
Но стоило выйти из теплой уютной лавки, где приветливый торговец радостно встречал каждого гостя, как они угодили во власть суровой вьюги, норовившей замести слоем плотного снега тех, кому не повезло оказаться снаружи. Ярмарочная улица опустела: все разбежались по домам или по трапезным и лавкам, где можно было переждать непогоду, попивая травяные отвары.
– А у вас всегда погода так переменчива? – перекрикивая ветер и ежась от него, спросил Александр, сильнее кутаясь в платок, укрывавший шею.
– Вообще-то нет. Я впервые вижу, чтобы спокойный день так резко сменила буря! – с трудом проговорила Амелия. Ветер был таким сильным, что она едва могла дышать.
Вдруг из пелены снегопада прямо на них с гулким ржанием вылетела изящная тройка.
– Осторожно! – закричал Александр и, грубо потянув Амелию и крепко прижав ее к себе, оттащил к лавке, откуда они только что вышли. Тройка пронеслась мимо, даже не заметив их.
Под защитой стены лавки молодые люди пытались отдышаться и прийти в себя. Александр все еще ежился, провожая повозку гневным взглядом, и не спешил отпускать Амелию, чей слух от пережитого ужаса обострился: даже несмотря на плотные одежды и завывания ветра, она слышала биение его сердца, которое, словно теплое солнце, согревало и манило ее.
Почувствовав ее дрожь, Александр шепнул Амелии почти в самое ухо:
– Вы замерзли. – Это звучало скорее как утверждение, чем вопрос.
В груди девы что-то глухо ударилось о ребра, а после на мгновение замерло, прежде чем кровь хлынула к лицу, обдавая жаром стыда.
– Далеко идти? – спросил Александр, наконец отстранившись.
– Нет, – заверила Амелия, мотнув головой, отчего платок слегка съехал.
Поправив его рукой в теплой варежке, девица собиралась пойти дальше, когда Александр удержал ее:
– Вот.
Он снял свой платок и заботливо обернул вокруг шеи Амелии, да так сильно, что та сдавленно кашлянула, но смущение не позволило сообщить о том, что новый друг что-то сделал не так.
– Простите. Клянусь, душить вас я не собирался. – Он слабо улыбнулся.
– Вы ведь замерзнете, – клацая зубами, выдавила Амелия.
– Не замерзну. Как вы говорите? Я засоленный.
– Закаленный?
– Именно! – просиял Александр. – Пойдемте, в такую погоду нечего блуждать по улице. – И взяв Амелию за руку, двинулся вперед.
Когда они, вдосталь навоевавшись с сугробами, появились в трапезной, то привлекли всеобщее внимание: выглядели они словно две снежные бабы и так же таяли на глазах под натиском жара растопленного камина.
В отблесках десятков свечей под вой ветра за окном трапезная казалась как никогда уютной. За круглым столом в углу восседала выделяющаяся из толпы девица. Ее белые, сияющие волосы отчасти были заплетены в затейливые косички, собранные на затылке, отчасти оставались распущенными. Алый бархатный сарафан, подпоясанный под грудью, с горем пополам скрывал неестественную худобу. Княжна Анастасия походила бы на сказочную царевну, не имей она болезненного вида простолюдинки.
В помещении пахло дымом сосновых и березовых поленьев, мясным жарки́м и травяными отварами. Под тихие разговоры заполнивших трапезную людей, желавших переждать непогоду в тепле, весело потрескивали дрова. В глубине зала расположился музыкант, он ласкал полукруглый струнный инструмент, расписанный завитушками, – ябуде́йку – и извлекал из него ритмичные мелодии.
Скинув с себя уличные одежды, Амелия в сопровождении нового друга прошествовала к столу и уселась напротив княжны.
– Доброго вечера! Александр, – поклонившись, представился он Ане.
– Анастасия, – откликнулась та.
– Рад знакомству!
– Взаимно.
Ана замолчала, ожидая, что гость удалится за свободный стол. Однако Александр не торопился, лишь выжидающе стоял подле них, не решаясь переступить через воспитание и присесть без приглашения.
Амелия не могла выдавить из себя ни звука, только залилась краской до самых ушей и сделала вид, что сосредоточена на изучении узора на скатерти. Впрочем, румянец остался незамеченным: щеки ее и без того были алыми от холода.
– Должно быть, я вторгся, – неловко проговорил Александр, особенно тщательно подбирая слова и останавливаясь на совсем уж неуместных и оттого забавных. – Прошу простить мне мою беспечность. Пожалуй, поищу, где присесть. – Александр натянуто улыбнулся, пытаясь скрыть смущение.
Испуганная Амелия подняла на подругу умоляющие глаза.
– Нет, это вы простите, – вздохнула Ана, однозначно истолковав этот взгляд, и постаралась спрятать раздражение и стыд за улыбкой, борясь с дурацким желанием прикрыть рукой лицо. – Прошу, присядьте с нами.
Амелия едва слышно выдохнула. На ее счастье, в это время хозяйка подала жарко́е, а потому девица, спешно вытащив свою изящную ложку, принялась есть, упорно стараясь делать вид, что не замечает ничего необычного в происходящем.
– Не знала, что нас будет больше. Я просила лишь два блюда, – пододвигая к себе тарелку, бросила Ана.
– Чего подать? – У стола выросла тучная хозяйка.
– Не беспокойтесь. Я все равно не смог бы это съесть, – сообщил Александр. – Имеется ли у вас что-то овощное?
– Так это, все есть. Мясное жаркое, холодное, горячее, на огне, в тазу, травы…
– А без мяса найдется?
– Найдется. Овощную похлебку будете? Только, кроме репы и моркови, ничегой-то там нет. Обычно к мясу такое берут…
– Одну тарелку. Спасибо!
Одарив его озабоченным взглядом, хозяйка удалилась, а Александр, почувствовав необходимость объясниться, пробормотал:
– Видите ли, мне нельзя… Я от него… задыхаюсь.
– Ясно. – Ана задумчиво поводила ложкой по блюду.
В остальном ужин прошел тихо. Струнник завел какую-то печальную балладу, и княжна явно больше наслаждалась музыкой, чем жаждала светских бесед. Молчание нарушалось лишь редкими вопросами Александра о местных обычаях и ответами Анастасии как бывалого знатока. Хотя Амелия вовсе не подавала признаков жизни, Александр то и дело посматривал в ее сторону, иной раз не находя в себе сил отвести взгляд.
Ветер за окном утих, оставив за собой кромешную тьму и заметенные дороги. Стук деревянных лопат свидетельствовал о том, что метельщики уже принялись за расчистку сугробов: им предстояло отрыть дороги до постоялого двора и господских домов, а остальное местные уберут утром.
– Час уже поздний. Позволите проводить вас до дома? Я не могу бросить юных девиц на произвол ночи.
– Волноваться не о чем. – Вытерев рот льняной салфеткой, которую в трапезной подавали только знатным господам, Ана вновь одернула себя, чтобы не трогать лицо, и лишь незаметно потерла запястье – все это, как хорошо знала Амелия, подруга делала всегда, когда крепко о чем-то задумывалась. – Нас ожидает упряжка. Если позволите, извозчик не откажет довезти вас.
– Почту за честь.
Упряжка двигалась медленно. Крытые сани плавно скользили по заметенной земле, снег скрипел под полозьями. Троица села плотнее друг к другу, чтобы было теплее. После сытного горячего ужина мороз был не страшен, но было бы глупо забывать о его коварстве.
Вскоре к приглушенному скрипу снега под санями добавилось более явственное сопение, изредка переходящее в храп: сидевший по левую руку от Амелии Александр мирно задремал и, не сумев удержаться прямо, прислонился к ее макушке.
Переглянувшись с Аной, Амелия широко улыбнулась и прошептала:
– Он так вкусно пахнет. – На это подруга лишь закатила глаза.
Короткий стук сообщил о прибытии. Амелии пришлось разбудить нового друга, который, встрепенувшись, отстранился с виноватым выражением лица. Рассыпаясь в благодарностях и извинениях, Александр не без труда выбрался из саней и двинулся к постоялому двору. Упряжка дернулась, не дав Амелии проводить его взглядом.
Даже по прошествии ночи, хоть и почти бессонной, образ светловолосого юноши никак не шел из головы Амелии. Ей еще не доводилось встречать столь любезных и самоотверженных молодых людей, как Александр. Его дурманящий запах, будто хвои и какой-то сладости, до сих пор сохранился на бережно сложенных с вечера одеждах. Или же Амелии очень хотелось так думать, а нос сам улавливал те самые ноты. Воспоминания о дивном чужеземном говоре и чистом голосе, похожем на морозный зимний воздух, покрывали кожу мурашками и вызывали странное влечение.
А еще наутро пришла записка. Довольная няня Ярослава размахивала ею у носа Амелии, желая выведать все подробности о загадочном иноземце. Но та, заверив, что расскажет все позднее, выхватила берестянку и умчалась прочь от лишних глаз в свои покои, где негнущимися пальцами под бешеный стук сердца развернула послание.
Доброму другу Амелии
Рад приветствовать и желать доброго утра! Выражаю искреннюю признательность за ваше общество прошедшим вечером. Вы скрасили мое всеобъемлющее одиночество. Как представлю, что мог не повстречать вас, бросает в дрожь.
Надеюсь, я не доставил очень много беспокойства. Мне показалось, что благородная княжна была не слишком счастлива принимать за своим столом чужака. Прошу выразить ей мою искреннюю благодарность и принести глубочайшие извинения.
Если позволите, для меня было бы честью сопроводить лично вас, Амелия, на прогулку в любой из желаемых вами дней. Прошу дать любой ответ на это письмо. Признаюсь, жду его с нетерпением.
Искренне ваш,
Александр
Слабо пискнув, Амелия перечитала письмо. И еще раз, а затем еще после заключительного третьего прочтения. Когда дверь покоев отворилась, она лежала на кровати, мечтательно изучая полог. В воображении уже крутились сцены предстоящих встреч, в уме она проговаривала еще не случившиеся беседы и гадала, куда поведет ее Александр.
– Ты чего убежала? Ярослава вынудила меня съесть больше пирожков с капустой. Почему-то она подумала, что этим возместит твое отсутствие. Либо опять пыталась помочь мне поправиться…
– Ана… Он такой… – со вздохом пролепетала Амелия.
– Какой? Вы встречались три раза, а словами перемолвились, позволь Огнима, всего раз. Ты же не могла так скоро влюбиться?
– Конечно нет… Но, может быть… Было бы здорово…
– А может быть, и нет. Он ведь иноземец. О нем и не узнаешь ничего.
Но Амелия не слушала: она любила саму мысль о любви, а возможность обрести собственную семью и оберегать ее, найти дом, где все будет принадлежать лишь ей и ее славному мужу, кружила голову. Ей не верилось, что все это так близко, стоит только протянуть руку. Втайне девица мечтала, чтобы мать Аны Аделаида получила власть и над ее жизнью и определила будущего мужа, но перстийские законы предоставляли такое право лишь тем, кто связан кровью. Справедливости ради, рано овдовевшая княгиня не спешила выдавать замуж и собственную дочь.
– Надо ответить, – заявила Амелия, так резко сев на кровати, что перед глазами заплясали звезды.
– Как он вообще узнал, где мы живем? – не унималась Анастасия, присаживаясь на край кровати.
– Спросил в трапезной. Тебя сложно не узнать.
Ана покосилась недовольно, но отвечать не стала.
– Что ему написать? Дорогой Александр… Дорогой… Уважаемый? Нет, не то… Хм-м… Достопочтенный? Это уже слишком…
– Без прилагательных тоже неплохо, но, по мне, впору назвать его чудаковатым, – сухо заметила Ана.
Взбудораженная Амелия не смогла сохранить самообладание и взорвалась негодованием:
– Почему ты так прицепилась к этому? Неужели так странно, что кому-то я пришлась по нраву?
– Вовсе нет! – Анастасия так возмутилась, что тут же подскочила.
– Тогда почему ты так подозрительна к незнакомому человеку?
– Да потому и подозрительна, что он незнакомый. А почему ты так доверчива?
– Я не понимаю, чего ты так остерегаешься… Это все из-за него, да? Из-за Дамира?
Ана вспыхнула, словно получив унизительную пощечину, а в глазах ее блеснули злобные огоньки обиды.
– Ну знаешь, – прошипела она. – Я лишь хочу, чтобы ты сохраняла благоразумие! Я не стану больше вытаскивать тебя из передряг, в которые тебя загоняет твоя жажда приключений. – Она помолчала, изучая лицо Амелии, а потом выбежала вон, буркнув: – И щелкни себя по носу.
Амелия послушно щелкнула себя по носу и тут же чихнула.
– Сама себя щелкни, – пробубнила она. – Можно подумать, хитрое зло только на меня присесть может.
В остальном утро прошло тихо. Настроения для писем не было, как и желания покидать покои. Амелия просидела у себя до самого обеда, но не выйти к столу было равносильно подписанию смертного приговора самой себе, потому что Ярослава очень ревностно относилась к распорядку дня.
Однако и за столом они не перемолвились ни словом. Домочадцев это не особо удивило: девицы нередко ссорились, но к вечеру, как всегда, помирятся!
Сама Амелия относилась к таким склокам с благодарностью, ведь они вновь и вновь доказывали, что княжна Анастасия видит в ней человека равного – а именно это Амелия ценила больше всего на свете. Так что она уже этим вечером без особых терзаний, не стучась вошла в богатые покои подруги. Послышались взволнованные голоса, шаги, какой-то звон… А скоро из-за двери доносился только заливистый девичий смех.
Глава 3. Счастливая невинность

Самые пышные празднества начинались под конец Светлости. В доме Ивана и Рады Дмитровых уже устраивали гулянье, на очереди был вечер в доме Аделаиды. Слуги с самого утра вовсю сновали по залам: одни чистили и драили, другие готовили украшения и яства. Хозяевам полагалось приложить не меньше усилий, чтобы привести себя в порядок. Утром необходимо было омыться или сходить в баню и намазаться маслами, чтобы приобрести отдохнувший вид и приятно пахнуть.
Анастасия уже закончила утренние приготовления и сидела у девичьего столика с большим трехстворчатым зеркалом, терпеливо наблюдая в отражении за тем, как матушка укладывает ее белые и уже бережно вычесанные служанкой волосы. В то же время княжна играла с бусами, пересыпая из руки в руку то с переливчатым звуком, так похожим на журчание ручья, то с глухими щелчками, когда камешек бился о камешек. Местами она ускорялась, местами замедлялась, извлекая настоящую музыку. Анастасию эта музыка радовала и успокаивала, а от блеска драгоценностей сердце ее билось чаще.
– Можно я не буду сегодня с ним танцевать? С Иваном? – спросила Ана. – Он мне совершенно не нравится… И он ужасно старый.
– Не дергайся, милая, – спокойно ответила матушка с непроницаемым лицом.
Аделаида была высокой и стройной, с роскошными волосами – такими же длинными и блестящими, как и у ее дочери. Почти каждый описывал ее как самую красивую женщину из ныне живущих, даже невзирая на совсем уж болезненную худобу. Из всех перстиек лишь ей да теперь еще Анастасии прощали этот существенный недостаток. Будучи еще малышкой, Амелия смотрела на Аду разинув рот и видела в ней прекрасную царевну из сказки. Анастасия считала, что не унаследовала красоту матери: те самые волосы не подчеркивали мягкие черты лица, скорее делали его несуразным, а серые глаза наводили на мысли о неизвестной болезни.
– Я не хочу за него замуж, – не унималась Ана, чем вызвала изумленный взгляд матери.
– С чего ты решила, что выйдешь за него? – спросила Аделаида, не отрываясь от прически.
– Ярослава сказала.
С самых ранних лет за девочками ухаживала няня – теперь уже пожилая женщина, чье осунувшееся и уставшее лицо все же не было лишено некоего обаяния. И хоть характер у няни был не сильно ласковый, она действительно очень любила своих воспитанниц, а они отвечали ей тем же. Похоронив мужа, Ярослава перебралась в дом Аделаиды, чтобы всегда быть рядом с девочками, которые стали смыслом ее жизни после гибели обоих ее сыновей в войне с кочевниками кукфатиха́. Являясь женщиной старых взглядов, она готовила девочек к браку, а в мечтах нянчила «правнуков» – детей своих подопечных, отчего отчаянно хотела поскорее выдать их замуж. И совсем не жаловала новые веяния, которые позволяли девицам самим выбирать женихов. Откуда ж им ума столько взять, чтобы жизнь свою определить?
– Ярослава… – тихо вздохнула Аделаида. – Мы должны оказать уважение каждому, кто пришел в наш дом, – начала она, но, увидев поникшее лицо дочери, скорее добавила: – Но не во зло себе, разумеется. Ты хозяйка, и тебе решать, с кем танцевать. И уж тем более только тебе решать, за кого выходить замуж. Не хочешь за Дмитрова, значит, не будет никакого Дмитрова, – мягко сказала она и посмотрела в глаза мутного отражения Анастасии. – Тем более в великий праздник не положено грустить.
Та тут же выпрямилась и улыбнулась, уже воображая, как случайно заметит юношу – непременно красивого, высокого и статного, – а он, увидев ее, тотчас влюбится.
– Кстати, Ана… – Аделаида вставила последнюю заколку. – Где Амелия? Она придет сегодня?
– Откуда мне знать? – огрызнулась дочь, но тут же пожалела об этом, поэтому поспешила исправиться и, слегка пожав плечами, добавила: – Думаю, придет.
Аделаида одобрительно улыбнулась. Закончив с прической, она с видом вдохновленного творца оглядела результат своих трудов и, убедившись, что сделала все идеально, кивнула дочери. Та встала и благодарно обняла матушку. Ада взяла лицо Анастасии в ладони и наклонилась, чтобы поцеловать в лоб. Отстранившись, погладила ее по плечам, смахивая невидимые пылинки, после чего выпрямилась и тихо произнесла:
– Пусть обязательно приходит. Я люблю тебя, милая.
– И я тебя, матушка, – голос Анастасии грел нежностью, но вдруг она замешкалась и спросила вслед уходящей матери: – Можно я кое-кого приглашу?
– Конечно, – не без изумления ответила та, ведь прежде Ана никого в дом не приводила.
Ада уже стояла у двери, когда ее едва не сбила с ног запыхавшаяся Амелия. Княгиня чуть не вскрикнула от изумления, но тут же взяла себя в руки.
– Увидимся вечером. – Аделаида кинула взгляд, укоризненный и ласковый одновременно, на виновато потупившуюся Амелию и вышла прочь.
Когда ее шаги стихли, Амелия бесцеремонно забралась на кровать, закидывая в рот маленькие печенья. Они лежали на подносе достаточно долго и подсохли, отчего стали приятно хрустящими.
– Пойдем приоденем тебя, – предложила Анастасия. – Только помойся сначала, – добавила она без капли укора, а лишь потому, что это предписывали правила.
Амелии пришлось вернуться в свои покои, где в одной из комнат ждала наполненная водой бадья. Разумеется, она уже остыла, и потому девица не стала залезать туда, а обтерлась полотенцем, расплескивая по всей омовальной воду и оставляя большие лужи. Спасаясь от холода, Амелия накинула теплый бархатный халат, полученный от Аделаиды на свой последний день рождения.
Она босиком выскочила из своих комнат и с шумом вбежала в покои напротив, влезла в чужую постель, как в собственную, и почти с головой накрылась одеялом, клацая зубами от холода, чем вызвала недоумевающий взгляд подруги.
Анастасия уже ждала ее, выбирая наряды: к этому она всегда подходила ответственно, а потому была очень важной и сосредоточенной и напоминала матушку. Ана уговорами вытащила Амелию из-под одеяла и приступила к работе, подобно художнику, наносящему мазок за мазком на чистое полотно: рубаха, сарафан, украшения, башмачки… Ей нравилось держать все в секрете настолько, насколько это возможно, поэтому Ана запрещала Амелии смотреться в любые поверхности, которые могли отразить ее облик, пока они не завершат все приготовления. Все было ради восхищенного вздоха подруги, который всегда следовал за первым взглядом в зеркало.
Сегодня Ана подготовила светлый, почти белый сарафан, достаточно просторный, но подпоясанный широкой лентой, серебрившийся и переливавшийся то голубыми, то желтыми бликами, подобно снегу на солнце. Легкое кружево, расшитое серебристым бисером, было накинуто на атласную основу юбки, напоминая морозные узоры на заледеневшем окне, и выглядело настолько тонким, что она не солгала бы, назвав его настоящей паутиной. Лишь затейливый узор выдавал в этом чуде творение человеческих рук.
Вьющиеся пряди и тоненькие косички подруги Ана уложила в мягкий пучок. Голову увенчала серебряная заколка, украшенная бесцветными сапфирами. Пышущая здоровьем, с очаровательными пухлыми щечками Амелия походила на вылепленную из снега и ожившую красавицу.
Сама Анастасия, по обыкновению, была одета достаточно просто, но выглядела не менее величаво. На ней был бархатный наряд розового цвета, свободный сверху и перетянутый под грудью лентой, украшенной бисером. Пышные рукава, как и у Амелии, прикрывали запястья.
Ее статус выдавала лишь маленькая розовая коруна, украшенная жемчугом и рубинами. От нее же шли три нити бус из тех же камней. Они поблескивали в волосах, собранных в тугой колосок.
Последней черточкой любого образа были духи. Амелии достались хуршидские масляные, источавшие запах ванили и черного перца. Анастасия же предпочла жасмин и лилии. Благоухание, окутавшее комнату, дурманило так, что головы девушек шли кругом.
Они позволили себе еще немного покрасоваться у зеркала, после чего направились в сторону зала.
Широкая лестница вела в просторное помещение, где были расставлены столы с горячими и холодными закусками и напитками на любой вкус. На второй день празднования полагалось не баловать себя излишне обильными яствами, а поберечь силы для ужина у государя. Он должен был состояться через несколько дней и затмить все предыдущие пиршества, тем самым показывая великому Отцу, что царь более остальных благодарен и жертвенен.
Девы легко скользили по ступеням, и с каждым шагом плотный всеобъемлющий дух праздника окутывал их все больше. Они прошли к деревянному столу, отмечая изумленные взгляды, прикованные к Амелии и ее наряду. Анастасия была совершенно по-матерински горда за подругу и за результат своих трудов.
Едва добравшись до угощений, голодная Амелия набивала рот едой, будто это был последний ужин в ее жизни. Чтобы не выглядеть нелепо, она старалась скорее прожевать и проглотить закуски, не поворачиваясь к гостям. И когда уже почти справилась, услышала за спиной смутно знакомый голос:
– Добрый вечер. – Александр улыбнулся.
Амелия едва не поперхнулась. Пытаясь запить свой позор ягодным морсом, она не спеша сделала несколько глотков, оттягивая начало беседы. Неизвестно откуда рядом возникла Аделаида – с беспечным видом веселой хозяйки, в своем излюбленном голубом сарафане, с внушительным венцом. Она выдала несколько заученных вежливых фраз, развеивая неловкость. Однако Ада была напряжена донельзя, и Ана, знавшая матушку достаточно хорошо, видела это невооруженным глазом. Должно быть, появление новых лиц выбивало из колеи всех.
– Госпожа, доброго вам вечера. Меня зовут Александр, я прибыл с поручением от владыки королевства, что на западе отсюда. – Молодой человек учтиво поклонился. – Прошу прощения за вторжение, сам удивился приглашению. Госпожа, – обратился он к Анастасии, – премного благодарен.
– Ну что вы, мы всегда рады гостям и новым друзьям, – отмахнулась Ада, но, видимо, все еще просчитывала возможные сложности из-за непрошеного визита чужестранца. – Откуда вы? Признаться, Ана нечасто приглашает гостей. А иноземцы нас посещают и того реже. – Аделаида старалась вести светскую беседу и очень много усилий прилагала для того, чтобы это не было похоже на допрос. – Какими судьбами прибыли к нам?
Дружелюбная улыбка не сходила с лица Александра, и он с видом человека, которому оказана большая честь, ответил:
– До некоторых пор мы были уверены, что одни на несколько десятков миль, а наши ближайшие соседи – эйфра́сы, но случайно выяснили, что это не так. – Он оглядел зал. – Мне стало ужасно интересно, кто столько лет жил рядом, а мы и не догадывались. Вот я и вызвался послом. Тем более, – он напустил на себя важный вид, – наш король ратует за налаживание дружеских отношений между странами. – Помолчав, он добавил, говоря скорее в кубок, нежели собеседникам: – Хотя многие боялись выезжать за границу. Видите ли, в лесах живут аджаха… – Александр задумчиво повернул голову в сторону гостей, запустив пятерню в волосы. Однако взгляд его был прикован к маленькой темноволосой деве, стоявшей позади Аделаиды.
Сердце Амелии подпрыгнуло, и она едва удержалась на ногах от этого, казалось бы, небольшого знака внимания.
– Аджаха? – вздрогнув, переспросила Аделаида.