По воле чародея

– Да где же оно?!.. – спрашивал себя колдун, роясь в чужом сундуке. И настолько погрузился в дело, что не заметил, как позади выросла тень. Некто, стоящий сзади, держал в руке метлу.

Свист палки рассёк воздух. По темени ударила тяжёлая связка прутьев.

Подкравшаяся рыжая девочка, видно, ждала, что незваный гость упадёт в обморок, а не ловко развернётся, выбьет древко и прижмёт её саму к стене, схватив за горло.

Властош увидел, как девица в зелёном сарафане опешила. Она была необычной: на макушке из растрепавшейся причёски выглядывали длинные ушки-кисточки, сзади вилял пушистый хвост. Лицо особы показалось пану милым, похожим на беличью мордочку.

– Оборотень? – оскалившись, прошипел Властош и сильнее сжал горло несчастной.

В глазах девчушки, глубоких, чёрных, совсем не человеческих, отразился страх. Чародей вдруг понял, почему по полу везде разбросана ореховая скорлупа, и его понимание на сей раз совпадало с логикой.

– Не троньте меня! – тонко пискнула девица, испуганно таращась на шляхтича. Завиляла хвостом, вцепилась ему в руку звериными когтями до крови расцарапав кожу. Вишнецкий охнул, выругался:

– Ах ты мелкая зараза! – Но белку пришлось отпустить.

– В-великодушно простите, ежели поцарапала немножко, – вдруг залепетала она, – но да будет вам известно – вы полезли рыться в чужих вещах! В сундуке моей хозяйки. Меня зовут Беляночка, я служанка Мары и новая стражница терема, господин вор! Ну как новая, полгода уже верой и правдой Маре Васильевне служу…

– Я не вор! Я пан Властош Ви…

– Пан! Граф! Барон! – затрещала Беляночка, перебивая шляхтича. – О, боги, какая разница?! Человека, который роется в чужих вещах, принято называть вором! Так говорит Мара…

– Ну что же, Беляночка, да будет тебе известно, но клад Мары – отчасти мой клад!

Девушка замотала головой, предупреждающе щёлкнула передними зубами. Взамен обычных человеческих, Властош увидел длинные беличьи резцы. Они его не напугали.

– Не грози зубками, бельчонок, просто принеси то, за чем я сюда приехал – блюдечко с голубым ободком и яблоко. Я не нашёл в сундуке.

– Какова наглость, господин вор! Шиш вам с маслом, а не блюдце! Ни за что!

– Знаешь, я так не люблю, когда мне отказывают… – угрожающе прошептал Властош, наклонившись над Беляночкой так близко, что почти коснулся вздёрнутого носа, усыпанного рыжими веснушками.

– А я так не люблю, когда без спросу роются в моих вещах! – прервал его вдруг женский, хорошо поставленный голос.

Гневно хлопнула дверца. Застучали сапожки. Из сеней в мастерскую вошла черноволосая сударыня в свежем венке из брусники. Глаза, сияющие переливчатым серебром под тёмными бровями, глядели остро, строго. По синему сарафану, надетому поверх сорочки, вился орнамент в виде растений. Поперёк груди висела сума с бренчащими склянками. В руке ведьма держала лукошко с опятами. Одежда её сразу давала понять, что если она и выходила из простолюдинов, то уж точно не была нищенкой, выживающей на несколько рублей в месяц. Всё-таки работа лекаря в Славении приносила доход. За помощь знахарям платили либо деньгами, либо продуктами, если за помощью обращались малоимущие деревенские жители…

– Мара! Родная!.. – воскликнул пан, широко улыбнувшись. – Заждался! Сколько лет, сколько зим!

– Ручонки от неё убрал, – пресёк радостные восклицания приказной тон.

Мара оказалась в числе тех, кому Судьба подарила честь командовать чародеем. Властош нехотя отпустил Беляночку. Оборотень ойкнула, когда гость в шутку дёрнул её за пушистый хвост, видимо, решив убедиться, взаправду ли он настоящий?

Белка ойкнула, выронила помело и бегом рванулась к госпоже в объятия.

– Ах, ты ж, чёртов колдун, – недовольно глядя на пана, буркнула знахарка, потом повторила бранные слова и, точно распробовав фразу, вошла во вкус: – Рогатый лиходей! Бес ты окаянный! Балахвост проклятый! Охальник! Как давно не навещал меня, а тут… Ба-атюшки, барин сюрприз решил устроить, собственной шляхетской персоной явился!

– Ты…

– Не перебивай меня, я не закончила! Беляночку мою напугал до полусмерти! Я ж понимаю, что не просто так приехал! Он здесь что-то искал, милая? – Мара, обнимая Беляночку, внимательно посмотрела ей в глаза.

– Искал, госпожа, – покорно ответила та.

– А ты его метлой огрела?

– Огрела, госпожа.

– А он тебя душил?

– Душил, госпожа.

Мара нахмурилась, губы её изогнулись в ироничной улыбке:

– Отчего сам-то душил?.. Негоже без верных псов. Почему без охраны? Хоть бы в карете приехал, ан нет! Коня бедного измучил. Я из леса возвращаюсь, вижу, Даман несчастный к берёзе привязанный стоит, издыхает от жары, пить хочет… Себя не жалко, скотину пожалей, животное!

– Ну всё-всё, не горячись…

– Не перебивай, я не договорила! Второй раз предупреждаю! Познакомься, Беля, вот он, старый чёрт из Волховской Шляхты, про которого я рассказывала. Во всей красе явился.

Мара пригляделась, приметила на лице Властоша сажу, будто он недавно вышел из огня. Протёрла глаза. Нет, не показалось. Если сердце травницы и кольнула игла беспокойства, то никто этого не заметил.

– Да ещё перепачканный какой-то, лохматый, хуже шишиги за печкой! – продолжала язвить она. – Вы, пан, в золе давеча решили поваляться? Это у вас новая забава? Понимаю! Совсем, видать, измучила работа в усадьбе: сидишь вечерами, потягиваешь вино, философствуешь о вечном, да дворовых плетью стегаешь…

Терпение Властоша лопнуло.

– Уж вы бы помолчали, Мара Васильевна! – огрызнулся он.

– Отчего ж? – ведьма широко улыбнулась, на щеках появились задорные ямочки.

Она словно ждала, когда Властош вступит с ней в спор. Знание того, что можно довести до белого каления могущественного тёмного колдуна и не пострадать, забавляло.

– Не ожидал такого радушного приёма! Меня осмелилась назвать старым чёртом женщина, которая старше меня на целых пять зим! Что ты так зыркаешь? Правда глаза колет?

Мара шумно выдохнула.

– Дай-ка, – обратилась она к Беляночке и обменяла лукошко на метлу. Нехорошая улыбка, почти оскал проявился на губах ведьмы.

– Эй-эй, ты чего? – Чародей попятился к двери. – Верни помело на место, ты что удумала?.. А ну положи! Мара, нет!..

Поздно было умолять. Взбешённая Мара под ликование Беляночки быстро нагнала пана и замахнулась древком.

Свист! Удар! Вопль.

– Это – за то, что не предупредил о приезде! Спустя столько времени, когда я уже тебя почти похоронила, как ни в чём не бывало явился! Ах ты негодя-яй!

Ещё удар!

– За все твои пакости и злодеяния! Неспроста приехал, уж я-то знаю!

– Успокойся! – Вишнецкий попробовал вырвать из рук знахарки метлу, но Мара ловко извернулась, и древко помела огрело спину невезучего чародея.

– Это тебе за то, что чуть не сделал Беляночку заикой!

– Прекрати, сумасшедшая!

– Получай, чёрт дрянной!

Властош оказался загнанным в угол, и Мара завершила возмездие – треснула колдуну по тому месту, откуда, говорят, у неспособных людей руки растут:

– За упоминание моего возраста! На который, клянусь богами, я не выгляжу! Получай!..

* * *

Маг тихо постанывал, сидя за столом в мастерской. Спина, запомнившая метлу, болезненно ныла. Травница между тем копошилась на кухне, готовила ужин и о чём-то переговаривалась со служанкой. Наверняка промывала кое-кому косточки! Властош прислушался.

– После трапезы, – говорила Мара Васильевна, – на верхнем этаже ему постелешь, сама на лавке поспишь. Вечереет, я его не пущу одного ночью по лесу шататься.

Вишнецкий странно улыбнулся. Не ожидал, что ведьма захочет, чтобы он остался до утра. Мара не изменилась. Она…

– Ну как, живой ещё? – зайдя в мастерскую, спросила она. Яд сочился с ее уст, и только серебристые очи отражали беспокойство. Властош его заметил.

– Не дождёшься, не сдохну, – также съязвил пан, хотя планировал сказать нечто более мягкое. Мара фыркнула и скрестила на груди руки, стоя над ним.

– Чего ко мне приехал-то? Совсем скучно стало?

– За помощью, – кратко ответил чародей, не желая смотреть на подругу. – Блюдце твоё мне нужно. Дело важное.

– Государственное? – раздался смешок.

– Почти, – произнёс Властош серьёзно и умолк. Неуютная тишина повисла между ними. Мара нашла, что сказать.

– Ну, поужинаешь с нами, так и быть, дам блюдечко волшебное. Суп скоро подоспеет, я его с крапивой варю!

– Ты меня отравить вздумала?

– Не остри, ясновельможный пан! А не то половник возьму! Он-то пожёстче будет, чем помело!

Вишнецкий вскочил со стула, поравнялся с ведьмой, нетерпеливо сверкнул глазами.

– Мара! Время утекает! Это срочно!

Она хмыкнула, горделиво вздёрнув подбородок.

– Только после ужина. Я всё сказала. – Знахарка собралась было уйти, но на полпути остановилась, понимая, что просил-то колдун искренне. – Ты сам не свой. Случилось нечто страшное и переломное? – спросила Мара, не оборачиваясь. Властош подошёл со спины.

– Пока что переломное. В нашу пользу. Но если я не успею, случится страшное.

Мара не ответила. Невозможно было чувствовать волшебника позади, вдыхать горький травяной запах его волос, слышать бархатный вкрадчивый голос. Невозможно. Лучше бы ей всю жизнь в илантийских сапогах проходить, чем терпеть эту вечную пытку в виде самого Властоша Вишнецкого! Лучше бы он навсегда исчез из её памяти.

– Ты меня слышишь?.. – тёплая рука едва коснулась плеча, но Мара отшатнулась так, точно её тронули раскалённым железом. Ничего не сказав, она поспешила в горницу.

… В час трапезы Властош открыто изъявил недовольство тем, что за одним столом вместе с ним и Марой уселась Беляночка. Оборотень не успела встать, как хозяйка за неё заступилась.

– У меня тут все равны, Властош, – разливая горячее, заявила ведьма. – Она свободная. Или сам запамятовал, какого я рода?

– Ты – дочь знахаря. Людям такого сорта цены нет, но остальные…

– Такие же ценные люди, Властош Ладович, – подала голосок белка. Хоть она и побаивалась пана, но несправедливости не переносила на дух. – Неужели вы считаете, что и крепостные, и бедные должники, и всякого рода рабы – это не более, чем рабочий скот? Так, говорят, считал ваш пресловутый дедушка. Пан Криош.

На последнем её слове Властош помрачнел.

– До сих пор считает, – поправила Мара, тем самым подчеркнув, что вышеупомянутый ещё жив, но напоровшись на хмурый взгляд пана, заявила: – Давайте не будем больше упоминать это поганое имя в моём доме. Никогда. Пожалуйста.

Беляночка охотно кивнула:

– Да, госпожа, простите меня, не подумала.

Властош тут же зацепился за слова оборотня и разом скрыл боль воспоминаний за саркастичным смешком:

– Что же ты, вольная девонька, Мару-то госпожой называешь?

Беляночка смутилась, но знахарка успела ответить за неё:

– У Бели привычка от прошлых хозяев осталась. Жестокие они были, пользовались её чудесными умениями, издевались, но она смогла сбежать. Идти ей было некуда, однако по счастливой случайности мы встретились.

Мара одарила Беляночку ласковым взглядом, и та тепло улыбнулась хозяйке.

– Ладно! – выдохнула ведьма. – Полно лясы нам точить, ешьте суп. Чуете аромат?

Такое сложно было не учуять. Вишнецкий пошёл против языческой веры – осенил себя божием знамением Единого. После вздохнул и отправил ложку варева в рот. Беляночка хитрила. Когда Мара подавала свои блюда на пробу служанке, страдало иноземное экзотическое деревце, посаженное в горшочек рядом со столом. Беляночку нельзя было назвать жадиной. Она кормила его до отвала, – на убой! – и Мара Васильевна постоянно удивлялась, почему дерево, сколько оно у них жило, трижды едва не зачахло. Властош же лукавить не стал. Стоило попробовать варево, как он ласково отказался от ужина, сказав, что не голоден. Сколько уже прошло лет с их знакомства, но готовить Мара так и не научилась. Травница ожгла гостя испепеляющим взором. И пока хозяйка была поглощена мыслями о том, как разделаться с Вишнецким, Беляночка улучила момент: по привычке вылила суп в горшочек земли, снова накормив несчастное деревце. Властош это заметил, но решил приберечь страшную тайну для подходящего момента.

… В витражных окнах спрятались последние солнечные зайчики. Беляночка встала из-за стола, зажгла лучины в светцах. Мара и Властош молча смотрели друг на друга, и белке казалось: стоит одному из них заговорить, произойдёт смертоубийство. Властош рискнул, попросил нож.

– Тебе зачем? – не поняла Мара.

– Зарезаться хочу, позволишь?! – повысил тон Властош.

– Да пожалуйста! – перекричала его Мара, резко отвернулась и велела оборотню исполнить желание пана.

Обитатели терема стали свидетелями странной картины: ничего не говоря, Вишнецкий забрал волосы в хвост, засучил рукава и, приняв нож, взялся за чистку картошки. Из-под лезвия посыпалась стружка, полетели в миску пласты сырых овощей, мешались в кружках восточные пряные специи для добавки. Ворчливо причитая, как старый домовой, Властош пошёл в погреб за мясом. Под ошеломлённые девичьи взгляды остервенело начал резать солонину. Но вскоре все его бурчания сменились на мелодичную народную песню.

Мара, следившая за Властошем, не заметила, как улыбка тронула её губы. Голос его мягко лился по горнице, очаровывал, не давал продохнуть. Облокотившись о дверной косяк, ведьма не сводила с чародея тёплого взора. Высокородный пан, увлёкшись готовкой, преспокойно напевал крестьянские белореченские мотивы:

Добры вечар, дзяучинонька!Про што ты поёшь?Про любовь ци Славению,Дзе ж, галубка, живёшь?Што ты плачешь, прыгожая?Хто вянок падабрау?Ци жаних не сподобился,Ци квяточек завяу?..[3]

Беляночка в ужасе таращила на него большие тёмные глаза. Впервые видела она диво – помещика, который мало того, что сам готовил, так ещё и сдабривал это благое дело крестьянской песней! Когда же Вишнецкий взял ухват и понёс ставить горшок в печь, белка-оборотень совсем оторопела.

Мара Васильевна, завидев её лицо, звонко рассмеялась:

– Не переживай, милая. Просто барин чудит! Надо же как-то отвлекаться. Я слышала, многие дворяне не только поют мужицкие песни, но, бывает, на них находит желание самим что-то поделать: поле пожать, корову подоить, окна помыть. Вот и в нашем случае, совесть взяла своё!

Властош всё отлично слышал. Прицокнув языком, откликнулся из горницы с присущим ему раздражением:

– Сам нормально не приготовишь, никто не возьмётся! Простите, Мара Васильевна, но травиться я не намерен, впереди ждут важные дела.

Мара снесла обидные слова и колко ответила:

– Ах, если бы увидел твой дед, чем ты занимаешься, холопские песни распеваешь, готовишь сам, то без сомнения бы застрелился! Тогда бы Славения вздохнула полной грудью!

– Это вряд ли! – вновь раздалось из кухни. – Он не сдохнет из-за такой мелочи, слишком живучий.

Мара горестно усмехнулась, спровадила Беляночку стелить господину Вишнецкому постель, а сама зашла в горницу, встала подле Властоша, занятого делом. С яростью он кромсал репчатый лук, силясь не заплакать.

– Ну давай, говори, зачем блюдо с яблоком понадобилось?

Властош шумно выдохнул. Ладно уж! Маре можно доверять. Она не предаст. Маг воткнул нож в доску, перехватил руку ведьмы, резко притянул к себе. Оглянувшись по сторонам, боясь, что кто-то услышит, будь то служанка или домовой, торопливо зашептал травнице в ухо:

– Я её нашёл. Понимаешь меня? Нашёл! Вспомни мои неудачи, одиннадцать чёртовых лет назад – два промаха прямо у меня под носом!

Маре хватило мига, чтобы осознать услышанное. Серебристые глаза раскрылись от ужаса, перемешанного с неверием.

– Славья-Матерь, так ты нашёл Иску…

– Тише, – осёк Властош. – Её самую. Ещё одна. Крестьянская девка. Да к тому же северянка, нрав у них дурной, помешанные на свободе. Мы с ней, мягко говоря, не поладили, и она от меня сбежала…

– Маленькая девочка умудрилась обхитрить старого злобного лиса… Браво!

– Ох, неужто думаешь, что я с этой маленькой девочкой, – он скривился на своих словах, добавил в бурлящий горшочек лука и приправ, – был груб? Я отнёсся к ней по-доброму! Уговаривал по-хорошему!

Ведьма округлила глаза, закивала:

– Конечно, Власт, конечно, твои уговоры всегда звучат убедительно. Особенно, когда держишь у горла нож.

– Мара! – воскликнул Властош, всплеснув руками. Взглянул на неё с фальшивой обидой, но Мара смотрела на него с прищуром, так иронично, точно знала обо всём случившемся. Она выразительно молчала, глядя, как с каждым мигом Властош пытается что-то сказать в защиту, но сдаётся под сияющим весёлым взором.

В конце концов, он не выдержал. Сказал, пожав плечами:

– Как бы там ни было, у девчонки нет выбора. Ты знаешь, перед кем я клялся. Можешь обличать меня во всех грехах, но ничего уже не исправить. Я могу рассказать тебе, что произошло, если ты готова…

– Твои сказки я слушать всегда готова, – горько хмыкнула Мара и, скрестив на груди руки, села на лавку. Вишнецкий принялся плести свою историю так изящно, как умелая мастерица плетёт из простой нити тончайшее кружево. Настоящую историю несчастной Настасьи пан вывернул наизнанку. В своём рассказе он не превращал мельника в мышонка, а кузнеца – в василёк.

Котелок недовольно бурлил в печи, плевался кипятком, и по горнице разливался дурманящий аромат супа. Властош продолжал рассказывать страшную небылицу, где он проявил себя героем, а жертвами злой судьбы выступали остальные. И Мара даже… поверила. Да, она верила и пробовала сложить всё услышанное, словно мозаику. Властошу надо помочь отыскать Анастасию, ибо он просил, буквально умолял упрямицу стать его ученицей, ведь она, сиротка, никогда даже родителей не знала! Не дал ей Бог ни отца, ни матери. Мара вздрогнула, узнав, что Вишнецкий едва не погиб при пожаре на мельнице, которую Настя сама случайно спалила. Так вот откуда у него копоть на лице! Это всё объясняло.

Позвали Беляночку, и та немедля принесла пану тазик с водой да полотенце. Мара, наконец, заметила царапину на его скуле. Чародей мысленно выругался за собственный промах. И как он мог забыть? Коснувшись засиявшими пальцами, он исцелил рану, оставленную серпом мельника.

– Не тревожься, – шляхтич кисло ухмыльнулся. – Давняя царапина, совсем позабыл о ней. Тренировался в фехтовании с Яковом, шпагой задело.

В душу Мары Васильевны закралось сомнение. Оно куснуло её, попробовало отрезвить, но напрасно. Травница верила.

– Похоже, эта девочка попала в историю… – задумчиво протянула Мара, отчётливо представив, какие ужасы пережила Настасья. Властош, соливший суп, не сдержался и рьяно отреагировал:

– О-о! Попала, не то слово! Причём, по-крупному!

Солонка выскользнула у него из рук, просыпалась на столешницу. Пан прикусил губу. Малейшая оплошность могла выдать кривду.

– Поссоримся, – задумчиво прошептал чародей. Травница, напротив, улыбнулась, собрала соль в горстку и, прочитав над ней заговор, перебросила через левое плечо.

– Не поссоримся, не волнуйся. Не из-за чего нам уже ссориться. Уже всё в прошлом. В глаза-то хоть посмотришь? Или так взгляда моего боишься?

Властош взглянул. Сердце сжала ледяная боль.

– Знаешь, – не сводя глаз с пана, молвила Мара, – я тебе верю, Власт. И я помогу. Видимо, и впрямь время переломное пришло. Важно, чтобы Настя согласилась принять участие в наш… В твоём деле.

– Примет.

«Куда она денется?» – спросил сам себя Вишнецкий и вдруг поморщился, схватившись за виски.

– Что с тобою? – насторожилась Мара.

– Всё нормально! – бросил раздражённо Властош. Знахарка поняла: пана мучила головная боль. Нужно будет приготовить лекарство, магией он эту хворь всё равно не изгонит, а отвар хоть чутка утихомирит. Зная, что пан не оценит заботы, и скорее всего отшатнётся, Мара всё же выдохнула, встала позади чародея и накрыла пальцами его виски. От неожиданности Властош дёрнулся. Мара стиснула его голову так, как кошка когтями впивается в жертву.

– Что ты делаешь?

Ведьма не отвечала. Зажмурившись, шептала наговор. В какой-то момент волшебник облегчённо выдохнул. Боль, повинуясь холодным дланям, растаяла без следа.

– Больше не трону тебя, сокол ясный, не переживай, – печально ответила Мара и отошла. Властош хотел было поблагодарить, но в горницу заглянула Беляночка и затрещала, как детская деревянная игрушка:

– Я всё! Всё-всё сделала, везде прибралась! Опочивальня для гостя готова, хозяйка! Теперь к столу, да?.. Мы же потрапезничаем, Мара Васильевна?..

… Горшок ухватом вытащили из печи. Разлили суп по мискам, и аромат наполнил весь терем. Выглянул из-за печи лохматый человечек, сверкнул золотыми глазами, облизнулся. И так же быстро нырнул в тень. С удивлением потянулось посмотреть на ужин иноземное растение, которое по доброте белки было вынуждено питаться тем, что готовила Мара.

Трапезничали наскоро. Беляночка уплетала за обе щеки, нахваливая блюдо. Мара и Властош ужинали молча, только стук ложек о тарелки звенел по горнице. Белка не сводила подозрительного взора с сияющего перстня чародея, а ещё успела подметить одну особенность – волшебник и травница, будто поссорившиеся друзья, старались друг на друга не глядеть.

* * *

Лучина догорала, медленно впуская в горницу мрак. Недовольно шуршал за печью домовой дух, пытаясь уснуть. Скрипела лестница: это Мара провожала Властоша на второй этаж. Она сдержала обещание. Когда зашли в светлицу, ведьма зажгла свечу, положила блюдо с яблоком на дубовую столешницу перед паном и поспешила уйти, наспех пожелав доброй ночи.

Властош с уходом Мары выдохнул. Не следует ей знать правду и видеть настоящую Настасью, которая стала пану врагом.

Вишнецкий уселся в резное кресло, покатил спелый плод по ободку блюда, обращаясь к нему, как к живому:

– Покажи мне, блюдечко волшебное, Анастасию, дочь Мелинара.

Отвёл руку, и яблоко само собой продолжило катиться по краям. Сердцевина его засияла, затрещали магические искры. Послышался звук, словно хрустело под ногами разбитое зеркало. Миг спустя в блюде отобразились движущиеся картинки. Смотреть на такое чудо было и впрямь занятием увлекательным. Волшебник прищурился, подался вперёд, разглядел помещение, немного похожее на светёлку.

В комнате то там, то здесь красовалось на полках и столах множество деревянных изделий. Хозяин лавки сидел напротив ужинающих ребят и вырезал очередную поделку. Старик не отрывался от работы и в то же время внимательно слушал печальную историю, наперебой рассказываемую Настасьей и Данилкой.

Трижды ремесленник успел занозить пальцы и один раз порезаться. Он нервничал. Руки его дрожали.

– Значит, Лисаветы нет больше на свете, ох чуяло моё сердце… – тяжко вздыхал резчик, силясь не заплакать. – И Мелинара, старого друга, теперча нет. Жизнь в мышиной шкурке подобна смерти. Как же я боялся, что всё так обернётся…

Анастасия встала из-за стола и подойдя, обняла мастера. Опустилась на пол, положила голову к ремесленнику на колени, не выдержала и зарыдала.

– Дядюшка Любор, что нам теперь делать? – тоненьким голосом спросил Данилка.

«Имя лавочника знаю, уже хорошо, – улыбнулся мысленно Властош. – Если мне не изменяет память, я видел его жалкую лавчонку в Славенске, как раз недалеко от того места, где во второй раз повстречался с замарашкой! Столица, без сомнений. Несколько часов пути, ровно столько же, как и от её деревушки. Настасья выбрала самый неверный вариант».

– Он нас не найдёт?.. – между тем, спрашивала Настя.

Вишнецкий заулыбался, закатывая глаза. Боги, какая наивность!

– Нет, милые, не найдёт, мы успеем, – видимый в блюдце Любор погладил девочку по волосам и снял очки, протирая глаза, которые нещадно щипали слёзы. – Завтра к полудню один мой друг отправится к дальним берегам западной Илантии. Он купец, станет торговать с тамошними жителями, продавать наши товары. Судно небольшое, справное, стоит на реке Вятуни, что за городом. Я напишу письмо, и он возьмёт вас на борт. По реке выйдете в открытое море. Денег вам дам немножко, из последних моих, на первое время хватит. В Илантии заживёте совсем по-другому…

«Ну это вряд ли, господин плотник», – фыркнул Вишнецкий.

– Но нам тогда придётся расстаться, – с горечью сказал Данилка.

Мастер протянул руки, и ребёнок подбежал к нему, желая утонуть в объятиях.

– Придётся, мой хороший, придётся. Но, даст Бог, свидимся, когда вы найдёте помощь. Одна мудрая фея, родом из Илантии может вам подсобить. Она всем помогает. Я когда-то в молодости с ней виделся.

При слове «фея» маг насторожился. Сильных фей на этом свете было не так уж много, но одну он знал лично.

– Как это, фея? С крылышками, как в западных мифах? – удивился Данилка.

Любор покачал седой головой:

– Не-ет, у синьорины той крыльев не было. А вот волшебная палочка имелась. Самая что ни на есть настоящая! Феи – те же ведьмы, только в Илантии зовутся иначе. «Феиро» по-ихнему басурманскому «колдунья» означает. Помню, когда был молодым, зелёным совсем, прям как ты, Данилка, я работал плотником на корабле, и волей случая мне удалось увидеть свет. Ещё до войны я побывал в Илантии. Дюже красивая страна да люди другие, не нашенские. Смуглые, дёрганые, а язык пусть и звучит песней, да с нашими языками ему не тягаться. Так вот, познакомился я там случайно с синьориной, а она была богатая, дворянка то бишь…