скачать книгу бесплатно
– Да он там, на самой вершине, под облаками. Добивает и собирает.
– Чего собирает?
– Да наших, наших, сынок. Тех, кому не так сильно повезло, как тебе. Даже не обосрался, надо же!
– Странно, – подумал Гриша. – Я не чувствовал страха, забыл о нем, – вспомнил он свои мысли. – А меня столько учили, как с ним бороться. А может быть, так и должно происходить? – он посмотрел на свой автомат и понял, что ни разу не выстрелил, а дед, как на зло, сидел рядом и заряжал магазин. – Неужели он все патроны истратил? – подумал Гриша.
– Ты молодец, сынок! – неожиданно произнес старик. – До этого был у меня малец, так я его последние сто метров то на пинках, то за шиворот тащил. А ты молодец, сам дошел. А может, ты воевал уже?
– Нет, – стесняясь, ответил Григорий.
– Ну, тогда ладно. Пошли место на ночь искать.
Они дошли до полуразрушенной землянки и дед, увидев удобную лежанку, произнес:
– Ты ложись, а я на аппарате подежурю. Утром сменишь.
Ночью пришел старшина, поздравил с первой атакой и угостил спиртиком, а утром Григорий впервые увидел, что такое «Катюша».
Солнце еще не успело подняться, а высота уже застонала. Григорий стоял и смотрел на рваные раны земли. Он не мог представить, что ее так можно исковырять. «Конечно, в таком месиве никто не мог выжить», – подумал он. Потрогал распухшее ухо и отправился к комбату проверять связь и менять дежурившего деда.
2. Высота
Григорий подошел к землянке, где ночью был сформирован штаб, но увидел, что в ней никого нет. Он осмотрелся по сторонам и решил подойти и узнать расположение штаба у сидящих возле костра солдат. Солдаты с готовностью объяснили, что штаб перенесли в оставшийся целым ДЗОТ. Он находился на самой вершине высоты.
– Немцы теперь с другой стороны. Оттуда полезут. Нужная это высота, да и слишком легко мы ее взяли, – произнес один из солдат.
Он выставил к костру руки, пытаясь их согреть. Григорий удивился этому, ведь холода еще не наступили. Солдат смотрел на огонь и, казалось, разговаривал сам с собой. Гриша посмотрел на сидящих у костра и уже решился о чем-то заговорить, но вспомнил о дежурившем деде и поспешил сменить его.
Дед сидел у телефона в почерневшем от взрывов каменном укреплении. Он прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Григорий решил, что старик спит, но Петрович, не открывая глаз, произнес:
– Пришел?
– Да.
– Выспался?
– Да.
– А что снилось-то?
– Ничего. Спал как убитый.
– Типун тебя на язык, сплюнь и не говори так никогда.
Гриша не был суеверным, но послушал деда и трижды переплюнул через левое плечо. Старик открыл глаза, встал и молча пошел к выходу. Остановившись в каменном проеме, он обернулся, посмотрел на парня и спросил его:
– Надеюсь тебе по связи и подключению ничего объяснять не надо? Хорошо в учебке учился?
– Да. Не надо, – немного смутившись, ответил Григорий.
– Вот и хорошо. А что, ухо болит? – улыбнувшись, спросил Петрович.
– Да нет, не очень.
– Повезло. Если в первом бою старшина перекрестил, значит, будешь жить. Тьфу, тьфу, тьфу. Примета хорошая. А наш старшина, если кого отметит, считай, с войной познакомит. А она своих жалеет. Ладно, я пошел. Там место не заняли?
– Нет, все сюда наверх перебрались, – ответил Григорий, а услышав последние слова старика, подумал: «Значит не один я про войну так думаю. Живая она – вот и дед мне это подтвердил.
– Смотри здесь! Немцы готовятся, молчат. Нужна им эта высота. Если кто придет и скажет идти окопы рыть – смело отвечай, что дежуришь на телефоне, ждешь приказ. Понял?
– Понял. А что, приказ должен поступить?
– Кто его знает, о чем они там наверху думают. Скажут комбата позвать, беги по траншее, что слева прорыта. Увидишь большую землянку, он в ней. Только сильно не ори, там ребята спят.
– Я все понял, не волнуйтесь, – ответил Гриша.
– Вот и ладно. Я пошел.
Старик вышел из ДЗОТа и, пригнувшись, побежал с холма вниз, к той полуразрушенной землянке, где ночью спал Григорий. Дед быстро нашел ее, увидел лежанку, поставил у обгоревшей доски автомат, лег и накрылся скинутой шинелью. А Гриша стал рассматривать бетонное укрытие, построенное немцами. Стены, потолок и пол были литыми – серого, мрачного цвета; ему казалось, что этот дом сделали из одного целого камня: выдолбили в нем помещение с длинным узким окном для пулемета и небольшим проходом. Привыкнув и удобно устроившись на ящиках от патронов, он снял с плеча вещь-мешок, достал из него банку тушенки и хлеб. Нашел в кармане подаренный учителем-майором нож связиста, открыл его и стал вскрывать тушенку. Этот нож был особенный, его майор пронес с собой через два года войны. Получив тяжелое ранение в правое легкое, он был комиссован, потому что ни бегать, ни быстро ходить не мог – задыхался. Майор Федорчук – преподаватель из Ташкентской школы связи – был высоким и крепким мужиком. Точнее, он казался таким. Ранение отобрало у этого человека и силы и здоровье. Родился и вырос он в Крыму и часто рассказывал о Черном море. В его взгляде, походке и манере общения было что-то морское. Многие это замечали и часто спрашивали, не служил ли он во флоте. Но майор не был моряком, хотя и мечтал об этом. Закончив Симферопольское училище связи, работал до войны на телеграфе. В 41-м получил бронь, но после нескольких десятков рапортов все же добился своего – и его призвали на фронт. Вырос от сержанта до майора, а после ранения не оставил службу и был направлен учителем в Ташкентскую школу связи. Он всегда носил форму и медаль «За отвагу» на груди. Гриша часто вспоминал Федорчука, ведь этот учитель как-то сразу полюбил его. Ему нравилось, что курсант Михайлов легко запоминал азбуку Морзе и мог из двух разбитых телефонных аппаратов собрать один – рабочий. Гриша до этого не изучал аппаратуру, но он любил технику, был любознательным и схватывал на лету все, что ему показывали и рассказывали. Как самому лучшему и добросовестному курсанту по окончании школы связи майор подарил ему нож. Он выпустил не один десяток связистов, но Григорий был особенным. Остальные все время жаловались на голод, слабость и отказывались досконально вникать в тонкости связного дела. Запоминали, как что подключить, соединить – и все. Григорий никогда не жаловался. Он узнал, что такое голод еще в интернате, а надев форму курсанта, помнил, что есть люди, которые живут хуже и голодают сильнее. По сравнению с интернатом в школе связи кормили сносно, и это был уже не тот голод, который ему пришлось пережить.
Теперь на фронте Гриша отъедался. Тушенка с хлебом доставляли ему столько наслаждения, что хотелось петь и летать. А когда попробовал тушенку американскую («Второй фронт», как ее называли солдаты), то не мог поверить, что существует такая вкусная еда.
Время тянулось, телефон молчал. Гриша вытер нож, убрал хлеб в вещмешок и, высунувшись из ДЗОТа, выбросил пустую консервную банку. Вернулся к аппарату, посмотрел на него, прижался к стене. Решил подремать сидя, как это делал дед.
Неожиданно сработал, протрещав, телефон, и Гриша, сняв трубку, по привычке доложил:
– Курсант Михайлов слушает.
– Кто? – переспросил голос на том конце связи.
– Рядовой Михайлов, – поправил себя Гриша.
– Ты когда прибыл?
– Вчера.
– В штурме высоты участвовал?
– Да.
– Хорошо. Комбат где?
– Спит.
– Ну, пусть спит, не буди. Скажи, чтоб связался со мной.
– Так точно доложу, – волнуясь, отрапортовал Григорий.
Связь прекратилась, и тут он понял, что растерялся и не спросил, с кем нужно связаться комбату. Как он доложит, кто был на связи? Григорий посмотрел на телефон и почувствовал страх. Такого страха он не чувствовал даже перед боем – это был другой страх. Он давил изнутри и нагнетал что-то ужасное. Мысли путались, хотелось все бросить и убежать от этих строгих и страшных людей. Но Гриша не сдавался, он боролся с тем, что пыталось вырваться из него, не показывал и изо всех сил держал свой страх, загоняя его еще глубже в себя. Он поднялся и стал ходить по ДЗОТу. В углах стояли ящики от патронов, некоторые из них были разломаны и валялись на полу. Григорий перешагнул через них и подошел к бойнице с брошенным пулеметом. Из него торчала искореженная лента с несколькими патронами. Взрыв гранаты сильно изуродовал этого бездушного убийцу. Он внимательно посмотрел на труп пулемета, подошел ближе и заглянул через бойницу на поле боя. Туда, где еще вчера, у разрушенного сарая, строился их батальон. Все было как на ладони, и казалось, возьми пулемет – и всех сразу: вот они мы, ходим там.
– Интересно, почему немец не стал стрелять? – подумал Григорий. – Возможно, ждал приказа, – ответил он сам себе.
Увидев свои старые позиции, Гриша на какое-то время забыл о телефоне и строгом человеке из штаба, имени которого он не спросил. Он увидел лежащие на земле трупы. До этого они словно не существовали, а тут вдруг появились все сразу. Волнение и непонятный вязкий страх, сковывающий тело, вернулись.
– Как я смог? – шепотом спросил он сам себя. Вспомнил, как во время атаки, словно в каком-то забытьи, уперся лицом в разорванное тело и испачкался кровью. Гриша сел у аппарата на ящик, стараясь забыть страшную картину и не думать о вчерашней атаке. Он посмотрел на телефон, собрался и стал спокойно размышлять, как ему сообщить комбату о звонке.
– Чего мне боятся своих? Вон чего надо бояться: не остаться наполовину разорванным, торчащим из земли, – вновь прошептал он.
Все его мысли и придуманные планы рухнули, как только снова сработал телефон. Григорий снял трубку и четко доложил:
– Рядовой Михайлов слушает!
– Ну что, комбат встал? – услышал он тот же голос и почувствовал, как на смену чужому, тупому и непонятному страху пришла радость. Он решил, что теперь обязательно узнает имя старшего командира. Причем сделает это по форме, как его учили.
– Никак нет. Спит. Не приходил.
– Придется будить. Беги за ним, скажи, комдив вызывает.
«Ну вот, – подумал Григорий, – и спрашивать не пришлось».
Он четко ответил:
– Есть.
Положил трубку и побежал к землянке. Выскочив из ДЗОТа, он глубоко вздохнул, вспомнил слова деда, что орать не надо и поспешил за комбатом.
Быстро прошел по траншее, увидел землянку и стоящего около нее капитана Киселева: он внимательно рассматривал позиции немцев и докуривал маленький чинарик, еле удерживая его кончиками пальцев.
– Товарищ капитан, комдив на проводе!
– Иду, – ответил Киселев и, бросив в рыхлую землю остатки сигаретки, выпрыгнул из окопа и, пригнувшись, побежал к ДЗОТу.
Их разговор затянулся: сначала они, смеясь, приветствовали друг друга, но затем лицо комбата стало мрачным. Григорий, увидев это, понял: предстоит серьезное сражение и со стороны фашистов будет предпринято все, чтобы вернуть высоту.
Киселев положил трубку телефона посмотрел на Григория и, улыбнувшись, спросил:
– Ну, как, выстоим?
– Конечно, – усмехаясь, ответил солдат. В тот момент Гриша не представлял, что их ждет. Первый бой развеял его сомнения, и он решил, что воевать не так уж и страшно, но война решила преподнести урок – показать, что это не прогулка и не курорт. Попробуй выживи на пределе человеческих возможностей: все мышцы напряжены, а тут еще надо правильно соображать и держать себя в руках. Сумел? Значит, у тебя есть шанс.
Комбат вернулся в землянку, старшина построил личный состав, после этого Киселев объявил о приказе удержать высоту сутки. Дальше станет легче: наступление по флангам должно отбросить противника, но пока войска перегруппируются, им нужно держать эту высоту, чтобы в предстоящем наступлении не было лишних жертв.
Батальон разошелся, а командиры рот собрались в землянке для обсуждения обороны высоты.
– Ну ты что? Совсем на службу забил? – услышал Григорий голос деда. Он обернулся и увидел, как старик, раскручивая катушку, переносит связь из ДЗОТа в землянку. – Видишь, здесь совещаются, значит, и связь сюда тяни без предупреждений, понял?
– Да, – немного взволнованно ответил Григорий.
– Аппарат тоже оставлять нельзя! Ушел ушами хлопать! Что интересно?
– Так надо ж знать, что будет?
– Тебе скажут, не боись. Ты главное, свое знай. Связь должна быть рядом с комбатом всегда. Ему некогда об этом думать. У него мысли другим заняты. А ты должен соображать и помнить: где он – там и ты с аппаратом. Понял?
– Так точно!
– Смотри! Это не шутки.
– Да нет, все я понял. Исправлюсь!
– Верю. Ладно, на катушку, подключайся и проверь связь. А я, пока тихо, еще одну линию – запасную протяну.
– Все понял, – ответил Григорий и, взяв катушку, отмотал провод, установил в землянке пару ящиков из-под патронов, поставил на них аппарат и стал подключать линии с позиций и проверять связь.
Не успел он прикрутить последний провод, как аппарат сразу затрещал. На линии снова был комдив. Он приказал срочно позвать комбата, и Григорий, находясь рядом, в землянке, доложил капитану Киселеву, что его вновь вызывает комдив.
Разговор был коротким, Киселев тут же приказал всем командирам вернутся на свои позиции и приготовиться к бою. Позже Гриша узнал, что комдив сообщил Киселеву о захвате языка и тот рассказал, что взятие высоты начнется с минуты на минуту. Немцы решили воспользоваться преимуществом и не дать захватившим высоту времени на окапывание и подготовку к отражению атаки.
Война подарила им еще несколько минут спокойствия. Кто-то успел поесть, кто-то почистить оружие, но она как всегда напомнила о себе неожиданно. Никто не слышал свиста или шума летящего снаряда. Он незаметно и неслышно прилетел и разорвался в костре, вокруг которого грелись солдаты. Людей разбросало в стороны. Гриша по неопытности высунулся посмотреть, но тут же услышал строгий голос старшины:
– Не лезь! Сиди на связи! Сейчас они припугнут артподготовкой, а потом сами полезут. После обстрела выбери место в окопе, только такое, чтобы связь была рядом с тобой. И не горячись, еще успеешь. Следи за аппаратом!
– Все понял, – ответил Григорий. В этот момент один из снарядов разорвался совсем близко, и молодой боец не услышал, что ему ответил старшина. Гриша лишь увидел, как его огромная шинель взвилась над окопом и куда-то улетела. Григорий прижался к земле, прикрывая собой аппарат. С другой стороны он перевернул ящики, чтобы они хоть как-то защищали от прилетающих кусков грязи.
Земля от каждого взрыва дрожала, и он чувствовал ее колебания: они казались ему дрожью огромного существа, на спине которого одни люди убивали других, применяя мощное безжалостное оружие. В короткие мгновения тишины между взрывами Гриша наклонялся к телефону и слушал его. Конечно, что могла ему сказать эта коробка с телефонной трубкой, но он смотрел на нее и верил, что она живая: там, за этим тонким проводом вся сила русского народа – огромная армия, идущая на помощь.
Телефон молчал, а разрывы мин и снарядов с непонятной последовательностью стали прекращаться. Они все реже и реже сотрясали высоту, и вскоре последний, совсем легкий где-то там, сбоку, разорвался, как бы сказав: все, артподготовка окончена.
Несколько минут все сидели в окопах молча: ждали, что будет дальше – новая волна летящих мин и снарядов или штурм. Тишину разорвала пулеметная очередь. Ее подхватила вторая, за ней третья, и вот уже со всех сторон стала, переливаясь, тарахтеть и трещать война. Сегодня ее песня была другой: свиста и шелеста, летящего над головой, не было. Что-то стрекотало, перекрикивая друг друга, и лишь один крупнокалиберный пулемет, как самый басистый крикун, глухими очередями заглушал остальных. Со стороны фашистов послышался такой же – мощный: он отвечал, но все время захлебывался, а наш, как заводной, отстукивал свой такт, заглушая всякую мелочь, трещащую рядом.
Григорий расставил ящики, поставил ровно аппарат, провернул ручку и доложил о проверке связи. Все работало как надо – линия осталась целой, хотя несколько снарядов взорвались совсем близко от того маршрута, где они еще вчера вместе с дедом проложили ее.
– Интересно, где дед? – подумал Гриша и сам себя успокоил, что, возможно, старик протянул запасную линию в ДЗОТ и находится там.
Все это время – артобстрел, и начало перестрелки – показались молодому солдату долгими, но на самом деле прошли лишь минуты. К нему подобрался комбат и громко приказал:
– Соедини с третьей ротой!
Григорий тут же включился в работу. Командир третий роты ответил сразу, и Гриша доложил что он «на проводе». Комбат дал указания, услышал, откуда началось наступление и приказал беречь патроны. Затем он потребовал связь с первой, а потом со второй ротой, потом опять с третьей, и эта суматоха вызовов отвлекла Григория от гуляющей по высоте войны. Он четко выполнял все приказы, и связь работала отлично. Молодой боец не чувствовал усталости, его язык не заплетался и четко отвечал на команды.
Всю эту суматоху приказов и распоряжений на время оборвал взрыв. Он разорвался точно над землянкой и выворотил несколько бревен. Всех, кто находился внутри, на какое-то время оглушило, наступила тишина. Бойцы и командиры потихоньку поднимались, стряхивая с себя грязь и пыль, очищали стол, карты и все молчали. Они знали, что в первые минуты после такого взрыва говорить и орать бесполезно, лишь комбат подполз к Григорию и прошептал прямо в ухо: «Пробирайся в ДЗОТ». Гриша не услышал этих слов, он просто почувствовал их, посмотрев, как четко шевелятся губы Киселева, при слове ДЗОТ понял, куда нужно идти. Он показал рукой в сторону каменного сооружения, и Киселев одобрительно махнул головой.
Отключив аппарат, Гриша прикрутил провод к катушке и стал сматывать его, сокращая расстояние. Он не думал, что идет по окопу, над которым летают коварные слуги смерти – пули. Гриша просто не слышал их. Последствие взрыва – глухота – еще не прошло. А он, то и дело забрасывая за спину автомат, продолжал передвигаться. Автомат, как нарочно, падал и путал провод, приходилось останавливаться, но он смог не замешкаться и перенести линию в ДЗОТ.
Шагнув в каменное убежище, он тут же расставил уже знакомые ящики, соединил провода и проверил связь.
Аппарат сразу заработал, и голос комдива приказал немедленно позвать Киселева. Гриша перезарядил автомат и, высунувшись из ДЗОТа, увидел командира. Комбат вместе с офицерами пробирался по траншее – той самой, где только что шел Григорий.