Хранительница путей

Он сделал паузу, собираясь с мыслями. Воздух вокруг стал тяжелее.

– Последствия были ужасны. Тысячи погибли по обе стороны Порогов – те, кто находился в транзите, те, кто поддерживал врата. Магические бури опустошали приграничные зоны месяцами. Два мира… отрезали друг друга. Намертво. Попытки восстановить связь приводили лишь к новым жертвам и Провалам – тем самым дырам, как та, что принесла тебя сюда. Нестабильным, опасным и непредсказуемым. – Игнатий жестко провел рукой по лицу. – Совет Крыльев и Драконья Палата приняли решение: Запрет. Полный и окончательный. Любые исследования, попытки связи, упоминания о других мирах… под строжайшим запретом. Ради безопасности. Ради того, чтобы хаос не поглотил оба мира окончательно.

Лейка слушала, затаив дыхание. Великий Разрыв… Погибшие… Запрет. Так вот почему ее появление вызвало такую реакцию Игнатия. Она была не просто незваной гостьей. Она была ходячим напоминанием о страшной трагедии и нарушением закона.

– Но… но этот знак! – вырвалось у Лейки. – Координаты! Мама прислала их! Как?! Если все пути закрыты, как она смогла?

Игнатий перевел взгляд на нее. Его серые глаза были полны не ответов, а глубокого, ледяного изумления и подозрения. Он снова посмотрел на медальон на ее шее. Пристально. Будто пытаясь разглядеть скрытые в нем руны.

– Как? – повторил он ее вопрос, и в его голосе звучало что-то близкое к… трепету. – Это действительно граничит с невозможным. Сигнал такой точности… сквозь мертвую зону, сквозь хаос Провалов… Он должен был рассеяться, исказиться до неузнаваемости миллионом помех. А он пришел. Чистый. Точно адресованный тебе. – Он замолчал, и его молчание было красноречивее слов. Его взгляд снова прилип к медальону. Он явно подозревал, что ключ – именно в нем. Но вслух не произнес ни слова. Слишком много слушателей. Слишком опасно.

Бабушка Травинка тихо покашляла, привлекая внимание.

– Сила материнской любви, Игнатий, – сказала она мягко, но твердо. – Она способна творить чудеса, недоступные самым мощным артефактам. Но ты прав – само послание чудо. И оно дает нам шанс. Теперь, зная точку прихода… – Она посмотрела на Лейку. – Мы можем попробовать отправить ответ. Весточку. Маленькую. Очень осторожно.

– Как? – спросила Лейка, сердце снова забилось надеждой.

– Через ту же нить, что принесла знак, – объяснила бабушка. – Через боль твою и твоей мамы. Через… этот канал. – Она кивнула на медальон. – Но, дитя моя, канал тонкий. Хрупкий. Разбитый катаклизмом и годами забвения. Он не выдержит много. Не письмо, не рассказ. Лишь… искру. Несколько слов. Самое главное. И даже это потребует огромной концентрации и силы от тебя… и, возможно, помощи. – Ее взгляд скользнул к Игнатию.

Игнатий не кивнул, не отказался. Он просто смотрел на расплывающиеся координаты, его лицо было каменной маской, но в глазах бушевали бури расчетов и рисков. Он был вовлечен. Глубоко. Теперь это была не только его служебная обязанность или научный интерес. Это была головоломка, брошенная самой вселенной, а он, Игнатий, ненавидел неразгаданные головоломки.

– Несколько слов… – прошептала Лейка, сжимая медальон. Что сказать? «Я жива»? «Люблю»? Как впихнуть всю тоску и надежду в пару строчек?

– «Жива. Здесь. Люблю. Жди», – неожиданно жестко произнес Игнатий, не глядя на нее. – Максимум информации в минимуме знаков. Эмоциональный посыл вторичен. Главное – факты и команда к бездействию. «Жди» – ключевое. Чтобы она не пыталась еще что-то опасное предпринять.

Лейка удивленно посмотрела на него. Это… было разумно. По-драконьи прагматично, но разумно. Она кивнула.

– Да… Да, так. «Жива. Здесь. Люблю. Жди». – Она повторила слова, ощущая их вес. Четыре островка смысла в океане невысказанного.

– Хорошо, – бабушка Травинка поднялась, ее движения были решительными. – Значит, будем пробовать. Но не сейчас. Тебе нужен отдых, Лейка. И подготовка. Завтра на рассвете, когда энергии земли и неба чистые, мы…

Она не закончила. Воздух над лужайкой вдруг сгустился и задрожал. Пахнущий травами ветер сменился резким запахом озона и… камня. Пыли. Чиновничьего холода. На краю лужайки, там, где только что был пустой воздух, замерцали и материализовались три фигуры.

Они были одеты в строгие, темно-серые мундиры с серебристыми нашивками в виде стилизованной чешуи – символ Драконьей Палаты. На груди у каждого – холодный, мерцающий синим светом кристалл-ингибитор, подавляющий магию вокруг. Лица – каменные, без эмоций. Глаза – сканирующие, оценивающие, лишенные всякого интереса, кроме служебного. Во главе стоял высокий дракон с острым, как лезвие, лицом и совершенно бесцветными глазами. Его взгляд скользнул по Лейке, по Фифе, по бабушке, задержался на расплывшихся координатах в песке и, наконец, уставился на Игнатия.

– Инспектор Игнатий, – произнес он голосом, похожим на скрежет камней. – Вы нарушили процедуру. Незарегистрированный артефакт внеземного происхождения. Несанкционированное лицо с аномальной энергетикой. Отсутствие доклада в Палату. И… – его бесцветный взгляд упал на песок, – признаки попытки межмировой связи. Вы знаете, что это значит.

Он сделал шаг вперед. Его спутники синхронно раздвинулись, блокируя пути отхода.

– По решению Экстренного Совета Палаты, гражданка Лорелея Ягодина и артефакт «Медальон» подлежат немедленной изоляции и передаче в наше распоряжение. Вы, Инспектор Игнатий, отстраняетесь от дела за халатность. Сопротивление бесполезно. – Он протянул руку в сторону Лейки, и на его ладони вспыхнули холодные синие руны сковывающего заклятья. – Проследуйте с нами.

Глава 8: Слово против Силы и Прыжок в Неизвестность

Слова главы Палаты, холодные и тяжелые, как гири, повисли в теплом воздухе лужайки. Синие руны на его ладони пульсировали угрожающе, готовые сомкнуться в оковы. Лейка почувствовала, как ее медальон стал ледяным, а внутри все сжалось от животного страха. Изоляция… Изъять артефакт… Как лабораторная крыса.

– НЕТ!

Фифа рванулась вперед, как разъяренная кошка, заслоняя собой Лейку. Ее зеленые глаза полыхали яростью, белые хвостики тряслись.

– Вы с ума сошли! Она не опасна! Она моя подруга! Я за нее ручаюсь! Вы не имеете права просто так…!

– Фиалка! – Глава Палаты обрубил ее крик не повышая голоса, но его бесцветные глаза вонзились в нее с ледяной силой. – Не позорь имя отца и честь семьи. Держи себя в руках и язык за зубами. Если она, как ты утверждаешь, не опасна, то ей нечего бояться проверки Палаты. Отойди. Это последнее предупреждение.

Фифа замерла, будто ее окатили ледяной водой. Ее лицо побелело, губы задрожали. Упоминание отца, его положения в Консервативном Крыле Совета, было ударом ниже пояса. Она сжала кулаки, но шаг назад не сделала, только в ее глазах смешались ярость и беспомощная боль. Бабушка Травинка молча положила руку ей на плечо, ее мудрое лицо было серьезно, как никогда.

Лейка видела, как подругу сломали одним предложением. Страх сменился жгучей обидой за Фифу. Она сделала шаг вперед, навстречу холодным рунам, готовая крикнуть что угодно, лишь бы защитить тех, кто стал ей семьей за эти дни. Но ее опередил другой голос. Низкий, ровный, но наэлектризованный яростью, которую никто от Игнатия не ожидал.

– Вы – нарушаете процедуру, Главный Инспектор Вейс.

Все головы повернулись к нему. Игнатий поднялся с земли. Он не суетился, не кричал. Он просто выпрямился во весь рост, и вдруг его обычная скучающая поза чиновника исчезла. В нем чувствовалась скрытая мощь, напряжение хищника перед прыжком. Его серые глаза горели холодным огнем, уставившись на Вейса.

– Я – инспектор Магической Безопасности, ответственный за данный сектор, – произнес он с ледяной четкостью, каждый звук отчеканен, как удар молота по наковальне. – Объект "Гражданка Лорелея Ягодина" и связанный с ней артефакт находились под моим наблюдением и контролем в рамках служебного расследования причин несанкционированного Провала. Доклад в Палату следует после сбора первичных данных и оценки рисков, а не до, как вам прекрасно известно, Главный Инспектор. Ваше вмешательство до завершения моего расследования является грубым нарушением регламента Палаты, пункт 7, раздел 3, подраздел "Г". – Он сделал шаг вперед, и агенты Палаты невольно попятились. – Ваше требование об изъятии объекта и артефакта до установления их природы и степени угрозы – вопиющая безответственность. Вы предлагаете засунуть неисследованный внеплановый артефакт неизвестной мощности в хранилище Палаты? Где он может активироваться в любой момент? Вы готовы взять на себя ответственность за возможный взрыв, портал в Ничто или выброс хаотичной энергии в сердце административного корпуса? – Сарказм в его голосе был острее лезвия. – Или вам просто не терпится заполучить "сенсационный" артефакт в свою коллекцию, наплевав на протоколы безопасности? Что скажет Совет Крыльев, узнав о таком самоуправстве?

Вейс не дрогнул, но его бесцветные глаза сузились. Руны на его руке вспыхнули ярче.

– Ваше расследование, Игнатий, запоздало и некомпетентно. Вы утаили информацию. Позволили объекту бесконтрольно находиться среди мирных жителей. И допустили попытку межмировой связи! – Он резко указал на почти исчезнувшие координаты в песке. – Это государственная измена!

– Нет доказательств попытки связи! – парировал Игнатий, его голос гремел, теряя обычную сухость.

– Есть неподтвержденный феномен! Который я расследовал! А ваше появление с ингибиторами и угрозами – это провокация, способная спровоцировать у объекта именно тот неконтролируемый выброс энергии, которого вы якобы боитесь! Вы не стабилизатор, Вейс, вы – детонатор!

"Детонатор". Слово повисло в воздухе. Лейка почувствовала, как что-то внутри нее зашевелилось в ответ. Страх за Фифу, за бабушку, ярость за себя, отчаяние от угрозы Игнатию – все смешалось в один бешеный, неконтролируемый вихрь. Медальон на ее шее не просто нагрелся – он стал раскаленным добела. Ее руки задрожали.

– Хва… тит! – прошипел Вейс, и синие руны на его руке рванулись вперед, как щупальца, целясь в Лейку.

– Лейка, нет! – крикнула Фифа, пытаясь броситься к ней.

– Осторожно! – рявкнул Игнатий, резко разворачиваясь, чтобы броситься навстречу щупальцам, явно намереваясь принять удар на себя.

Но было поздно. Комок ужаса, ярости и беззащитности внутри Лейки рванул наружу. Не как раньше – волной. На этот раз это был слепящий ВСПЛЕСК чистой, неоформленной силы, сгусток панической энергии. Мир вокруг исказился, как в кривом зеркале. Краски поплыли, звуки заглохли. Бабушкин дом, лужайка, фигуры агентов Палаты и сам Вейс с его синими рунами – все превратилось в размытое, дрожащее полотно. Лейка видела только широко раскрытые глаза Игнатия, его руку, протянутую к ней сквозь искаженную реальность. Инстинктивно, не думая, она вцепилась в нее мертвой хваткой.

Их окружил ослепительный свет. Последнее, что услышала Лейка, был яростный рев Вейса: "ДЕРЖИТЕ ИХ!" – и отчаянный крик Фифы: "ЛЕЙКА!"

Потом был рывок. Не падение. Не полет. А ощущение, будто само пространство схватило их и вышвырнуло сквозь игольное ушко мироздания. Давление. Невыносимый гул. Мерцание миллиарда искр. И резкая, оглушающая тишина.

Свет погас. Лейка рухнула на что-то твердое и холодное, все еще сжимая в конвульсивной хватке руку Игнатия. Она задыхалась, сердце колотилось, как бешеное. В ушах звенело.

Она медленно открыла глаза. Они лежали… на холодном каменном полу огромного, полуразрушенного зала. Высоченные своды, поросшие странным синеватым мхом, терялись во мраке где-то на недосягаемой высоте. Стены из темного, почти черного камня были испещрены сложными, полустертыми резными узорами и огромными трещинами. Воздух пах пылью веков, сыростью и… озоном. Как в офисе Игнатия, но в тысячу раз сильнее. Где-то вдалеке капала вода. Ни бабушкиного дома, ни лужайки, ни Фифы, ни агентов Палаты. Только мрак, тишина и ледяной камень под ними.