Бесконечно длинная весна

Скоро будет еще один съезд, и там точно можно повернуть и поехать обратно к торговому центру. Она никогда еще не ездила в этом направлении, она вообще мало бывала в этих краях. Второй сезон. Снимают домик, как и в прошлом году: с дня рождения дочери до пасхи. Сезон отпусков еще не начался, самое пыльное время года, так что цена терпимая. Она брызгает стекломоем, включает дворники, и они размазывают грязь по стеклу. Сердце подпрыгивает, и где-то у левого плеча колют иголки – но еще секунда, и дворники справляются с задачей. Она опять видит дорогу. Указатель: съезд через пятьсот метров. Включает правый поворотник, снижает скорость. Осталось только найти подходящее место, чтобы повернуть назад. Плюс-минус пара минут. Скоро она будет ходить кругами среди магазинов и кафе, овеянная запахами барбекю и безымянной азиатской кухни, слышать шур-шур, мур-мур, три по цене двух, самый дешевый бесплатно, чиним ваше разбитое все за полчаса, экономия – полжизни, потому что вы этого достойны плюс экология: сюда пластик, туда все остальное, подпишитесь на рассылку, если у вас карточка нашей сети – бонусы на все, выплатим в финале, обещаем хеппи-энд. Ей просто надо купить оберточной бумаги, чтобы завернуть подарок дочке на день рождения. Следующий указатель на съезде оповещает: направо – порт, паром. Полосу менять поздно, между левой и правой уже сплошная. Но ничего, можно повернуть назад еще чуть позже, хоть и жаль топлива, и без того отравленную атмосферу этой несчастной планеты тоже жаль.

СЛЕД. ОТПРАВЛ.: 17:00

ДЛИТЕЛ. ПУТИ: 13 ч.

– Извините, билетов для владельцев машин не осталось. Именно, к сожалению, мест для транспортных средств нет. Нет, к сожалению, и для пеших пассажиров квота тоже исчерпана, на это отправление – остались только…

Разочарование и облегчение: так выглядит на практике божий промысел: двери, которые вовремя захлопываются прямо у тебя перед носом.

– You sit in my car[1].

– Че… Э… What? Excuse me?

– They let you in, you sit with me. My truck. No problem. She with me[2].

Чтобы увидеть лицо мужчины, приходится задрать голову и глядеть снизу вверх, как ребенок. Он стоит, широко расставив ноги, машет рукой перед окошком кассы: how much for the passenger? Выражение лица кассира не меняется: been there, seen that, вроде как.

– One hundred.

– You make many money. I have that, – он достает из бумажника какую-то карточку, показывает кассиру.

– Fifty, then[3].

Мужчина ухмыляется, глядя на нее, и поднимает руку: дай пять! Она видит, как ее ладонь поднимается на высоту его, шлеп! Кисть дальнобойщика: шершавая, пальцы не разгибаются до конца. Повернувшись к кассе, она протягивает банковскую карту.

С посадочным талоном в руке, чувствуя быстрые, сильные толчки крови под ключицами, она идет к своей машине, чтобы найти длительную парковку. Кассир сказал – она где-то за углом. Дико дорого, но с этим можно разобраться потом.

– Fifteen minutes they let in. You sit in my cab. No walk. Danger[4].

В кабине пахнет дядиным мотоциклом, летом у бабушки – точнее, люлькой мотоцикла, в которую она забиралась, проваливаясь, натягивая черную накидку из кожзама до самого подбородка. Подвески на лобовом стекле. Иконка. Вокруг – грузовики на холостом ходу. Все вибрирует, издает звуки, ревет гимн отправления. Наконец паром медленно разевает пасть и машины начинают ползти внутрь. Она видит желтую линию на асфальте: пассажирам-пешеходам отведена полоска в метр шириной. Danger.

– Now we out. I help you[5].

Он уже выскочил из кабины и протягивает к ней обе руки, и она уже собирается опереться на его ладонь, как вдруг он хватает ее за подмышки, поднимает и ставит на полоску для пешеходов.

– Eh… Thank you[6], – она стоит прямо и неподвижно, как манекен, не может сдвинуться с места, как будто его бесцеремонно-заботливое обращение лишило ее тело собственной воли.

Он мотает головой, тычет в ухо: ничего не слышно!

Они спускаются на лифте к пассажирской палубе, вместе с двумя другими дальнобойщиками, которые, кажется, знают ее телохранителя. Один косится на нее раз, еще раз – взгляд какой-то неуверенно-расчетливый. У второго грустный длинный нос, косой пробор. Они что-то говорят друг другу, кивают. Пахнут кожей, поношенной тканью. Куртки, джинсы. Кроссовки. Она переводит взгляд на винтики, вкрученные в металлические планки лифта. Двери раздвигаются, открывая вид на огромный зал с прозрачными стенами. После темноты и рева свет слепит, звон стаканов и приборов отзывается дворцовым эхом. За некоторыми столами уже сидят мужчины, перед ними пивные стаканы, тарелки. Здоровые шницели, промасленная панировка, зеленый горошек, безвольные полоски салата. Кукурузно-желтые картофелины. Телохранитель подходит к стойке, берет поднос. Она следует за ним.

– Two beer. For you, one?[7]

Последнее обращено к ней. Самость в каждом жесте, как у него получается быть таким? И что страшнее: унизить отказом или оказаться в долгу, пусть и крошечном? Чем платят за бокал крепкого пива на пароме для дальнобойщиков? Наверное, просто готовностью посидеть за одним столом, побыть девчонкой.

– Okay.

– Food? For you?[8]

Она мотает головой.

Они садятся за столик у окна. Стекла от пола до потолка, грязные, или как это еще назвать: брызги соли, чаячий помет. Море виднеется абстрактной картинкой, намеком – сквозь яичную пленку стекла.

– Fred, – телохранитель кивает на мужчину с грустным носом. Или, может быть, он сказал friend[9]. Поколебавшись, грустный нос протягивает руку. Ладонь мягкая, бархатно-влажная, как будто трогаешь брюшко слизня. Она не называет своего имени, никто и не спрашивает.

– Fred new truck driver. And you – [10]

Он смотрит на нее, складывает указательный и средний пальцы дулом пистолета, а потом трет их о большой.

– You run from police? We not say[11].

Она продолжает смотреть на его пальцы. Потом переводит взгляд на Фреда, или «френда», его скорбную улыбку. Телохранитель ржет:

– We not tell![12]

Она отхлебывает пива, потом еще. Протягивает руку к его тарелке, берет горошину. Он придвигает свою порцию к ней, продолжая разламывать картофелину вилкой. Обеспокоенно качает головой, как воскресный папа:

– You must eat.

– I must nothing[13].

Он опять смеется, закидывает полкартофелины в рот, жует.

– No, nothing[14].

Она думает: когда мы встанем из-за стола. Если его ладонь не угодит на мое бедро. Если я шатающейся походкой пойду в туалет. Потому что мне уже дико хочется писать. Тогда – дверь закроется?

Он что-то говорит Фреду и хлопает его по колену или чуть выше. Фред кивает, он тоже доел свой шницель. Телохранитель встает.

– You know that place, people sit and sleep, – он машет рукой в сторону коридора, ведущего внутрь парома. – You sleep. I give you that, that[15], – он рисует пальцем в воздухе большой прямоугольник, натягивает до подбородка.

– Thank you[16].

Надо найти туалет сполоснуть лицо и подмышки. Туалет не такой просторный, как в торговых центрах, но почти. Однако куда более замызганный. Исцарапанные поверхности, наспех протертое зеркало. Четыре раковины в ряд. На стене висит расписание уборки с неразборчивыми подписями. Последняя смена: сегодня утром. Она рассматривает свое отражение, думает: а если бы мне – накладные ресницы? А если бы – совсем без ресниц? Открывается дверь, вваливаются три хихикающие женщины. Низенькая, длинная, средняя. Я в народной сказке, думает она. Они тоже? Женщины не обращают на нее внимания. Средняя открывает сумочку и достает косметику: помаду, тушь. Передает цилиндрики остальным. У длинной – опухшая губа, в черной трещине запекшаяся кровь. Неудачная пластическая операция? Неуклюжее вмешательство неумелого хирурга. Низенькая быстро стягивает с себя свитер, ржано-мучные груди чуть не вываливаются из чашечек фасона «секси». Она роется в сумке, извлекает из нее топ в обтяжку. Быстро натягивает его. Жесты отлаженные – глаз не оторвать. Большой свитер, из той же сумки, скрывает превращение мантией-невидимкой. Ни одна из женщин не обращает внимания на нее, зажатую в угол. Луженая глотка низенькой сыпет дробью. В конце концов, набравшись храбрости, она протискивается мимо сказочных героинь, смеющихся над непонятными словами-горошинами. Вот смех звучит одинаково на всех языках. Звуки-толчки, рвущие гирлянды слов.

Она идет обратно к столовой: нужен запотевший бутерброд, маффин какой-нибудь. Звонит мобильный. На экране, пульсом – лицо и сердечко. Она выжидает шесть сигналов и смахивает лицо. Через пару секунд мобильный снова начинает вибрировать, и она выключает его.

Зал с креслами для бескаютных пассажиров она находит не сразу, проходит мимо дверей каких-то кладовых и чего-то еще непонятного. В коридоре, который, кажется, ведет в нужном направлении, она видит среднюю из тех женщин, что переодевались в туалете: стоит у стены, перед ней мужчина. Женщина повторяет: no, only condom! No![17] Мужчина сует руки в карманы куртки, стоит. Еще не поздно повернуть, оставшись незамеченной. Она дает задний ход, поворачивает за угол, идет наугад по другому коридору. Наконец видит выход на открытую палубу: створки раздвигаются автоматически, как только она приближается. Огромный воздух и механический гул всасывают ее, бросают к поручню. Она плотнее запахивает пальто, локтем прижимая сумку к боку, идет вдоль планширя. Море не пахнет морем. Может быть, до воды слишком далеко, или ветер слишком сильный, или может быть, она ничего не чувствует из-за солнца, из-за блестящей, слепящей поверхности воды, потому что все это не ее. Обернувшись, она видит телохранителя и еще одного дальнобойщика: того, что ехал вместе с ними в лифте сразу после отправления, с бегающим, что-то высчитывающим взглядом. У телохранителя в руках какой-то предмет. Пространство меж стенок черепа сокращается, в теле что-то сжимается, рукам и ногам не хватает кислорода. Она говорит себе: думай – здесь и сейчас, здесь и сейчас. Не помогает: в этом здесь и в этом сейчас быть не хочется. В воду не прыгнуть. Не во что прыгать, внизу еще одна палуба, спасательная шлюпка: головой о нее и, может быть, даже не насмерть. Может быть, парализует, она будет прикована к креслу остаток жалкой жизни. Глядя на мужчин, она вдруг вспоминает, как медсестра в поликлинике остановилась и спросила: «С вами все в порядке?» – когда она просто сидела на стуле и ждала результатов анализов дочери, которые потом показали – ничего, совсем ничего, все совершенно нормально, никаких отклонений.

– You okay?[18]

Внезапная, тонко сверлящая боль – от кисти левой руки, сжимающей перила, до локтя. Пальцы ломит от напряжения. Она стоит спиной к планширю, просто смотрит. Кожаные куртки, освежеванные звери. Видит страницу в учебнике биологии: сине-красное тело, обнаженные мускулы, распахнутые глаза без век, зубы, не прикрытые губами. Когда она умрет – что похоронят? Ее ногти, ее бессловесный язык. А когда ногти разложатся, что тогда будет – она? Зачем могила? Это будет их дело, оставшихся – это им нужно место, куда можно приходить. Надо и после смерти двигаться дальше, не лежать под камнем.

– Hey. We not animal, no?[19]

Телохранитель протягивает ей предмет: свернутое одеяло.

– No danger[20].

Она берет в руки одеяло – скорее, покрывало, не очень толстое. Тканый текстиль, светло-желтый, чистый. Старый, затертый до мягкости.

Утром – затекшие плечи после нескольких часов рваного сна в кресле. Сжатые мышцы не хотят просыпаться. Она ковыляет в столовую, где кофе подают в термосах с насосом, в здоровенных кружках, но вспоминает, что сначала надо найти туалет. Если она все еще в народной сказке, то по дороге, наверное, встретит тролля. Если длинная еще не забодала его, не сбросила в бурлящий поток под мостом. Она кое-как смывает остатки туши, стоя перед недопротертым зеркалом, полощет горло водой, сует в рот жвачку. Желудок чуть сводит. Вернувшись в столовую, она берет йогурт и шагает к кассе. Операция отклонена. Пробует снова, но карточка не работает. Ставит йогурт обратно. Взгляд кассирши скользит мимо нее, к соленым окнам, стеклянным стенам.

Она садится за столик, включает мобильный: тот не сразу соображает, где находится. Потом начинают прибывать сообщения, одно за другим.

Где она?

И что она делает?

И он заблокировал карту.

Потому что не знает, что случилось.

И позвонит в полицию.

Она думает: повернуть назад можно потом, позже. Но не дернув стоп-кран – так, чтобы чайки попáдали с радиоантенны. Не прямо здесь, не прямо сейчас. Она открывает календарь: следующая сессия через пару часов. Заглядывает в бумажник: вторая карточка, ни разу не использованная, лежит за потертыми чеками. Она открывает настройки платежного приложения, account for received payments[21], и вводит номер карточки. Подключение одобрено. Ну еще бы вы не одобрили! Значит, через пару часов туда закапают деньги. А пока она обойдется без жидкого кофе и приторного йогурта: во рту вкус победы. Смекалка – это да. Это вещь.

Промышленный порт, куда прибывает паром, почти не связан с городом: нет общественного транспорта – который она все равно не смогла бы оплатить. Смотрит на машины: последние фуры выползают из разинутой пасти парома. Суда красивы на фото, на аэроснимках, птичьих картинках. Но здесь, рядом с берегом, вблизи города: тупой нос, неуклюжий колосс.

– Hey, you![22]

Она видит телохранителя, в паре метров – его фура на холостом ходу.

– City?[23]

Она вскарабкивается на пассажирское сиденье, кладет сумку на колени. Кажется, начинаю привыкать, думает она. Это его дом, а я могла бы быть кошкой на пружинке. Махать, махать лапкой. Кивать, кивать головой.

– Small city. Beautiful[24].

Он включает радио, и ее осыпает ворох чужих звукосочетаний. Реклама тоже звучит одинаково на всех языках: неестественно высокий темп речи, слишком много частотных подъемов между двумя вдохами – которые к тому же вырезают при монтаже. Она думает: мы могли бы быть парой, ехать домой из магазина. Я могла бы сидеть тут, справа, и быть отзвуком того, без чего он когда-то не мог дышать – так ему казалось. Радио болтает дальше, она подслушивает чужую жизнь, ни слова не понимая, и от этого немного стыдно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

– Ты сидеть в моя машина.

2

– Что? Извините?

– Они разрешить, ты сидеть со мной. Мой грузовик. Нет проблем. Она со мной.

3

– Сто.

– Вы делать много денег. У меня вот…

– Тогда пятьдесят.

4

– Пятнадцать минут пустят. Ты сидеть в моя кабина. Не ходить. Опасно.

5

– Теперь выходить. Я помочь.

6

– Э… Спасибо.

7

– Два пива. Тебе – одно?

8

– Ладно.

– Еда? Тебе?

9

Друг.

10

– Фред – новый водитель грузовика. А ты…

11

– Ты бегать от полиция? Мы не сказать!

12

– Мы не рассказать.

13

– Ты должна есть.

– Я ничего не должна.

14

– Правда, ничего.

15

– Знаешь, то место, люди сидеть и спать. – Ты спать. Я дать тебе это, это…

16

– Спасибо.

17

Нет, только презерватив! Нет!

18

– Ты нормально?

19

– Эй. Мы не звери, да?

20

– Не опасно.

21

Счет для принимаемых платежей.

22

– Эй, ты!

23

– Город?

24

– Маленький город. Красивый.