скачать книгу бесплатно
Ночью. Сон
я побреду по бреду сновидений,
по тяжким вздохам в глубине ночей,
без времён, пути и направленья,
в следствиях вечернего «налей!»
и ангел черный тихими крылами
меня укроет от забот и суеты,
под нами – мир, и только Бог – над нами,
с которым молча говоришь на ты
всё – впереди: прошедшего не надо,
я помню только будущего прядь,
последний стих пусть будет мне наградой
за то, что время протекает вспять
Первомай
черемух белых опьяненье,
дурман дворами истекает,
и тишина – лишь птичье пенье
в коротком, кротком, синем мае
и липкой зелени забава,
тополя в веере листвы,
и только чёрная дубрава
здесь не теряет головы,
на солнце – пьяниц прозябанье,
на небе – в белом лоскуты,
ты на мечты меняешь знанья
пред тихим гимном чистоты
Старость
рвутся связи, пропадают люди —
кто на год, а кто и навсегда,
круг друзей пунктирен, вял и скуден,
время – словно вешняя вода
и стучит назойливо сознание:
ты уже не нужен никому,
рвётся в дверь мою предсмертное изгнанье,
на миру, в толпе и на дому
и живу, в себе себя лелея,
в ожидании, когда же я умру,
и никто, наверно, не жалеет
превращения меня в дыру
все ушли, уходят – безвозвратно,
я один, к строке кладу строку,
без обиды, горечи, азарта,
как и не был на своём веку
Утренний город после вчерашнего
невнятный с утра, одинокий и снулый,
тащился трамвай, переполненный людом,
слегка матерясь и готовый по скулам,
теснился в проходе – к паскуде паскуда
и солнце играло, и птички болтали,
и дети уже перешли на сандали,
над городом плыли белёсые дали,
но люди в толпе ничего не видали
в газетах все новости стары и хмуры,
на первых страницах – дешёвые дуры,
сейчас б не айпоны в руках, а шампуры,
и виснут убитые к ужину куры
трамвай протащился четыре квартала,
устал, ведь силёнок осталось так мало,
а надо пилить, ну, хотя б до вокзала
и сбросить в метро это бритое сало
я еду трамваем, уставясь в окошко:
наш путь пресекает чернущая кошка,
вся жизнь невпопад и слегка понарошку,
мне скушно и муторно, скверно и тошно
Форос, 2009
помнишь, приятель? – когда-то давно
пили с тобою в Форосе вино,
были отчаянно счастливы, впрямь,
я был чуть пьян, да и ты, вроде, пьян
ночь голубая, гальки тепло,
и «бастардо» словно в душу текло,
в споре о смыслах каждый упрям,
месяц над морем – и тот, кстати, пьян
я вспоминаю частенько те дни,
ночь напролёт мы сидели одни:
нам не нужны были выплески драм —
каждый был мыслями полон и пьян
Канун третьей мировой
вот и всё, вот и всё, вот и всё,
мы её – не они – развязали,
и теперь нас, конечно, снесёт
в нежилые и тёмные дали
и земля – никому не нужна,
километры, гектары и пяди,
и не к нам, а от нас зазвенела война,
не с чужой, только с собственной стати
прикрываясь гуманным щитом,
в подземелья опустятся власти,
мы же по миру – наг-нагишом
на себя опрокинем все страсти
и опять, и опять, и опять
все страдания, горести, муки
на себя поднимать и таскать,
и тянуть к состраданию руки
Прощеное Воскресенье
и снова Прощёное,
вновь Воскресенье,
над спящими клёнами
птиц первопенье
и снова надежды:
а, может, и сбудется?
в весенних одеждах
– по тоненьким лужицам
и искрами солнце
по свежим сугробам,
и мартовский стронций,
и помыслы – снова
и снова – капели,
и вести благие,
Седьмая Неделя,
дожди золотые
прощёные всеми,
за что – не упомнить,
прощёное племя,
с рассветами клонит
Прощай, Гёльдерлин!
сквозь нас проходит время,
оно бредёт тенями
ушедших и возможных,
родившихся и нет —
мы сами – тени, тени
событий и знамений,
дурных вестей и счастий,
застоя, перемен…
и мы неразличимы
в потоке хронологий,
без имени и славы,
провалов и побед:
о нас никто не спросит,
и нас никто не спросит
мы – шорохи, виденья,
мы сами пред собою —
глухой, навзрыд, ответ…
Предсказание
любой, стреляющий в спину,
рискует пасть смерти в лицо,
и век твой, недолгий ли, длинный
увенчан бесславным концом
трусливый тиран-самозванец
живи, как улитка зимой,
и смерти медлительный танец
всё кружит шальной головой
с твоей стороны – только сволочь,
и честные – против тебя
на чью ты надеешься помощь,
коль любишь беспечно себя?
На смерть Сталина
память о злодеях
держится цепко и долго,
обрастая в потомках
чертами героев:
людям свойственно видеть
масштаб, а не смыслы;
мы идём, спотыкаясь
о наши ошибки,
наши жертвы и наше
отсутствие памяти,
а он усмехается
в дебри усов:
давайте, ребята,
повторяйте за мною,
так вам и надо,
раз можете снова
