скачать книгу бесплатно
хмельной адреналин моих небес!
«Ни дня без строчки!» – Пауль где-то рядом —
передаёт тепло своей руки…
Из-за оков судьбы – обоим надо
к строке и к линии пробиться! Вопреки.
Пауль Клее (1879–1940), родившийся в Берне в семье музыкантов, некоторое время колебался, что предпочесть – путь музыканта или художника. Выбор остался за живописью. Клее переехал учиться в Мюнхен. Встреча с В.Кандинским и Ф. Марком имела для него решающее значение, о чем свидетельствует участие во второй выставке «Синего всадника». С 1920
года началась его преподавательская деятельность в Баухаузе. После прихода к власти Гитлера в 1933 году Клее не испытывал иллюзий относительно будущего Германии. Немцы объявили его «безумным евреем», после чего Клее с семьей уехал в Швейцарию. Вскоре после переезда в Берн Клее тяжело заболел. Он стал терять подвижность в руках, но при этом работал с поразительной, даже для здорового человека, активностью.
Открытие в июне 2005 года в Берне Центра Пауля Клее стало одним из важных событий в музейной жизни ХХI века. Впервые наследие одного из крупнейших мастеров ХХ века представлено в таких впечатляющих масштабах. Основу собрания составили произведения из Фонда Пауля Клее, мемориальные вещи, документы из личного архива художника, работы из ряда частных коллекций. Пауль Клее, прославившийся как живописец, был талантливым писателем, музыкантом, философом. Выставка рассказывала о болезни Клее (склеродермии) и представляла интерес не только с творческой, но и с медицинской точки зрения. Здесь можно представить всю сложность существования человека, лишенного возможности активно жить. Среди экспонатов – столы с приборами и устройствами, позволяющие посетителю самому испытать ощущения больного, но духовно активного человека.
Под одним из своих рисунков 1938 года Клее сделал такую запись: «Nulla dies sine linea». Цитата из Плиния, описавшего античного художника Апеллеса, который ежедневно упражнялся в своем искусстве. Больной мастер в конце жизни неуклонно следовал этому правилу. Выставка «Пауль Клее. Ни дня без линии» стала следующей после ретроспективной, и на ней уже были представлены последние работы 1938–1939 годов. В проявлении любви к своему национальному гению жители Берна не ограничиваются стенами музея, что получило развитие и в окружающем пейзаже. Выйдя из музея, можно прогуляться по парку скульптуры, отдохнуть в тени берез, созерцая спокойную гладь озер и величественное молчание древних валунов, посетить кладбище, где покоится прах художника. От музея в город через парк ведут так называемые «дороги Клее», включающие в себя мемориальные остановки, посвященные местам, где часто бывал мастер.
Я, как он, – напишу про окружность…
После спектакля, где Михаил Барышников читал и «танцевал» 50 стихотворений своего друга Иосифа Бродского
22-го января 2016-го года в городе Тель-Авив – Яффо.
Он стихи танцевал, как танцуют последнее танго, —
после ночи навзрыд, когда счёты с земным сведены…
Стая книжных страниц, высотою заоблачной планки,
танцевала, да так, что исподние были видны!
Белый стул танцевал, испомаженный кремом для тела,
и являл сухожилья кентавра, где было дано…
И открытого рта фуэте прямо в космос летело! —
по-немому, безгласно, как мим в чёрно-белом кино.
Замыканья щитка, как нейроны у публики в зале,
порождали разряд (и как следстие – взрыв и испуг!).
Провода оголённые боль и тоску танцевали,
что в запасе у гения были, как ром и мундштук.
Тренированным телом и мускулом выпуклым каждым
танцевал Тель-Авив на стихи о простуженных днях,
о простом одиночестве в небо идущих отважных,
кто стихи танцевал, кто парил на крылатых конях.
И остатки заплаканной обескураженной воли
на ступеньках, на выходе, вместе в пучок соберу, —
танцевали стихи моей собственной прожитой доли…
Я, как он, – напишу про окружность – и тихо умру.
Читаю Бродского…
Я Бродского читаю. День во мне
перемешался с ночью. Руки стынут…
И с жадностью вселенскою придвинут
чай обжигающий к губам. Как на огне,
как на поленьях адовых, душа,
читая строки, ёжится и стонет,
а взгляд – каким-то зреньем посторонним
с листа вбирает буквы, не спеша.
Чем так пленит и ранит монолог,
такой огромный и такой негромкий?
Я слышу, как струится голос ломкий,
и – мозг взрывает непевучий слог!
Читаю Бродского. Весь день, всю ночь, всю жизнь,
читаю, упиваясь словом каждым…
Войдя строкою в жизнь мою однажды,
до выхода в финале – удержись!
Не мантрой, не молитвой, а судьбой,
на вымученных родственных дорогах,
да поцелуем в темечко от бога
мечтаю оцерквлённой быть тобой…
Благославляю мысленно твой след,
и мессианским именем болею…
Читаю Бродского. Вот всё, что я имею
сквозь призму стран и строчек, зим и лет.
Гарвард
Я к нему прикоснулась на счастье! К ботинку
Джона Гарварда! То есть, не Джона[11 - Гарвардский университет – один из самых известных университетов США и всего мира, находится в городе Кембридж, штат Массачусетс. Гарвард – старейший из университетов США, был основан 8 сентября 1636 года. Назван в честь английского миссионера и благодетеля Джона Гарварда. В парке Harvard Yard находится статуя сидящего Джона Гарварда – основателя университета. В действительности, сидящий мужчина – не Джон Гарвард, а студент университета Герман Шор, который был выбран случайным образом и стал моделью для скульптора. По существующему поверью, прикоснувшись к медному ботинку создателя этого учебного заведения, ты заставляешь судьбу посмотреть на тебя благосклонно… От бесчисленных прикосновений ботинок блестит и сверкает на солнце…]… Короче —
я ходила по парку тому, где картинки
воскрешали историю как бы воочью!
Вот прошли президенты Америки – восемь! —
что учились здесь храбрости, мысли и делу…
Здесь на лавочках в парках, в бостонскую осень,
претенденты всех будущих премий сидели!
Цвет науки, политики и Мельпомены[12 - Мельпомена – в древнегреческой мифологии муза трагедии. Дочь Зевса и Мнемосины, мать сирен.],
основатели всех основных направлений:
в экономике, в жизни – врачи, бизнесмены,
основатели физики новых течений!
Как в глубокой нирванне, стою в твоём парке,
только крови толчки на висках ощущая…
Мне б хотелось удрать, притаиться за аркой,
чтобы здесь обучаться, мечту воплощая!
Я коснулась ботинка – на страх и удачу…
И задумала быть бесконечно счастливой!
Если вдруг упаду, заболею, заплачу —
вспомню блеск его медный и гарвардский ливень!
Вспомню лик твоих замков и лестниц ступени,
вспомню колокол старый и мост над рекою…
Утоли мне печали, мой Гарвард бесценный,
и запомни меня – ненасытной такою!
В Манхэттене, на знаменитой Пятой Авеню…
В Манхэттене, на знаменитой Пятой Авеню[13 - Пятая авеню – улица в центре Манхэттена в Нью-Йорке. Является одной из самых известных и самых дорогих улиц в мире – на ней находится множество дорогих эксклюзивных бутиков. Многие достопримечательности и символы Нью-Йорка расположены вдоль Пятой авеню. Отрезок Пятой авеню с 82-й по 105-ю улицу получил название Музейная миля благодаря большому количеству музеев на этом участке. В частности, здесь находятся Метрополитен-музей.],
простым кружком мозАичным на парковой аллее —
о выстреле, о Ленноне, что к дому повернул…
деревья в парке о случившемся жалеют…[14 - Поклонники Джона Леннона чтят его память, посещая мемориал «Земляничные поля» в Центральном парке. Там они играют его музыку и возлагают цветы на мозаику, в центре которой выложено название песни «Imagine». Мозаика выложена в месте предполагаемого убийства Леннона, на парковой аллее, рядом с его домом…]
В Манхэттене, по именитым паркам и садам, —
по выросшим из мусора, за грош приобретённым,[15 - Центральный парк в Нью-Йорке является одним из крупнейших и известнейших парков в мире. Несмотря на то, что парк выглядит очень натурально, практически все ландшафты созданы вручную на землях, выкупленных когда-то за символическую цену на месте городских свалок.] —
процокали копытцами лошадки тут и там,
а в фаэтонах замерли влюблённые…
Там, на балетно-оперной, на Пятой Авеню,
что мировой элитою гремела и блистала,
в почтеньи робко-трепетном колени преклоню
перед огромными полотнами Шагала![16 - Линкольн Центр-3 сценических площадки: Метрополитен Опера, Эвери Фишер Холл и Нью-йоркский Балет собраны в одном месте. Рядом находится известная Джульярдская Музыкальная Академия. На фасаде Метропилитен Оперы можно видеть огромные витражи, выполненные Марком Шагалом.]
И на конфетно-праздничной, с изысканной толпой,
на Пятой Авеню стою, заворожённая, —
на небоскрёбно-оффисной, гламурной, занято?й, —
богатством и радушием сражённая!
Метрополитен. Балет Золушка
Эта Золушка звалась американскою
Синдереллой[17 - «Синдерелла» («Золушка») – балет С. Прокофьева в новой версии – рассказ о реальной девушке, у которой всё получилось…] в зале «Метропо?литен»[18 - «Метропо?литен» – ведущий оперный театр в США (Нью-Йорк). В зале театра 3625 мест. Сезон с сентября по апрель. С 1966 театр функционирует в новом здании Линкольн-центра. Интерьер театра украшают фрески Марка Шагала.].
И Прокофьева чарующею сказкою
ритм балета бал творил дико?винный!
Танцевала Золушка – а в бархате
утопали ложи привередливые!
Тихо плакала дурнушка в тёмном за?куте
от затрещин и щелчков сестричек въедливых…
И мечтала, недотёпа, о роскошествах,
и вздыхала о любви – до неприличия!
И – о, чудо! – объявил царевич новшество:
мерить туфли всем невестам, без различия!
Эти туфельки хрустальными пуантами
стали впору балерине-синдереллушке!
Украшались платья свадебными бантами,
целовал жених уста своей невестушки…
И сидела я, отведавшая горюшка,
в этом бархате и люстр мерцаньи плазменном…
Я – в Америке! Из бывшей бедной Золушки
превратившаяся в даму буржуазную!
На перстах моих – сиянье бриллиантово,
на щеках моих – следы от слёз пролившихся…
Танцевала балерина не пуантами,
а судьбой моей, воочию свершившейся!
Лос-Анжелес, Лос-Анжелес
Лос-Анжелес, Лос-Анжелес! Столица обездоленных,
столица одарённых и отравленных мечтой,
столица привороженных и в темечко целованных,
прибывших завоёвывать свой кубок золотой!
Разряженные «фрики» на Аллее Звёзд и подступах
примеривают оттиски ладоней на полу…
Разреженные блики на видавших виды «Оскарах»
вступают в ежегодную медийную игру.
И тот, кто уповает на каприз судьбы изменчивой,
и тот, кто попадает на Олимп шикарных вилл,
и трансвестит, решающий мужчиной быть или женщиной,
—
шикарный бренд скупают что на Бэверли на Хиллз.
И, раскрутив без удержу судьбы рулетку наглую,
Лос-Анжелес, неможется, недюжится тебе! —
на площади центральной, натянув кастрюли на голову,
играют рок бездомые безадресной толпе.
А бризы океанские срывают смог над городом!
На набережной в барах восседает важный люд…
И зажигают сумерки в горах неоном гордым
Призыв, мечту, призванье, девять литер – Hollywood!
Читая Константина Кикоина
«Я на этом вокзале
чувствую себя в своей тарелке,
кассир мне величественно кивает и выписывает билет
без ограничения срока давности».
«Путешествие назад», Константин Кикоин
