Леди и Бродяга

Артем смеется, обращаясь к кому-то. У него ямочки на щеках. Какая-то девушка, пробегая мимо, обнимает его, целует в щеку и о чем-то с ним шепчется. У него искорки в глазах. Они почти соприкасаются носами. У него очень красивый профиль. Артем наклоняется, достает кисточку из обрезанной пластиковой бутылки и принимается покрывать раму витражного окна чем-то прозрачным, а девушка убегает, взметнув длинными белыми волосами и пряча что-то в карман. Что-то похожее на записку.

Он все-таки в кого-то влюблен? Или просто флиртует со всеми? Почему мне кажется, что сердце вырвалось из груди и сейчас, как камешек, катится по ступенькам, рискуя рано или поздно оказаться под подошвой какого-то студента?

Я замечаю одежду Артема – черный рабочий комбинезон болтается на талии, белая майка, испачканная, видимо, тем, чем он покрывает раму, сильно пахнет смолой. Он смотрит на меня, кривовато усмехается и подмигивает, а воздух вокруг замерзает до колючих искорок, плавающих в нем вместо пыли. Я хватаю его ртом и закашливаюсь.

– Ты серьезно? – холодно интересуется Вера, с презрением глядя на Артема. – Не смей с ним связываться, поняла? Мало того что он… прислуга, – судя по тому как напрягаются мышцы на спине Артема, он слышит каждое слово, а я чувствую, как крошится под ногами пол, потому что вот-вот провалюсь сквозь землю от стыда, – так еще и от души посмеялся вместе со всеми, когда ты ушла. Неплохой вышел спектакль, но не смей даже мечтать о… продолжении. Поняла? Нашла, в кого влюбиться. Лучше бы продолжала свое затворничество!

Звенит звонок, и, судя по тому, как он нас оглушает, мы стоим под колонкой. Вера тихо и совсем не под стать нашей фамилии матерится и бежит наверх.

– Аудиторию сама найдешь, – бросает она мне через плечо, а потом исчезает за поворотом.

Мы остаемся на лестнице одни. Кисточка замирает над рамой, Артем ко мне не поворачивается, но на его губах улыбка или ухмылка, скорее даже второе. Он будто чего-то ждет, пока я мысленно считаю до трех. Щеки пылают, а сердце колотится, как сумасшедшее. А потом я бегу вслед за сестрой, поскольку не знаю, что ему сказать после всего, что он услышал от Веры. И после всего, что увидела я.

Третья глава

ИТАК, НА АРТЕМА буквально вешаются все подряд. И он каждой улыбается, а я-то думала, что только мне. Я видела его в течение дня то тут, то там. Он приходил в наш класс, чтобы настроить проектор, и староста группы, имени которой я пока не запомнила, чуть не захлебнулась слюной. Он заносил в кабинет истории недостающие парты, и девчонки шептались, что он очень даже ничего. Одна из них призналась, что ее сестра-второкурсница обжималась с ним в раздевалке, а он потом даже не перезвонил. Возможно, это просто сплетни, но я схожу с ума, и образ принца из моей летней мечты стремительно рассыпается.

Мой принц ходит в грязной майке, играет мускулами, курит за институтом и не перезванивает после того, как с кем-то пообжимается. Он не мистер Дарси, он в лучшем случае Уикхем[4] или Уиллоуби[5]. Хотя нет, нет, он Хитклифф[6]! Вот это подходит лучше всего, а я несчастная Изабелла, попавшая под его чары. Точно! У него наверняка цыганские корни, раз он так завораживает взглядом.

За день я узнаю больше сплетен, чем за всю жизнь, и это при том, что я ни с кем не дружу. Артем, как вирус, витает в воздухе, и половина им больна, а вторая боится заболеть.

– Только дурочки влюбляются в таких, как он, это же просто… персонал, – вздыхает моя одногруппница, глядя, как кисточка порхает по очередной раме, повинуясь пальцам Артема, и я закатываю глаза.

К ревности жизнь меня не готовила. Это так унизительно! Получается, я тоже с ним обжималась, а потом он не перезвонил. О таких говорят чуть ли не с жалостью. И их много.

– О-о, Бродяга, твоя подружка? – Я слышу это на парковке и оборачиваюсь на голос. Низкий, тощий кудрявый паренек с садовыми ножницами ровняет куст у ворот, глядя на меня с издевательским огоньком в глазах.

Я начинаю испуганно оглядываться, прежде чем понимаю, что и сам Артем сидит там же под кустом, вытянув ноги. Его роба опять висит на бедрах, спина согнута и подставлена солнцу. Это просто неприлично! И это его только что назвали Бродягой? Подходит как нельзя лучше.

– Привет, – лениво тянет он, едва взглянув на меня. – Или… сестра запретила здороваться с прислугой?

Он зажимает в зубах карандаш, и я только теперь понимаю, что в его руке блокнот. Артем начинает что-то быстро писать в нем.

– Я не считаю тебя прислугой. – Мой голос опять срывается, это какая-то магия.

– Да брось. Я работаю тут за деньги и выполняю грязную работу. Я и есть прислуга, принцесса.

Его кудрявый друг присвистывает, я краснею. Скоро придет Вера и устроит мне разнос, но я как будто бы взрослая и могу говорить с кем хочу? По крайней мере я себя этим успокаиваю.

– Отлично выглядишь, – не глядя на меня, сообщает Артем. Он всецело занят своим блокнотом, брови нахмурены, взгляд бегает по строчкам. Хаотично – то вверх, то вниз, то вправо, то влево, будто он пишет десять слов одновременно, вставляя в них по одной букве, вместо того чтобы написать сразу целиком.

Не дождавшись ответа, он отрывается от своих записей и смотрит на меня снизу вверх. Я сглатываю и отступаю под его тяжелым внимательным взглядом, будто меня кто-то рукой в живот ударил. Слишком много про него сегодня было сплетен, слишком много о нем говорили, я начинаю паниковать, как будто передо мной ожил герой романа, который я читала взахлеб весь день. Я всерьез задумываюсь, не свихнулась ли.

– Что? – Он поднимает брови, дергает подбородком.

– Спасибо… но не стоит делать мне комплименты.

– Почему это?

– Толпа поклонниц не обидится? – Я говорю почти шепотом, но уверена, что он слышит. Артем оглядывает меня с головы до ног так же внимательно, как только что рассматривал страницу в блокноте, и наконец наши взгляды пересекаются. У меня мурашки бегут по коже и, уверена, встают дыбом волоски на руках.

– Я, может, тут и прислуга, но ты мне не приказываешь, верно? Хочу делать комплименты, значит, буду.

Я не сразу понимаю, что его кудрявого друга тут уже нет, а значит, никто этих слов не слышит.

– Не хочу пополнить собой коллекцию… Весь день слушала о твоих похождениях.

– По-оздно, Леди Джейн Эйр, уже пополнила, разве нет?

Он смеется, лицо тут же становится расслабленным, открытым, широкая улыбка его преображает и делает тем же парнем, что сидел со мной на крыше. Вот как он соблазняет всех своих поклонниц! Улыбкой!

– Присядешь? – Он кивает на бордюр. Потом смотрит на мою кремовую юбку и качает головой. – Пожалуй, нет, тебе тут не место. Так что… беги. – Очень тихое слово, еле донесшееся до меня с ветерком, коснувшимся волос.

– Что?

– Твоя сестра идет, тебе лучше скрыться. – Он кивает куда-то мне за спину, потом встает, лениво потягивается и, подмигнув мне, уходит во двор института, а я остаюсь на парковке с Верой и ее злостью.

Сестра стоит, скрестив на груди руки, и ждет объяснений.

– Мы просто разговаривали.

– А какая у него репутация, ты уже слышала? И так все болтают о том, что он с тобой целовался у меня дома!

– Он бы не сделал этого, если бы ты меня не унизила тогда.

– Идиотка, я тебя…

– Защищала?

– Ну можно и так сказать. Поехали уже.

Она отключает сигнализацию, и я обреченно смотрю на пассажирскую дверь. Двадцать минут дороги до дома могут показаться мне адом. Но, как ехать на общественном транспорте, я понятия не имею, так что сажусь в машину и жду, когда Вера заговорит.

Она выруливает с парковки и, только выехав на дорогу, трижды вздохнув и кинув на меня четыре предупредительных взгляда, начинает.

– Лида, бродяги – это плохая компания. Я понятия не имею, зачем Антон их тогда позвал.

– Бродяги? Кто они вообще такие? Почему ты их так назвала?

– Бродягой называют этого оборванца, их главного, его компашку – бродягами. Их четверо. Все работают на территории института. Учатся тут неподалеку в государственном строительном колледже. Короче, будущие маляры. – Вера морщится. – Их отец сюда устроил. Живут в общаге для персонала. Вечером учатся. Не знаю, что это был за жест доброй воли от папы, но мне не нравится, что они здесь.

– Кажется, женская часть универа с тобой не согласна. – Я смеюсь, а Вера нет.

– Только идиотки вешаются на этот сброд. Это, наверное, прикольно, острые ощущения в духе любовных романов про плохих парней, но ни к чему хорошему не приведет. Не приближайся к нему, ясно?

– Куда уж мне. – Я отворачиваюсь.

Вера хмуро на меня смотрит, потом качает головой.

– Он разобьет тебе сердце. Вот что произойдет.

– Вер…

– Я не собираюсь потом тебе сопли вытирать. Надеюсь, однажды ты найдешь себе нормального парня, кого-то вроде моего Антона, – умного, из хорошей семьи. Точно не оборванца-маляра.

Всю оставшуюся дорогу я слушаю про успехи Антона и про то, что у Веры что-то не получилось, а он смог, и как он смеялся, какая она дурочка, и как это было мило. И ей нравится, что с ним можно быть слабой и глупой, что он все решит и придумает, и скоро он уедет, а потом они поженятся. Что Вера за Антоном как за каменной стеной и так далее. И так далее. И так далее.

Четвертая глава

– ФИЗКУЛЬТУРА НА УЛИЦЕ? – Соня, наша староста, смотрит на меня с неодобрением, потом пожимает плечами и вручает фирменную форму по списку.

В школе я почти всегда пропускала физкультуру, принося справку, что занимаюсь в классе йоги, но тут такое не работает, если только не вступишь в какое-нибудь спортивное сообщество. Вера занимается гимнастикой, Антон в сборной по баскетболу. А я ни в чем особенно не сильна.

Голые ноги, кроссовки, волосы, собранные в высокий хвост, – практически противоестественное состояние. Уверена, что Фанни Прайс[7] или Лиззи Беннет ни за что не вышли бы в таком виде на всеобщее обозрение. Я вовсе не стесняюсь себя, просто куда больше себе нравлюсь в платьях, нежели в шортах.

– Ой, ой, ой, он без майки!

В раздевалке начинается галдеж, и девчонки по одной покидают ее.

Я же, как вампир, опасающийся выйти на свет, делаю вдох-выдох, шаг и, наконец, открываю глаза.

– Ты странная, – комментирует стоящая рядом Соня.

– Я в курсе, – вздыхаю я.

– Ты Лида, да? Бывшая Бродяги?

– Что?

– Ну типа говорят, ты с ним мутила перед первым курсом, а потом он тебя кинул.

– Ты о чем вообще?

– Не о чем, а о ком. – Соня кивает на лужайку за стадионом, и я понимаю, кто там без майки. Бродяга Артем ходит туда-обратно по газону, катит перед собой косилку. Сегодня явно не сентябрьская погода, жуткая жара, и он без майки, она заткнута за пояс рабочих штанов и болтается до колен.

Девчонки просто прилепились к сетке, окружающей стадион, как дикие обезьяны, увидевшие пачку «Читос» по ту сторону клетки.

– Как думаете, если кинуть ему бутылку воды и тыщу, он согласится облиться на камеру? Я бы сделала замедленную съемку, – хихикает одна из моих одногруппниц. Они к нему относятся как к манекену, выставленному на витрине. Даже жутко становится.

– Девочки! На поле!

Преподавательница расставляет нас по местам и мою просьбу о скамейке запасных не слышит, на что я, впрочем, и не рассчитывала. Всего в группе двенадцать девочек, в баскетбол играют шесть на шесть.

– Я не умею играть, – пищу я напоследок, но слышу только «Вы все так говорите».

Игра действительно не идет. На стороне противника три агрессивных игрока, явно имеющих баскетбольное прошлое, на нашей стороне шесть калек, из которых как минимум четыре не сводят глаз с газонокосильщика, который пританцовывает, заткнув уши наушниками.

– Повнимательнее, девочки! – рявкает на нас преподавательница, все тут же отворачиваются от Артема.

– Это тирания, – шепчет мне безымянная одногруппница. – Он только остановил косилку, чтобы попить, я сфоткать хотела.

– Ой, смотрите, смотрите, кто там?

Что?

И я наконец поддаюсь крикам одногруппниц и всеобщему ажиотажу. Артем смотрит на меня, застыв посреди газона с бутылкой в руке. Его глаза полны ужаса, он набирает в грудь воздух, но, разумеется, не успевает ничего прокричать. В следующий миг из моих глаз летят искры, перехватывает дыхание. От макушки до пяток разливается жгучая боль, и, кажется, я слышу хруст, который не должно издавать мое тело.

– Звонцова! – вопит кто-то.

– Эй, держите ее!

Мне в голову определенно прилетел мяч, и я определенно ничего не вижу.

Мир качается, расцветает пурпурными пятнами и неприятными острыми запахами. Меня тошнит, и это занимает бóльшую часть внимания. Остальные силы направлены на то, чтобы понять, где я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Элизабет Беннет – главная героиня романа Джейн Остен «Гордость и предубеждение». – Здесь и далее примечания редактора.

2

Эдвард Феррарс – один из главных героев романа Джейн Остен «Чувство и чувствительность», который любил Элинор Дэшвуд, но был вынужден жениться на другой, поскольку дал обещание в юности.

3

Цитата из мультфильма «Паровозик из Ромашкова» («Союзмультфильм», 1967).

4

Джордж Уикхем – персонаж романа Джейн Остен «Гордость и предубеждение», который умел произвести хорошее впечатление, будучи испорченным и склонным к вранью человеком.

5

Джон Уиллоуби – персонаж романа Джейн Остен «Чувство и чувствительность». Эгоистичный и себялюбивый человек, который тем не менее производил впечатление достойного джентльмена.

6

Хитклифф – главный герой романа Эмили Бронте «Грозовой Перевал». Жестокий и мстительный человек, чью судьбу определила роковая любовь с его приемной сестрой Кэтрин Эрншо.

7

Фанни Прайс – главная героиня романа Джейн Остен «Мэнсфилд-парк».