скачать книгу бесплатно
Костров все стучит и стучит по клавиатуре, и я слышу, что у него в животе урчит от голода. Я вообще-то тоже ничего с утра не ела. Встаю – он даже не замечает – и иду к стойке, чтобы взять апельсиновый сок, кофе и два сэндвича с курицей. Прикидываю, что курицу любят все, но на всякий случай прошу злаковый батончик вроде тех, что видела на подносе Кострова вчера. Забрав заказ, возвращаюсь к столику.
Тимур смотрит на сэндвич с тем же выражением, с каким пялился на экран, а потом кивает:
– Благодарю. – Он задерживает взгляд на моем лице, и я снова вижу ту сосредоточенность. Брови сдвинуты, в глазах интерес.
Какой же он странный, божечки, это нечто! Я словно сижу рядом с супергероем, лишенным человеческих радостей жизни. Он все-таки берет сэндвич и сок и слишком аккуратно ест, я даже смеюсь. Таблица больше не заполняется, ноутбук сообщает, что скоро сядет, и я с облегчением закрываю крышку. Изучаю книжные полки, которые украшают стены кафе. Обычно на них сваливают старый библиотечный хлам или что-то из ассортимента букинистических магазинов.
Подцепив ближайшую книгу пальцами, протираю обложку от пыли, но тиснение давно облупилось – название не разобрать. На форзаце изображены море и кораблик. Женщина держит за руку девочку и машет ему рукой. На титуле читаю: «В. Каверин. Два капитана».
Костров доедает сэндвич, батончик, допивает сок и все это время продолжает одной рукой стучать по клавишам, а я сама не замечаю, как зачитываюсь книгой. Я никогда не была читающей девочкой. Ну, вернее, поглощала я всякую ерунду вроде «Тани Гроттер», «Мефодия Буслаева», «Сумерек» и прочих великих многотомников, подражая Ане. Меня это относительно затягивало, но все-таки кино я любила намного больше. Школьная литература и все, что недалеко от нее ушло, – это точно не мое. Став постарше, читала романы, определившись, что главное – это любовная линия. Я решила: пусть умные люди читают серьезные книги. Сколько мне ни втолковывала Аня, что «Анна Каренина» лучше всяких любовных романов, я ей не верила.
В отношениях с Егором я вообще ничего не успевала и еле находила время на учебу. И вот – я и книжка, где рассказывается история, кажется, про немого мелкого пацана.
Я не замечаю, как проглатываю первые пять глав, дохожу до смерти отца Сани Григорьева и решаю взять новую чашку кофе, но цепляюсь за внимательный взгляд Кострова. У него светло-голубые глаза, мама такие всегда в шутку звала «цыганскими».
– Идем. – Он закрывает ноутбук и убирает его в сумку.
– Уже закончил? – Я зеваю и откладываю книгу на полку.
– Нет, просто шесть часов. Нам пора, как я и обещал.
Я смотрю на наручные часы и хмуро перевожу взгляд на него.
– Погоди, так ты мог уйти в любой момент?
– Наоборот. Я должен был все это делать в аудитории Тихонова, он до шести принимает желающих заниматься. Но я договорился, что останусь в здании и, если будут вопросы, подойду. – Это звучит немного сердито.
Ловлю себя на мысли, что всякий раз, как Костров непрерывно говорит больше пяти слов, я перестаю связно мыслить и просто поражаюсь его способности толкать длинные речи.
– Почему не остался там? Я бы подождала, – говорю негромко, потому что мне неловко.
– Не задавай вопросы, ответы на которые знаешь сама. Иначе я решу, что ты флиртуешь.
От этих слов я хочу и разозлиться, и рассмеяться одновременно – так необычно слышать нечто подобное от Кострова. Он и слово «флирт» – это что-то из параллельных миров. Он пришел, потому что решил, что мне угрожают? Шок!
Костров встает и ждет, пока я соберусь. Спокойно берет брошенный на столе чек, сминает и прячет в карман.
– Это за помощь, – быстро поясняю я, а он пожимает плечами.
Не предлагает разделить, не скидывает деньги, не делает широких жестов. Становится легче дышать, я словно расплатилась за оказанную услугу, и вот это уже нормальные товарно-денежные отношения. Никто никому ничего не должен.
Мы выходим на улицу, вдыхаем пыльный воздух и оба морщимся от удушающей жары.
– Двадцать пять минут пешком или три остановки на трамвае? – спрашиваю я Кострова, который идет, глядя прямо перед собой.
Он как неприступная крепость, в которую мне не попасть. Мне кажется, если бы он заговорил со мной о чем-то личном, я от шока свалилась бы с инфарктом.
– Пешком, – произносит он, и мы снова всю дорогу молчим.
Все по старой схеме: подъезд, лифт, он смотрит, как я открываю дверь, потом уходит. Идет через газон, двор, кивает охраннику и двум мамочкам, гуляющим с колясками. Одной из них даже помогает починить колесо, а затем исчезает в подъезде.
На улице практически темно, и я отчетливо вижу, как Костров ходит мимо панорамного окна: сначала отдаляется, потом возвращается уже без футболки. Он идет на кухню, и я вижу его сгорбленную спину – сидит на подоконнике. Спина подрагивает. Он смеется? Интересно на это посмотреть. Тогда Костров, будто слышит мои мысли, спрыгивает с подоконника, разворачивается. Я смотрю прямо на него, а он – в телефон и да, кажется, и правда смеется.
Возможно, у него есть девушка? Или лучший друг, с которым можно пошутить? А может, он просто читает приколы из какого-то паблика?
Я иду на кухню и решаю, что пора ужинать, иначе так можно и испариться. Хмуро изучаю облупившуюся столешницу, покрытую лаком еще в советские времена, покосившиеся дверки шкафов – одна даже оторвана – и впадаю в тоску.
Невыносимо! Я зачахну в этой обстановке. Мне срочно нужен ремонт за три копейки. И от мысли, что могла бы все тут разгромить и переделать, мне наконец становится весело. Может, однажды ко мне в гости придет моя команда. Или я осмелюсь и позову на чай Кострова, чтобы он сказал, что не пьет чай. Только воду с лимоном.
Глава 9
Мы ходим вместе восемь дней за вычетом выходных. Я успеваю прочитать уже пять частей «Двух капитанов». За это время отчаянно влюбляюсь в Саню Григорьева, начинаю питать искреннюю неприязнь к Ромашову и кайфую от Ивана Павловича. Книги – это неплохо.
Хочется рассказать об этом Ане, чтобы она мной гордилась! Все, что я хочу рассказать Ане, пишу себе в пустой чат. За полтора года я успела написать туда целый многотомник, соревнующийся по размерам с «Войной и миром». Там все восемь дней я также веду читательский дневник, и это здорово. Мечтала, что однажды дам Ане все это почитать, но со временем поняла – это лишь давление на жалость. Привычка осталась. Я как Елена Гилберт[4 - Отсылка к мистическому сериалу «Дневники вампира».], что пишет заметки в дневнике.
«Дорогой дневник, Егор не появляется в институте, и мне почти стыдно, что я без дела напрягаю Кострова своим обществом».
Правда, он не подает виду, что что-то не так. Я как будто стала его научным проектом – со мной он вежлив, но почти холоден, сосредоточен, все делает безукоризненно и не дает понять, что я его уже достала.
– Слушай! – заявляю я, отвлекая Кострова от дел. – Цитата: «Он взмахнул фуражкой, когда тронулся поезд, и я шла рядом с вагоном и все говорила: "Да, да". "Будешь писать?" – "Да, да!" – "Каждый день?" – "Да!" – "Приедешь?" – "Да, да". – "Ты любишь меня?" Это он спросил шепотом, но я догадалась по движению губ. "Да, да!"» – Я замолкаю и мечтательно улыбаюсь. – Красиво, правда?
Костров же сидит напротив и строчит что-то на своем макбуке. Это уже четвертый раз, когда мы торчим в кафе за одиночным столиком. Он вполне подходит для двоих, и я не стесняясь достаю моего провожатого выдержками из книги. Понятия не имею, нравится ли ему Каверин, но с учетом немногословности Кострова не очень-то и интересуюсь. Я решила, что он Каверина любит – и точка. Вообще мне даже весело выдумывать разные факты о моем «друге» Тимуре.
Например, в один из дней я решаю, что он работает на мафию, в другой – что его дед сицилийский миллиардер, а любимое блюдо и напиток Кострова – паэлья и «Маргарита». Если представить себе что-то такое, то наблюдать за ним становится еще интереснее. Особенно когда я представляю, что Костров увлекается БДСМ, владеет оружейным магазинчиком и на самом деле шпион под прикрытием: в ухе у него секретный наушник, а на моей сумке маячок.
– И что тут высокохудожественного? – Тимур вздыхает, не отрываясь от монитора.
Наблюдение: если он оторвал взгляд, значит, ему интересно. Если вздохнул – готов удостоить вниманием, но в общем-то безразличен. Если молчит – нужно отвалить.
– Это любовь… И это мило!
– Разве эта книга о любви? – Он поднимает на меня глаза.
Мы смотрим друг на друга, и я пытаюсь разгадать, о чем думает он, но натыкаюсь на сплошной тупик. Или он первоклассный окклюмент[5 - Способность преграждать путь к своему сознанию людям. Термин из мира «Гарри Поттера» Дж. Роулинг.], или я паршивый легилимент[6 - Способность мага проникать в сознание другого человека. Термин из мира «Гарри Поттера» Дж. Роулинг.]. В целом я склоняюсь ко второму варианту – никогда не могла ничего прочитать по глазам и не думаю, что что-то изменилось.
– Вот потому и мило, что тут приключения, страсти всякие и на фоне этого – любовь! Да еще какая!
– Я так понимаю, дойдешь до молитвы Кати, и тебя разорвет на сто маленьких романтичных Ась, – бормочет Костров, возвращаясь к компьютеру, и тут же получает книгой по плечу.
– Ты что, читал? Ты читал эту книгу?
– Не понимаю, – ворчит он, закрыв ноутбук.
Наблюдение: если Костров не просто говорит, но еще и закрывает ноутбук, значит, ему о-очень интересно. Я вызываю такую реакцию у него уже во второй раз и теперь самодовольно улыбаюсь.
– Я умею читать по-русски. – Он вскидывает брови. – А эта книга написана русскими буквами. Почему тебя удивляет, что мы с ней сошлись в этом огромном сложном мире? «Два капитана» – это не тайные скрижали, а достаточно известное произведение, которое несколько раз экранизировали.
– Просто удивляет. – Я расплываюсь в еще более широкой улыбке. – Я думала, романы – это не твое.
– А что мое?
Тимур раздражен, и это чистый кайф. Как будто я нашла баг в работе робота и могу собой гордиться. Обычно из Кострова слова не вытянешь, и уж тем более о чем-то отвлеченном вроде книги. Раздражение – это уже прямо-таки эмоция, а разве космические мальчики способны на человеческие эмоции?
До конца нашего чаепития Тимур больше со мной не говорит и ровно в шесть встает с места.
Расписание у нас очень четкое.
Понедельник – ко второй паре, вечером я жду Кострова с пяти тридцати до шести.
Вторник – к первой паре, и я должна ждать Кострова в кофейне, но всякий раз он приходит ко мне, и мы работаем, сидя за одним столом.
Среда – ко второй паре, и Костров ждет меня, пока не закончатся занятия, – до пяти. Когда это случилось в первый раз, я не поверила своим глазам!
Четверг – к первой, работаем до шести.
Пятница – к первой, Костров ждет меня.
В понедельник и среду утром мы выходим пораньше, чтобы зайти в кофейню по дороге, потому что Костров любит вкусный американо.
Мы по большей части молчим. Это очень приятная тишина и почти дружба. За восемь дней я умудряюсь подтянуть учебу, сдать пару прошлогодних долгов, за которые получала оценки авансом, и перевыполнить план по домашним заданиям. Чтобы перевод, который нужен к четвергу, я сделала еще в понедельник – это нонсенс! Такого себе даже наша староста не позволяла, а она та еще зануда. Оказывается, что, если ничто не отвлекает, история Европы может быть весьма интересной, а в аудировании нет ничего сложного.
Я дошла до диплома такой тупицей, что даже стыдно. Не виню в этом Егора и наши отношения, он просто прижился во мне, как споры кордицепса, и я сама это допустила. Нужно было прекратить все намного раньше, пересилить себя, уловить, в какой момент любовь превратилась в акт саморазрушения. Быть может, моя квартира давно бы обрела жилой вид, а учеба шла в гору. Я бы знала в совершенстве английский, который когда-то был на неплохом уровне, а теперь одногруппники ушли далеко вперед. Я бы как следует занялась испанским, о чем вообще-то всегда мечтала. Я бы вернула дружбу с Аней. Я бы продала мотоцикл, что стоит в гараже и мучает, как призрак прошлой жизни.
Сейчас мне нравится наблюдать за тем, как Костров сидит и работает. Кстати, я не уверена, что это всегда по учебе. Я негласно приняла тот факт, что чаще всего мы торчим в кафетерии, библиотеке или во дворе до шести, прежде чем идем домой. Кажется, у Тимура Валентиновича по графику в это время заканчивается рабочий день. А еще мне нравится пить кофе из кофейни и тот факт, что его мне покупает Костров.
– Зачем мы выходим так рано? – зевнув, недовольно бормочу я себе под нос однажды утром.
– Сейчас девять тридцать. Это не рано, – отвечает он и делает большой глоток.
У него красивая шея и сильно выпирает кадык, и я слежу за ним во время этих больших глотков, будто могу увидеть что-то новое. Или нарываюсь на ответный взгляд? Это маленькая игра: поймает он меня на подглядывании или нет?
– Но зачем?
– Я привык пить кофе тут, если иду ко второй паре.
– А если к первой?
– То пью кофе дома. Кофейня работает с девяти. – Он закатывает глаза.
Я прикусываю язык. Логично. Так и подмывает сказать, что я все это прекрасно знаю благодаря нерадивому застройщику и столику, стоящему прямо у прозрачного панорамного окна. Это странно – не затемнить стекла, имея привычку сидеть на виду. Но я не задаю лишних вопросов. Даже если это интересно. Так быть не должно – я умею следовать правилам. Мы вообще не дошли до таких откровений, но мне кажется, что все еще впереди. Костров для меня компьютерная игра, где я стремлюсь разблокировать как можно больше «достижений».
– Я думала, ты пьешь воду с лимоном, а не кофе, – не выдерживаю я.
– Так и есть, я просто ввожу тебя в заблуждение.
Это что, шутка? Я ее не поняла, ну и ладно, зато мы похожи на простых друзей, что пьют кофе перед парами. Тимур постоянно посещает какие-то факультативы, встречается с преподавателями, и я всякий раз удивляюсь:
– Где ты все это находишь?
– Не поверишь, но студенты не используют возможности вуза даже на тридцать процентов. Ты знаешь, как много информации в библиотеке?
– Ты что, сидишь в библиотеке? – смеюсь я, и очень зря.
На следующий день я впервые по собственной (почти) воле оказываюсь в библиотеке.
– Итак, Ася, познакомься – это книги! Они совершенно бесплатные, и ты можешь взять с полки любую, – церемонно представляет он.
Я скрещиваю руки на груди и притопываю носком ботинка. Очень смешно.
– Очень интересная система, обрати внимание. Ты берешь книгу тут… – Он вытаскивает из ровного ряда одинаковых корешков томик «Анны Карениной». – Несешь сюда… – Протягивает его библиотекарю, сидящему за деревянной стоечкой. – Ася Лискина.
– Читательский билет оформлен? – улыбается библиотекарь.
Тимур поворачивается ко мне – мол, доставай свой билет.
– Вы шутите? – Я, разумеется, в жизни не была в библиотеке, и билета у меня нет.
– Дай зачетку, – неожиданно требует Костров.
– Нет у меня билета!
– Давай сюда.
Я ищу в сумке зачетку, которая каким-то чудом оказывается с собой, и протягиваю Кострову. Он невозмутимо снимает кожаную обложку, под которой лежит крошечная белая книжечка.
– Что…
– Итак, Ася, знакомься, – терпеливо продолжает он, и на этот раз я даже не против. – Это читательский билет. Его нам выдали на первом курсе в этой самой библиотеке, потому что без него мы не смогли бы брать лекции Суворова. О, ты, кстати, их в библиотеку не сдала.
Я ловлю на себе недовольный взгляд библиотекаря и «Анну Каренину», разумеется, не получаю. Костров смеется надо мной.
– Простите, найду и верну, – бормочу, забирая свой билет.
Ложь, потому что я понятия не имею, куда делись эти чертовы лекции. Суворов – наш историк, напечатал все, что вещал с трибуны, в виде методички и обязал всех взять себе по экземпляру, чем полностью лишил смысла посещать собственные лекции. Зачем писать то, что есть в бумажном виде?
Тимур провожает меня в глубь библиотеки, где я с радостью нахожу в углу за стеллажами очень удобный диван. Там можно развалиться с книжкой, пока Костров занят работой. Самое странное, что я делала в жизни, – это чтение книги в библиотеке. Если бы кто-то изобрел машину времени и отправил сюда Асю-третьекурсницу, она бы решила, что это какаято постановка.
И сейчас, сидя в кафе, я скучаю по тому дивану: с радостью бы прилегла и поспала часик, пока мой фиктивный друг стучит по клавиатуре. Полночи не спала: не могла встать с кровати, чтобы поесть, а от голода не могла спать. Порочный круг.
– Задержимся на полчаса, – говорит Тимур.
Я откладываю книгу и зеваю.
– Конечно, только можно в библиотеке?
Сегодня пятница, по пятницам Костров ждет меня с пар и успевает так заработаться, что в итоге я жду, когда он закончит.
– До библиотеки идти десять минут, за это время мы могли бы добраться до дома, – заявляет он, даже улыбается и издает смешок.
