скачать книгу бесплатно
Но я-то помню: ты была иной —
Земною и до крайности отважной.
И я спустился. Боги надо мной
Смеялись иль мужи – не это важно.
Но будет вечер чистым, как слеза,
Свет нежности поборет злые тени,
Я зацелую пальцы и глаза
И головой уткнусь в твои колени.
Так я решил – и, значит, будет так,
Не устрашусь огня или металла,
Ведь даже муки адские – пустяк
В сравненье с жизнью, где тебя не стало.
Хотя и не гожусь в поводыри,
Я вызволю любовь из пасти ада!
На это мне сказали: «Что ж, бери,
Но здесь в её лицо глядеть не надо».
Мы шли из невозвратной стороны,
И тени нам кивали равнодушно.
А стены были так раскалены,
Что фонарей и факелов не нужно.
Но вдруг меня объял холодный страх:
А ты ль идёшь за мной дорогой зыбкой?
И я взглянул… И тьму узрел в глазах,
И встретился с циничною улыбкой.
Ты, выдыхая сигаретный дым,
Мне бросила: «Ну что же это значит?
Не нравлюсь? А когда был молодым,
То на меня смотрел совсем иначе.
Ужель теперь пришлась не ко двору?
А говорят ещё, что время лечит.
И за любовь я много не беру:
Две драхмы и стакан чего покрепче».
Уже виднелся выход впереди,
Но злое пламя позади мерцало.
И прошептал я тихо: «Уходи!» —
И тень любви немедленно пропала.
С тех давних пор прошло немало бед,
Но всё один лишь сон меня тревожит:
Из царства тьмы иду на белый свет,
Дорога длится, кончиться не может…
Письмо Одиссея
Я сижу на камушке у Понта.
Амфора пуста. Конец леченью.
И, конечно, вовсе не для понта
В ней пошлю папирус по теченью.
Друг мой, мы с годами не умнеем!
Я уже лет двадцать не был дома.
Сам себе кажусь не Одиссеем —
Бесприютным сапиенсом, хомо.
Обогнули самый хитрый риф мы,
Распознали женские приманки,
А живу я у прикольной нимфы
(Где-то в чём-то – даже нимфоманки).
Если честно, мне поднадоело
Шляться по гетерам с фраерами.
Пенелопа кличет по e-мail’у:
«Можешь возвращаться, но – с дарами».
Но о ней наслышан я немало
Самой сочной прозой – не стихами:
Выткала, собака, покрывало
И на нём резвится с женихами.
Запустила дом, хозяйство, дачу…
Как-то написал я Пенелопе,
Что про Телемаха все судачат,
Будто запил он и лук мой пропил.
Вопрошал: где воспитанье сына?
Даже не ответила, собака.
Вымахал большой уже детина,
Абсолютно вне семьи и брака.
Давеча знавал одну деваху —
Мужиков в животных превратила,
Я б её сосватал Телемаху,
Красота – и впрямь большая сила.
Как осточертели бабы эти!
Скоро ворочусь я непременно
На Итаку, где жена и дети…
В общем, жди. С приветом от Сирены.
Сократ
Выпьем, Сократ! Не заложим друзей ради «истин»,
Нам ли бояться молвы и бежать от навета?
Если кто словом владеет, кифарой иль кистью,
Будет к тому благосклонна прозрачная Лета.
Выпьем, философ! И времени воды раздвинем,
Что нам советы ксантипп, ксенофонтов, платонов?
Чаши свои опрокинем и руки раскинем,
Но не признаем всевластья неправых законов.
Выпьем! Не надо играть, чтобы не заиграться,
Нас погребали не раз и не раз отпевали.
Тяжек изгнания посох, а из эмиграций —
Та, что приводит к Аиду, всех хуже едва ли.
В паре не бродят по Аттике мудрость и сила,
Выпьем, Сократ, и не будем терять ни минуты:
Если на выбор даются Харибда и Сцилла,
Значит, сей выбор решается в пользу цикуты.
Пандора
Наслаждаясь жарким пламенем пожара,
Пожирающего трепетное тело,
Ты прилежно Шэрон Стоун подражала,
Даже в чём-то превзойти её хотела.
За границей откровенья и позора
Обживала тёмной страсти закоулки…
Так, должно быть, любопытная Пандора
Подбиралась к тайнам запертой шкатулки.
Маски сброшены, и сброшена одежда,
И слиянье легче слова, легче взгляда.
Даже зная, что разлука неизбежна,
Останавливаться поздно и не надо.
До поры таятся беды, ревность, ссоры,
Бесполезная, навязчивая жалость…
А на самом дне шкатулки у Пандоры
Позабытая надежда задержалась.
Амур
Прошу любви, как подаяния —
Былая гордость, где ты, где ты?
Давно покинул поле брани я,
И руки к небесам воздеты.
Там, скрытый облачками белыми,
От раздраженья строит рожи
Крылатый мальчуган со стрелами,
Что в нас попасть никак не может…
Подлинная история Пигмалиона
Некий мастер душу мрамора раскрыл,
Он не спал, не ел и не ходил налево,
День и ночь трудился из последних сил —
И прекрасной вышла каменная дева.
Миг триумфа для ваятеля настал:
Этот лик собой затмил живые лица.
Скульптор статую вознёс на пьедестал
И оставил в одиночестве пылиться.
Но однажды гость, прохожий человек,
Дух покоя в этом доме потревожил,
И хоть был он по рожденью древний грек,
Только выглядел значительно моложе.
Видно, путнику той ночью не спалось,
Заглянул он ненароком в мастерскую —
Никогда до сей поры не довелось
Видеть женщину красивую такую.
Он по каменным погладил волосам,
Очень нежно тронул мраморные груди
И губами прикипел к её устам,
Сжав в объятьях, как умеют только люди.
Не осталась без ответа эта страсть —
Дело в мраморе, в богах или в моменте,
Но красотка ожила и отдалась
На своём, таком привычном, постаменте.
Дверь открылась. Побелевший, словно мел,
Входит скульптор, шум заслышав, весь в тревоге.
Он, любовников узрев, окаменел
И застыл навеки прямо на пороге.
Удивлялся после греческий народ:
Что за странная скульптурная затея?
«И зачем тут этот каменный урод?!» —
На него кривила губки Галатея.
«Не прошло и часа – мы почти пылаем…»
Не прошло и часа – мы почти пылаем,
Если не пылаем, то уже искрим.
Цербер нас встречает дружелюбным лаем
