Revive or Die

Он нанес один удар оппоненту в правую ногу, но Боря не реагировал на царапки маленького насекомого. Тогда Вася наносил удар за ударом, в одно и то же место, пока боль полностью не поглотила Бориса, и он не отпустил Василия, оттолкнувшись от него, тем самым оказавшись в похожем положении. Поднимаясь с пола, Василий, сильно хрипя, не собирался замолкать.

– Ты сучара думаешь, что сможешь сам себя после смерти воскресить? – он держался за свое горло, будто пытался вставить кадык обратно. –Не забывай, что даже мы смертны в вашей клоаке, мне оно нахер не упало с вами нянчиться, – он переместился к зажженной вместо отопления газовой плите и положил нож на сетку, – я тебя подлатаю, но чтобы после этого ты сразу же свалил отсюда нахер, и девку свою забери.

Василий убрал раскаленный нож с конфорки, подошел к лежащему Боре и прижег рану. Раненый боец не подавал виду что ему больно, но внутри ощущения были адскими. После процедуры Вася вернулся обратно за стол.

Борис подполз к стулу, дабы опереться на него и встать на ноги. Он поднялся, и теперь стоял на одной здоровой ноге, вторую он держал в подвешенном положении. Василий лишь улыбался, с издевкой смотря на своего оппонента. После короткого молчания, Борис задал вопрос.

– Почему он мне сразу же все не рассказал при нашей первой встрече? – он продолжал стоять, поддерживая себя стулом.

– Ты бы ничего не понял, – Василий поднял свой стакан с соком, сделав из него один глоток, – все должно быть вовремя, но никак не раньше времени.

– Я не буду помогать вам, – произнес Борис, – сами разбирайтесь со всем этим.

– Я тебя услышал, – еще глоток, – бери свою девушку и неси в машину, я вызову вам такси.

Нога отошла, и Боря мог ходить хромая. Он сел в машину вместе с Кристиной, а Василий так и остался сидеть в доме за городом, отапливаемом лишь конфоркой газовой плиты, вместе со своим старшим братом и верным товарищем Федей.

Глава 35

После того, как Борис принес Кристину к ней домой, он отправился к себе. Такси вызывать он не хотел. Было принято решение отправиться пешком. Путь предстоял долгий, предоставляющий возможность как следует обдумать все произошедшее и решить, что делать дальше.

Думать Борис не хотел, в нем не было подбадривающих сил. Но он заставил свое сознание вернуться на исходную позицию хотя бы на короткое время. Проходя мимо парка, в котором они беззаботно гуляли вместе с Крис (она попросила, чтобы Боря называл ее именно так), он невольно испытал палящее тепло внутри своей груди. Такое мягкое, обволакивающее желе. Любой другой подумал бы, что заболел, но Боря считал иначе. После всего пройденного мысли о болезнях напрочь отсутствовали в голове.

«Было бы лучше, не будь всех этих страданий вокруг, всех этих воспоминаний о прошлом. Должны ли мы помнить то, что прошло, или лучше забыть все и жить дальше, не оглядываясь назад?»

Этот вопрос сопровождал Бориса на протяжении всего пути. Он хотел поскорее забыть все произошедшее с ним, уволиться из полиции и жить дальше своей собственной жизнью, вместе с Кристиной, не думая о том, что сидит внутри него.

«В конце концов это и не плохая затея использовать мою способность. Если Крис внезапно умрет, я смогу ее воскресить, и мы продолжим жить дальше»

Помимо природы и серых бетонных домиков, Борис засматривался на встречающихся ему людей. Тусклые, под цвет окружавших их зданий, мрачные, словно мертвые внутри. За все путешествие он так и не повстречал ни одного светлого лица. Его это действительно напугало.

«Значит проблема, о которой рассказывал Унго, распространилась еще шире – люди начали ввергать собственные души в какую-то бездонную воронку»

Свернув в доселе неизвестный Борису переулок, он увидел, как подростки избивают парнишку младше своего возраста, обзывая и высмеивая его. На земле подле мальчика лежал широкий портфель, предположительно предназначенный для переноса рисунков и канцелярии для рисования.

– Смотрите что у этого никчемыща в портфеле, – один из задир поднял портфель, достал из него один мастерски написанный пейзаж, – какое же дерьмо, и ты реально рисуещь такую хрень? –Я лучще могу нарисовать, хоть и не хошу в эту вашу худошку.

«Этот шкет для начала должен научиться говорить, а уже потом идти и унижать других»

Шкеты не обратили на проходящего мимо Бориса никакого внимания. Они продолжали издеваться над маленьким мальчиком.

– Вот он твой рисунок, сейчас мы его еше лучще зделаем, – шкет, держащий рисунок у себя в руках, разорвал его на глазах у лежачего, – смотри, я еше лучще зделал.

Вся толпа малолеток начала истерически гоготать. Борис хотел заступиться за парня, но что-то внутренне мешало ему. Пройдя дальше метров на пять, он услышал сзади звон чего-то металлического.

Обернувшись, он ужаснулся: главный шепелявый шкет бил маленького мальчика толстой трубой – проходя мимо них Борис и не заметил наличие подобного оружия. Увидев, что малолетний садист бьет мальчика по голове всей своей задиристой мощью, Боря застыл. Его охватила ярость, сравнимая лишь с гневом Бога при очередном косяке человечества. Он понял, почему не хотел вмешиваться. В его детстве тоже был подобный опыт унижения. Антон унижал его прилюдно на потеху публике, и Боре не оставалось ничего, кроме как терпеть и выдерживать избиения.

Теперь же он не должен кому-либо уступать. Отныне он сам станет угнетателем, но только не слабых мира сего, а сильных задир всего живого на земле.

Не говоря ни слова, он направился к малолетнему ублюдку. Малолетка вновь замахнулся над уже полуживым мальчиком-художником. В момент, когда труба остановилась над головой задиры, готовясь к удару, Борис схватил ее, вырвал из сальных рук мелкого подлеца, и, двумя руками, замахнувшись, словно профессиональный бейсболист, въехал аналогом биты по лицу урода. Малый от неожиданности припал на задницу, ударившись затылком о мокрый асфальт.

Он, со страхом и обосранными штанами, взглянул на своего обидчика.

– Йа маме се ракашу, – рыдая, без зубов, с полным ртом крови, мальчик кричал что есть мочи.

– Глядите-ка, мамочке пожалуется, – Борис, держа в руках трубу, перевел взгляд на шестерок обосрыша, – вы у меня суки тоже получите если я вас еще раз увижу вместе с этим обсосом, пошли нахуй отсюда

Подхалимов и след простыл – на закуску остался малолетний дебилоид. Борис подошел к нему ближе, наблюдая за тем, как кровь и сопли сливаются в один целый комок едкой слизи.

– Еще хочешь!? Мой ты дорогой.

Борис было замахнулся, но шкет резво подорвался с земли, и пулей вылетел из переулка.

Борис наклонился к мальчику, и стал собирать рисунки, промокшие от луж на асфальте. Взяв в руки первый попавшийся, он увидел на нем горный пейзаж. Вода размыла большую часть красок, но Борис отчетливо видел горы. Заметив, что скрюченный мальчик начал открываться, он спросил:

– Это ты сам рисовал? – он показал мальчику рисунок

Мальчик с окровавленным, но все еще красивым носом кивнул.

– Очень красиво, не бросай это дело, – Борис складывал в портфель канцелярию, – а если кто-то посмеет без объяснений назвать твои работы плохими, то отстаивай свое дело в словесной баталии, – портфель был собран, он протянул его в руки мальчику, – если видишь, что словами конфликт не решить, то будь добр врежь обидчику как следует.

Борис улыбнулся мальчику напоследок. Мальчик в свою очередь принял этот дружественный знак, ответив тем же. Он провел мальчика до дома, но с ним не разговаривал. Они оба хотели забыть то, что произошло в переулке. Приведя его домой, Боря отправился обратно к своему дому. Благо малец жил в одном районе с ним.

«А ведь этот паренек мог стать вторым Австрийским художником, если бы я не поддержал его в начинаниях»

Борис уже зашел в дом, где его ждал собственный, небиологический, но родной отец. Николай испек пирог в честь благополучной операции, но так как операция пошла по одному месту, а добру не пропадать, было решено устроить праздник в честь отцовского развода. Так в семье за столом воцарилась идиллия, которую еще предстояло разбавить душещипательными разговорами.

Глава 36

Через неделю, в связи с проваленной операцией и утрате двух сотрудников, Борис и Кристина были уволены из отдела. Вместо горечи о потерянной работе Боря почувствовал облегчение. Теперь он может вдоволь разобраться со всеми проблемами, но, прежде чем приступить, он направился домой к отцу для разговора по душам.

Борис вошел в квартиру, разулся, снял верхнюю одежду и направился к столу, где уже какой день Николай продолжал сидеть с утра до ночи. После расставания с Дианой он знатно подсел на алкоголь. Не было ни дня, чтобы Коля пребывал в трезвом состоянии. В отличие от других мужиков, привыкших под воздействием жидкого зла выплескивать всю свою сдерживаемую ненависть к бывшей, Николай становился еще добрее чем до употребления. Видимо человек этот был из тех, кто по жизни относится ко всему с долей веселья, не теряя чувства юмора несмотря ни на что.

Борис присел за стол, и сходу начал диалог.

– Как ты, пап? – Борис увидел уткнувшегося носом в стакан отца, – все еще не отпустило?

– Да не, сынок, – Николай поднял голову, посмотрел на своего сына с улыбкой, выражавшей отчаяние, – все по-старому, я просто решил пригубить чутка, – со стеклянными глазами он брал бутылку, собираясь налить очередную порцию

– Может хватит, – Борис остановил порыв отца, взявшись за бутылку, – у меня разговор есть.

– Аааа, нууу, разговор так разговор, че уж тут, – Коля отложил бутылку, – рассказывай, Боренька.

– Я собираюсь повидаться с мамой, – Борис сделал паузу, – мне нужно кое-что понять.

Николая это задело. Он явно не ожидал такого намерения от своего сына.

– ЧТО ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ ПОНЯТЬ, СЫНУЛЯ?! – Николай с довольно мажорной издевкой произнес вопрос, – ТЫ ЧТО ЕЁ НАКОНЕЦ-ТО ПРОСТИЛ?!

Борис видел, как отец во всю старался сдержать свои чувства внутри, но несмотря на всю напускную веселость раньше, сейчас наружу вышла истинная суть его переживаний. Не обращая на это внимания, он продолжил.

– Понять, будут ли у меня причины простить ее.

– А зачем оно тебе надо? – Николай смотрел на своего сына и непроизвольно разводил руками.

– Да так, неважно, – Борис отвел взгляд в сторону, – просто хочу понять и все.

– Нет уж, рассказывай

– Пап, тебя правда интересно почему я хочу с ней встретиться?

От такого вопроса Николай изменился в лице. Искусственно созданная гримаса веселья сменилась на натуральную мину печали. Он осознал, что на самом деле не хочет ничего знать о своей бывшей возлюбленной, а также о том, чем занимается его собственный сын.

Николай всю свою жизнь верил в любовь до гроба и прочие сказки. Осознание пришло слишком поздно. Он находился на линии разграничения между Жизнью и Смертью. Еще раз копнуть внутрь, и окажется, что его жизнь с Дианой и Борей вовсе не то, чего он на самом деле хотел. Он лишь оказался замкнут внутри этой клетки ответственности перед женой и сыном, без шанса на выход. Он дал своей бывшей жене пометить его руками еще в тот момент, под деревом, когда все можно было исправить, просто уйдя от нее, отдавая женщину с ребенком на произвол судьбы.

Николай начал понимать своего отца, оставившего их с матерью без сильного мужского плеча – его отец хотел жить своей жизнью, не подавляя собственную свободу обстоятельствами. Николай совершил последний рывок к открытию своей сути – он всего лишь копия своего отца, только более слабая и ведомая.

Мина печали спала, а на ее место пришла умиротворяющая, принимающая улыбка. Счастье, осознание собственной души и признание себя как личности, пропитало Коленьку. Встав со стула, он посмотрел своими уже светлыми глазами на Бориса, протянул к нему руки и обнял его, говоря на ухо:

– Спасибо Боренька, – он обнял сына еще крепче, – спасибо что помог мне все понять, – Николай выпустил свою небиологическую кровь из своих объятий, – иди к маме, а я, пожалуй, пойду спать – уже поздно.

– Как поздно? Сейчас только шесть вечера. Тебе белка в голову залезла? – удивленно произнес он

– Нет, Боренька, – Николай продолжал улыбаться, – просто у тебя есть необъяснимая способность лечить людей, и считай, что ты только что вылечил меня этой беседой, – он направился к себе в комнату, -можешь идти к маме, я больше не злюсь на неё.

На следующий день по пробуждению Борис заглянул в комнату отца, но его там не оказалось. Комната была пуста, из наполнения в помещении осталась только мебель – вещи отца отсутствовали. Его отец наконец-то свободен, наконец-то ожил. После завтрака в одиночестве, Борис направился к матери.

Глава 37

Борис приблизился к дому на окраине города. В нем жила его мать, еще в юности. Окружающий антураж не вызывал восторга. Двор был похож на сотни тех, в которых обитали люди не столь чистых помыслов по отношению друг к другу. Но Бориса ничего не могло отвлечь от запланированной цели. Он хотел возможно в последний раз пообщаться со своей создательницей, которая не особо то и ждала свое творение.

Постучав в двери квартиры три раза, ответа из замочной скважины не последовало. Борис знал, что мама дома, ведь всю свою жизнь она если и выходила куда-то, то либо домой к Павлу, говоря им о делах по работе, либо в магазин за продуктами. Прождав у двери где-то с пять минут и поздоровавшись со всеми проходившими мимо бабушками, Борис собрался уходить.

Вдруг замок затрещал – дверь открыла она. Создательница чудища. Блудница какой только можно поискать. Вопросительно посмотрев на своего сына, даже с некоторой презрительностью, она запустила его в дом. Два близких по крови, но далеких по духу тела, безмолвно прошли в зал, и уселись на два зеленых кресла, стоявших друг напротив друга.

Комнаты не располагали особым убранством. Она никогда не убиралась в доме – всю обязанности по дому выполнял Николай, приходя уставшим с работы. Мебели было по минимуму, стены мертвецки голые. Вся квартира походила на дешевый номер в захолустном мотеле возле трассы – такой же пустой и на первый взгляд заброшенный. В прочем, какой хозяин, такая и квартира.

– Че приперся? – она пронзала своей ненавистью Бориса

– Вот ты как с сыном после долгой разлуки решила начать разговор, – с усмешкой произнес он, – чаю или воды на случай не найдется?

– Для тебя не найдется, – огрызнулась создательница, позабыв о том, кто сидит напротив нее, – ты нам с Колей жизнь испортил.

Ухмылка Бориса пропала с лица. Он не ожидал, что это существо начнет обвинять родного сына в собственных поступках. Сделав вид, что ему все равно, он продолжил.

– Так ты его все-таки любила?

– Нет, мне просто повезло найти хорошего парня, и я ухватилась за него, – из ее рта лилось столько желчи, что казалось, будто соседи этажом ниже уже утонули, – любила я твоего настоящего отца.

– Почему ты тогда не оставила моего отца и не начала отношения с Пашей?

Она замялась. Явно не хотела говорить о том, что могло бы выставить ее в нелицеприятном свете. Потупив несколько секунд в пол, она решилась сказать.

– Паша был на тот момент нестабилен, – она прятала глаза от Бориса как могла, – я не знала, что он будет представлять из себя через несколько лет.

Борис не испытывал к своей матери ничего кроме отвращения. Он понимал, что нужно попытаться ее простить, дабы не дать Богу повода для разочарования. Но одновременно с этим он не понимал, как отцу могла достаться такая расчетливая, холодная и меркантильная дрянь. Борис смотрел на ее лицо, старавшееся убраться от осуждения, и решил, что если он ее и не простит, то попробует повернуть всю ее суть в правильное русло, задуманное для нее мирозданием.

– Как-то быстро ты начала мне все рассказывать, – Борис встал с кресла, и направился к своей матери, – я думал ты еще по огрызаешься, – он подошел к ней, положил на ее плечо свою правую руку, – а тебя видимо никто кроме меня за все это время и не навестил.

Диана посмотрела на своего сына, который глядел на нее сверху. Ей было больно от того, что по итогу она потеряла все, что у нее было. Прямо как отец, она находится на пороге суицида, и не знает, что делать со всеми этими проблемами. Не выдержав равнодушного взгляда сына, она прижалась к нему, начала рыдать, дабы хоть как-то растрогать свою кровинушку.

– Прости меня!!! Прости меня!!! – Диана продолжала сквозь слезы проговаривать данную мантру, затем подняла голову и посмотрела на Борю, – не оставляй меня, Господи, не оставляй!!!

Борис никак не откликался. Ему было важно направить свою мать на путь света, дать ей совет, помочь. Прощение уже было не в приоритете. Он наклонился к своей маме, произнес одну фразу, после чего удалился из дома, направляясь к очередной цели.

Она осталась в квартире одна. С красными от слез глазами и приоткрытым после рыданий ртом она осмотрела все помещение, в котором она жила весь этот период несчастий. Закончив осмотр, она решила изменить себя. Она собралась в кой-то век поступить так, как того требуют обстоятельства. Она давно хотела увидеться со своим отцом, спросить у него, почему он поступил так с их семьей.

Выйдя на дряхлый балкон, она встала на парапет своими худыми как иголки ногами. Диана заприметила Борю. Он уже ушел далеко. Она не могла его позвать. Стоя на краю, всхлипывая от радости и благодарности за то, что грядет, Дина тихо произнесла:

«Я заставлю своего отца попросить прощения, Боренька, будь уверен»

Она закрыла глаза. Яркий луч света пробился сквозь осенние густые тучи, озаряя ее лик. С улыбкой на лице она отправилась искать своего отца. А там уж один Бог знает, где она смогла его все-таки найти.

Глава 38

Очередным из списка был биологический отец Бориса – Павел. После скандала со своей женой он переехал в загородный дом. Оно и понятно, ведь каждому после долгого труда хочется хотя бы на время залечь на дно в обнимку с природой.

Борис подошел к воротам. Они были высотой с два двухметровых человека. Желающему перелезть через них нужно было звать с собой амбалов на помощь. Увы из амбалов по близости были только охранники коттеджа. Обиталище было достаточно просторным, чтобы уместить в нем разом всю семью, состоящую из трех, а то и четырех поколений. Двор так же по своим просторам не уступал домине. Зеленый, по первому впечатлению искусственный газон, устилал всю территорию.

Осмотрев вход, Борис заметил в углу домофон с установленной камерой. Он подошел к передатчику и позвонил в святую святых. Тишину окружающей природы нарушил пищащий отклик системы. Ответ последовал черед пять коротких гудков.

– Да?

– Я к Павлу Анатольевичу

– По какому делу?

– Передайте ему, что я его сын.

На другой стороне воцарилось молчание.

– Ты не похож на его сына

– А вы скажите, что я внебрачный, он все поймет.

Через минуту ворота отворились, и Борис прошел на территорию. Павел встретил его на крыльце дома, и они прошли внутрь замка. Интерьер разительно отличался от того, что было у Павла в квартире. Все отчеканено в светлых тонах, без пафоса. Золото если где и проскакивало, то только там где оно могло вписаться в интерьер. Видимо Павел всю свою жизнь таил в себе утонченный вкус. Лишь обстоятельства жизни заставили его сменить краски радости и спокойствия на не прекращаемый залив мрака и тоски.

Пройдя в зал, они уселись на белоснежный кожаный диван. Павел с улыбкой начал беседу первым.

– Привет, Борька, – Павел положил руку на быльце дивана, – зачем пожаловал? Помощь нужна с работой?

– Вы знаете что меня уволили? – Борис продолжал сидеть ровно, поодаль от хозяина участка.

– Да как тут не знать – весь город на ушах стоит из-за этой провальной операции, – тон голоса сменился на серьезный, Павел изменился в лице, – ну ничего страшного, рано или поздно поймают эту мразь, – он повернул свою голову в сторону коридора, и подозвал прислугу, – Ларисочка, сделай нам чаю, будь добра

– Я не буду пить, спасибо

Павел посмотрел на Борю с удивлением. Затем повернулся к прислуге и переменился в запросе.

– Тогда мне чайку пожалуйста.

Горничная ушла, оставив Борю с Павлом снова наедине.

– Так тебе работа нужна?

– Нет, я по другому делу, – Борис немного повел рукой, демонстрируя отказ, – над новой работой я уже начал думать, а сейчас хочу поговорить

Павел вернул прежнюю веселость своему лицу.

– Я очень рад, что ты не останавливаешься, и делаешь все, чтобы твоя мама тобой гордилась.

Павел смотрел на своего отпрыска теплыми маячками и с сахарной ватой на сердце. Он на мгновение начал думать, что будь вместо Антона Боря в его семье, он бы не так расстраивался по жизни. Жар в груди вызывало и осознание, что из такой маленькой шалости однажды, выродилось такое прекрасное существо как Борис. Для Бориса же данная шалость не являлась чем-то несущественным.

– Кстати о маме, – он сменил позу, копируя положение Павла, – вы ее не навещаете?

Продолжение беседы прервала прислуга, принесшая чай. Она поставила стаканы на черный стеклянный стол, и удалилась из зала. Павел же от данного вопроса замялся. Он не знал, что ответить. Если он ответит враньем, и правда вскроется, весь разговор пойдет псу под хвост, и можно считать отношения с сыном оконченными. Если ответить правдой, может быть удастся все уладить. В момент, когда Павел собирался говорить, Борис опередил его.

– Я знаю, что вы не приходили к ней после того случая, можете не напрягаться, – с издевкой заявил он, взяв со стола чашку чая, предназначенную для Павла, – я поэтому сюда, собственно, и пришел – спросить вас почему вы не приходили к моей матери.

На этот вопрос даже сам Павел не мог дать четкого ответа. Те моменты страсти между ним и Дианой, те драки и склоки не могли выстроить четкую причину того, почему он все-таки не пришел к ней, не поддержал в самый трудный момент ее жизни.

– Борь, у меня попросту не было времени, – он смотрел на него взглядом рассеянного котенка, который только что родился, – вот как все проблемы по работе решу, мигом к ней поеду, обещаю.

– Тогда вам придется ехать к ней на могилу, – Борис отпил немного чая, и вернул его на стол.

Повисло молчание. Павел застыл подобно молодому оленю, решивши таким способом слиться с местностью под риском утратить жизнь. Его глаза сначала выражали недоумение, потом страх. После страха пришло осознание, и по началу душевная беседа превратилась в траурные поминки.

– Что значит на могилу? – у Павла задрожал голос, – она что…

– Умерла, да, – нетерпеливо ответил Боря

Он отвел взгляд от Бориса, уставившись на стол. Лицо его выражало бессилие. Он не хотел верить в то, что над ним издевается сама жизнь. Настолько сильно издевается, что уже не смешно.

Он ухмыльнулся, немного выдержал паузу, и начал тихо всхлипывать. Затем и вовсе склонился над столом, прикрыв лицо руками. Борис смотрел со спокойным, но отторгающим взглядом. Он считал, что эмоции Павла не больше, чем фальшь и показуха. Павел поднял голову вверх, убрав руки с лица, и тупо уставился в стену напротив.

– Сука, как же так то, – утирая слезы с лица, Павел продолжал смотреть куда-то сквозь стену, – как это произошло?

– Спрыгнула с балкона

Павел начал дрожать, истерично выть, чередуя вой с рыданием. Он еще сильнее нагнулся вперед, снова перекрыв себе лицо руками. Он прижимал их к себе так сильно, что казалось будто он хотел перекрыть себе кислород и задохнуться. Борис не выдержал наблюдения за этими муками, поэтому приблизился к Павлу и постарался вернуть его в обычное положение. Он принялся убирать руки Паши с лица. Весь лик был заплывшим и красным, как после запоя. На помощь Боре прибежала Ларисочка, и принялась вместе с ним успокаивать своего начальника.

После долгих попыток успокоить боль все кончилось. Павел сидел смирно, ничего не говорил. Взгляд был отсутствующим. Длительное ожидание хоть чего-нибудь, что могло заполнить зияющую пустоту внутри и снаружи, прервал голос самого Павла.

– Это я виноват, – он продолжал всхлипывать, – мне надо было к ней прийти, а я сука так и не смог.

Предугадывая очередной приступ, Борис молвил.

– Никто ни в чем не виноват, – со спокойствием в голосе продолжал он, – это был ее выбор, и мы вряд ли бы могли что-нибудь с ним сделать. –Я просто хотел спросить почему вы не пришли, но теперь вижу, что на то действительно были причины.

Это начал понимать и Павел. Причиной, по которой он не мог прийти и посмотреть в отчаянные, обезличенные глаза Дианы, был страх. Боязнь увидеть некогда гордую, воинственную, но в то же время нежную женщину в таком состоянии. В состоянии душевных терзаний от давно совершенной ошибки, которая всплыла на поверхность в самый неподходящий момент. Он не мог разделить с ней ее боль, потому что попросту боялся и не знал как.