скачать книгу бесплатно
– Агата…
– Молчи, пожалуйста. Потом… Все потом…
Глава 2.
Агата.
Целый год я билась, как рыба о лед… Искала его, как гребаная ищейка… Я превратилась в психопатку в своем стремлении отыскать Корсакова. Наверное, окончательно бы сошла с ума, если не Виталий. Пузо лезло на лоб, когда в наш город перевелся работать Виталий Вершинин. Подполковник Вершинин – строгий, неразговорчивый, хмурый. Он пришел ко мне домой с букетом немного уставших тюльпанов. Тогда я не придала этому значения, но за окном была зима. Где он их достал, ума не приложу? В моей новой квартире царила пустота. Я превратилась в монаха-аскета. Кровать, стол, две чашки, две ложки… Одна кастрюля и сковорода, вот и вся моя посуда. Пустые, пустые комнаты… Даже в будущей детской была пустота. Отремонтированные стены, но… В моем доме не было жизни. Он исчез и забрал ее с собой, мою жизнь…
Оставил на прощание дочку.
«Назови его Дамир», – я просыпалась каждое утро с этими словами на устах.
Я называла нерожденного малыша Дамир, а потом врач УЗИ огорошила меня новостью, что будет девочка.
Полковник Вершинин не подкатывал ко мне, как это бывает по определению. Он просто приходил. Рассказывал о делах, спрашивал о моем здоровье. Он ничего не просил. Не задаривал подарками, не отпускал комплиментов. Я и не выясняла, что ему нужно… Единственное, чем я горела – поисками Корсакова. Я ложилась на сохранение, оплачивала отдельную палату и работала за ноутбуком. Анализировала секретные данные, приходящие по моим запросам, штудировала списки сотрудников ГРУ. Вершинин просто давал их мне. Ничего не спрашивал, просто помогал с риском для должности.
А потом я ухватилась за след… О Дамире ничего не говорили в сети, его не было ни в одной базе, но я вышла на тех, кто его знал. Знал Дамира Хасанова и по-прежнему желал его использовать.
Машина для убийств, Бессмертный… Теперь его тщедушное тело лежит на койке, а я смотрю на него свысока…
– Как он, доктор? – произношу, сглатывая горький ком в горле.
Я плакать хочу… Сесть к нему ближе и коснуться покрытой сыпью и трещинами коже. Неужели, нашла? Я три раза проваливала операцию, идя по ложному следу. Врывалась в дома, где прятались боевики или солдаты под прикрытием, но Дамира там не было…
А потом я поняла, что никто не хочет, чтобы я его нашла… Его охраняли, как великую ценность. Готовили к чему-то грандиозному. Обтачивали, превращая в нелюдя. Голодом и лишениями, побоями, унижениями, одиночеством. Наверное, так становятся бессмертными…
– Очень плохо. Он истощен. Пришли анализы крови, гемоглобин вдвое ниже нормы, признаки воспаления легких. Ему нужна реанимация, Агата Васильевна. Если описать его состояние одним словом – он полутруп.
– А… Агата…
Вздрагиваю от голоса Дамира. Он ерзает на койке, пытаясь встать.
– Вы хотите его видеть? Или, может…
– Я останусь.
Черт… Я не хотела говорить с ним. И до чертиков хотела узнать о нем все. Но, видит бог, я не желала видеть его таким. Не была к этому готова.
– Агата…
Корсаков, это все-таки он… Полутруп, похожий на себя прежнего только глазами.
– Не надо… Тебе надо отдыхать.
Я не хочу показывать ему слабость, но не могу сдержаться… Слезы текут по лицу, оставляя на щеках дорожки. Их так много… И силуэт Дамира размывается от них.
– Не плачь, Агата… Прости меня… Прости…
– Молчи, не говори ничего.
– Я в порядке. Все будет хорошо. Агата, ты родила? Скажи, что не избавилась от нашего…
Его костлявая ладонь тянется к моим пальцам, но я отнимаю руку, боясь этого прикосновения. Ни черта я ему не должна!
Корсаков стонет и закрывает глаза. На коже его лба проступают капли пота, щеки вваливаются и бледнеют. Ему даже пару слов сказать – нечеловеческое усилие.
Приборы, подключенные к его телу, начинают истошно пищать. Я вскакиваю, собираясь позвать медицинский персонал, но меня опережают – врач с невысокой, худенькой медсестрой тотчас вбегают в палату.
– Сатурация снизилась, он задыхается. Что случилось, Агата Васильевна? – взволнованно спрашивает врач. Поднимает на меня непонимающий, странный взгляд. Он подозревает меня, что ли? В том, что я Корсакова убить пытаюсь? Год искала и…
– Он много говорил, вот и все. Помогите ему…
Господи, ну и голос у меня – напоминает мышиный писк.
– Агата… Скажи, что ты его оставила…
– Помолчите, Дамир. Настя, прибавь скорость поступления кислорода! Капельницу с глюкозой замени витаминами.
– Х-хорошо… – скулит девчушка, боясь взглянуть на Дамира. Он сейчас похож на чудовище.
– Кожа болит…
– Обезболим, не волнуйтесь. Полечим ваши раны. Вы надолго у нас. Месяц точно валяться будете. А потом не меньше полугода реабилитация. Как новенький будете.
Врач неудачно шутит, а мне хочется скривиться от его слов. Так все у него просто… А сознание Дамира? Оно тоже станет новеньким? Один уже ответил за издевательства, причиненные Хасанову – полковник Хлебников – оборотень в погонах, готовящий крупный теракт на территории страны.
Я подхожу ближе и слегка оттесняю от кровати Дамира Настю. Склоняюсь к нему и касаюсь его сухой, потрескавшейся кожи. Когда-то я так любила его целовать… Считала самым красивым человеком на свете. Я болела им… Любила и ненавидела, страдала, искала, а теперь нашла… Нашла его…
– Я родила девочку, Дамир. Ее зовут Женя.
Глава 3.
Агата.
– Женя…
Губы Дамира дергаются, искривляясь в подобии улыбки. Это скорее напоминает боль, чем улыбку… А я не сомневаюсь, что он чувствует… Невыразимую тоску… Она сжигает нутро, как кислота. Парализует, не давая пошевелиться. Такого он точно не планировал… Обмануть меня – да. Выпытать сведения об Акимове и транше наркотиков – тоже да… В нем не было и капли искренности. Один холодный расчет. Осознание этого обжигает и меня обидой. Я чувствую то же, что и он… Смотрю в его потускневшие глаза и хочу плюнуть ему в лицо. Никогда его не прощу… Зачем я его только искала? Как маньяк бегала и не спала ночами, чтобы найти хоть какую-то зацепку…
– Моя девочка… Женя… Спасибо тебе, Агата. Спасибо…
Врач грубо оттесняет меня, продолжая помогать Корсакову. Я уже не знаю, как мне его называть? Кто он вообще? Бессмертный солдат, тень… Или человек, которого я горячо любила? Отец моей Женечки? Как же она похожа на него… Красавица, каких поискать – темноволосая, кареглазая, с пухлыми губами. И она соткана из него… Переняла все, что только могла… Внешность, взгляд, жесты.
Господи, как мне теперь дальше жить?
– Агата…
Оборачиваюсь и подхожу ближе. Дамир часто и поверхностно дышит, собирает в кулак простынь, очевидно, пытаясь унять боль, и смотрит на меня. Пронзительно, словно в душу заглядывает.
– Дамир, отдыхай. Тебе надо восстанавливаться.
– Какую ты дала ей фамилию?
Вершинина ее фамилия, как и моего мужа. Евгения Витальевна Вершинина – так зовут нашу с тобой малышку. Потому что ты, гребаный ублюдок сбежал и не оставил мне выбора. Как я еще могла ее назвать?
Но я молчу… Не хочу добивать его окончательно. Улыбаюсь и касаюсь его костлявой кисти.
– Свою, Дамир. Римская. А теперь отдыхай.
– Агата…
Он что-то хрипит мне вслед, но я не слышу. Выбегаю в коридор и приваливаюсь к стене. Задыхаюсь от слез… Никогда не прощу. Не смогу переступить через чудовищную ложь, в которую он меня впутал. И дочь мою он не увидит. Пусть катится куда хочет. Я смогу сделать так, чтобы Дамира Хасанова допрашивали в Москве. Чтобы им занимались самые высшие инстанции.
– Агата Васильевна, что случилось?
Гречка… Как я могла о нем забыть? Костик здорово помогал мне с расследованием, и я не могу нагрубить ему. Но и слабости своей видеть не позволю…
– Я просто не думала, что он будет… такой. Я помнила его другим. Он же был… – бормочу, торопливо стирая с лица слезы.
– Здоровым и красивым. Мы все его таким помнили. Но скоро все будет хорошо. Змиенко распорядился, чтобы майора Корсакова комиссовали в наш город.
– Что? Зачем он нам? Дамир Хасанов – сотрудник секретного отдела. Пусть они и занимаются им, а мы…
– Так он не принимал этого решения сам. Поступил приказ сверху. Нельзя, чтобы на солдатах секретного спецподразделения ложилась тень несправедливого обвинения. Ведь до сих пор все считают, что Бейл это Сидоренко.
– И не без оснований. Преступлений после смерти Сидоренко больше не было. Что нам еще думать?
– Это же чушь, вы же понимаете? – горячо возражает мне Гречка.
– Понимаю. Я устала, Кость. Бегать за ними и что-то выяснять. Угадывать, с какой миссией они отправлены в наш город. Они молчат, а я бегаю, как сайгак. Хватит уже… У меня есть семья. Я подам в отставку и уеду в Сочи. А почему нет? Жене будет там лучше.
– Подальше от отца, вы хотели сказать? Корсаков скоро вернётся в наш город. Это приказ. Вы ему сказали, что…
– Сказала. Он же не дурак. Он еще тогда знал, что я беременна. Только права у него все равно нет. Это моя дочь… А он – человек без имени… Как нам его теперь называть?
– Этого не знаю. Он под особой охраной и контролем. Думаю, называться настоящим именем он не станет. Слишком опасно.
Ну надо же… Какие мы важные… А мои усилия, значит, побоку? Он под особой охраной, а Римская под пули? Бегала под прикрытием Змиенко и Мышкина. Они, как на идиотку на меня смотрели. Я уже про Виталия молчу, тот готов был у виска крутить, глядя на мои потуги.
– Я сделала, что должна была. Теперь все… Моя миссия на этом окончена. Когда мы возвращаемся домой?
– Выезжаем в ночь. В Хасавюрте в это время чудовищные пробки на въезде. Ночью пройдем все посты быстро. А он тут…
– Ты сам сказал: Дамир под особым контролем. Мне уже отзвонились – его будут охранять. И лежит он здесь под чужим именем.
– Как-то все равно не надёжно… Может, я останусь? – с сомнением протягивает Гречка.
– На месяц? Ему восстанавливаться не меньше этого срока. Или больше… Врач сказал, что Дамир в критическом состоянии.
– Тогда нужно ходатайствовать о переводе в наш город. Вывозить его отсюда.
– Заладил, Гречка! Я эти вопросы не решаю.
– В ночь выезжаем, – важно произносит он. – Приказа оставаться не было… Значит, домой.
Приезжаю домой в семь утра. Тихонько шуршу в коридоре, боясь разбудить домашних. Но Виталик все-таки просыпается. Взъерошенный, он выходит меня встречать. Притягивает к груди и зарывается носом в мои волосы. Я пахну машинным маслом, пылью и совсем немного – цветущей акацией…
– Любимая моя приехала. Агата моя… Ты моя…
В его голосе – отчётливые нотки ревности. Он никогда не спрашивал, кем мне приходится Корсаков. Но, увидев его фотографию в досье, понял, что он – отец Жени. Там даже ДНК-тест не нужен, чтобы понять…
– Как вы тут… без меня? – уворачиваюсь от ответа.
– Евгеша спит, Агат. Идем в душ. Я тебя помою.
– Не надо, Виталь. Я с ног валюсь, я…
– Или уже успела… под своего… Прости, – цедит он сквозь зубы. Хлопает ладонью по стене, так, что стоящая на тумбе вазочка начинается шататься.
– Нет, не успела. Он полутруп, Вершинин. Заросший, в гнойных ранах и трещинах, сгорбленный, истощенный, с анемией и пневмонией. Он говорить не может от года в плену. И ходить… Но даже, если с ним было все в порядке, я бы не легла под него. Ни за что. И причиной тому не ты. Увы… У меня свои причины ненавидеть Дамира Хасанова.
Глава 4.
Дамир.
Дни летят быстро, как стайка застигнутых врасплох воробьев. Мир не меняется от чьей-то боли… В нем по-прежнему есть янтарно-малиновый диск солнца, луна и россыпь звезд. Есть ветер, косой дождь и зеленая листва. Ему пофиг на твои страдания и раны… Думки о будущем, мечты, чувство вины и давящую сердце тоску… Ничего не меняется. Наверное, меняюсь я?
Жизнь уже не кажется мне сплошной болью. Раны затягиваются, кожа увлажняется, приобретая свой первоначальный вид, а под ней появляется тонкий слой жирка.
Меня кормят как на убой, а милая медсестричка Настя заботливо втирает целебные мази в мою кожу. Спустя три недели я становлюсь похожим на человека. Нахожу в себе силы подняться с койки. Натянуть чужую одежду, непонятно откуда взявшуюся в палате, спуститься на улицу и отыскать парикмахерскую. Тот, кого приставили меня охранять, идет следом. Платит за стрижку и оформление бороды – с некоторых пор мне нравится ее носить.
Я становлюсь похожим на себя прежнего. Разве что взгляд отдает безумием… В моих глазах зверь. Уснувший до поры, страшный, голодный… Раньше я знал, чего он хочет – убивать, мстить и рвать на части, а сейчас… Тоска сжимает горло, а сердце тянется невидимыми нитями… к ней. Закрываю глаза и вижу Агату… Ее образ словно отпечатался на внутренней стороне век. Она под кожей… В моем сердце и моей дочери…
– Доктор, когда я могу выйти из больницы? – за последний месяц задаю этот вопрос сотый раз.
– Я не решаю эти вопросы, – сухо отвечает он, стирая со лба пот. Знаю, что он тоже хочет избавиться от меня. Снять ответственность за секретного агента, находящегося на особом контроле. – Когда поступит приказ от вашего руководства, за вами придут.
Знать бы еще, кто теперь мое руководство? После смерти Сидора и моего похищения многое изменилось. Кому я могу верить? Боссу или новому начальству? На кого я работаю? Под кем я вообще? Неизвестность обездвиживает. Мне точно нужно знать, что произошло? За время моего лечения никто меня не допрашивал. Да и мне не позволили ничего спросить.
Однако, меня охраняют. И кто-то сверху управляет моей судьбой.
Я прогуливаюсь по парку рядом с больницей, когда до меня, наконец, снисходят.
Прищуриваюсь, не веря своим глазам… Они идут навстречу втроем: Змиенко, Агата и незнакомый мне мужик.
– Здорова, Сергей Юрьевич, – жмет мне руку Павел Эдуардович. Он знает, что никакой я не Корсаков, но не желает меня смущать. – Выглядишь хорошо. Гладенький, свежий. Подлечили тебя? Худой, правда, как… черт.
– Приветствую, рад вас видеть.
