Вагнер – в пламени войны

– А что оружие? Я автоматом Калашникова не плохо владею.

– Да, тут, думаю, лучше винтовка. Что строчить-то в них, винтовка вернее бьет. Главное ведь точность, а не трескотня. У меня там винтовка была. Вот и думаю…. Надо винтовку достать, как приеду за ленту.

Догэн наставлял меня не раз. Бывало, наши разговоры заходили и о философии, и литературе, и женщинах. О женщинах мы говорили не в пошлом варианте, возраст у нас был не таков, а говорили мы о них как бы с точки зрения той же философии и познания их внутреннего мира. Он был начитан, увлекался серьезно восточной философией и все время возвращался к одному и тому же:

– Первые две недели потаскать бы раненых тебе. Я вот нож купил в ларьке, когда ходили к саперам мины изучать. Нож необходим на войне. Я первый раз убил человека ножом… Когда стреляешь в человека на войне, то это ерунда, это на психику никак, а вот ножом, это вот да. Тут понимаешь, что живого человека жизни лишил, здесь эмоции сильные.

И смотрел я на то, как рассуждает Догэн, и думал, что вот бороду бы ему еще, черкеску и саблю кубанскую, казачью и хоть кино снимай. Был Догэн не то чтобы толст, нет, совершенно не толст, а сказать лучше так, что он был в меру упитан, ладен, и видел я то, как он великолепно передвигается по полигону, как занимает позиции, штурмует здания. И думал я тогда, глядя на него, что вот он, тот самый белый казак из кино, что я смотрел когда-то в юности… Наверное, вот также когда-то сто с лишним лет назад белые добровольцы сидели на закате дня, когда уже солнца на небе совсем не видно и только багряный закат лелеет душу, и разговаривали кто о чем.

Мы готовились к боям, но нам и тогда не чужды были красота мысли и интеллектуальные беседы. Наверное, путь воина – это не только путь к смерти, но нечто большее, это путь философа, взявшего в руки оружие. Наверное, воин и должен быть философом, ведь если человек идет убивать других людей только ради жратвы, то это грязное животное, а вот если его влечет в смертельный бой философия, или, так скажем, идея какая-то, и он готов ради этой философии или же согласно этой философии умирать, то перед нами непременно воин. Точно воин. Наверное, именно так.

Так, за занятиями пролетела неделя. В одну из ночей, а вернее ближе к 12 ночи, когда уже обычно все спят, нас подняли и построили. Зачитали по списку позывные. Оказалось, что эти люди будут сейчас получать жетоны. Я тогда еще жетон не получил, как и до формы полевой не добрался, так как все некогда было: то занятия, то выход из палаточного городка запрещен старшим по набору… Но нас, то есть остальных, уверили, что мы получим жетоны на днях. Кстати сказать, через неделю нас было уже не с десяток с лишним, а не менее 50 человек. Наш штурмовой отряд пополнялся новыми людьми. В один из дней мы выдвинулись в лагерь, где располагался фильтр и администрация. Нас было примерно человек пятнадцать или восемнадцать, не меньше. Кто-то в ларек пошел за продуктами и сигаретами, а мы, восемь человек, пошли получать долгожданные жетоны. Мы как дети ждем этот день. Смешно, но ведь правда, как дети. Дорога снова уходит вдаль, вдоль деревянных щитов, где изображены бравые бойцы и прославленные генералы, строений полигона и постов, на которых стоят, а иногда и очень сильно (улыбаюсь, пока пишу) дремлют храбрые срочники. Вот речка, вот дорога поднимается в гору, скоро уже покажутся строения лагеря. Я вышагиваю один по краю дороги, за мной еще куча людей, а вот идут трое впереди, от которых я отстал. Я дышу свежим краснодарским утренним воздухом, хорошо и весело идти вместе с теми, кто тебе единомышленник. Тепло там, где твои друзья, где твои братья по духу. И мне с ними здесь хорошо. Мне хорошо идти среди них, и веселит их разговор ни о чем. Ну, обо всем плетут – от женщин, какие они бывают, до НАТО и гранат. Вот появились легковые машины, они стоят в ряд вдоль забора лагеря. Дошли почти. Вот и наша беседка, которая вызывает воспоминания о том, как я сидел в ней и ждал Саксонца. Приближаемся к калитке лагеря, к нам подходит сотрудник, дежурящий около КПП.

– Куда?

– Тройка, – отвечает старший. – Идем на получение формы.

– Все на форму?

– Все-е, – чуть не хором и вяло, тягуче отвечаем мы, ведь мы все хотим еще и сигарет купить, так как за неделю закончились и теперь в последние дни пришлось экономить. А какой же кайф кофе без сигареты?

– Проходим, – открывает калитку сотрудник. – Записываемся.

Старший подходит к КПП, называет свой позывной и сколько нас человек, и мы все идем кто куда, а большинство в ларек за энергетическими напитками, кофе, сигаретами и за чем-нибудь вкусным. Мы же, восемь человек, двигаемся сразу к входу в корпус нашей «Тройки», так как наш приз сегодня – это жетоны! Заходим в корпус, тот же коридор, по которому ходят туда-сюда люди. У дверей канцелярии стоит очередь.

– Мы за жетонами, – говорю я, обращаясь ко всей очереди. – А вы за чем стоите?

– Я за жетоном, а вот они за телефонами.

– А телефоны быстро? – спрашивает один из наших.

– Да здесь быстро все идет. Только сами копаются некоторые.

– Так телефоны все вроде на полигон унесли?

– У нас там. Позвонить надо жене, – отвечает боец, стоящий у стены в очереди и похожий, наверное, на такого какого-то очень стального парня. Ну, или такое впечатление, как будто он высечен из кремня, нет же, наверное, он из стали. Так мне подумалось тогда, а вернее просто сознание быстро выдало ответ по облику этого человека. Да, и такое часто бывает, когда мозг быстро выдает синоним или так скажем аналог предмета, которому человек как бы соответствует. Интересное наблюдение. Одним словом, что тут еще рассказывать, дошла очередь и до меня, разумеется, и я вхожу в канцелярию. Сидят наш старшина и зам его.

– Провиант. За жетоном.

– Садись давай, что встал.

Сажусь. Смотрю на них, как зам перебирает какие-то бумажки на столе, а вот старшина ищет что-то в наших контрактах.

– Так. Провиант… – смотрит старшина на зама. – Он единственный, кто с первого раза анкету заполнил.

При этих словах он передает заму контракт мой, и зам, немного порыскав в коробке, кладет на стол жетон. Я гляжу на жетон, на котором значится буква «А», и номер, который по понятным причинам я не буду называть в книге. Далее, старшина переписывает к себе данные жетона и подвигает рукой мне поближе его.

– Бери. Давай там следующего.

Я выхожу сразу, понимая, что времени у них нет, и очередь у канцелярии ни днем, ни вечером не исчезает, так как всем от этих деловых людей что-то надо. Выхожу. И сразу получаю вопрос:

– Покажи…

Показываю. Ей-богу, все мы как дети. Ждать своих товарищей я не стал и вышел на улицу в курилку. Вот, думаю, покурю и пойду в ларек за припасами, так как карта у меня с собой и наличка есть, и потому человек я состоятельный, а здесь, чтобы себя состоятельным человеком чувствовать, не надо совсем много капиталов. Сел на скамейку рядом с бойцами. Нас много здесь сидит, и Саня здесь, тот самый, из нашего кубрика на фильтре, бывший или будущий командир роты охраны. Вид у него помятый, лицо невыспавшееся, сидит в камуфляже в том самом своем, который из дома привез, и отвечает медленно так, нехотя, на вопросы соседей:

– Да-а, вчера на полигоне. Встать и сесть, стойки. Бега целый день.

– И долго вас так будут, – спрашивает его сосед по курилке. – Ты же уже старый воин?

– Им все равно. Еще неделю, это точно. Потом отправка.

Сане совершенно не хочется отвечать на вопросы. Он рад, что теперь наконец-то спокойно сидит на скамье и не прыгает с автоматом. Кто-то разговаривает о своем, а кто-то просто слушает и потягивает энергетик. Я же, не спеша, с чувством удовлетворения, что теперь я здесь точно уж свой, вдеваю шнурок от ботинка в жетон. Завязываю шнур на три узла крепко-крепко, чтобы не дай бог не развязался, и, достав зажигалку, подпаливаю лишние концы шнура. Пробую шнур на крепость, подергивая его.

«Теперь крепко, теперь не развяжется, – думаю я. – Теперь я сотрудник группы ”Вагнер”».

И вот, жетон на мне. Конечно, хорошо здесь, но надо идти дальше, делать свои дела. А дела у меня – это ларек, это получить форму, если есть по размеру, и это военторг, так как мне нужен хороший нож и часы, которые меня за лентой не подведут. План намечен, то есть наши задачи ясны, – цели определены, на сегодня.

Опять иду по дороге вдоль двухэтажных корпусов, склад находится в административном корпусе, только вход не со стороны фильтра, а с торца, там, где столовая. Нет же, этот лагерь мне несомненно нравится, в нем чувствуется симбиоз жесткого порядка и свободы, именно такие ощущения у меня вызывал лагерь в Молькино. Это тот мир, о котором я и мечтал. Ладно, вот дохожу до конца административного корпуса и вижу, что слева у входа на склад очередь. И не какая-нибудь человек там пять, а в человек двадцать, не меньше. Четверо ждут у самой двери своей очереди, семь человек на ступеньках стоят, а остальные прохаживаются или сидят на ящиках на территории перед входом. Ну, думаю, наверное, все же займу очередь, а как займу, так пойду в военторг. Так и сделал. Очередь занял, дождался того, чтобы и за мной заняли. Затем направился в военторг. В военторг тоже очередь, но цивилизованная. Подходишь к военторгу, а там около двери висит листок бумаги, в который вписываешь свой позывной. И согласно этому списку на листке бумаги проходишь уже внутрь здания военторга. Получается, куда бы ты не отлучился, очередь сохраняется и не надо искать человека, за которым занял свое место. Иначе бывает, что кто-то ушел в курилку, кто-то в ларек, а кто-то решил вдруг получить форму на складе, а кому-то надо в туалет. И вот я наконец-то внутри. Прилавок слева, сразу передо мной, и вправо это все стойки для одежды в три ряда. Здесь тебе и летняя форма, и демисезонная. Далее за стойками для одежды, ближе к стене, висят разгрузки, рюкзаки, а вот и наколенники, и другие вещи, которые могут быть нужны военному человеку в командировке. Мне лично нужен нож и часы. Ножи лежат на витрине. Витрина такая, как стеклянный шкаф, внутри которого полочки, а на полочках и расположены разной конфигурации ножи. Длинные и короткие, блестящая такая сталь и сталь каленая, темная, все там есть. Выбрал себе нож с каленой сталью. Темный такой клинок, и не длинный, и не короткий, а сантиметров десять, грубо говоря. Такой и таскать удобно с собой, и лезвие с рукоятью удобное для рукопашного боя, если придется в таком участвовать. Часы? Подхожу к прилавку.

– У вас часы есть?

– Есть. Вот они. Касио, – показывает на часы защитного темно-зеленого цвета мужчина-продавец.

– Хороши? – спрашиваю я его.

– У нас сейчас такие только. Будет завоз еще на днях. Но марка только такая, – говорит он и тянется рукой под прилавок, достает часы и протягивает их мне. Я беру часы в руку, смотрю, поворачиваю, нажимаю на кнопки. Это электроника, часы с подсветкой. Нажимаешь на кнопку, и арабские цифры циферблата загораются ярким зеленым светом.

– Беру. Записывайте под жетон. Ведь под жетон можно записать?

– Можно, – кивает мне продавец. – Еще что?

– Нож, вон тот, – отхожу я к витрине с ножами и показываю ладонью на понравившийся мне нож. – Такой выбрал. И еще вон тот тактический ремень, что сзади вас.

– Хорошо, – отвечает мне продавец, доставая ремень и направляясь к витрине с ножами. Одним словом, все оформили, и я с чувством отлично проделанной работы выхожу из военторга.

«Теперь у меня имеются часы, нож, тактический ремень, а форму я заберу, наверное, позже, так как стоять такую очередь не намерен. Понятно, что ребята уезжают вот-вот сейчас и пришли за формой, и мне выдадут перед отъездом, – рассуждаю я. – Мне и в джинсах неплохо, а берцы у меня вообще класс».

Возвращались в палаточный городок уже вечером в составе той же группы, за исключением нескольких человек, которые, видимо, раньше нас выдвинулись к учебному лагерю. По пути разговаривали. Я шел рядом с бывшим военным летчиком, которого комиссовали, и потому летать на самолетах он не мог. Нет, у него все хорошо вроде бы было с организмом, но, как он объяснил, комиссия у летчиков очень жесткая, а ему перегрузки вредны. Об этом он по дороге нам и рассказывал:

– Я тогда только летное закончил. Лейтенантские погоны получил, домой приехал. Как-то вечером за брата своего родного заступился, драка была. Удар пропустил, и меня с ног сбили. Ударился о бордюр тротуара. Оказался в больнице, оказалось, что сотрясение.

– А в военкомате нельзя было работать, – спросил кто-то из наших. – Там работают офицеры с ограничениями, с болезнями даже.

– Можно было, но мне движуха нужна. Я двигаться должен. Кабинетная работа не для меня, и потому решил в «Вагнер». Я ничего не сказал врачу здесь, да и в порядке все у меня. Головных болей уже давно нет. Все восстановилось, но комиссию летную не пройду.

– Трудно учиться там?

– Летных часов мало. И потому ребята боялись на экзамен идти даже, ведь если не сдашь, то придется возмещать затраты на полет, а это большие деньги. А я отличником ведь был. Я все на пятерки сдавал. И всегда зачет.

Сзади шел Догэн, он шел молча, выражая спокойствие, какую-то умиротворенность, которая вроде бы и не покидала его лицо никогда. Вернее, даже не выражал умиротворенность, а был в своем естественном состоянии умиротворенности и довольствия всем. Именно «довольствия», или лучше сказать, удовлетворения. Я сбавил шаг, чтобы поравняться с Догэном, который с удовольствием как бы, и это было заметно, вступил со мной снова в невидимый зрению контакт. Вот мы идем вместе, он по краю обочины, а я по дороге:

– Догэн? Здесь меня на философию опять потянуло.

– Ну-у, – чуть улыбается мне Догэн.

– Что такое цель? Вот здесь я подумал о цели человека в жизни.

– Цель? Наверное, у каждого своя. Кто-то вон машину купить захотел или квартиру. Другие детей хотят иметь, но не могут.

– А я вот думаю, что цель – это не то же самое, что необходимость бытовая. Цель – это из высших материй. Читал я Шлахтера, зовут его, по-моему, Вадим. Да, Вадим Шлахтер. Он кандидат психологических наук, читает лекции. Читал я также книги профессора, доктора биологических наук Сергея Савельева. Этот ученый заведует лабораторией в Институте морфологии человека РАН. И вот что я понял, читая их труды…

– И?.. – чуть увлеченно смотрит на меня Догэн.

– Так вот. Мысль такая… – чуть подумав и помявшись, говорю я. – Тут важно вот что. Например, что мы можем считать целью и что мы можем считать необходимостью? Необходимость, которую многие воспринимают ошибочно за цель, связана с обезьяньей потребностью кушать, есть или наслаждаться своим величием, или же размножаться. Да, один захотел детей или красивую женщину в жены. Ну и что здесь такого особого? Все так делают. Мир не вымер не потому, что такие цели ставили люди, а потому, что на то, чтобы иметь женщин и детей, их толкала похоть. Им секса хотелось. У них гормоны играли. Сама природа брала верх над ними, и химические реакции в мозгу требовали женщину, и, разумеется, от женщин происходят дети. Это потом лирики в красивую обертку все это оденут, в любовь обрисуют, страдания, как все в ту же суть человеческие эмоции, или потребности.

– А власть?

– Стремление доминировать в обществе, руководить пусть даже миллионами, все это так же из обезьяньих стай. В стае обезьян есть вожаки, субдоминанты, альфы и подчиненные им. Все так же и здесь, у нас в обществе. Должности, красивое слово менеджмент и всякого рода игры в псевдопатриотизм и фонды для бедных, это все суть желание прибрать под себя материальные ресурсы, а проще сказать, нажраться, причем нажраться так, чтобы и впрок, и еще чтобы припрятать на следующий и последующие годы этой жратвы. Разве великим словом «Цель» можно назвать обезьяньи потребности в пище, доминантности и размножении?

– Ну, допустим, – улыбается уже совсем весело Догэн. – И что же такое цель настоящая?

– А настоящая цель – это нечто большее, чем обыденная, обывательская потребность в пище или размножении. Вот война, к примеру. Здесь нет обывателей, так как добровольно рисковать жизнью обыватель не может. Его для этого необходимо в военкомат вызывать под угрозой УК или проводить для него специальные мероприятия эмоционального характера, с песнями, плясками, с зажигательными речами, которые суть только пропаганда обычная. Обыватель должен быть напуган или эмоционально взбодрен аж до слезы, чтобы на войну пойти, а здесь у нас добровольцы только. Здесь у многих из нас есть какая-то цель. Кроме денег, как аналога еды, есть высокая цель у каждого. Простой пример или история. Представь себе, вот как писал Шлахтер тоже, что два бойца должны выступить на ринге. Ну, пусть это будут боксеры. Один из них подготовленный до ужаса, этакий просто Сталлоне из фильма или там Жан-Клод Ван Дамм какой-нибудь. Или, если это боксеры, то, наверное, какой-нибудь Рокки Марчиано, только другой. Или пусть лучше это будет Конор Макгрегор. Допустим, бой без правил.

– Та-ак, – кивает мне Догэн, и я вижу, что он совсем увлекся, даже перестал по сторонам смотреть.

– Так вот. Дело в том, что один боец, а это Конор, очень подготовлен, профессионал и все бои до этого выигрывал.

– А другой?

– А другой простой мужик. Разве что рукопашным боем занимался и выносливый очень. Крепкий, я думаю, конечно, мужик, раз на бои пошел, на ринг вышел. Кто победит? Разумеется, Конор победит этого мужика, так как Конор мастер, а мужик по сравнению с ним ученик простой. Пусть мужик этот будет Василием. Так звать его будем. А вот тебе и боевая вводная: этот Василий заслан в США из одной латиноамериканской страны, в которой кровавый диктатор весь народ замучил и налоги дерет с населения, что и кормить нечем детей трудовым людям.

– Допустим! – уже чуть не смеется в голос Догэн, и ему, вижу, мой ход мыслей очень интересен.

– Так вот! Диктатор в этой стране, в какой-нибудь, Латуасии, всех достал. И люди трудовые создали подпольную организацию. Революционную организацию, так как они, согласно резолюции ООН, имеют право защищать себя и других от тиранов. Ушли в горы Латуасии и создали там военный революционный лагерь. А денег на оружие нет. Вот этот русский эмигрант Вася, тоже подпольщик, вызвался денег на винтовки и патроны достать. Хоть кровь из носу, но достать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

До упора (ж ар г.).