Понтий Пилат

Однако прокуратор, где увещеваниями, а где и силой умело гасил вспышки недовольства различных слоев населения, никогда не доводя событий до крайности, и наместник, высоко ценя в Понтии Пилате опытного администратора, смотрел сквозь пальцы на использование прокуратором воинских подразделений по своему усмотрению. Центурионы и примипиларий охотно подчинялись распоряжениям Понтия Пилата, зная, что тот всегда ответственность за приказ возьмет на себя.

За несколько минут до прибытия наместника Понтий Пилат входил в присутственное место, напоминающее перистиль. Вдоль большого зала полукруглой формы следовала мраморная колоннада. По стенам в нишах располагались скульптуры римского и греческого пантеона, выполненные в полный рост. Пол был из цветного мрамора с выразительным орнаментом. Величественность помещения создавала соответствующее впечатление о римском могуществе среди лиц местной администрации, утверждала патриотический дух у римских граждан, работающих на востоке империи.

Беседу с Пилатом наместник начинал по ритуалу: сообщал собеседнику о событиях в Риме, о здоровье императора, о новых законах, о состоянии дел в восточных провинциях, о перемещениях в армии. Беседа об армейских делах как бы сближала собеседников, делала их людьми одного круга; оба они многие годы прослужили в армии и провели не менее десяти летних кампаний. Такая беседа снимала первоначальную натянутость, переводила ее в непринужденное русло, хотя Понтий Пилат был далек от мысли сократить расстояние между собой и наместником, определяемое служебными взаимоотношениями: он достаточно хорошо знал характер имперского легата.

Понтий Пилат начал доклад с поступка центуриона Муния Луперка, представил документы и, что бывало редко, выразил свое отношение к событиям.

К удивлению Понтия Пилата, наместник заинтересовался галилеянином: стал расспрашивать о выдвинутых обвинениях, об ответах обвиняемого, его интересовали реформаторские начинания Иисуса из Назарета. Легат неплохо разбирался в основных положениях религии иудеев, слушал внимательно. Получаемые сведения, видимо, нужны были ему для целей, пока непонятных Понтию Пилату.

– Я понимаю, – начал свою мысль наместник, – обстановка сложилась тяжелая и спасти от смерти галилеянина было трудно, но для интересов Рима желательно видеть его живым. Наша политика, основанная на принципе «разделяй и властвуй», в Иудее не действует. Религиозно-патриотическое сознание народа настолько монолитно, что пока общество разделено только на два невраждебных лагеря. Приверженцы одного лагеря ждут появления мессии с тем, чтобы взяться за мечи и заставить римлян уйти из Иудеи; люди другого лагеря призывают подождать, пока Рим одряхлеет и не сможет двинуть в Иудею двух легионов, необходимых для ведения боевых действий. Других противоборствующих интересов, способных разделить иудейский народ на какие-либо группировки, установить не удалось. С появлением галилеянина возникла возможность создать трещину в иудейском монолите.

Основная реформаторская мысль галилеянина заключается в изменении статуса бога Яхве. Предлагается видеть в Боге не грозного господина, готового к жестокому наказанию за провинность, а всепрощающего Отца. Разговоры же о чудесах – бесплатное приложение к выдвинутому религиозному постулату. Творение чудес является неотъемлемой частью деятельности любого пророка. Каких чудес не увидишь на Востоке! Однажды я был в Александрии и попал на припортовую площадь, где один фокусник давал представление. Народу собралось много, до тысячи человек. Некоторые номера я видел раньше, но вот маг взял бухту толстого каната и конец его бросил в небо. Канат вознесся и занял вертикальное положение. Маг послал своего мальчика вверх по канату, и тот, быстро перебирая руками, исчез в высоте. Маг сбросил канат, свернул его в бухту и сел около нее. Я не темный обитатель портовых притонов и отлично знаю, что над землей простирается воздушное пространство и там ничего нет. Но как он это сделал? А ты, прокуратор, говоришь о чудесах, которые совершал галилеянин. На Востоке грань чудес проходит по лезвию жизни и смерти. Вопрос в одном: способен ли пророк воскресить мертвого? Если да, то пророк нашел свое место в жизни. Заметь, прокуратор, аристократия левитов – саддукеи – принципиально не верит в возможность воскресения из мертвых. До настоящего времени у них не стихают споры с фарисеями, которые придерживаются противоположного мнения. Думаю, молва приписывает галилеянину несостоявшиеся воскресения.

Свое понимание и толкование заповедей галилеянин осуществляет в рамках собственной религии, к которой он относится и серьезно, и преданно. Если же знать позицию греческой мысли относительно религии иудеев, то все поползновения галилеянина на основы вызывают улыбку.

Но для этого надо знать историю вопроса.

Тебе, может быть, известно, что при Птолемеях в Александрии постоянно шел спор между греческими философами и иудейскими раввинами. Как-то греки пожаловались царю на невозможность вести беседы с раввинами при отсутствии переводного текста Библии: когда в споре становилось ясно, что построения Библии недостаточно устойчивы против логики греческих философов, раввины прибегали к скрытой перестановке тезисов. Птолемей приказал арестовать 72 раввина и обратился к ним с краткой речью:

– Каждому из вас будет дан экземпляр Библии, пергамент, письменные принадлежности; каждый будет помещен в камеру-одиночку, перед каждым стоит задача перевести Библию на греческий язык. Переводы Библии должны отличаться тщательностью и единством толкования. Если обнаружатся несовпадения, я не буду разбирать, кто прав, кто виноват, и прикажу вас перевешать, а за перевод будет посажена следующая партия раввинов.

Все обошлось благополучно: раввины выполнили перевод, и их отпустили по домам. Так была получена Библия септуагинта – Библия семидесяти толкователей. Наконец греческим ученым удалось прочитать Библию, и многое стало непонятным для людей с эллинским мышлением. Создание нашего Мира, Адама и Евы было известно из других религий, но с какой целью был введен текст о древе познания и почему нельзя было есть яблоки с этого дерева, философы объяснить не могли. С их точки зрения, Змей, уговоривший первых людей вкусить яблоко познания, и является их благодетелем: он открыл им понятие добра и зла, борьба которых определяет процесс развития. Яхве же наказал первых людей за их стремление к знаниям и показал себя, как сказали бы сегодня, консерватором.

Находясь на таких позициях, греки прониклись к Богу евреев скептицизмом и пренебрежительно стали называть его демиургом, т. е. ремесленником, оценивая его деятельность как создателя весьма низко.

Философы искали и нашли место бога Яхве в их собственной системе духовных ценностей Мира. По представлению греков, основу Мира составляет Божественный Свет и его Премудрость. Ялдаваоф (Яхве) занял место злого и бездарного демона. Правда, он создал Адама и Еву, но для своих целей. Первые люди должны были создать окружение, слепо верующее в божественную сущность демона. Однако люди с помощью Змея, посланца божественной Премудрости, прозрели и отказали Ялдаваофу в признании его божественной сущности. Тогда Ялдаваоф проводит всяческие преследования рода человеческого и, в частности, организует всемирный потоп, но Премудрость спасает Ноя и его род. Тем не менее позднее Ялдаваофу удается завладеть доверием людей, заключив договор с Авраамом и дав его потомкам Закон с помощью пророка Моисея.

Как видишь, прокуратор, греки нелицеприятно относились к Богу евреев, выделив ему место второстепенного демона с нездоровым честолюбием. Если смотреть на создавшуюся ситуацию с позиции греческих философов, то выясняется, что галилеянин глубоко ошибался. Он уверовал, что Бог ему Отец, а тот ему – Господин. Он проповедует добро, свободу, независимость от порядка, который его Господин сам и установил. Следует печальный вывод, что Бог галилеянина в его услугах не нуждался и действиями синедриона устранил.

Но философские обобщения, как правило, далеки от жизни. Если же рассматривать жизненные причины гибели галилеянина, вижу две.

Первая причина связана с позицией пророка Даниила, который впервые, еще во времена Вавилонского пленения, высказал мысль об историческом развитии как предопределенном процессе, необходимом для формирования Иудеи в качестве гегемона цивилизованного мира. Идея богоизбранного народа не нова. Из трудов древних историков следует: подобную идею брали на вооружение в Египте, Вавилоне, Микенах, Персии и будут эксплуатировать еще много раз. Постановка вопроса обеспечивает долговременную цель для общества и необходимость приложения усилий каждого гражданина. Единство желаний – основа монолитного общества, и в Иудее оно достигнуто.

И вдруг является пророк, утверждающий равенство всех людей перед Богом. Такой подход лишает идею пророка Даниила смыслового стержня. Встречная доктрина не лишена привлекательности, но не несет в себе национальной идеи для народов Израиля, завоеванных другой страной. В доктрине Иисуса нет внутреннего призыва к свободе, к борьбе за первенство. Возможно, какой-нибудь философ в будущем напишет: «Бог Иисуса из Назарета не пристрастный деспот, избравший Израиль своим народом и покровительствующий ему против всех и вопреки всем. Это Бог человечества. Смело возвысившись над предрассудками своей нации, Иисус основывает «братство по Богу». Это «братство по Богу» наносит сокрушительный удар по идее пророка Даниила, и потому оно неприемлемо на сегодняшний день для народов Израиля.

С другой стороны, утверждение права общения с Богом каждого иудея без посредничества священнослужителей лишает левитов, целого колена Израилева, их области обитания и пропитания; такого они не допустят. Конечно, сами они мыслят категориями защиты интересов верующих, защиты основ и принципов религии. Многие не знают, что все необходимые понятия были заблаговременно введены в различные тексты для обеспечения ведущей роли и привилегированного положения левитов.

В синедрионе заседают умные люди, и две указанные причины уже приговорили галилеянина к смерти. Но Риму нужен именно такой человек, именно с такими разрушительными идеями. Я высоко ценю твои способности администратора, прокуратор, но галилеянина нужно было сохранить. В задаче подрыва единства иудейского народа галилеянин был бы ценной фигурой, мы же свои возможности не использовали. Можно было бы подыграть синедриону, преувеличив опасность галилеянина для Рима до степени вмешательства наместника, перевести его в Антиохию, а там одни боги знают…

Возникла томительная пауза, подчеркивающая недовольство наместника.

– Такой вариант я рассматривал, – раздался голос Понтия Пилата, – но он не всем бы принес удовлетворение. Клавдия Прокула подверглась бы такой дикой клевете, что пришлось бы меня перевести в другое место или просто отправить в отставку. Упредить такого рода события возможно, поставив в известность императора, но, прошу прощения, игемон, и ты не пойдешь к нему с таким вопросом – уровень проблемы невысок. Существует и более серьезное препятствие. Как только стало бы просматриваться наше покровительство галилеянину, авторитет последнего был бы сведен к нулю тонкой интригой синедриона. Группу галилеянина быстро бы нейтрализовали. Если быть справедливым, то авторитета у него не было. Галилеянина окружала жалкая кучка приверженцев, безграмотных рыбаков и пастухов, и потому в Иерусалиме не составило никакого труда с ним расправиться. На следующий день жители города о нем просто забыли.

Развивая твою мысль, игемон, об организации религиозного раскола, замечу, что как раз сейчас, после смерти галилеянина, сложились благоприятные условия. Используя имя погибшего, можно организовать новое религиозное движение, как это в свое время сделали сами иудеи, опираясь на имя пророка Моисея. В уста галилеянина можно вложить содержание многих новых и нужных нам догматов, не согласовывая их с ним самим. Учеников его мы спасем (их уже вывезли за крепостные стены), создадим красочные, привлекательные мифы и приложим все усилия по пропаганде его учения. Успех нашей работы зависит прежде всего от позиции администрации Рима на Востоке: вопрос политический и указанная работа должна вестись непрерывно в течение десятилетий. Необходимо подобрать грамотных людей, организовать направленное финансирование и придать всему глубоко секретный характер. Такая работа возможна при серьезной поддержке центральных властей. Для организации работ уже сегодня необходимо выделить 500 тысяч сестерциев. Действовать нужно осторожно. Маленькие секты последователей нового толка организовывать за пределами самой Иудеи, при еврейских общинах в больших городах: Александрии, Антиохии, Дамаске, Риме. В самой Иудее последователи галилеянина будут, скорее всего, побиваемы камнями. Организованные ростки нового движения в отдельных местах могут оказаться жизнеспособными и внедриться в основную канву религии. Но если прозорливость раввинов будет на высоте, то новые мысли могут быть просто не допущены к истинно верующим: они будут объявлены еретическими. Тогда новое движение будет жить и развиваться самостоятельно, но и задача у него будет другая: ослаблять состав истинно верующих, отбирать паству, преграждать путь к распространению чистого иудаизма. Трудно оценить будущие результаты, но работать нужно уже сейчас.

Внимательно слушая Понтия Пилата, легат, в душе соглашаясь с его оценкой дела и направлением мысли, размышлял: «Это не тот Понтий Пилат, которого я узнал семь лет назад. Конечно, он умелый и храбрый войсковой командир, способный администратор, но сейчас он проявляет государственное мышление. Такое впечатление, что он давно и постоянно беседует с Сенекой о проблемах государственного устройства. Сам Сенека в Риме около императора Тиберия, тогда с кем же беседует прокуратор?»

– Интересная точка зрения, прокуратор. Буду думать. О решении сообщу. На фоне государственных забот случай с центурионом – досадная помеха. Муний Луперк не кто иной, как ближайший родственник сенатора Марка Менлия. Сенатор, человек богатый, влиятельный, подлый и коварный, способен нанести серьезный урон карьере высокопоставленных лиц. В узком кругу говорит, что прокураторы и наместники у него в кулаке. А ты, прокуратор, не боишься?

– Я плохо знаю префекта преторианцев Марка Менлия, но среди примипилариев и трибунов у меня есть друзья, и я могу попасть к императору. Он помнит меня лично и новобранцем и трибуном, знает мое отношение к своим обязанностям. На этом месте я сижу не без его участия. Сам я знаю, как император относится к армейским злоупотреблениям и к лицам, их прикрывающим. Думаю, после вызова на Капри сенатор Марк Менлий живым не вернется. Так что сейчас пусть он меня боится!

Наместник не спеша обдумал последнюю фразу Понтия Пилата.

– Прихожу к выводу, прокуратор, что у тебя есть кое-какие данные, не отраженные в документах, но данные весьма значимые. Я бы предложил посвятить меня во все события, и, может быть, мы значительно проще решим вопрос о центурионе.

– В документах нет сведений об этих событиях, поскольку они требуют предварительного согласования.

Помпоний Флакк замер и, не отрываясь от лица Понтия Пилата, ждал: вот и чрезвычайные происшествия.

– Поблизости от Иерусалима обнаружен след каравана, перевозящего оружие для зелотов. Оружие закуплено тайно на армейских складах в Антиохии. Стоимость закупки – 2000 аурий. Караван состоял из 15 лошадей. По всем данным, существует караванный путь перевозки оружия.

Лицо имперского легата оставалось неподвижно, но он весь напрягся, и мысли стремительно неслись навстречу новым известиям: «Тут не только сенатор, но и я сам могу лишиться головы. Однако дело пошло через меня, и, следовательно, опасность пронесло стороной. С такими известиями дело сразу можно было бы перевести в Рим, но Понтий Пилат предпочел передоверить его мне. Будет учтено! При таком раскладе событий любые мои административные действия будут для сенатора Марка Менлия благодеянием: мы будем только подразумевать скрытую связь центуриона с торговцами оружием.

– Сведения действительно чрезвычайной важности, – вслух произнес наместник, – и требуют тщательного расследования. Судьба центуриона в свете новых данных решается сейчас. Я подпишу указ о порочащей его отставке из армии. В документ на мое имя должна быть занесена дополнительная фраза, в которой говорится о возможной причастности Муния Луперка к людям, организующим проводку специальных караванов. Под словом «специальный» пока скроем известные нам сведения. Что касается самого каравана, я хотел бы знать, не найдены ли караванщики, нет ли выхода на кого-либо из армейских чинов в Антиохии.

Понтий Пилат обрисовал состояние дел и попросил помощи в розыске владельца постоялого двора из Вифании, по всем данным, выехавшего к своему брату в Антиохию; для этой цели он привез человека, знающего владельца в лицо. Затем просил разрешения увезти бывшего владельца постоялого двора с собой, как ценного свидетеля, способного опознать каждого караванщика.

– Я отдам необходимые распоряжения. Сейчас я прощаюсь с тобой, прокуратор, но в восемь часов вечера жду тебя на обед: мои октофоры прибудут за тобой. Пусть боги благоприятствуют тебе!

Приглашение на обед в дом наместника о многом говорило и Понтию Пилату, и всему служебному окружению. В знак уважения хозяин посылал за гостем лектику. Наместник же посылает свои личные октофоры, тем самым он сознательно перед всеми подчеркивает свое особое отношение к прокуратору.

«Донесение и его значимость оценены высоко, – размышлял Понтий Пилат, – теперь мне обеспечена поддержка наместника, мой служебный авторитет должен повыситься. О случившемся уже через день узнают в Иерусалиме и в соответствующих кругах задумаются. Пусть думают!»

После ухода Понтия Пилата наместник вызвал начальника тайной канцелярии и, умалчивая пока об утечке оружия из арсенала, приказал оказать содействие людям прокуратора. Наместник не собирался отпускать своего чиновника:

– Нет ли в окружении Понтия Пилата человека или группы лиц, способных повлиять положительно на его образ мышления, приобретение философских знаний, овладение способом исторического анализа?

Осведомленность начальника канцелярии была удивительной.

– Предположительно такое лицо можно назвать. Это Аман Эфер, командир всех кавалерийских сирийских отрядов в Иудее. Нет, нет, он не сириец. Он грек из города Коринфа, прекрасно знает сирийский язык с детства, чем и воспользовался после бегства из Греции. Во время стычки из-за женщины убил соперника. По греческим обычаям был обречен на смерть или, в лучшем случае, на изгнание. Аман Эфер в прошлом подающий надежды ученик греческого философа Аристида. Доходят слухи, что Аристид до сих пор переживает внезапное исчезновение своего ученика. Он отмечает блестящий критический ум Эфера и горюет о Греции. По его мнению, страна потеряла будущего ученого, способного прославить ее в веках.

– И мы знали об Амане Эфере и не откликнулись на просьбу города Коринфа о выдаче преступника? – спросил наместник.

– Его первый легат из консуляров сказал о необходимости иметь в легионах отличных командиров, а потом уже думать… а поскольку Аман Эфер был отличным командиром, то все сделали вид, что поверили в его новую национальность и новое имя. Легату жалко было терять такого командира: для каждого боя он строил своих сирийцев особым образом и вел бой по своей схеме. В результате сирийцы почти не имели потерь, а раненых Аман Эфер своими способами лечения быстро возвращал в строй. Пять лет назад с представления Понтия Пилата Аман Эфер за пятнадцать боевых кампаний получил римское гражданство и должность центуриона римской армии.

Постоянные контакты с таким острым и образованным умом не могут не повлиять на человека, имеющего тягу к знаниям, каковым является прокуратор Иудеи. Они дружны, и эта дружба длится чуть ли не с первого года службы прокуратора. Такой длительный срок не может не дать своих результатов.

Наместник пребывал в задумчивости. Теперь он лучше понимал Понтия Пилата, представлял его уровень и возможности. Личность прокуратора в его сознании была достойна доверия, и он принял решение выделить первые полмиллиона сестерциев на организацию идеи великого раскола.

Часть II

Германия. Первый бой. Аман Эфер. Первая любовь

Лето приближалось к концу. Пошли разговоры о переходе в Старый лагерь на Ренусе, где размещались зимние квартиры Пятого легиона. Дорога была хорошо известна старым легионерам: ее строили во времена императора Августа. Проходила она через долину Дора Балтеи к столице Галлии городу Леону и далее к берегам Ренуса. Живописные места и девственная природа оставляли незабываемые воспоминания. Дорога была удобна для передвижения. Но неспокойно на границах с Германией. Часто переправляются через Ренус отряды сугамбров, херусков, узипиев и совершают набеги на селения, а то и на сторожевые римские посты.

Военная кампания этого года была первой для Понтия. В Старом лагере (он находился напротив устья реки Липпе) размещались 1, 5, 20, 21-й легионы, и командовал ими известный полководец, легат Авл Цецина Север. Под его наблюдением были созданы укрепленные лагери, но вместо палаток построены стационарные казармы, рассчитанные на более суровый климат.

Лагерь был обустроен со знанием дела. Римская система воспитания легионеров, особенно новобранцев, известна своей последовательностью. Каждый день, невзирая на погоду, утром и во второй половине дня новобранцы упражнялись в применении всех видов оружия. Необходимо было овладеть многими навыками боя: поражать врага, защищать себя, держать ряды, следить за знаком своей центурии, слышать звук горна и трубы, особенно сложно было выполнять команды при схватке на мечах. Не менее важно было уметь пользоваться копьем, дротиком, укрываться щитом, умело маневрировать на небольшом пространстве, не забывая о соседях по обе стороны от себя. Воспитывая силу и выносливость, новобранцев заставляют рубить лес, прыгать через рвы, носить тяжести, плавать в реках, ходить полным шагом с соответствующей выкладкой. Легионер обречен вести такой образ жизни 16 лет основной службы.

Понтий прошел все стадии обучения еще под руководством Карела Марцеллы и сейчас занимался с ветеранами. Их программа тренировок была более сложной и тяжелой. Легенда о его приходе на вербовочный пункт последовала за ним в легион. Некоторые задиристые легионеры, служившие по многу лет и считавшие себя знатоками владения оружием, пытались подавить новичка своим превосходством, но после коротких схваток понимали, что с талантом не поспоришь, и вскоре оставили Понтия в покое.

В том году особенно увлекались метанием пилума. Упражнение требовало силы, ловкости и меткости. Понтий в метании пилума показал результаты, удивившие бывалых воинов. Мало того что он метал пилум в полтора раза дальше любого из них, он показал удивительные результаты по точности метания. Из любого положения Понтий всегда поражал цель точно. Авилий Флакк считал результат Понтия настолько замечательным, что стал называть его Понтием Пилатом (мастером пилума). Прозвище так подошло к Понтию, что через некоторое время его стали называть в легионе именно так.

Как только подсохли дороги и тропы, все восемь легионов из Старого и Верхнего лагерей (последний располагался в верховьях Ренуса) переправились через Ренус и крупными отрядами, вплоть до легиона, двинулись в среднее течение реки Везер. Пятьдесят тысяч обученных, готовых к бою солдат наводнили страну херусков. Много прибыло к херускам добровольных отрядов из соседних племен для борьбы с римскими легионами. Но сплоченные ряды легионеров, ощетинившиеся копьями, подвижный, прикрытый с тыла глубоко эшелонированный строй, атакующая стена, выстроенная из тяжелых щитов, безусловно, превосходили свободную толпу храбрецов.

Понтий Пилат уже участвовал в нескольких сражениях с отдельными германскими отрядами, проявил прекрасную выучку, рассчитанную на свободный, не стиснутый рамками строя бой, и добился признания своего воинского мастерства в среде старейших ветеранов. Авилий Флакк фактически был помощником центуриона, и если тот находился на одном из флангов своей центурии, то другой фланг держал старший принципал. Легионеры палатки Авилия Флакка вынуждены были искать лидера, который бы вел бой и являлся опорой строя их маленькой группы. Когда в стычках возникало несколько очагов борьбы, один из них всегда возглавлял Понтий Пилат, и все считали такое положение дел естественным.

По дорогам войны гнали рабов: мужчин, женщин, детей. Воспользовавшись растерянностью германцев, вожди которых недальновидно направили свои отряды в Галлию, оставив беззащитными родные селения, римские войска занялись грабежом захваченной территории. Не успев угнать скот в труднодоступные лесные и болотистые места, страшась бросить нажитое добро, германцы задерживались в селениях в надежде решить свои житейские дела.