Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (IV)

– Это я помню, – говорит Бейкер.

– А то, как он крикнул: «Их надо дожать, ребята!» – забыл?

– Точно! Ты смотри, запамятовал, – цвикнул губами Бейкер.

– А я помню! Ты сейчас крикнул «Их надо дожать!» голосом Рони. Кстати, ему надо позвонить. Хотим мы того или нет, мы пожинаем его труды.

– Позвольте не согласиться, сэр, – искренне возмутился Госсекретарь. – Не помню кто, но один из выдающихся людей как-то очень правильно заметил: «Если я чего-то и достиг, то это благодаря тому, что я стоял на плечах исполинов». До Рейгана еще девять президентов не безуспешно вели эту холодную войну с коммунистами. Каждый вносил свою долю в нашу победу, поводья от которой, милостью Божьей, получил 41-й президент.

Буш хмыкнул.

– Приятно слышать, Джимми. И все-таки, – он подмигнул Стюарту, – распорядись соединить меня с Рони. Он должен знать первым и из первых рук… – а потом, посмотрев на Бейкера, добавил:

– Хорошо говоришь, Джимми. Приятно слушать, – и, указав на бутылку, бросил:

– Наливай.

– Сэр, ранчо Рейгана. У телефона его супруга, – протягивая президенту трубку, сообщил Стюарт.

– Здравствуй, Нэнси!

– Здравствуй, Джорди! Давно не слышала вас.

Голос ее хорошо был слышен, хотя Бейкер и Стюарт вежливо отошли в сторону. Буш, не обращая на это внимания, ходил возле них по кругу, все сжимая и сжимая его.

– Как чувствуешь себя? Голос что-то у тебя усталый.

– У меня все хорошо… Вот с Рони проблемы.

– Поподробней, Нэнси, – просит Буш.

– Стали появляться странные мозговые явления. Недавно, глядя на меня, он удивленно спросил: «Кто вы? Кто вас послал?» Я сначала подумала: он прикидывается. Махнула рукой и вышла. Через четверть часа захожу, а он, как ни в чем не бывало говорит: «Где ты, Нэнси? Мы что, сегодня без вечернего моциона?»… Такое с ним стало случаться все чаще и чаще. Днями вбегает к прислуге и требует объяснить, что за животное бегает по дому? Почему никто не следит за дверьми?.. Вы представляете, Джорди, это он говорил о нашей с ним собачке… А утром, как будто ничего не случилось, взял ее в поводок и долго с ней гулял… Беспамятство то наплывает, то исчезает.

– Что врачи?

– Пока полного обследования не провели, они не могут дать точного диагноза. На вскидку – склероз.

– Будем надеяться ничего страшного, – успокаивает Буш.

– Надеюсь.

В фоне эфира слышится приглушенный голос Рейгана: «Кто это, Нэнси?»

– Джорди, – отвечает она. – Он хочет с тобой переговорить.

– Давай! Давай! – требует Рейган и тут же из трубки рвется его радостное приветствие:

– Ты куда пропал, сукин сын?!

В эфире встревоженный голос Нэнси: «Рони, это не жокей Джорди Кемп!»

– А кто?

– Джордж Буш…

Рональд, судя по всему, с непониманием уставился на жену. «Президент США Джордж Буш», – четко выговаривает Нэнси.

– Да-а-а, – тянет он и уже в трубку вежливо говорит:

– Слушаю вас, сэр.

– Ты что, меня не узнал, Рони?

– Узнал, – неуверенно бормочет он.

– Вот и хорошо. Я звоню тебе из Мальты.

– Откуда?

– Из Мальты, Рони… Хочу поздравить тебя и себя. Мы загнали их в угол. Мы, как ты и хотел, дожали их. Твой «Реквием» сработал как часы.

Наступила пауза. Затем приглушенный голос Рейгана:

– Нэнси, у Джорди поехала крыша. Он там с кем-то кого-то загнал.

Лицо Буша багровеет, глаза становятся свинцовыми.

– Это не Джордж Кемп, – шипит жена и вырывает у него трубку.

– Джорди, извините, пожалуйста… У него снова началось.

– Сочувствую, Нэнси. Как просветлеет, передайте, что на Мальте мы добились большего, чем он хотел.

– От души поздравляю, Джорди. Обязательно передам… Ради Бога, простите, – и дала отбой…

Ему не спится. Уже которую ночь. А ночи – чудо! Тихий восторг небес. Роскошные сказки искрящихся звезд в синем отливе черной парчи. Песня песен Соломоновых. Как эта, которая, затаив дыхание, обмерла, словно девица, слушая в себе сладкую истому первой в ее жизни любви.

Интересно, какие ночи тогда стояли над Хатынью и Ходжалами? Сказать мрачные, с перекошенной в злобе мордой? Сказать, что в поздний час тот звезды в небе щелкали искрами, аки волки зубами?..

Сказать можно. Любая ночь, как и день, – не просто время суток. Это чувство. Это ощущение жизни и себя в ней. Это – ты, мир и Бог. Для тех, кто рвал в ту пору плоть людскую, тот мрак над миром, разрывавшийся криками о пощаде и слезной мольбой ребенка – «Не убивайте, дяденька!» – была благодатью небесной. А для тех, кого нещадно губили, та ночь казалась апокалипсисом. Она умирала вместе с ними.

Подробности той ночи в Ходжалы Семен узнал от Центуриона. Он показал ему видеозаписи.

– Утро после шабаша, – комментировал он. – Вот село. Ходжалы. Оно под боком древней столицы Азербайджана – Шуши. В двадцати километрах от Степанакерта.

– Да что ты мне говоришь?! Азербайджан – моя Родина. Я все знаю в ней. И в Ходжалах доводилось бывать. Большое село.

– Вот оно дымится… – не отрываясь от экрана, продолжал комментировать Алекс. – Из шести тысяч человек остались в живых те, кто находился за его пределами… А вот посмотри… Его жители…

– Где? Не вижу?

И тут Семен увидел полуобвалившуюся каменную ограду и вдавленного в нее небритого средних лет мужчину. По обе стороны его надломленных рук свисало что-то бесформенное.

– Что это? – тычет Семен в схваченное багровым инеем и вмёрзшее к его бокам месиво.

– Не что, а кто, – поправляет Алекс. – Его дети. Он стоял, прижавшись с ними к ограде. Их вмазал в нее танк. Очевидно, механик-водитель именно этого и хотел. Обрати внимание, забор под мощным давлением накренился в сторону, противоположную движению танка. Верхние два ряда камня-кубика упали не вперед, а назад, и потому голова мужчины сохранилась. Дети – в лепешку… А вот их мать… Она, видимо, бежала впереди их с годовалым ребенком и мальчиком лет пяти. Увидев, как на ее старших детей и мужа наезжает танк, она бросилась к ним. Ее и мальчонку искромсала пулеметная очередь. По следам траков видно: разворачивая танк, механик-водитель проехал по нему. От малыша остались головка и плечико…

– Это горят люди? – следуя за объективом камеры, спрашивает он.

– Сейчас будет крупный план. Вот один… второй… третий…

– Неужели применили напалм?!

– Я тоже сначала так думал. Нет, то какая-то липкая горючая смесь. Ее сливали с вертолетов. Сверху прожектором высвечивали скопившиеся кучки людей и… обливали. Съемка велась спустя пять часов после бойни. А люди, вспыхивая иногда язычками пламени, тлели еще долго.

– Вертолеты? – Семен с недоверием смотрит на Алекса.

– Да! Да! Их было три. Сначала на спящие дома они скинули фугаски, а потом, двигаясь по кругу, на окраине села совершили посадку, высадили десантников и снова поднялись в воздух.

– В Ходжалах стояла военная часть азербайджанцев?

– Если бы! – вздохнул Алекс. – Всего 16 милиционеров. Это личный состав сельского участка из трех человек, усиленный, в связи с конфликтом, тринадцатью милиционерами соседних Агдамского и Агджабединского районов. Шестерых из них схватили, затолкали в один из вертолетов, а потом с высоты скинули на землю.

Вульфсон вдруг умолк.

– Сейчас будет страшный кадр… Это после шабаша. Азербайджанцы ищут живых и собирают трупы. Смотри…

Тело молодой женщины, располосованное от горла до междуножья. Остекленевший взгляд ее застыл на склоне. Объектив движется туда же… На взгорье, среди острых каменьев, которые от заиндевелости кажутся седыми, – одеревеневший на морозе пестрый свёрток. Один из мужчин, заметив его, карабкается туда. Вот он рядом. Он в оцепенении. Он трясет головой, словно ему хочется очнуться ото сна, а затем, обезумело, озирая все вокруг, судя по широко раскрытому рту, кричит. Затем нагибается и поднимает.

«Кажется, кукла», – думает Семен. Камера наплывает вплотную. Она сначала показывает искривленный судорогой, широко разинутый рот мужчины. Он явно издает вой. А потом на весь экран глаза той куклы. Никакая это не кукла. Это девочка. Распахнутые два большущих агата глаз, в уголках которых застыли две хрустальные струйки замерзших слез…

– Боже, Алекс! Выключи. Здесь, до не могу, все страшно.

– Я по сию пору в шоке.

– Кто снимал?

– Наш человек. Он там оказался раньше съемочных групп, прилетевших из Баку.

– Понял, – угрюмо вперившись в пол, глухо произнес Мишиев. – Значит, твоих рук дело?

– Кретин! – взвился Вульфсон. – Также спросил меня и Стюарт. Он связался со мной и без предисловий и жестким голосом по эфиру, как железом по стеклу, провел: «Кто вам давал право без согласования со мной устраивать эту кровавую вакханалию?»

«Я к ней никакого отношения не имею, Бобби», – сразу поняв, о чем речь, ответил я.

«Не Бобби – сэр!» – ледяным тоном поправляет он.

«Сэр, ни я, ни моя команда к этому не имеет никакого отношения…»

«Президент и Бейкер, посмотрев видеозапись – ужаснулись. Джеймс сказал: «Это Хатынь сегодня»…

«Поверьте, сэр, меня самого потрясло увиденное…»

«Я поверю вам, когда буду располагать достоверными фактами, подтверждающими ваши слова. К вам летит группа экспертов для служебного расследования. Рекомендую оказывать им всяческое содействие, вплоть до контактов с агентами и людьми, работающими на вас».

«Сэр, что так круто? Ваши подозрения беспочвенны».

«Вы знаете, что это неслыханное варварство вешают на нас?.. Слушай, что пишет русскоязычная бакинская газета «Новое Время»: «Вашингтон» взял на вооружение методы кровавого палача-коммуниста Пол Пота, который, загнав в концентрационные лагеря собственный народ, методично, с первобытной жестокостью и садизмом истреблял его. Американцы делают то же, только с народом, живущим совсем на другом материке. Сотворенное ими в Ходжалы заставило мир содрогнуться… Неужели это еще одна кровавая страница геноцида в истории человечества?..» Эта, взятая в красный фон, публикация, с отдиктованной мною выдержкой, пришла к нам из канцелярии Белого дома с резолюцией: «Разобраться! Мне нужна правда! Дж. Буш».

«Как, по-вашему, нам нужно было реагировать?.. Если мы докажем обратное, я первый, кто попросит у вас извинение».

– И он сдержал свое слово. И тебе, полковник Боливар, придется извиниться. – Центурион сделал паузу, нагнулся к тумбочке, что стояла справа от него, вытащил из нее довольно объемистую папку и, порывшись в ней, извлек несколько скрепленных стэплером машинописных листов.

– Читай! – потребовал он.

Совершенно секретно

                        О Т Ч Ё Т

Служебного расследования Президентской Комиссии по факту причастности к Ходжалинской трагедии Московской резидентуры ЦРУ

Анализ документов, предоставленных резидентурой, а также фактов, обнаруженных Комиссией собственными возможностями, как то: выезд на место происшествия, опрос непосредственных участников события и иных должностных лиц различных ведомств – позволил установить следующее.

1. Событие произошло в ночь с 25 на 26 февраля 1992 года и имело все признаки спланированной и осуществленной с особой жестокостью военно-карательной операции.

По утверждению членов Комиссии, побывавших на месте события, село Ходжалы подверглось внезапному нападению армейскими регулярными силами России, дислоцированными в Нагорном Карабахе, с применением вертолетов, артиллерии, танков, бронетранспортеров и автоматического стрелкового оружия.

Населенный пункт, со всеми его жилыми строениями и инфраструктурой, уничтожен на 90 процентов. Погибло 983 человека мирных граждан. В том числе: детей от одного года до 15 лет – 193; женщин возрастом от 16 до 80-и и старше – 409, из которых 26 беременных; мужчин в том же пределе возраста – 408;сотрудников внутренних дел – 6 из 16-и числящихся в списке на 25 февраля.

2029 ходжалинцев пропали без вести.

Из 6323 человек, официально считающихся ходжалинцами, в живых осталось 2311. Из них бежало во время нападения 410 человек. 283 человека находились вместе с семьями по месту работы в соседних районах; 18 – в служебных командировках. Оставшаяся часть населения Ходжалов – студенты и учащиеся различных учебных заведений, а также те, кто давно переехал и проживают в городах Баку, Сумгаите, Кировабаде (ныне Гянджа), Мингечауре и Евлахе.

2. Означенную операцию осуществлял командир батальона 366 полка Советской, а ныне Российской Армии, армянин по национальности, майор Самвел Бабаян.

Связь и какие-либо другие контакты командира 366 полка полковника Голубева (ныне генерала) с сетью агентов Московской резидентуры – не установлены и не просматриваются.

Оперативные мероприятия, проведенные Комиссией, с подключением агентов, работающих в непосредственном контакте с Лэнгли, то есть, скрытно от влияния Московской резидентуры, пролили свет и выявили тесную связь Голубева с лидерами мятежников Нагорного Карабаха – Робертом Кочаряном и Сержем Саркисяном. Последний, являющийся военачальником мятежного ополчения, из называющих себя «федаинами», находился в особенно доверительных отношениях с командиром 366 полка. В разговоре с агентом, внедренным в команду Кочаряна и Саркисяна, оба они были весьма откровенны с ним. (Аудиозапись приложена к развернутому Отчету).

Вместе с тем, считаем необходимым привести отдельные выдержки из них. (Перевод с армянского осуществлен капитаном разведки Арамом Татуляном).

Фрагмент записи разговора Агента с Сержем Саркисяном, при котором присутствовал Роберт Кочарян.

Серж Саркисян. Я по следующим соображениям назвал наше боевое патриотическое формирование федаинами. Оно понравится нашим американским друзьям и кремлевскому алкашу. С именем федаинов связано установление на севере Ирана, сразу после войны, Азербайджанской Демократической Республики – АДР. Ты знаешь, кто стоял там за этой, смешно сказать, революцией? Ты знаешь, по чьей идее и инициативе, под боком мусульманских выродков, создавались и вооружались боевые, так называемые революционные отряды?.. И с чьей легкой руки их стали называть федаинами?.. Да будет тебе известно – это был наш армянин, генерал КГБ, резидент Советской разведки в Тегеране Вартапет Карапетян. Мы федаины, а значит – за демократию, нужную Бушу и Ельцину.

Агент. Не повторить бы судьбы АДР. Она просуществовала всего год. Кто ее породил, тот ее и погубил.

Серж Саркисян. С нами такого не произойдет. Во-первых, потому, что Штаты заинтересованы в нас не меньше, чем мы в них. Им, как любит говорить мой друг и наш идейный голова Робик джан, «нужен еж в трусах России». Тот же интерес к нам и Москвы. И там и там у нас позиции сильные. Сейчас нам предпочтительней американцы. Они платят. Так что в нашем распоряжении хороший люфт – к кому в тот или иной момент мы сможем склониться.

Во-вторых, мы должны… Нет, мы обязаны быть самостоятельными в своих действиях. Не слепо действовать указкам всяких там Бушей с Ельцинами, а, прикрываясь их зонтиком, проводить свое. Не правда, Робик джан?.. Мы умнее и хитрее всех. Не зря говорят: «Где один армянин, там троим евреям делать нечего».

Роберт Кочарян. Если и был в раю змей-искуситель, то это был армянин.

Серж Саркисян. Целую тебя, Робик джан! Правильно! Мы пойдем за теми указками, которые выгодны нам. Мы медом вползем в любую из душ, а когда нужно, покажем волчий клык. Кто кроме нас так еще может?..

Из аудиозаписи, сделанной Агентом 1-го марта, во время застолья в гостевой комнате директора каменного карьера Володика Манучаряна, на котором присутствовал самый доверенный состав команды Роберта Кочаряна – Серж Саркисян, сам Манучарян и командир батальона 366-го полка Самвел Бабаян. (запись произведена до нашего прибытия в Ходжалы).

Серж Саркисян. Я поднимаю бокал за тебя, Робик джан. Ты – большая умница. Мне в голову не приходило, как использовать полковника Голубева.

Самвел Бабаян. Не приходило потому, что ты слишком занят был его Голубкой.

Володик Манучаров. Наш герой завидует.

Серж Саркисян. Что значит деревня! Ничего не скроешь.

Роберт Кочарян. Самвел, с Голубкой у него работала другая голова. И не перебивай пожалуйста. Мне, – шутит Кочарян,– приятно слушать о себе… Продолжай, Сержик.

Серж Саркисян. Я бы тебя, Робик джан, назвал бы хитроумным, но ты выше. Ты мудрый и дальновидный человек! Так просчитать, как просчитываешь ты, по уму только единицам. И Ходжалы этому блестящее подтверждение. За тебя!.. Прошу стоя.

Роберт Кочарян. Спасибо, друзья. Но…

Серж Саркисян. Но победу нам принес Самвел. Блестящая победа! Поэтому, друзья, выпьем за будущего маршала великой Армении. Крепкого здоровья ему и всем членам его домовой книжки.

Роберт Кочарян. От имени руководства Всеармянского патриотического движения я выражаю майору Бабаяну благодарность и премирую суммой вдвое большей, чем получил от нас полковник Голубев.

Володик Манучаров. Пятьдесят тысяч долларов?!

Роберт Кочарян. Так точно!.. Пользуясь случаем, сообщу другую приятную новость. Серж и Володик также премированы. Каждому по двадцать тысяч баксов.

Саркисян, Бабаян, Манучаров (в разнобой почти хором) Да здравствует свободный Арцах6! Да здравствует Великая Армения!

Роберт Кочарян. Однако я предлагаю поднять тост за человека, который, хотя и находится далеко, все делает для возрождения Великой Армении. Без него мы сейчас не праздновали бы победу.

Володик Манучаров. Куда бы мы делись без его денег.

Самвел Бабаян. Заткнись!

Роберт Кочарян. За всеармянского лидера, председателя героической партии Дашнакцутюн Эдди Хачиксона…

Далее к настоящему Отчёту прилагаем свидетельства Шахназарова (Шаха) и Эдди Хачиксона подтверждающие непричастность Московской резидентуры к бойне мирного населения в Ходжалах.

Операция, – пишет в своем объяснении Комиссии Эдди Хачиксон, – готовилась в строжайшем секрете и по инициативе руководства, восставшего за независимость Нагорного Карабаха. Я был не только в курсе ее, но и выделил на ее проведение 300 000$, которые, по утверждению Кочаряна, пошли на подкуп русских военачальников. Этой акцией мы одним выстрелом убивали двух зайцев: выбрасывали за пределы Нагорного Карабаха турков и – в их глазах, и в глазах международной общественности – компрометировали Россию. Зная, что официальные и соответствующие структуры Америки, в силу бюрократических проволочек, затянут ее проведение, я не стал ее ни с кем согласовывать. Поскольку эта операция была беспроигрышна во всех отношениях. И не вступала в противоречие с государственными интересами США.

Итак, исходя из изложенного, Президентская Комиссия по расследованию факта причастности к Ходжалинской трагедии Московской резидентуры пришла к однозначному выводу: фактов, подтверждающих ее причастность – не установлено.

Председатель Комиссии,

бригадный генерал Теодор Сойерс

Отложив в сторону папку, Мишиев протянул руку.

– Прости, Алекс, – сказал он. – Но после такого, – Семен показал на телевизор, – заподозришь и самого себя.

– Понимаю. Потому и прощаю, – мрачно проскрипел Вульфсон.

Ведь те дни едва не стоили ему карьеры.

Тогда в посольстве считали, что дни Вульфсона сочтены. Неспроста посылаются Комиссии. И потому, когда вскоре после отъезда Комиссии Стюарт вызвал его в Лэнгли, никто, и прежде всего сам Вульфсон, ничего хорошего от этой поездки не ждал.

В приемную он вошел в точно назначенный час. Хорошо знакомая ему референт Стюарта, мисс Джессика встретила его обычной для всех лучезарностью. Она всех так встречала и так же провожала, независимо от того, чем заканчивалась встреча с ее шефом. Попросив его присесть, Джессика сказала, что Стюарт занят и ему придется подождать.

«Значит, дело дрянь», – подумал он.

Раньше, заходя сюда в назначенный час, Джессика его не останавливала и он, в сопровождении ее светлой улыбки, свободно проходил к нему. А тут: «Подождите, сэр».

Минуты через три из кабинета Стюарта вышел Тедди Сойерс. С тем же предобрейшим выражением лица, пожимая руку Вульфсону, он сказал:

– Рад снова видеть вас, генерал! Как долетели?

– Не генерал – полковник, – подчеркнуто сухо поправил его Алекс.

Сойерс отреагировать не успел. В приемную, широко улыбаясь, вышел Стюарт.

– Так точно, Алекс. Указ президента о присвоении вам воинского звания генерал-майор подписан был сегодня утром, – и, положив ему на спину ладонь, Билл по-дружески подтолкнул его к своему кабинету.

– Поздравляю, сэр! – услышал он позади себя голос Джессики.

Стюарт, показав жестом на стул у приставного стола, сел на свое место.

– Итак, Алекс, я тебе говорил, что первым извинюсь перед тобой, если Комиссия не подтвердит твоего участия в этом варварстве?

– Говорил, – согласился Вульфсон.

– Так вот, не подтвердила. Извиняюсь.

– Спасибо, Билл. Ты не представляешь – гора с плеч.

– Прошу, генерал, ознакомиться сначала с этим документом.

Стюарт вытащил из ящика стола бумагу. Это был указ президента.

– Бейкер настоял немедленно подписать его. «Джорди, – сказал он, – я же тебе говорил, что Ходжалы мог сделать кто угодно, только не еврей».

– Так и сказал?

Стюарт кивнул, а потом, взяв стопку скрепленных степлером бумаг, что лежали сбоку от него, на высокой «башне» из пяти папок, тоже протянул Вульфсону.

– Ознакомься и с этим.

То была справка Тэдда Сойерса. Она, как сразу же заметил Алекс, лежала на самой первой из папок. На её обложке наклеен квадрат белой бумаги с набранной на компьютере надписью: «Операция Реквием».

Прочитав справку, Алекс повторил: «Гора с плеч».

– Все хорошо, что хорошо кончается, – произнес Стюарт и, хитро улыбнувшись, взял ту первую папку, в правом верхнем углу которой стояла римская цифра I.

– Смотри сюда, – пригласил он и размашисто, наискосок написал:

«В архив! Содержание не подлежит разглашению 50 лет.

Заместитель директора ЦРУ Билл Стюарт».

– Поздравляю, Билл!

– А я вас, Алекс.

– Кстати, Билл, почему вы этого не сделали раньше?

– Хочешь сказать сразу после Беловежья?

– Да. Когда Союз уже официально приказал долго жить.

Стюарт, усмехнувшись, вскинул указательный палец вверх:

– Решено было еще присмотреться. Хочу признаться, Беловежский вердикт стал для нас сюрпризом. Такой глупости мы не ожидали… Кретины отмежевывались не только от своих территорий, но и от собственных народов, других национальностей и вероисповеданий. От славянства и православия… И, принимая решение о сдаче «Реквиема» в архив, Бейкер справедливо заметил: «Если раньше мы видели агонию Союза, то Ходжалы, Чечня и Прибалтика стали его смертью – окончательной и необратимой»…

Стюарт прервался. В кабинет, в сопровождении Джессики, с подносом, уставленным напитками и легкой закуской, вошел официант, обслуживающий в особых случаях высшее руководство ЦРУ.

– Что будете пить? – спрашивает официант.

– Что бы ты посоветовал?

– Рекомендую коньяк «Москва». Букет отменный. В запаснике осталось бутылок пять-шесть. Запросил прислать, а мне говорят, что поступлений оттуда уже давно нет.

– Вам солгали. Москва, если бы они ее попросили, с удовольствием пришлет его в необходимом для нас количестве.

– Этот коньяк, сэр, называется «Москва», а производят его в Азербайджане.

Стюарт с Вульфсоном переглянулись.

– Что ж, давай «Москву», – распорядился Стюарт.

Дождавшись, когда кельнер с Джессикой уйдут, Вульфсон хмыкнул:

– Я смотрю, Азербайджан крепко держит меня за ноги.

– Естественно. Первые такты «Реквиема» прозвучали там.

Алекс красноречиво посмотрел на папку с его резолюцией и добавил:

– И там же отзвучали.

– Ну что, Алекс, за генерала?

– Не возражаю! Спасибо!..

– Слушай, действительно хорош, – причмокивая напиток, покачал головой Стюарт.

– Это оценка или приглашение ко второй? – прищурившись, спрашивает Вульфсон.

Билл, смеясь, сам наливает себе и ему. Потом, подняв свой бокал на уровень переносицы, он, словно любуясь шоколадным цветом коньяка, неожиданно произносит:

– Во искупление вины моей тебя ждет еще один сюрприз.

Почмокивая и жмурясь от удовольствия, он ставит бокал на поднос.

– О нем я тебе сообщу в конце месяца.