Рассинхрон

Но другое дело, что Рама IX стал фактически прижизненным святым, а вот его татуированный сыночек, до пенсионерского возраста доходивший в принцах, уважение своих подданных так и не заслужил, и та грустная тётя, которую авторы послания или участники заговора видят более перспективным «лицом страны» – скорее всего сестра или ещё кто-то из семьи – надо будет загуглить, когда доберусь до своего компьютера.

Я допил пиво, расплатился, поблагодарил хозяйку и в воодушевлённом состоянии пошёл по дороге вдоль берега, попав в самую оживлённую часть городка, где идущая от его вершины главная улица заканчивалась у трёх пристаней острова, благодаря которым тут и осуществляется вся связь с внешним миром.

Мне казалось, что передо мной – здесь и сейчас – разворачивается некое важное событие, которое я должен исследовать, ведь в таких вещах и заключается всё самое интересное, способное произойти в нашей жизни. А что касается лично моей, то в ней любовь к литературе и истории сложилась в один тёплый клубок интеллектуальных нитей, и если уметь осторожно с ними обращаться, то они распадаются на отдельные истории – вот, что волнует и будоражит меня больше всего – тропы, что расходятся в глубине нашего прошлого. Иногда бездонного, как колодец, а иногда небольшого и прозрачного, как озеро в лесу, но на его дне всегда блестят разные мелочи – прекрасные частности, удивительные детали – нематериальный фундамент общей памяти, из которого и складывается наше сегодняшнее существование.

ВЕЧЕР

Зайдя в свой гестхаус, я принял душ и прилёг, но уже через час бодро вскочил и не сразу осознал, что проснулся в самое душное время дня, которое и планировал пропустить.

Выходить на улицу в это время не стоило, но я решил обследовать на предмет жилья верхнюю часть городка, и, передвигаясь в короткой тени домов, обнаружил лишь один подходящий вариант. Я попросил у смотрителя – хитрого тайского дедули – скидку с расчётом десятидневного пребывания, но он невозмутимо ответил, что скидка и так уже входит в названную им цену.

Улыбнувшись, я вышел на верхнюю дорогу, где по упоминанию в карте отыскал два местных супермаркета с самым большим выбором продуктов, но только здесь мне пока не попалось ни одного дома с кухней, чтобы готовить там самому, да и при недорогой цене лапши с курицей это имело смысл, лишь когда ты приехал сюда больше, чем на один месяц.

Несмотря на большой выбор ночлега, весь он оказался слишком уж «перевалочным» – либо шумные гестхаусы, либо мрачные комнатки для бэкпэкеров – осматривая одну из них, без окна и с шумным вентилятором на потолке, мне подумалось, что именно в такой обстановке отчаявшиеся путешественники и совершают те самоубийства, которыми так известен сейчас этот остров.

По всему выходило, что похожий на отель гостевой дом рядом с храмом является для меня оптимальным пристанищем на следующие десять дней. Я вернулся туда, выбил общую скидку в тысячу бат – стоимость одного дня проживания, и договорился о завтрашнем заселении в восемь утра.

В хорошем настроении я пообедал в заведении неподалёку, вернулся домой. Снова принял душ, прополоскав в раковине мокрую от пота футболку, взял с собой ласты, маску и трубку и присел в кафе у рецепшен, чтобы выпить чая перед походом в ещё одну далёкую бухту.

С чаем и кофе дела в Королевстве обстоят весьма плохо – мимо них ведь не проходил Великий шёлковый путь, такие же проблемы здесь с сыром и шоколадом, то есть сыр купить можно, но он будет привезён из-за тридевять земель и очень дорогой, особенно здесь. Ещё меня дико поразили цены на вино в супермаркете – белое австралийское вино стоило здесь, как моя комната в бангкокском гестхаусе, впрочем, путешествуя по стране лучше пить местный алкоголь, поэтому вечером я собирался прикупить себе тайского рома.

Но сейчас я достал из рюкзака три чайных пакетика, два из них подарил тем самым девочкам, которые не могли понять по моему паспорту сколько мне лет, а третий попросил заварить в большой кружке.

Весёлые девочки сказали, что запах чая прекрасен и, перед тем как уйти в свою офисную комнатку с компьютером, дали мне сахар и печеньку. Я присел за стол в конце веранды кафе, где не было никого, кроме наблюдавшего за мной из своего укрытия котёнка, лишь со стороны бассейна сюда пару раз донеслись чьи-то восторженные крики и громкий всплеск, будто кто-то прыгнул «бомбочкой» в воду.

Вот тогда я впервые её увидел.

Как один из тех высоких и статных кораблей, что даже не сможет причалить к острову из-за глубины осадки, она подошла к их комнатке-рецепшен и даже не стала заходить внутрь, лишь пригнула голову, чтобы не возвышаться над дверным проёмом. Твёрдым и спокойным голосом она сказала девочкам, что в этом гестхаусе жил её молодой человек, который пропал без вести 29 февраля, поэтому ей нужно уточнить все подробности его последнего дня пребывания.

И тогда работницы гестхауса совершенно дико напряглись.

Они выбежали из своего офиса и принялись негромко, но явно с наездом, говорить ей, что ничего не знают и теснить её к выходу с веранды.

– Гоу ту полись! – твердили они на своём «тайинглише», – Вей вос хир энд тук хис бэг!

Я с трудом понял, что они советует ей идти в полицию, которая уже побывала здесь и забрала его вещи, но меня сильно потрясла перемена в поведении работниц моего геста, ведь если со мной они были милы и смешливы, то при разговоре с европейской девушкой у них даже поменялся голос и в нём теперь явно преобладали каркающие интонации. Ростом они едва доходили ей до груди – ну, может, немного выше, но сразу приняли боевую стойку, набросившись на неё, как вороны на аиста, вот мне и пришлось в это вмешаться, иначе произошло бы что-то неприятное.

– Так, тихо, стоп! – от волнения выпалил я по-русски, а затем извинился и перешёл на английский, пытаясь стать в их ссоре кем-то вроде арбитра, а когда обратился к ней, то она ответила:

– Ну, отлично, теперь мы можем спокойно поговорить. Меня, кстати, Аня зовут.

Теперь мы все вместе присели за стол, ей налили чай, и нам удалось выяснить, что сначала полицию вызвал сам владелец гестхауса, когда Антон – так звали её друга – три дня не появлялся у себя в номере и уже подошёл срок его выписки.

В комнате оставался его рюкзак и все вещи, кроме тех, что он взял с собой тем утром, когда – по словам девушек с рецепшен – отправился понырять в Mango Bay – самую удалённую северную бухту, сказав, что договорился с человеком, который за небольшие деньги отвезёт его туда на весь день, а вечером заберёт.

– Плыть в Манго Бэй – это дорого, тем более одному, – добавила одна из девочек, – А дорога на севере плохая, нужен хороший байк.

– Так всё-таки как он туда поехал? – поинтересовался я, – Это самое важное – пропал он в море или в горах?

Тогда она словно застыла, лицо её окаменело – со стороны было видно, как включилась работа её памяти, что совсем не просто для жителей острова, которые – как я, в последствии, понял – не важные для них вещи забывают уже на следующий день.

– Он спрашивал нас про заброшенный отель и как туда попасть, – после паузы ответила девушка, – Говорил, что это нужно ему для работы, а потом сказал, что обо всём договорился и его туда тоже отвезут.

– Значит, он нашёл проводника, поехал с ним через джунгли, и там что-то случилось?

В ответ она неуверенно кивнула, а другая работница гестхауса продолжила о том, как через несколько дней, когда родителям и друзьям Антона удалось связаться с российским консульством, сюда приезжал следователь с материка. Вместе с полицейскими острова они выпили тут кофе, посплетничали о проказах туристов, мрачном имидже острова и ушли – вот всё, что они рассказали, и в их честности я не сомневался – мне даже не пришлось проверять их, как обычно делаю, когда хочу узнать правду. Впрочем, об этой свой особенности я расскажу позже.

Мы поблагодарили девочек, которые к этому моменту уже успокоились, Аня достала из рюкзака пачку сигарет и закурила, а я заметил, что местные полицейские совсем не интересовались последним маршрутом парня, а это означает, что ей надо идти в полицию и просить их, чтобы они осмотрели окрестности джунглей в районе этой бухты.

– Только они сразу начнут спрашивать, кем ты ему приходишься, поэтому сразу отвечай, что ты его невеста и у вас через две недели должна быть свадьба, – посоветовал я, – Иначе они серьёзно к тебе не отнесутся.

– Похоже, ничего другого мне не остаётся, – Аня допила чай и отставила кружку, где была изображена овечка с бантиком, имевшая настолько замысловатое выражение лица, словно решала какую-то серьёзную общемировую проблему или просто находилась под сильнейшими галлюциногенами.

– Только ты можешь мне показать, где здесь участок? Знаешь, как я сюда рвалась, когда через неделю стало понятно, что он пропал? С билетами было туго, но я купила самый дешёвый тур в Бангкок – сейчас же многие боятся уже сюда ехать – и вот только два часа, как с парома, только вещи бросила и успела душ принять.

– Тогда пойдём прямо сейчас, просто мне в другую сторону, а перед закатом ещё надо дойти до бухты и успеть поплавать.

Отделение полиции я заметил ещё вчера вечером на спуске к Сэйри благодаря тому, что у этого сооружения из стекла и пластика, размером не больше трансформаторной станции из московских дворов, стояли два совершенно шикарных домика для духов, где, напоминая инсталляцию из современного музея, расположилась здоровенная жареная курица, тарелочка с рисом, шоколадный батончик из магазина 7/11 и баночки со спрайтом и колой, откуда торчали коктейльные трубочки, чтобы полицейским духам было удобно пить и, судя по всему, они всегда оставались сыты.

Мы быстро собрались и вышли на верхнюю дорогу, где я показал Ане уютный зелёный двор Blue Way House, куда собирался завтра переехать, а она ответила, что после долгой дороги у неё не было сил куда-то идти, поэтому она сняла на сутки номер в ближайшей от большого пирса «Вилле Ананда» за полторы тысячи бат.

Когда мы миновали храм, и я показал ей дорогу вниз, то сказал на прощание:

– Давай вечером увидимся, ты мне расскажешь, как всё прошло и подумаем вместе, что дальше делать.

В ответ Аня усмехнулась.

– Ты совершенно не обязан мне помогать, – и посмотрев мне в глаза, добавила, – Но я буду ждать тебя в кафе у своего отеля или как тут такие места называют. Не знаю, что мне скажут в полиции, но в любом случае, придётся посоветоваться с тобой на счёт дальнейшей стратегии.

Солнце уже висело слишком низко над горизонтом, и я понял, что не дойду до вчерашнего места, а после заката в море появляются всякие ядовитые твари, встречу с которыми может и не покрыть моя тайская страховка для фарангов. К счастью, проходя по деревянному настилу мимо первого ресорта, я обнаружил совсем микроскопический, окружённый высокими валунами пляж.

Не смотря на отливы, расписание которых я ещё дома скачал со специального сайта для рыболовов, но только теперь осознал, насколько сильно может отличаться в течение дня уровень воды, здесь имелся удобный спуск в воду. А надев ласты с маской и проплыв самый опасный участок мелководья, где легко можно порезаться об острое коралловое полотно, наконец, достиг глубины, окончательно выяснив для себя, что именно тут я и обретаю внутреннее равновесие.

Спокойствие нижнего мира завораживало. Начинался вечерний пересменок, когда маленькие разноцветные рыбки спешно прятались по укрытиям, а их место занимали вышедшие из глубины быстрые серые тени. Но если даже и тут было, на что посмотреть, то какой же дивный подводный мир можно разглядеть на специальных, отмеченных на карте дайверских сетах? И как бы мне самому добраться до какого-нибудь отдалённого рифа, где можно увидеть черепах и акул, потратив при этом меньше, чем пятьдесят долларов за поездку?

Впрочем, подобные умозаключения быстро привели меня к мыслям о той труднодоступной бухте, куда отправился наш исчезнувший две недели назад соотечественник.

За прибрежными рифами уже зарождалась непроницаемая тьма, но метрах в двухстах от берега из воды возвышался небольшой бетонный монумент, где удобно было присесть, снять и промыть запотевшую маску, а поплыв от него к каменным скалам, я обнаружил небольшое кладбище затонувших кораблей, скорее даже – больших лодок, и тогда мне показалось, что они покоятся здесь, словно тайны исчезнувших на острове людей, о реальном количестве которых никто, по большому счёту, не знает.

НОЧЬ

Стоящая прямо на берегу моря Вилла Ананда представляла из себя два двухэтажных корпуса с балконами, стоящими ровно напротив – они так сильно напоминали советский санаторий, что мне бы точно не захотелось жить в таком месте, где все постоянно находятся на виду друг и друга, развешивают пляжные трусы и полотенца, курят и хохочут, громко слушая музыку.

Зато Аня ждала меня в кафе и как она призналась – пила уже второе пиво, возможно, именно поэтому она была весела и даже как-то оптимистично настроена.

– Слушай, они такие лапочки там, в полиции, едой меня накормили, а завтра мне дадут в помощь тайского русскоговорящего полицейского волонтёра, его выписали с соседнего острова Самуи.

– Поздравляю, это уже какой-то результат, их непросто уговорить что-то делать.

– То есть ты более менее в курсе, как тут всё происходит?

– Да нет, это моя первая поездка, просто я к ней готовился, кое-что читал, я ведь библиотекарь.

– Хм, интересно… Но я тоже никогда в Азии не была, поэтому для нормальных поисков мне так же необходим соотечественник, который хорошо сечёт, что к чему.

– На Тао много русских инструкторов по дайвингу, они в теме, только слишком заняты… Но я ведь тоже могу поговорить с людьми, кого-то расспросить.

– Да, с девочками сегодня у тебя неплохо получилось, а то я думала, что они сейчас вытащат свои швабры из подсобки и начнут ими отбиваться!

И она засмеялась.

– Просто та тема, которую ты им озвучила… понимаешь, хоть Таиланд и называют королевством улыбок, но все они несут с собой разные послания, каждый их вид – определённый месседж, который может считать только человек их культуры, улыбка – это их защита и главный способ оставаться закрытыми. Ты ведь наверняка перед приездом читала, что твой друг далеко не первый, кто тут пропал, видимо, все эти внутренние секреты острова являются действительно чем-то опасным и нам, фарангам, об этом вообще знать не стоит.

– Вот поэтому мне и нужен независимый эксперт, я даже могу ему немного платить…

Аня замолчала и неожиданно рухнула в непроницаемую задумчивость, глядя на ползущего по столу муравья, а я, воспользовавшись паузой, подошёл к бару, чтобы взять себе выпить.

Коктейли здесь стоили двести бат, что было дороговато даже для этого острова, в Бангкокских барах их, вообще, разливают всем по сто, поэтому я решил взять пиво, чтобы быть с ней на одной волне, но когда вернулся, её опьянение вступило в новую фазу, и она оказалась ещё более задумчивой.

– Ты сказал, что ты – библиотекарь, но чем именно ты занимаешься, переписываешь всякие бумажки, месячные отчёты?

– И этим тоже, – уклончиво ответил я.

Аня внимательно посмотрела на меня, будто оценивая. Я наблюдал, как в её характере проявляется некая надменность, но пока ещё никак на это не реагировал.

– Спасибо тебе за отзывчивость, но, знаешь, с нами непросто, мы – творческие люди, я – художник, а Антон – режиссёр, и это значит, что искать его надо не среди пассажиров корабля, а во всём бескрайнем морском пейзаже за бортом, его следы – не на тропе в джунглях, а вне её, понимаешь?

– Кажется, да.

– Поэтому я и не представляю с чего начать. Вот дадут мне завтра этого чувака, и мы начнём с ним тыкаться, пытаясь повторить маршрут Антона в какую-то затерянную бухту, куда ещё неизвестно, доехал он или нет…

– Аня, в любом случае – дорога туда одна. И это обитаемый остров, тут везде люди и, как уже тебе сообщал, я умею с ними говорить.

– Это твой талант? – она засмеялась.

– Я не шучу

Бутылку пива – как и всем остальным посетителям этого места – мне выдали в мягком цилиндрическом чехле, придуманном для того, чтобы не брать рукой влажное стекло, усеянное крупными каплями, как в рекламном ролике. Из-за жары конденсат на нём выступал с такой силой, что на столах расплывались круглые мокрые пятна, а само пиво стремительно нагревалось. Его приходилось пить быстро, но когда я заглотнул сразу половину, то осознал – раз ты желаешь прикоснуться к чужим историям, надо хоть немного приоткрыть доступ и в своё секретное отделение.

– Хочешь, кое-что покажу тебе прямо сейчас? – теперь я тоже улыбался и сверкал на неё пьяным блестящим взглядом.

– Ну, давай.

Я вздохнул сначала диафрагмой, а затем животом, как при глубинном погружении, и попросил её:

– Опиши мне своё первое детское воспоминание.

Обычно через подобную доверительную просьбу я и открываю шкатулку разума своего собеседника, для меня её вид напоминает внутреннюю часть пианино – пространство с натянутыми струнами, где покоятся цепи наших нейронных передач – узкие тропы, обжитые дороги и широкие автострады, проложенные непрерывными мыслительными процессами.

Аня хмыкнула.

– Ну, чего тут вспоминать… я разрисовываю фломастером обои в коридоре нашей квартиры на Фрунзенской набережной, у меня такое радостное возбуждение, я жду маму с папой, чтобы показать им свою работу и не понимаю, почему они в ужасе, неужели им не понравилось?!

– Отлично, – теперь я понял, что уже «прихватил» её, – А теперь – самое стыдное из последних.

– А это тебе зачем? – насторожилась Аня.

– Ты ведь должна знать, что именно я умею.

Конечно, существуют такие вещи, о которых и самому себе напоминать страшно. Они медленно парят среди наших мыслительных терзаний, погружаясь в глубину памяти, но не лежат там, как на дне колодца, а запираются в дальние выдвижные ящики, психологи называют это вытеснением. Поэтому, чтобы не казаться человеком, который склонился над тобой и выпытывает, я старался не смотреть ей в глаза.

Как правило, это успокаивает собеседника, а мне даёт возможность проскользнуть по его струнам, вот и сейчас, определив по звуку самую гулкую – ту, что занимает мыслительный процесс именно сейчас, я прихватил её и стал медленно, осторожно подтягивать или «настраивать», ожидая, как она запоёт.

– Я его обманула, – начала Аня после недолгой паузы, – А он считает, что предала. Нас взяли вместе на один проект, сильно ожидаемый, из-за него мы отказались от другой работы, более постоянной, но скучной, только потом его – ещё на стадии предпродакшна – заменили новым режиссёром – они не смогли там с главным продюсером договориться, а я не ушла вместе с ним, а осталась, потому что для меня это тоже было очень важно. Тогда он обиделся и уехал сюда, написал мне, что хочет расслабиться и поплавать. А новый режиссёр набрал свою команду и меня перед самым началом съёмок слили из постановки, так же подло, как и его… И, конечно, да – я жалею, что с ним не ушла, тогда бы он сюда не уехал, но вот теперь и я здесь, а его нет!

Я отпустил струну, чтобы она успокоилась. Аня сразу же закурила, взяла со стола бутылку, и лишь заметив, что та опустела, перевела взгляд на меня. В нём читалось удивление и – совсем в глубине – небольшой момент ужаса.

– Слушай, но ведь я совсем про другое хотела тебе соврать!

Она уже поняла, что произошло и наблюдать реакцию человека после того, как ты его «отпустил» – это и есть самое неприятное. Даже если ты и привык.

– Господи, да как ты это устроил? – сокрушалась Аня, – Я конечно, пьяная сейчас, но пока ещё никому не пробалтывалась!

– Ты сама спросила, в этом ли мой талант.

– Так ты умеешь вытягивать из людей правду?! А «библиотекарь» – это твоя кличка и прикрытие для ФСБ?

– Аня, тебе надо ложиться спать, а завтра утром мы встретимся и обсудим – если ты, конечно, хочешь после этого, чтобы я и дальше тебе помогал – как мы собираемся передвигаться по острову. И должен тебе тоже кое в чём признаться – водить скутер я не умею, а если б даже и умел, то по таким горам ни за что б на нём не поехал.

– Нет! – она вдруг стала очень серьёзной, – И я ведь до сих пор не спросила, как тебя зовут!

– Дима.

– Дима, если всё действительно так ужасно, то не оставляй меня, пожалуйста!

Лишь тогда я заметил, что в уголке её глаза уже долго копится крупная слеза и сейчас, смешавшись с тушью для ресниц, она сползла по её щеке густым чёрным следом.

Аня стёрла её салфеткой, но со своим бледным, не тронутым загаром лицом, напомнила теперь тёмную Мадонну с одноимённой картины Мунка.

А я посмотрел ей в глаза и сказал:

– Теперь ты понимаешь, почему девушки здесь не пользуются косметикой? Даже если ты не испытываешь грусти или радости, она тут обязательно потечет из-за жары.

И тогда слёзы, которые она стоически сдерживала двое последних суток, пока добиралась сюда из Москвы, наконец, пришли к ней.

Не смотря на то, что с соседних столиков на нас подозрительно косились – впрочем, здесь, наверняка, случались ещё и не такие драмы – я ждал, когда она выплачется.

Это заняло всего несколько минут, после которых Аня вновь взяла себя в руки, тогда я и рассказал ей про своё утреннее видение – ведь она должна понимать, что на этом острове всё не так просто.

И мне понравилась та серьёзность, с какой она принялась строить свои догадки, после чего ей уже без труда удалось вытянуть из меня обещание сводить её на «волшебную гору».

– Только имей в виду, что когда я зайду за тобой в пять утра, ты должна быть полностью собрана и готова к выходу, – проговорил я, вставая из-за стола и завершая свой инструктаж, – Восход ждать не будет.

Аня только собралась мне что-то ответить или возразить, но тут со стороны отельной кухни выпорхнула босоногая девочка лет трёх, в кремовом платье и двумя большими розовыми бантами на голове, она начала что-то петь, кружась между столами, пока не остановилась перед нашим, с удивлённым почтением взглянула на Аню и продолжила песню.

На лбу и щеках девочки красовались широкие белые круги – так поступают, спасая лица от солнечных ожогов, люди из соседней Мьянмы, которых тайцы нанимают в качестве гастрарбайтеров. Девочка пела Ане песню на бирманском языке, обращаясь уже лично к ней, и в этом пение заключался такой жизненный оптимизм, что Аня стала вдруг подпевать – точнее, издавать мурлыкающие звуки и на её лицо вновь вернулась улыбка.

А я попрощался и покинул двух девушек, которые, о чём-то похохатывая меж собой, вступили в диалог на лишь им двоим понятном языке.

…Уже у себя в номере, не переставая удивляться – насколько же здесь удобная кровать и приятные подушки – положив на них голову, я тотчас отправился в путешествие и благодаря фазе быстрого сна за мгновение оказался в Москве, где получил долгожданное сообщение от Нади.

Она писала о том, что сложные бюрократические препятствия наконец-то разрешены и всё готово к моему трудоустройству в её Музей, осталось только завтра утром подойти с документами в отдел кадров.

Поэтому когда по очереди прозвонили два первых моих будильника, просыпаясь и снова проваливаясь в воссозданную мечтающим разумом реальность, я долго не мог решить, где лучше сейчас очнуться – на тропическом острове, но ничего не зная о своём будущем, либо в занесённой мартовскими метелями Москве, но с таким приятным известием и ожиданием встречи.

ТРЕТИЙ ДЕНЬ. УТРО

Кому-то подобное может показаться не стоящим внимания или совсем обыденным, но этой зимой мне опять стали сниться сны. То есть, возможно, я не переставал их видеть, просто не запоминал – слишком рано и резко вскакивал по утрам, и они просто рассыпались, не успев прорасти – их хрупкость не соотносилась с теми ритмами дня, которые мне пришлось взвалить на себя, став работником библиотеки. Тогда казалось, что я ничего особенного не лишён, но когда мне снова удалось впустить в себя мир повседневных маленьких чудес, дремлющих в голове каждого человека, это стало для меня открытием, и я с опозданием осознал – какими же скучными были мои ночи последних лет.

И вот сейчас, на восходе, когда мы с Аней оказались в нужном месте, с ней явно что-то происходило, а я – в отличие от вчерашнего – не испытывал ничего необычного, меня вновь посетило ощущение обделённости, граничащей с пустотой.

В ушах стоял грохот от работы фабрики цикад, мир постепенно наполнялся светом, под нами простиралось охваченное сонным туманом тусклое море, Аня, войдя в похожее на транс состояние явно что-то наблюдала, а я сидел рядом, недоумевая, происходят ли такие вещи здесь всего один раз, либо это послание просто не мне сейчас адресовано.

Оставалось лишь ждать, а когда её трансляция закончилась и она очнулась, то первыми Аниными словами стала фраза «бархатные лиловые цветы».