Как ты там?

После этого он ещё раз позвонил, но не застал меня дома. В тот вечер в Москве, наконец, выпал снег, а я очень поздно пришёл с поминок, это были «9 дней» Александра Кайдановского. Илюша говорил с моей мамой и просил передать огромное спасибо за то, что я сохранил и выслал ему деньги, на которые он теперь собирается открыть бар на берегу Аравийского моря.

– А он сказал, как этот бар назовёт? – поинтересовался я у мамы.

– А разве это так важно? – удивилась она.

И ещё полтора года мы с ним не виделись.

Часть

II

Астрология

В тёплом и прекрасном сентябре 2000 года – года Дракона, таилось нечто тревожное.

Мужчины и женщины вступали в головокружительные отношения, а потом вдруг ссорились на пустом месте; внезапно получали большие деньги и исступлённо тратили их, пропуская через свои пальцы твёрдый шелест купюр и стараясь при этом заглотнуть как можно больше свободы и алкоголя. В кафе и ресторанах играла мягкая музыка, помогающая людям без печали забывать о прошедшей любви и прощаться с летом – во время прохождения таможни на его незримой границе многие утратили важные для них ранее желания и мечты, сочтя их лишним балластом.

Что же касается лично меня, то ещё в июне, по приезду из Болгарии я расстался с девушкой, мы были вместе два года, а во время двухнедельного отдыха в дыре под названием Варна поняли, что нас ничего больше не связывает. Теперь я опять был один и помогал Илюше, который уже год жил в Москве и больше не собирался её покидать, с его работой.

На закате мы с ним сидели в ресторане на крыше высотки на Маяковской, пили виски с колой и собирались чуть позже выдвинуться в ОГИ. В то время мы любили контрасты и легко запрыгивали из подвалов на крыши и, наоборот, плавно спускались вниз, из небожителей – в маргиналы. И никто не понимал, кто мы такие на самом деле. Ведь именно в это время, на рубеже веков, произошло смешение стилей, когда по человеку было уже невозможно определить, чем именно он занимается, грань между свободным художником и высокооплачиваемым дизайнером стёрлась настолько, что стала совсем прозрачной.

Возможно, Илюша был одним из первых, кто заметил это ещё в прошлом году, поэтому сейчас он занимался тем, что вводил моду на пафосную трату денег среди тех людей, у которых раньше их не было. Пару лет назад они ещё смеялись над «новыми русскими», а теперь сами почувствовали вкус и запах мимолётного счастья от обладания материальными благами, а так же неудовлетворённость от их количества.

И если понятие «фрустрация» заключается в несовпадении желаемого и действительного, то теперь Илюша помогал людям хотя бы отчасти избавиться от неё, осуществив некоторые свои фантазии типа полёта на воздушном шаре в компании возлюбленной и струнного оркестра или в подводной вечеринке с аквалангами в бассейне для дайверов, а я выступал в качестве его ассистента. Он не открывал мне полностью свои планы, но меня это, по большому счёту не очень интересовало. Я доверял ему и не хотел забивать себе голову какими-то схемами и комбинациями. В то время я был болен – мной овладел синдром продолжения праздника. Я переживал расставание и, чтобы о нём не думать, пытался выстроить своё существование, как карнавал. Иногда я вспоминал о похожем на притчу эксперименте над крысой, с вживлёнными в её центр удовольствия электродами, как она нажимала на рычаг, пока не умерла от перевозбуждения. Эта история меня, конечно, пугала, заставляя задуматься над смыслом и целью собственного существования, но я всё равно не мог ничего с собой сделать.

В июле я закончил ВГИК, защитил диплом и по моему сценарию уже снимался полнометражный фильм, поэтому я думал, что дальше будет всё только ещё лучше. Я испытывал одно из заблуждений молодых людей, сходное с ситуацией, когда в тумане ты штурмуешь вершину и думаешь, что впереди ещё длинный путь, а потом оказывается, что ты перепутал дорогу и уже стоишь на своём маленьком пике, а теперь с него надо слезать и спускаться вниз, чтобы подобраться к другим высотам. Впрочем, это стало понятно мне лишь через многие годы, а сейчас мы допивали из своих бокалов, глядя, как солнце растворяется в дымке ядовитого смога над пейзажами Крылатских холмов.

Илюша в прошлом году восстановился у себя в РГГУ, сейчас у него начинался четвёртый курс, кроме этого он владел небольшим магазином экзотических товаров, поступающих по отработанным каналом из Индии – три года поездок в эту страну помогли наладить коммерческие связи.

Теперь мы беседовали о том, как ему видоизменить свою контору и делать ли это в сторону event- или PR-агентства. В конце лета мы неделю жили без телевидения из-за пожара на Останкинской башне, и это привело нас к мысли заниматься проектами в Интернете – да, это слово ещё писалось тогда с большой буквы. Пол года назад мой друг Дима подарил мне свой старый модем, и я уже успел испытать всю радость неустойчивых подключений через телефонную линию по карточкам провайдеров. Тот же друг сейчас доделывал сайт для Илюшиной конторы, собираясь запустить его в самое ближайшее время.

За соседними от нас столами сидели две компании – одна, состоящая из пафосных пузатых мужчин и другая, из ещё более пафосных бизнес-леди в офисной одежде. Выпивающие мужики бросали на женщин любопытные взгляды, но те полностью игнорировали их, демонстрируя свою независимость. Казалось, что город уже оправился после кризиса двухлетней давности и люди вновь принялись играть в свои павлиньи игры, всеми доступными для них способами пытаясь указать на свой статус.

Расплатившись, мы спустились вниз, поймали на Садовом Кольце машину и вскоре оказались в знаменитом подвале Потаповского переулка, куда многие наши знакомые приходили практически каждый вечер.

Не смотря на четверг, который некоторые офисные работники называют «маленькой пятницей», свободные места ещё оставались. Илюша взял себе виски со льдом, а мне тут обычно наливали в большой бокал сто грамм конька Арарат, разбавив его кока-колой и накидав ещё льда и лимонов – не сказать, что это был полезный напиток, но о своём здоровье тогда никто из нас ещё не беспокоился.

Вечер только начинался, и официантки томно бродили по залу или задумчиво застывали у кассового аппарата, являя собой фирменный стиль этого места, где иногда приходилось по часу проводить в ожидании бесхитростного заказа.

Одна компания в самом тёмном углу с хохотом напивалась, кто-то просто ужинал после работы, несколько одиноких бородатых мужчин, сидевших в разных концах зала с одинаковым выражением лица смотрели в глубину своих пивных кружек. Парочками приходили, заполняя зал, миловидные девушки, обсуждающие свои амурные и культурные дела, а к нам попыталась подсесть пьющая поэтесса, но мы ответили ей отказом, сославшись на то, что у нас серьёзный разговор о работе.

– Да, кстати, мы ей не наврали, – сказал мне Илюша, когда обиженная поэтесса ушла и принялась окучивать бородатого мужика с пивом, – Один человек просит для своего знакомого кредит на развитие какого-то нелегального бизнеса – они оба придут сегодня, объяснят, в чём дело и расскажут, на что именно пойдут деньги.

И он выложил из кармана на стол свой телефон. У меня мобильного тогда ещё не было, но я уже размышлял о его покупке.

– Ты решил задуматься о вложениях в чужие истории? – поинтересовался я.

– Да нет, я просто его послушаю, мне интересно, чем сейчас, вообще, занимаются люди.

Тут нас отвлекло небольшое событие. Какой-то парень, не смотря на тёплый, но всё-таки прохладный осенний вечер, заявился в домашних тапочках на босу ногу, огляделся по сторонам, подсел к выпивающей компаний и принялся что-то говорить им на повышенных тонах. Приглядевшись, мы заметили, что это не парень, а уже сильно взрослый дядя, который просто очень молодо выглядит, а когда прислушались, то выяснилось, что это переводчик одного из издательств. Он высказывал сидевшим за столом людям, что практически бесплатно переводил для них Уильяма Берроуза и Хантера Томпсона, поэтому теперь они должны его за это поить. Сидящие за столом уже не смеялись, недоумение на их лицах сменилось удивлением, а позже и некоторым сочувствием, они о чём-то попросили официантку и минут через пятнадцать суровому работнику слова принесли пол стакана водки и кружку пива.

За наш стол, тем временем, подсело двое. Один из них – наш ровесник, какой-то знакомый Илюши, а другой выглядел как хиппи, поэтому и казался гораздо старше. Он носил бороду, длинные волосы и толстые «плюсовые» очки, из-за которых его глаза увеличивались, как под лупой, а взгляд становился вкрадчивым и беззащитным. Именно так в кино показывают ботаников-изобретателей, странных учёных, продукты чьего труда иногда становятся опасны для общества. Впрочем, в этом вскоре сами мы смогли убедиться, когда познакомивший нас парень ушёл, и мы остались с ним один на один.

Человека с бородой и в очках звали Арсений. Я заметил, что то ли от его поношенной одежды, то ли от него самого исходит особый специфический запах, какой бывает в кабинете стоматолога. Уже одно это немного настораживало, а затем он сразу выложил на стол все свои карты. Арсений оказался фармацевтом и выпускником химфака МГУ. Помимо основной своей легальной работы он увлекался синтезом психоделических веществ и в девяносто третьем году даже проходил «практику» в одной из подпольных Петербургских лабораторий.

Именно психоделикам он и отдавал предпочтение в отличие от более популярных амфетаминов, которые пользуются успехов как у бизнесменов, так и у участников преступных группировок, потому что под стимуляторами можно долго работать, а вещества типа кислоты – это только для отдыха, да и то не для всякого.

Он мог бы разбогатеть, производя так называемые «спиды», но никогда не связывался с криминальными структурами и к работе всегда относился творчески, а после нескольких лет экспериментов на самом себе ему удалось получить микс чистого стимулирующего вещества с чем-то вроде LSD, и он решил, что это может стать наркотиком для избранных.

– И вы хотите, чтобы я спонсировал ваши разработки? – удивился Илюша, – Я такими вещами не занимаюсь!

– Всё уже разработано. Мне просто нужны деньги, чтобы наладить его производство. Понимаете, для этого необходима квартира – обязательно на последнем этаже, с хорошей вытяжкой и системой вентиляции, а сырьё для синтеза полулегально продаётся в других городах, поэтому его как-то надо не только закупить, но и ещё сюда привести. И если вы не хотите участвовать в производстве и получать проценты от прибыли, то я просто возьму у вас кредит на полгода.

– Нет, это не возможно, – отозвался Илюша, – Вы заметили – я даже не спросил, сколько вам надо денег – для меня это принципиальная позиция. Я понимаю, что вам не хочется связываться с банками, но я не ростовщик и не подпольный предприниматель, чтобы давать деньги на производство химии.

– Но ведь вы принимали грибы и LSD? Читали Тимоти Лири и МакКену? Думали об открытии границ восприятия…

– Я и сейчас иногда об этом размышляю. Но я жил в Гоа и наблюдал там, как в такой фармацевтически продвинутой стране, как Индия, люди травились всяким синтезированным говном. И дать вам на это деньги – это уже уголовная статья, понимаете? Мало мне было других проблем в своё время.

И тогда Арсений достал из кармана портмоне, положил его на стол и открыл. Оттуда, как из объёмной поздравительной открытки, поднялось, распускаясь, нечто вроде искусственного цветка, состоящего из узких и разноцветных бумажных лент. Хранясь в скученном виде, на свободе они распрямились, изогнувшись, как праздничный серпантин, предлагая отправиться в объятия радости и веселья.

– Возможно, вы измените своё мнение, когда это попробуете, – продолжал он, – Мой продукт я назвал «зодиак», потому что у него существует двенадцать разновидностей по количеству астрологических знаков. По силе воздействия они равны, а по образу отличаются друг от друга – каждый из препаратов обладает своим характером, совпадая с архетипом определённого знака.

Илюша печально вздохнул. Думаю, мысленно он уже проклинал своего знакомого, который, ничего толком не объяснив, привёл на встречу этого опасного практикующего мечтателя с астрологическим уклоном, который теперь пытается соблазнить его каким-то редким веществом, явно вызывающем эйфорию и, как следствие, привыкание.

В то время окраина Москвы уже плотно сидела на героине, в городе его было много, а кокаин из-за своей высокой стоимости был далеко не всем по карману. Поэтому мы сразу поняли бизнес-идею этого человека – синтезировать нечто элитарное, но не слишком дорогое, чтобы подсадить на него так называемый средний класс – тех, кто два года назад стояли в очереди в недавно появившиеся банкоматы, в надежде успеть забрать собственные деньги, пока они не исчезли в общем коллапсе. А сейчас, когда люди немного оправились после катастрофы, этот химик рассчитывает на них, а так же тех, что сидят сейчас за соседними от нас столами, либо являются Илюшиными клиентами… Да, скорее всего он в курсе, чем Илья сейчас занимается и в будущем планирует наладить сбыт этой своей хрени для нормальной, не криминальной публики.

Илюша выпил остатки виски и задумался. Я понимал ход его мыслей, ведь взять хоть что-то из любопытства уже означало вступить с этим человеком в некие отношения, из которых иногда вытекают непредсказуемые последствия.

– Как мне это рассматривать? – спросил он, – В качестве навязывания своих услуг или подарка?

При слове «подарок» Арсений оживился, видимо, почувствовав некоторое проявление интереса к продукту своего труда.

– Это пробная демонстративная версия. Какой вы хотите знак? Свой собственный или примерить на себе чей-то чужой?

– Они что, действительно несут в себе разные психологические характеристики? – поинтересовался я, впервые за встречу заговорив с химиком, – Я что, буду вести себя как-то по-другому в привычных ситуациях?

До этого я молча пил свою алкогольную газировку, но все эти намёки о смене ролевых архетипов всё-таки привлекли моё внимание.

– Да, это как ненадолго изменить свой характер, – отвечал он, – Знаете, застенчивый человек ведь тоже способен на красивый поступок, только его приведёт к этому какая-нибудь длинная любовная история, так же и добрый руководитель способен стать очень жёстким, если его поставят надзирателем в судьбоносном для него деле. Это всё реальные, но медленные перемены, а моё лекарство делает это быстро, но на короткое время.

У меня по коже вдруг побежали мурашки. На мгновение я показался сам себе персонажем фантастического романа, которому предлагают таблетку, чтобы изменить собственные психологические установки. Сбросить балласт рефлексии и заиметь недостающие качества – именно этого мне всегда не хватало.

Чтобы крепко стоять на земле и – как мне тогда казалось – не идти по жизни в слепую, я принимал на веру всякие концепции, вроде тех, что надо быть успешным и востребованным. Окружая себя разными символами, я получал зависимость от них и жил в обычной ловушке молодого жителя большого города, ничего не подозревая об этом. Вот почему подобный эффект меня сильно заинтриговал.

– Я вот «весы» по гороскопу, но мне мой знак не очень нравится. Какой-то он слишком рефлексивный и уравновешенный. Мне бы что-нибудь противоположное…

– Близнецы?

– Нет, это опять двойственность, а мне надо нечто действенное, типа «стрельца».

– Конечно, у меня есть Стрелец.

Илюша посмотрел на меня с любопытством, зная, насколько я в таких вещах осторожен.

– Ты действительно готов это попробовать?

– Да, мне хочется встряхнуться и ощутить перемены, а то я застрял этой осенью в образе какого-то погрустневшего Петрушки, который может превратиться в Пьеро, а я этого не хочу. Скоро зима и чтобы она стала для меня прекрасной, надо понять конкретную цель и работать над её достижением… Ну и выяснить насколько это отличается от обычного ЛСД.

После моих последних слов Арсений улыбнулся.

– Продукт очень чистый, – проговорил он, оторвав от одной из полос бумаги небольшой фрагмент, длинной в полтора сантиметра, – Это – Стрелец. Приятного аппетита.

Обрывок был оранжевого цвета. Я взял его и положил между страницами в «Московский дневник» Вальтера Беньямина – книгу, которая лежала у меня в сумке.

– Ну ладно, а мне дайте тогда моих «рыб», – неожиданно попросил Илюша, – Не хочу ловить чужие трипы, да и меня мой знак устраивает вполне.

И он молча принял в ладонь кусочек зелёной бумаги, хотя по его виду было ясно, что до сих пор не решил, нужно ему это или нет.

После этого Арсений, сочтя свою миссию выполненной, попрощался с нами и ушёл. Телефона он не оставил, только электронную почту. Возможно, он был уверен, что раз мы взяли его стафф, то обязательно попробуем, после чего окажемся на крючке и сами выйдем на связь.

В зале тем временем уже не осталось свободных мест, он наполнился гулким шумом голосов, затем из динамиков хлынула задорная музыка. А мы сидели и размышляли, как нам поступить с этими, на первый взгляд ни к чему нас не обязывающими «подарками».

Конечно, нельзя принимать от незнакомцев странные бумажки с непонятными веществами. Как немного мнительный человек, я даже вспомнил обстоятельства смерти поэта и писателя Бориса Поплавского. Какой-то знакомый уговорил его принять вместе наркотики, а сам оказался самоубийцей, которому было страшно умирать одному, вот он и прихватил поэта с собой на тот свет за компанию.

– Ты уверен, что никто из старых врагов не пытается подсунуть тебе это и таким образом отомстить? – на всякий случай поинтересовался у Илюши.

– Старых врагов здесь уже нет, а новых я пока не завёл.

– Тогда что будем с этим делать?

– Может прокатимся завтра на пароходике, пока навигация не закрылась? И там их употребим?

– Хороший план. Тогда я утром допишу для тебя концепцию для тех людей, которые придут в понедельник, и давай встретимся на Киевской.

Мы покинули ОГИ, когда там уже начинались пьяные танцы и попрощались у памятника Грибоедову, где я сел на тридцать девятый трамвай, поехав к себе в Замоскворечье.

На следующее утро, потратив несколько часов на написание текста, я, как и каждый день до этого, поехал в больницу, где лежала моя мама после второй операции, которая должна была убрать последствия неудачно сделанной первой. Там меня всегда накрывало ощущение медленной и необратимой тоски. Не смотря на свои частые посещения, я не мог долго там находиться – мне было тревожно и грустно, а желание как можно быстрее попасть в привычную среду и вытеснить из своих мыслей всё происходящее там, мешало мне воспитывать в себе сострадание.

В три часа дня мы вместе вышли из метро на площадь у Киевского вокзала – адского места, наполненного измученными пожилыми женщинами, торгующими чем попало, подозрительного вида шпаной с деревенским загаром и южным говором, мрачных милиционеров и каких-то стрёмных девиц в боевой раскраске, судя по их виду – безжалостных и опасных. Про местных же нищих Илюша сказал, что они хоть и недотягивают до индийских, ещё в детстве искалеченных таким образом, чтобы внушать людям ужас и сострадание, но пугают его гораздо больше из-за своего дикого нрава и непредсказуемого поведения.

Стараясь побыстрее миновать это место, мы попали на пристань, а купив билеты, заняли хорошие места на готовом к отправлению катере, полупустом благодаря ещё не завершённому рабочему дню.

Отчалив, мы двинувшись в сторону Новодевичьего монастыря. Путь нам, как маяк, указывала высотка Университета, а прозрачный воздух ещё не тревожил пар из труб спящей всё лето ТЭЦ на Бережковской Набережной. Такие дни, полные бездонной небесной глубины хотелось продлить всеми доступными способами; пуститься в погоню за уходящим летом, прямо на юг, ступая босиком по горячим его следам.

– А ты не собираешься этой зимой опять куда-нибудь поехать, в жаркие страны? – поинтересовался я у Ильи, – Я бы тоже с тобой махнул, пока деньги есть.

Но в ответ он только отрицательно покачал головой.

– Сейчас всё самое интересное происходит именно здесь.

– Жаль, а то ведь я дальше Праги нигде и не был… Значит, придётся самому над этим поработать, – ответил я, надеясь, что моя профессия поможет мне путешествовать по миру.

Вообще, начало двухтысячных – это было время больших надежд.

– О, кстати, к нам ещё присоединится одна девушка, – вспомнил Илюша, – Сейчас я ей позвоню, чтобы она подсела к нам у Дома на Набережной.

Уточнив у кого-то из команды, во сколько мы там окажемся, он коротко договорился о встрече.

– Слушай, мне кажется, её тоже надо угостить.

– И что ты предлагаешь?

– Давай немного оторвём от каждой из наших бумажек и ей отдадим.

– Знаешь, мне не жалко, но что произойдёт с этой девушкой, когда в её сознании случится конфликт между «рыбами» и «стрельцами»?

– Федь, по-моему всё это такая туфта! Просто что-то мягче прёт, а что-то жёстче. Конечно, какие-то кислотные сорта доставляют дискомфорт, поэтому про них и говорят, что вот эта добрая, а та злая. Но какие-то более сложные характеристики… Я в это не верю. Тем более она полгода работала администратором в клубе «Птюч» и её подобной хренью не удивишь.

– А-а, ну так бы сразу и сказал!

Цены на спиртное в убогом корабельным баре оказались непомерно завышены, но самым недорогим напитком там оказалось почему-то шампанское. Мы взяли бутылку, оторвали каждый по одной трети от своей бумажной полосы, оставив это для Илюшиной подруги, а остальное прожевали во рту, запив порцией «брюта» с щекочущими рот кислыми пузырьками.

В это время мы медленно проходили мимо Воробьёвых Гор, где деревья ещё не успели пожелтеть и это казалось необычным – все последние годы осени выдавались пасмурными и дождливыми.

– Всё-таки во всемирном потеплении есть какие-то плюсы, – заметил я, ещё не подозревая о том, что изменение климата вскоре обернётся для нас сырыми и затяжными зимами.

Сидя на верхней палубе и подставив лица нежному сентябрьскому солнцу, мы ловили последние подарки безвозвратно уходящего лета, пытаясь сберечь в своих телах его тепло, как в аккумуляторных батареях, согреваясь ими долгой зимой. В какой-то момент мне показалось, что мотор нашего корабля уж как-то слишком громко тарахтит, а затем я стал различать в его гудении ритмичную музыку. А когда мы миновали Парк Горького с нелепым турецким Луна-Парком на набережной и проходили под Крымским мостом, накрывшая нас тень поменяла нечто неуловимое внутри моего зрительного восприятия. Снова оказавшись на солнце, мир приобрёл некую глубину и я наслаждался открывшейся мне перспективой с видом на Стрелку и стоящего на ней Петра Первого. В этот момент у меня получилось увидеть родной город свежими глазами приехавшего сюда иностранца и эта набережная, бывшая заводская окраина, построенная из тёмно-красного кирпича, почему-то вызывала в памяти ранние стихи Маяковского и выглядела незнакомой, чужой и прекрасной.

Мы причалили у театра Эстрады, и на борт взошла Настя – очень милая и интеллигентная девушка с короткими волосами и нежной улыбкой. Мне она сразу понравилась, а так как действие вещества к тому времени уже начало себя проявлять, то показалось, что от неё исходит едва уловимый мягкий свет. Не знаю, о чём именно думал в это время Илюша, но, наверное, именно тогда он в неё и влюблялся.

Взяв ещё одну бутылку шампанского, мы расположились на корме и попытались завести беседу, но в тот небольшой отрезок времени, когда тебя только прихватывает и начинает накрывать, все ощущения сосредотачиваются на внутреннем состоянии. Тогда хочется стать молчаливым и неподвижным, осознавая, как где-то в глубине океана твоего подсознания из-за сотрясения дна зарождается мощная волна цунами. Вот она формируется и, набирая высоту и скорость, идёт в сторону берега, чтобы обрушиться на него и смести все логические постройки твоего разума.

В такой момент я посмотрел в тёмно-коричневую воду Москва-реки и неожиданно прочувствовал весь ужас произошедшей месяц назад катастрофы, связанной с подводной лодкой «Курск». Тогда мы ещё не знали подробностей – только в октябре водолазы вскрыли отсек и нашли предсмертную записку в кармане кителя капитана, но я вдруг представил обстоятельства смерти экипажа, задохнувшегося при пожаре в этой напичканной современным оборудованием машине смерти для выпуска атомных торпед и самой напоминающую формой боевую торпеду.

Тогда я достал блокнот, ручку и написал стихотворение:

В Баренцевом море

Ветер и туман,

Дремлет под водою

Сомкнутый капкан.

И никто не вскроет,

Лето – не придёт,

Нам никто с тобою

Глаз не отведёт.

– Ты что, фиксируешь ощущения? – поинтересовался Илюша.

– Нет, просто пишу.

– Можно, я взгляну? – попросила Настя.

– Да, конечно, – я протянул ей блокнот.

– Что ж, начало трипа у вас хоть и не весёлое, но вдумчивое, – проговорила она, прочитав, – Именно это мне сейчас и надо. Давайте, что там у вас, я тоже это приму.