Идущий по следам огня

От всех этих мыслей у меня побежал неприятный холодок по спине и возможно, как следствие нарушился сон. Мне опять начали сниться эти «огненные сны», как я их окрестил. Списывать их на последствие пожара, когда минуло уже почти, как пять месяцев было уже сложно. Впервые я серьёзно задумался, над всем происходящим со мной.

Придя в понедельник утром на работу, я продолжал размышлять над этим вопросом, из-за чего был несколько рассеянным. Коллеги поспешили списать мою несобранность на последствия неприятного инцидента случившегося на именинах у Зои. Кстати она сегодня не вышла на работу. Я тоже решил не слишком изнурять себя трудом, пусть и только номинальным и отпросился пораньше уйти домой.

Теперь я дважды в день производил контрольные замеры температуры, отмечая все те же стабильные 39.9 градусов. Лекарствами, что я себя в первое время, не прекращая почивал, вообще не давали никакого эффекта и после первой недели приёма я от них полностью отказался. Состояние моё тем не менее вскоре, нормализовалась полностью и я совершенно не чувствовал у себя столь высокой температуры. К врачам, на нынешнем этапе, я решил пока не обращаться. Дело в том, что я задумал провести эксперимент один. Суть его состояло в том, чтобы проверить, как связана температура тела моего с различными факторами среды и ситуациями.

Начать я решил с огненной стихии, считая, что именно с неё всё и закрутилось. Для этого я дождался завершения рабочей недели и в пятницу вечером отправился в Приморский парк, что пребывал в крайне запущенном состоянии не один, поди, год. На календаре числился месяц ноябрь, темнело рано, вдобавок сыро и зябко. Люди, как правило, в такое время года спешат побыстрее укрыться по домам и без уважительной причины не высовываются на улицу.

Разложив заранее подготовленные дрова с ветками и облив их горючей смесью, я распалил костёр. Пламя с рёвом взвилось в верх, так, что я отпрянул испуганно назад.

«Пожалуй, не стоило так много лить той жидкостью, что продали мне в строительном супермаркете», отметил я не решаясь приближаться к костру близко. Но очень скоро он начал затухать, и я вынужден был подбросить в него новые дровишки, чтобы продлить его жизнь. Вскоре в ход пошли ветки и всё прочее, что было под рукой.

Я пристально и напряжённо всматривался в его средоточие, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь похожее на то, что я ощущал стоя перед костром тогда на пустыре. Но ни единого отклика, ни одного отголоска, как назло, не мог уловить. Огонь обычный огонь пожирающий древесину, привычный жар, исходивший от пламени, дымок ему сопутствующий вот и весь результат. Температура ни на одно деление, прихваченного со мной градусника, не увеличилась. Как впрочем, и не уменьшилось, пребывая уже на привычной отметке 39.9.

Приходилось констатировать, что эксперимент провалился. Возможно, где-то в глубине души я даже рад был этому обстоятельству. Ведь по сути, постигшая меня неудача свидетельствовала о моей нормальности. Я не являлся каким-то мутантом, не страдал непонятной аномалий. Скорее моя проблема лежала в психологической сфере. А температура повышенная, ну и что с того спрашивается? В мире полно людей у который она в разное время года скачет от 34 градусов до 40 и ничего живут себе спокойненько. С этими мыслями я и отправился обратно домой.

Я вновь забросил градусник подальше и зажил своей привычной жизнью. Сны конечно продолжали меня беспокоить, но и на них я старался не обращать внимания, выкидывая их сразу из головы, когда просыпался. Как и прежде работал на том же самом месте. Правда уже без Зои – она вскоре после того случая на днюхе уволилась и по слухам опять сошлась с Андреем. Что ж бывают в жизни и такие кульбиты.

На вечеринку устраиваемую в честь Нового Года я не хотел идти, будто предчувствуя, что ничем хорошим для меня это мероприятие не закончится. Но руководство желало видеть всех своих сотрудников, считая, что подобные встречи сплачивают коллектив, делая его единой дружной командой. Пришлось пойти.

Я старался держаться в стороне поминая, что в последнее время мне «везёт» попадать в различные экстремальные ситуации. Поэтому забившись в дальний угол, я с бокалом в руке наблюдал, как мои коллеги и молодёжь с соседних отделов веселиться, зажигая на танцполе.

Ближе к завершению вечера неожиданно погас свет. И надо ж было такому оказаться, что в том месте, где я уединился находился щиток с автоматами. Сама судьба или провидение распорядилась так, что мне выпала участь быть тем, кто полезет в него.

«Ну, что тут такого опасного? Переместить всего-навсего переключатель с "Выкл" на "Вкл» – занимался самовнушением я, нащупывая в темноте щиток.

На деле оказалось не так всё однозначно и просто. Меня тряхануло, так, что из глаз посыпались искры. Разряд в 220 Вт. неприятная всё-таки штука как не крути. Небрежность электрика, что не заизолировал, как следуют проводки в коробке, стоила мне поднятием температуры до 41 и 1 градуса.

Я впритык приблизился к опасному рубежу. Известно, что после 42 градусов у человека начинается необратимое разложение белков, то бишь верная смерть. Понимаю ли я это? Осознаю ли всю опасность своего положения? Рациональная часть моего «Я» отчаянно вопит и требует немедленно обратиться за помощью к специалистам. Но я всё медлю, откладывая поход в больницу всякий новый день на следующий раз. И так продолжается изо дня в день. Сейчас февраль – самый злой месяц ветреный и холодный. Для всех должно быть – кроме меня. Я совершенно не ощущаю на себе его зимней стужи. Могу свободно ходить по улице в летней футболке и не мёрзнуть. Конечно я этого не делаю, не желая привлекать к себе излишнее внимание, рискуя тем самым очутиться в глухих застенках психиатрической лечебницы. Самочувствие моё превосходное, я не чувствую себя больным и не замечаю за собой какого-либо другого недомогания. Сны да, они никуда не делись, наоборот приобрели более яркий характер. И ещё, я перестал их рассматривать, как кошмар. «Огненные сновидения» постепенно перешли в разряд обыденного, став неизменными спутниками в царстве Морфея.

Подспудно я, конечно, думаю, размышляю о них. Очень часто ловля себя на мысли «А что будет дальше? За чертой отметки 42 градуса? Возможно, это будет конец или наоборот отправная точка для чего-то нового?».

Ни с кем я не решаюсь поделиться своими тревогами и переживаниями, превращаясь всё более в затворника. Круг моих интересов надо заметить – ощутимо сузился. Пропал интерес к еде, теперь я обхожусь минимум продуктов. Что осталось неизменным, так это влечение к противоположном полу, оно, к слову сказать, стало ещё сильнее, чем прежде, до моей аномалии. Вот только секса у меня не было почитай с самого начало лета. Что-то меня постоянно удерживает от близкого общения с девушками. Возможно, это связанно опять-таки с температурой, с вопросами, что неизменно станут задавать мне, ведь я же буквально горю, хотя и не ощущаю этого, разве что в первые дни, когда только происходит очередной температурный скачок.

Всё это я читаю в своём дневнике. За не именем близких людей кому бы я мог довериться – я доверяю свои мысли бумаге. Вернее сказать, в прошлом доверял, ибо читаю я его в последний раз, перед тем как предать огню…

Этот «Перелом», как я окрестил его произошёл в последний день месяца двадцать девятого числа месяца февраля. Ничего не предвещала кризиса. Я, привычно уже в 22:00 лёг спать и заснул крепким сном. Мне даже вначале снилось, что-то приятное, а потом не помню – я резко открыл глаза и обмер. Я лежал на земле в одних трусах, в смутно знакомом мне месте.

«Это всё происходит во сне» – была первая мысль, которая сразу потерялась, стоило мне перевести взгляд вперёд. Там в центре пустыря сияло и извивалось оранжевое пламя, словно маяк, указывающий правильное направление. Я внезапно с отчётливо ясностью осознал, кому он светит «Мне, мне одному и сомнений никаких тут быть не может!». Я вернулся вновь на пустырь.

Словно между сном и явью я пополз навстречу огню. К слову сказать, меня в этот момент даже не посетила мысль простая – почему я по-пластунски передвигаюсь, когда могу свободно встать на ноги и спокойно подойти к нему? Повторюсь, всё происходило как бы, не совсем со мной, я был в этой пьесе скорее сторонним наблюдателем, нежели полноправным участником её. Утратив полностью над собой контроль желая только одного – скорее приблизиться к «Нему».

К чему конкретно я затруднялся дать хоть сколь внятное объяснение. Лишь ощущая в себе острую неоюходимость быть там… Не слыша, как завывает морозный ветер в ушах, не чувствуя ледяной поверхности земли под собой, не видя разбегавшихся в панике бомжей, точно узрев ожившего мертвеца. Ничего важнее для меня в тот момент не существовало на свете, кроме этого пламенеющего языка, его жара, его силы, его сути.

Я продолжал грезить наяву. И когда преодолев последние метры, разделявшие меня с ним не задумываясь, что делаю и о последствиях засунул руку прямо в середину костра. В горячее бьющаяся огнём сердце, ощутив разом всю ярость и мощь, заключённую в нём.

Как добрался я обратно домой не помнил. Пробуждение было тяжёлым, как никогда прежде до этого. Я еле сумел подняться на ноги, силы казалось, кто-то насосом высосал из меня все. Меня кидало из стороны в сторону, будто я изрядно накануне набралось, когда я тащился до туалета. Моча обожгла мою плоть, что я невольно застонал. Такой горячей, наверное, мог быть только кипяток один. Но ещё больше болела моя правая ладонь. Поднеся её близко к лицу, я замер, не веря собственным глазам: на ней отчётливо виднелся след от ожога. На всей поверхности от запястья до кончиков пальцев пролегало большущие алое пятно. В глазах у меня потемнело – я сразу вспомнил всё…

Шкала на моём ртутном градуснике обрывается на цифре 42. Но и без него я прекрасно знал свою температуру. К этой отметки стоило приписать двоечку и вот он очередной «скачок». Жар, не стихая терзал меня всю неделю. Принятая ванная со льдом, тоже оказалась бессильна помочь чем-либо. Моё пылающее тело растопило его за неполные четверть часа. На работу я больше не вышел, как и к врачам тоже не стал обращаться. И вообще, мне было глубоко наплевать на весь белый свет. Я чувствовал, что изменился, что отныне всё будет не так, как было прежде. Понимание это пришло спустя семь дней, которые я провёл, как в горячке. А на восьмой я открыл глаза на рассвете и с отчётливой ясностью понял это.

Сидя на продавленном кресле перед раскрытым настежь окном я слушаю мартовскую капель, переворачивая последнюю страницу своего дневника. Лёгкая усмешка блуждает на моих губах при воспоминаниях о моей прежней жизни. Я прощаюсь с ней молча и без сожаления, так как прощаются с детством повзрослевшие в раз дети. Старинные часы ушедшей в вечность родственницы бывшего приятеля отбивают полночь. Самое время.

Я медленно опускаю занимающийся синим пламенем дневник на ворсистый ковёр. Неспешно поднимаюсь на ноги и, не оборачиваясь, иду на выход. По пути мимоходом замечая в большом, овальной зеркале, как два пылающих огонька в районе глаз пристально смотрят на меня. Дверь сиротливо застывает, провожая постояльца в ночь…