Проклятый ректор

Когда я вышла из комнаты, Реджина одобрительно кивнула.

– Так гораздо лучше. Может, хоть волосы распустишь? Или так и будешь ходить с этим убогим пучком?

Я не считала пучок убогим, поэтому распускать волосы не стала. Лишь слегка подкрасила губы и добавила каплю духов, которые Реджине внезапно даже понравились.

– Идем уже, – проворчала она, почему-то заметно смутившись. Как будто считала для себя унизительным тот факт, что ей во мне хоть что-то понравилось.

В ее голосе и движениях чувствовалось нетерпение. Тонкие каблуки туфель так резво стучали по каменным плитам пола, что у меня от этого звука заболели уши. Не знаю, как Реджина, а я в своем платье в прохладных мрачных коридорах мгновенно замерзла.

К моему удивлению, Реджина повела меня в восточное крыло, к одному из бальных залов. Только когда мы пришли, я поняла, что «синий» – это название одного из них, самого маленького. Относительно остальных. Сейчас он был украшен разноцветными светящимися шарами, которые подсвечивали синие драпировки, и многочисленными свечами, мерцающими в полутьме. С потолка лилась негромкая музыка, на небольшом танцполе уже кружились несколько пар. Вдоль стен стояли столики с закусками, а вокруг сновали… официанты, разносящие крошечные канапе, корзиночки с начинками и бокалы с напитками.

Небольшая личная вечеринка Алека Прайма в Лексе по своей шикарности могла поспорить с большим официальным праздником в Орте. Только народу меньше. Кажется, с четвертого года обучения он пригласил не всех, зато были студенты, которых я не знала даже в лицо. Еще я заметила нескольких преподавателей и даже – к собственному ужасу – ректора. Тот со своим обычным мрачным видом мелькнул в дальнем конце зала и исчез.

К нам моментально подошел Алек в костюме, который выглядел куда лучше обычного студенческого, а следом за ним приблизился официант с высокими тонкими бокалами на подносе.

– Я вас очень рад видеть. – Алек улыбнулся нам обеим, но взгляд почему-то задержал на мне. – Вы волшебно выглядите.

– Спасибо, – тут же откликнулась Реджина, улыбаясь так ослепительно, что я ей искренне позавидовала. Я так не умела. – Вечеринки Праймов во все века были лучшим развлечением в Лексе, приходится соответствовать.

Косой взгляд на меня она, очевидно, бросила, чтобы посмотреть на реакцию. А я уже поняла, что была абсолютно неправа и испытала искреннюю благодарность Реджине. Если бы я пришла сюда в своем платье, пришлось бы сразу уйти, потому что с тем же успехом я могла бы явиться на этот светский раут и в ночнушке.

Алек взял с подноса два бокала игристого вина и предложил нам. Реджина с удовольствием взяла, а я отказалась. Алкоголь я впервые попробовала в Орте еще в первый год обучения, на приветственном вечере, и быстро поняла, что мне не стоит с ним заигрывать. Алеку пришлось оставить второй бокал себе.

Реджина какое-то время нахваливала декор, вино и прочую организацию, а потом потащила Алека танцевать, и я осталась одна. Танцевать я толком не умела, поэтому пошла бродить по залу, но очень быстро мне это надоело. Я всюду натыкалась на неодобрительные, а порой и откровенно агрессивные взгляды. Сокурсники смотрели на меня, словно оценивали, а потом демонстративно поворачивались спиной. Никто ни разу не сказал мне дурного слова, но посыл я чувствовала очень остро: тебе здесь не место. И это притом, что ни Дорн, ни Сара Моргенштерн здесь не присутствовали.

Алека я быстро потеряла из вида, а потому вскоре задалась вопросом, что я вообще здесь делаю и не стоит ли вернуться к себе. В конце концов, с Реджиной я появилась, она должна быть довольна. Алеку на глаза показалась, он тоже должен быть доволен.

На мое счастье, в дальнем конце зала нашлось небольшое помещение, отделенное от основного пространства портьерами. Музыка за ними почти стихала, словно на ткань наложили приглушающее звуки заклятие. Ни свечи, ни шары это место не освещали, мрак развеивали только лунный свет и тот, что проникал из зала через щель в портьерах. Главное – здесь не было неприветливых взглядов, зато почти во всю стену тянулось большое окно, через которое открывался чудесный вид на западное крыло замка, построенного полукругом. Там, в апартаментах студентов и преподавателей, в окнах горел свет, и на фоне темного камня эти теплые желтые пятна выглядели очень красиво. Я подошла к окну, любуясь уютной картиной, а потом прижалась лбом к прохладному стеклу, внезапно понимая, что голова будто горит огнем.

И только через пару мгновений я почувствовала запах сигаретного дыма и ощутила движение за спиной. Резко обернувшись, я встретилась взглядом с ректором Фарлагом, который сидел в кресле. На половину кресла – и, как следствие, его лица – падал свет из зала. Глаза ректора снова казались почти черными. Около них на мгновение вспыхнул красный огонек, а потом опустился к подлокотнику, остававшемуся в тени. Сразу стало понятно, откуда взялся запах сигаретного дыма. На другом подлокотнике стоял стакан с коричневой жидкостью и парой крупных кубиков льда. Ректор молча скользил по мне взглядом, я тоже испуганно молчала, прижавшись к прохладной поверхности окна.

– Не нравится вечеринка? – неожиданно поинтересовался Фарлаг. Голос его прозвучал приглушенно и хрипло. – А я вас предупреждал.

Это обращение позволило мне скинуть с себя оцепенение. Я отлипла от окна, собираясь уйти.

– Простите, сэр, я не хотела вам помешать. Не знала, что здесь кто-то есть.

Я уже сделала шаг к выходу, когда он внезапно остановил меня жестом.

– Нельзя уходить сейчас, Прайм оскорбится. Раз уж пришли, придется вам потерпеть еще часа полтора как минимум. Иначе это будет выглядеть как пренебрежение. Можете прятаться здесь, вы мне не мешаете.

Я удивленно приподняла брови, скрещивая на груди руки, и зачем-то спросила:

– А вы тоже тут прячетесь?

Он не ответил. Точнее, не сделал этого сразу, словно размышлял, а достойна ли я вообще его ответа. Сперва поднес сигарету к губам, потом выпустил дым и сделал глоток из стакана с толстым дном.

– Здесь тише, – объяснил лаконично.

– Я не ожидала вас тут увидеть, – призналась я, не понимая, зачем вообще разговариваю с ним. Может быть, просто потому, что со мной тут мало кто разговаривал. А ректор сегодня вел себя неожиданно… нет, не дружелюбно, но нормально. Я даже подумала о том, чтобы набраться смелости и спросить его про архив. – В Орте преподаватели не ходят на студенческие вечеринки. Только на официальные балы.

Он усмехнулся, стряхивая едва тлеющие красные искорки, как мне показалось, прямо на пол.

– Вы больше не в Орте. У Лекса свои традиции. И правила. От приглашений Праймов не принято отказываться, даже если ты ректор.

– Почему? Вы тоже из новой элиты, а не из старой аристократии? – догадалась я, вспомнив объяснение Алека. Как у них тут все сложно в их высшем обществе.

Мне показалось, Фарлаг удивился.

– Я-то как раз из старой аристократии, – заметил он. – Но Праймы королевских кровей.

– Серьезно? – Мне почему-то стало нехорошо. – Из великих королей?

Он едва заметно качнул головой, снова поднеся к губам стакан, в котором приглушенно звякнули льдинки.

– Нет, потомки правителей небольшого королевства, находившегося чуть севернее Рейвена. Оно было одним из первых, присоединившихся к Республике. Но королевская кровь – это королевская кровь.

– Кровь у всех нас одинаковая, – возразила я. – Остальное предрассудки.

– Неужели? – хмыкнул он. – А ведь он единственный, кто отнесся к вам хорошо. Знаете почему?

Я отрицательно качнула головой.

– В новой элите нет благородства. Да, многие семьи относят себя к элите уже пять столетий, но они все равно черной завистью завидуют тем, в чьих родословных и тысячу лет назад были великие люди. Они очень боятся уронить себя, поэтому особенно нетерпимы к людям вроде вас. Старая аристократия в этом плане более снисходительна. Мы уверены в своем превосходстве и ничего не боимся. Но мы злимся. Злимся, что пять веков назад отчасти утратили свой статус. Злимся на нуворишей и их потомков, которых Республика сделала равными нам. И нас бесят те, кто продолжает лезть в высшее общество, не имея на то прав по рождению. А потомки королей… Они от рождения стоят так высоко, что ничего не боятся и ни на кого не злятся. Определенный кодекс чести заложен в них на генном уровне. Плюс воспитание, конечно, но кровь… Она определяет.

– Неужели вы действительно в это верите? – удивилась я.

– Это не вопрос веры, – возразил он. – Вы бы понимали это, если бы…

– Не была безродной дворняжкой?

Улыбка, скользнувшая по его губам, показалась мне удовлетворенной.

– Именно.

– Скажите, ректор Фарлаг, – неожиданно для самой себя поинтересовалась я с доброжелательной, как мне казалось, улыбкой, – а старая аристократия способна чувствовать свое превосходство, только унижая тех, кто не имеет возможности ответить?

Кажется, он очень удивился, потому что внезапно закашлялся, поперхнувшись дымом.

– Знаете, эта дрянь убьет вас, – добавила я, не дожидаясь ответа на вопрос.

– Вы думаете? – голос прозвучал немного сипло, но в нем снова послышалась насмешка.

Я уверенно кивнула.

– Это худшее, что поступает к нам из-за Занавеси.

Если ректор и хотел парировать, то не успел: послышался приближающийся смех, и я едва успела отскочить к стене, скрытой во мраке, когда в наше тихое и темное укрытие ввалились хохочущие Реджина и еще одна девушка, имени которой я не знала.

– Прайм тобою очарован, Джина, – громким шепотом сообщила она.

– Наконец-то! Три года на него потратила, а тут еще эта фермерша…

– Она тебе не соперница, ты чего? Максимум он ее попользует пару раз из любопытства, но тут уже что делать, дорогая? Когда речь идет о мужьях вроде Прайма, такие вот эксперименты придется и после свадьбы терпеть.

– Да это сколько угодно, – фыркнула Реджина.

– Только ему об этом не говори! – возмущенно велела ей безымянная подруга. – Пусть чувствует себя виноватым и дарит тебе взамен украшения. Кстати, что это за благотворительность с платьем?

– Да ему сто лет, – отмахнулась Реджина. – Ты бы видела, в чем она собиралась прийти…

В этот момент в бокале ректора заметно звякнул лед и обе девушки испуганно ойкнули, едва не подпрыгнув на месте. Я была рада этому: мне не нравилось слушать, как они меня обсуждают.

– Ректор Фарлаг, сэр… – испуганно пролепетала неизвестная мне подруга Реджины.

– Простите, что побеспокоили, – более сдержанно извинилась сама Реджина.

И обеих как ветром сдуло еще до того, как Фарлаг успел что-то ответить. Если он вообще собирался. Я услышала только его тихий смех.

Однако после случайно подслушанного разговора мне совершенно не хотелось оставаться в его компании, поэтому, выждав несколько секунд, я тоже решительно направилась обратно в зал.

– Знаете что, госпожа Роук? – внезапно подал голос ректор, когда я уже почти шагнула за портьеру.

Я замерла на месте, молча дожидаясь, пока он продолжит свою мысль.

– Вам это платье идет больше, чем госпоже Морт.

Я не поняла, было ли это настоящим комплиментом или новой издевкой, поэтому ничего не ответила и просто решительно продолжила свой путь.

Глава 7

Едва я снова оказалась за портьерой, как меня оглушила музыка и ослепил свет, а я сама неожиданно налетела на Алека.

– Вот ты где! Я уж думал, ты сбежала, и хотел обидеться.

Он широко и добро улыбался, и пятнадцать минут назад я бы приняла это за шутку, но после разговора с ректором уже не была так уверена.

– Что ты! – как можно естественнее возмутилась я. – У тебя прекрасная вечеринка. Круче официальных балов в Орте.

Алеку явно польстили мои слова.

– Потанцуешь со мной? – спросил он, протягивая мне руку.

В этот момент звучала довольно быстрая мелодия и танец под нее предполагался быстрый, сложный и экспрессивный, а я и медленные исполняла с трудом. Учителя всегда отмечали у меня две проблемы: координацию движений и гибкость. То есть обычно они говорили, что я деревянная и неуклюжая.

– Прости, я… я не умею танцевать, – попыталась уклониться я. – Да и не люблю, если честно.

– Серьезно? – удивился Алек. – Как можно не любить танцевать? Пойдем, я тебя научу!

Он потянул меня к танцполу, но я удержала его. При других обстоятельствах – в более дружественной обстановке – я бы, наверное, еще и решилась. Но не здесь.

– Алек, пожалуйста, не надо. Не хотелось бы становиться посмешищем. В смысле, еще большим, – не удержалась я от горького комментария, вспомнив, как Реджина с подругой обсуждали одолженное мне платье.

Внимательно посмотрев на меня, Алек как будто что-то понял и танцевать передумал.

– Конечно, – согласно кивнул он. – Тогда пойдем перекусим.

И потащил меня к столу. Уже там, всучив мне небольшую тарелочку с разнообразными закусками, заметил:

– Не обращай на них внимания, Тара. Большинство здесь сильны только своим положением в обществе, которое зарабатывали не они и порой даже не их родители. А вот ты… Ты, например, хороша в приготовлении снадобий. Если бы не ты, я бы сейчас лежал в лазарете, а не веселился тут.

Алек так заразительно улыбался, что мне оставалось только последовать его примеру.

– Такой навык трудно получить по наследству, – согласно кивнула я, продолжая его мысль.

– Вот именно! Представляешь, Фарлаг вызвал меня сегодня после занятий и отчитал за невнимательность. Как он только все узнает? Его ведь там даже не было, а Блэк был не в себе. Так вот, ректор меня вызвал и высказал все, что думает о моем зрении. У меня, знаешь ли, со снадобьями вообще не складывается, но моя мама – Мастер, поэтому я пытаюсь научиться. Из уважения к ней. И Фарлаг, зараза такая, знает, куда бить.

– Куда? – не поняла я.

– Достал мне мамину ведомость… Она же тоже училась в Лексе. И ткнул меня носом в ее оценки. Она ни одного снадобья не сварила не на высший балл.

Я насторожилась и переспросила:

– В смысле? У него что… Все табели двадцатилетней давности хранятся?

– Конечно, – кивнул Алек. – Огромный такой стеллаж с выдвижными ящиками в кабинете стоит. Не замечала?

Я рассеянно мотнула головой, понимая, что это и есть тот самый архив, который мне нужен. А ректор несколько минут назад дал мне понять, что пробудет здесь еще не менее полутора часов. Возможно, это первый и последний раз, когда я точно знаю, что его кабинет пуст и останется таким достаточно долгое время.

Осторожное прикосновение к моему плечу вывело меня из задумчивости.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Алек.

– Да, но… – Я набрала в легкие побольше воздуха и спросила: – Ты ведь на самом деле не обидишься, если я все-таки уйду? Ты отличный парень и очень мне нравишься, но я здесь чувствую себя неуютно. Может быть, если у тебя будет более… локальная вечеринка, однажды…

Он улыбнулся и перебил:

– Как насчет чашки горячего шоколада со взбитыми сливками? Завтра в полдень, в том кафе, где мы пили чай в первый день. Только ты и я. Достаточно… локально?

– Да, конечно.

Сейчас я была готова пообещать что угодно, лишь бы спокойно и незаметно уйти. Алек решил, что ему этого достаточно, и проводил меня до выхода из зала, и даже предложил проводить до апартаментов, но я отказалась, объяснив это тем, что негоже хозяину вечеринки покидать своих гостей.

А сама, попрощавшись, устремилась к кабинету ректора.

У самых дверей я заставила себя остановиться и перевести дух, а не ломиться внутрь сразу. Я не знала, как заведено в Лексе. В Орте аудитории и рабочие кабинеты преподавателей почти никогда не запирались, возможно, ректорский тоже. Но это не значило, что на них не накладывались следящие чары.

Поэтому, приведя в порядок дыхание и сосредоточившись, я в первую очередь направила магический поток в заклятие проверки, чтобы выяснить, какие охранные чары наложил на кабинет Фарлаг. При этом я отчаянно надеялась, что в Лексе не страдают какой-нибудь особой формой паранойи.

Мне повезло. Или, по крайней мере, так мне в тот момент показалось. Довольно стандартное запирающее заклятие, следящие чары, настроенные на открытие двери в отсутствие хозяина, сигнальные чары на случай проникновения с дурными намерениями.

Первое можно было нейтрализовать обычным отпирающим заклятием. Второе не представляло большой опасности, поскольку следящие чары проверялись только в том случае, если в помещении, на которое они наложены, что-то случалось. То есть что-то безнаказанно украсть из кабинета ректора я бы не смогла: заметив пропажу, он быстро бы узнал, кто входил в кабинет в его отсутствие. А вот сигнальные чары поднимали тревогу сразу.

К счастью, у меня не было дурных намерений. Я не собиралась ничего красть или ломать. Я искала информацию о своей матери и не собиралась использовать ее кому-либо во вред. И все это я несколько раз проговорила про себя, очищая мысли и чувства от малейших намеков на желание возмездия тем, кто причинил моей маме вред, будь то ее родители, мой отец или ее… убийца.

Только после этого я применила отпирающее заклятие и осторожно ступила в кабинет. Даже без своего хозяина он казался мрачным и неприветливым. Шторы плотно задернуты, свечи и шары погашены, поэтому мне пришлось создать свой, чтобы видеть, куда наступаю.

Времени у меня теоретически было достаточно, но я не стала медлить и сразу направилась к стеллажу. Затормозила только у полочек, на которых стояли разные безделушки. Всякие фигурки и портреты в рамках настолько не вязались у меня в голове с образом Фарлага, что я на несколько секунд замерла, разглядывая их.

На одном из портретов был изображен сам Найт Фарлаг с какой-то женщиной. Судя по тому, что его костюм по цвету совпадал с ее платьем, это был свадебный портрет. На нем Фарлаг выглядел молодым, улыбчивым и каким-то… беззаботным, что ли. Счастливым. Женщина рядом с ним буквально ослепляла своей красотой, но мне она почему-то показалась неприятной. То ли взгляд мне ее не понравился, то ли еще что-то… Я не стала задерживаться и разглядывать, а поспешила к стеллажу с архивом.

На каждом ящике значился год зачисления, а я знала лишь мамин возраст и год, в который она точно была в Лексе – с того обгоревшего портрета. Но я не знала наверняка, во сколько она пришла учиться. В семнадцать, как я? Или пропустила год или два после школы? Мне предстояло проверить целых три ящика. И еще одна сложность заключалась в том, что я не знала, какая у мамы была фамилия до брака. Поэтому в каждом ящике я направляла поисковое заклятие на имя – Дария.

С первой же найденной Дарией всплыла проблема номер три: папки студентов содержали кучу информации, но не имели портретов.

– Издевательство какое-то, – простонала я, но тут же велела себе замолчать: в тишине кабинета даже шепот звучал оглушительно. Сердце мое тоже колотилось слишком громко.

В первом ящике я нашла шесть студенток с именем Дария, во втором – три, в третьем – пять. По году рождения я отсеяла семь, но еще семь мне подходили, а внимательно изучать семь папок здесь и сейчас у меня не хватило бы нервов.

Пришлось их копировать. От страха, что меня обнаружат, магический поток снова подчинялся плохо. Мне часто говорили, что при внешней невозмутимости внутренне я слишком нестабильна. Пришлось снова крепко сжимать фокусирующий артефакт.

Оставалось скопировать всего две папки, когда за дверью послышались голоса и шаги. Я в ужасе оглянулась, понимая, что минимум два человека приближаются к кабинету. Оставалась слабая надежда на то, что кто-то просто идет мимо, но потом расслышала слова:

– Найт, держитесь, дружище, немного осталось, – торопливо говорил профессор Блэк. – Или давайте я вас левитирую?

– Я вам не мешок картошки, – огрызнулся ректор. – Сам дойду!

И настолько злого голоса у него не было даже в день нашего собеседования. Я поняла, что мне конец, потому что незаметно выбраться из кабинета нет ни малейшей возможности.

* * *

Когда дверь кабинета открылась и профессор Блэк буквально втащил внутрь ректора, я замерла, прижимая к груди созданные копии и стараясь не дышать. Вдруг ректор, как обычно, предпочтет оставить в кабинете полутьму, и они не заметят меня… При ярком свете наверняка стало бы видно, как топорщится толстая штора, за которой я спряталась. Ничто другое в кабинете не могло выдать моего присутствия: ящик архива я задвинула и даже успела восстановить запирающее заклятие на двери.

Происходящее в кабинете я видела через щель между шторами. Блэк усадил Фарлага в кресло посетителя, а сам с проворностью, которую трудно было заподозрить в мужчине его возраста, метнулся к невысокому шкафу со стеклянными створками, стоявшему в дальнем углу. Как я и ожидала, многочисленные шары они зажигать не стали, ограничившись несколькими свечами, которые едва развеивали мрак.

Даже при этом весьма сомнительном освещении было видно, что Найту Фарлагу очень плохо. Его тело как-то странно дергалось, лицо искажала гримаса боли.

– Быстрее, Блэк, прошу вас, – почти прорычал он тихо.

Я слышала звон стеклянной посуды, но не видела, что именно делает Блэк. Могла только догадываться, что он смешивает из лечебных порошков какое-то экспресс-снадобье.

– Сейчас, Найт, потерпите немного. Добавлю только обезболивающий компонент.

– Не надо. Не помогает. Противосудорожного хватит, – отрывисто бросил ректор.

Звуки пропали. Блэк замер, видимо, осмысливая сказанное Фарлагом. А потом забормотал что-то себе под нос, торопливо пересекая комнату. Я услышала тихое клацанье стекла о стекло и звук льющейся воды: Блэк разбавил смесь порошков водой. Потом он подошел к ректору, на ходу взбалтывая ложечкой содержимое стакана.

Пить Фарлагу было нелегко: он все еще заметно вздрагивал, как будто его тело сводило судорогами, а порой захлебывался, словно жидкость не лезла в горло. Снадобье то и дело проливалось, но в итоге ректор осушил стакан почти до дна и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза и тяжело дыша. На лице его все еще отражалась гримаса боли, но дергаться он перестал.

Профессор Блэк, сжимая стакан в руках, осторожно присел на краешек ректорского письменного стола, с тревогой глядя на молодого начальника.

– Как вы, Найт? – обеспокоенно спросил он.

– Лучше, – глухо отозвался Фарлаг и после небольшой паузы добавил: – Спасибо.

– Что мне дать вам от боли?

– Ничего. – Из горла ректора вырвался странный звук: то ли смех, то ли фырканье, то ли сдавленный стон. – Уже полгода ничего не помогает. Только перетерпеть. Хуже всего, когда болит голова. А сейчас… Переживу.

– Мне кажется, ваши приступы учащаются, – осторожно заметил Блэк, все так же не сводя взгляд с его лица.

– Вам не кажется.

– И вы не придумали ничего лучше, как начать курить эту дрянь? – теперь голос Блэка звучал укоризненно. – И крепкий алкоголь я бы вам не рекомендовал.

– Я проклят, а не болен, – хмыкнул Фарлаг, продолжая сидеть с закрытыми глазами.

– И что теперь? Вы не знаете наверняка, что вызывает приступы.

– Знаю. Заметное расходование магического потока. Слишком сильные негативные эмоции. Утомление.

– В любом случае вам нужны силы, чтобы справляться с этим, – тон профессора Блэка смягчился. – А алкоголь и никотин их только забирают.

– Нотации тоже, – едко отозвался Фарлаг.

Блэк не обиделся, только улыбнулся, покачав головой. Мне было плохо видно его лицо, но почему-то казалось, что он смотрит на Фарлага с какой-то отеческой теплотой и сочувствием. Теперь в Лексе я знала двоих человек, способных на такие чувства.

– Вам надо с этим что-то делать, Найт, – все тем же мягким тоном заметил он.

– О, неужели? Думаете, мне надо найти способ снять проклятие? И почему за пять лет выворачивающих наизнанку приступов мне ни разу не пришло это в голову?

Фарлаг говорил резко, но даже я слышала в его тоне отчаяние. Блэк печально вздохнул и снова покачал головой.

– Я имел в виду другое. Если ваши приступы провоцируются негативными эмоциями и усталостью, нужно меньше огорчаться и больше отдыхать. А лучше найти поводы для радости. Так ли вам нужно тратить время и силы на ректорство в Лексе?

– Хотите от меня избавиться? – усмехнулся Фарлаг. – Не забывайте, уйду я – и следующим уйдете вы.

– Я понимаю, – кивнул Блэк. – Но я сейчас не о себе беспокоюсь, а о вас. Мне-то что? Я свое отжил.

– Я свое, кажется, тоже, – едва слышно пробормотал Фарлаг, растирая рукой лицо.

– Вам просто плохо, поэтому вы так пессимистичны, – все с той же доброй улыбкой возразил Блэк. – Вам сколько? Тридцать пять?

– Будет. В этом году, – уточнил Фарлаг мрачно.

– Ну вот! Вы молодой, сильный и очень талантливый. Уверен, вы найдете снадобье противодействия.

Фарлаг как будто хотел что-то возразить, но передумал. Сел немного прямее и сделал глубокий вдох, а потом вдруг тревожно оглянулся по сторонам.