скачать книгу бесплатно
Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора
Лестер Брукс
Книга историка и дипломата Лестера Брукса посвящена драматическим событиям августа 1945 года, предшествовавшим капитуляции Японии. Опираясь на перехваченные донесения разведки, протоколы допросов военных преступников, материалы Токийского процесса и воспоминания участников событий, автор всесторонне анализирует и документирует внутриполитический конфликт, обострившийся после уничтожения Хиросимы. В своем исследовании Брукс указывает на то, что самурайский менталитет военных элит, нежелание отступать и стремление сражаться до последнего солдата привели к сокрушительному поражению Японии во Второй мировой войне и краху империи.
Лестер Брукс
Капитуляция Японии во Второй мировой войне.
За кулисами тайного заговора
Lester Brooks
Behind Japan’s Surrender: the Secret Struggle that Ended an Empire
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Центрполиграф», 2023
© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2023
* * *
Предисловие
В то время как миллионы людей по всему миру праздновали окончание Второй мировой войны, горстка людей, правителей Японии, занималась разрешением внутриполитического конфликта. Вопрос стоял следующим образом: продолжать войну или капитулировать. Противостояние соперничавших партий продолжалось в течение четырех дней после официально предъявленного Японии требования о капитуляции, которое вызвало невиданное ликование по всей планете.
Однако восторги оказались преждевременными, и только в последний момент японские сторонники мира смогли сорвать попытку государственного переворота, покончить с угрозой терроризма и практикой заказных убийств.
В 1945 году почти все офицеры японской армии, до последнего человека, были намерены стоять насмерть за власть Божественного императора, которая существовала в стране уже на протяжении 2600 лет. Моряков японского флота призывали пожертвовать жизнью при отражении нападения иностранных захватчиков. Гражданские же экстремисты призывали своих последователей не только быть готовыми умереть в бою, но и самым безжалостным образом искоренять «пацифистов». Начальник японской полиции опасался народного восстания. Глава службы безопасности (кэмпэйтай) давал мрачные прогнозы, полагая, что войска поднимут мятеж.
В Японии в то время проживало до 80 миллионов человек, в основном нищего люда, страшно уставшего от войны, но готового продолжать ее, пока не поступит приказ сложить оружие. Каждый день жилые дома разрушались и горели под ударами зажигательных авиационных бомб противника. Гибли люди, многие голодали. Падали урожаи. Росла безработица. Вражеские суда, подводные лодки и авиация держали страну в блокаде. Даже сообщение между островами внутри страны становилось чрезвычайно опасным. И все же армия разрабатывала планы «решающей битвы за отечество».
Военачальники не были слепцами. Не были глупцами. Они были обычными людьми и вели себя совершенно естественным образом, реагируя на внешнюю угрозу. Их поведение укладывалось в нормы и понятия, характерные для Японии 1945 года. В этом суть дела; это именно то, что делает мрачную интерлюдию теперь уже далекого прошлого, когда внутри Японии шли споры о капитуляции. Картина внешнего мира, какой ее видели японские политики, была отражением их собственных представлений.
Если бы мы были способны более ясно увидеть, как японцы воспринимают окружающий их мир, то смогли бы гораздо раньше помочь им преодолеть нежелание капитулировать. Переговоры о мире и заключение перемирия – единственный путь завершения любого военного конфликта. Если мы признаем это, то понять, как противник представляет себе мир, крайне необходимо. Опыт японцев во Второй мировой войне дает нам пример этого.
Люди на вершине власти не страдали манией величия и ограниченностью мышления. Они осознавали в глубине души, что не могут победить. Они знали об этом еще до того, как разгром нацистов сделал неизбежным победоносное наступление вооруженных сил союзников с использованием всех имевшихся у них в наличии сил и оружия. Они знали о неизбежности поражения, но не могли принять его еще до применения атомной бомбы и советского наступления. Но все же они отказывались от капитуляции как логического выбора.
Известен старый прием демонстрации гипноза, возможно столь же древний, как и сам гипноз. Гипнотизер, объект гипноза и третье лицо присутствуют на сцене. Объект находится в трансе; ему говорят, что он и гипнотизер одни на сцене. И, придя в себя, он действует так, как будто третьего человека не существует. Совсем. Когда его просят что-то дать или взять у третьего человека, он пытается избежать этого. Разве он не видит другого человека? Его органы чувств, безусловно, подсказывают ему, что присутствует еще один человек. Почему же он не признает этого и не действует рационально?
Внушение, полученное в состоянии гипноза, что объект и гипнотизер одни, не оставляет места для существования третьего человека. Таково представление о мире, внушенное объекту в состоянии гипноза. Его чувства и его ответная реакция имеют защитный и оборонительный характер. Затемненное восприятие гипнотизируемого объекта отказывается признать то, что является для аудитории неоспоримой реальностью.
Японские милитаристы были в подобном состоянии самогипноза в том, 1945 году. Разгром полный и абсолютный – вот что они отказывались признавать.
Об их горьком «пробуждении» повествует эта книга.
Лестер Брукс
Введение
Япония вела две войны в XX столетии. Одна окончилась победой, другая – поражением. Русско-японскую войну 1904–1905 годов уже вряд ли кто-нибудь помнит, но события, которые завершили войну на Тихом океане в 1945 году, еще не затерялись на страницах учебника истории.
Во время Второй мировой войны в Японии существовал Высший совет по руководству войной, состоявший из шести членов, который взял на себя ответственность за окончание войны. Совет оказался в несколько ином положении, чем премьер-министр Кацура и министр иностранных дел Комура в конце Русско-японской войны. Летом 1905 года Япония побеждала на суше и на море, хотя ее военные силы были на грани истощения. Фельдмаршал Ояма и его начальник штаба генерал Кодама признавали, что пришло время заключить мир. В роли посредника выступил президент США Теодор Рузвельт. В противоположность этому, сорок лет спустя, когда вал войны накрыл Японию, союзные державы потребовали «безоговорочной капитуляции», в то время как японцы выдвинули лозунг «сто миллионов почетных смертей».
В этих обстоятельствах в начале мая министр иностранных дел Того провел ряд частных встреч с пятью другими членами Высшего совета по руководству войной. Это были: премьер-министр адмирал Судзуки, военный министр Анами, министр флота Ёнаи, начальник Генерального штаба армии Умэдзу, начальник Генерального штаба флота Тоёда. В полной степени отдать должное его терпению и настойчивости, проявленным во время трудных переговоров, могут только его ближайшие сотрудники. Во многом эта инициатива Того положила начало заключительному этапу войны, который продолжался в течение трех месяцев. В последние дни войны министр иностранных дел разрывался между требованием западных держав о «безоговорочной капитуляции» и призывом со стороны военных дать «последнее сражение на побережье». В это же время военный министр был вынужден выбирать между желанием императора закончить войну и настойчивым требованием своих подчиненных продолжить ее ради спасения национального государства. Благодаря духовному единству «Большой шестерки» и окончательному решению императора были приняты условия капитуляции, упомянутые в Потсдамской декларации, что привело в итоге к завершению войны.
Смотря из дня сегодняшнего, трудно представить, как военные лидеры могли настаивать на продолжении войны, когда военный потенциал был полностью исчерпан и положение осложнялось еще и тем, что была применена атомная бомба и Советский Союз вступил в войну. Некоторые считают, что мы имеем дело с проявлением дикого фанатизма. В принципе это правильный вывод, к которому пришел и сам Лестер Брукс в своей книге. Он попытался выстроить произошедшие события в строгой последовательности, так, чтобы читатель мог поставить себя на место тех людей, которые сыграли главную роль в этот решающий момент.
Напряженность внезапно спала, когда кабинет Судзуки подал в отставку в течение двух часов после выступления по радио императора, объявившего об окончании войны. Это решение, очевидно, было естественным для адмирала Судзуки. Но это была почетная отставка. Генерал Анами совершил самоубийство, как истинный воин, а министр иностранных дел Того умирал позднее в одиночестве в тюремном госпитале. Они доверили задачу восстановления Японии «молодым и способным» людям, как выразился адмирал Судзуки. Однако нам следует помнить, что эти вожди нации смогли удачно завершить войну, и это сохранило статус Императорского дома и единство страны, что не всегда удавалось другим державам при завершении военных конфликтов.
К настоящему времени опубликовано множество мемуаров и воспоминаний о Тихоокеанской войне. Тем не менее к рассказу о последних днях трагедии нельзя не возвращаться снова и снова. Ни один человек не обладает полным знанием о том, что произошло, и никто не может быть полностью объективным в своем изложении событий. Книга Лестера Брукса «Что скрывается за капитуляцией Японии» – весьма ценный труд, в котором отражена роль ведущих японских политиков в переломный момент истории Японии.
Фумихико Того
Глава 1. Время упадка или гёкусай?
«ВЕСТ-ЭНД ЗАПОЛНИЛИ ТОЛПЫ ЛИКУЮЩИХ ГОРОЖАН. ВЗРЫВ ВСЕОБЩЕЙ РАДОСТИ
Тысячи ликующих лондонцев и военнослужащих, несмотря на официальное предупреждение относиться сдержанно к сообщению японской стороны о капитуляции, радостно праздновали это событие прошлым вечером. Все центральные улицы от Олдвича до площади Оксфорд заполнили толпы мужчин и женщин, празднуя день окончательной победы… Разноцветные ленты, запускаемые с верхних этажей высоких зданий, падая, извивались в воздухе, и освещенные закатным солнцем улицы были усеяны обрывками бумаги…
Толпы росли на площади Пикадилли, и на всех ведущих к ней улицах все люди неожиданно закружились в танце… Взявшись за руки, штатские и военные, подобно бурному потоку, заполняли улицы, не давая проехать автобусам.
Люди взбирались на фонарные столбы и крепили на них флаги союзных держав. Какая-то девушка держала над толпой в руках плакат «Япония капитулирует», чтобы все могли видеть.
К семи часам вечера, когда сообщение Токийского радио так и не подтвердилось, толпа, редея, начала расходиться. И вскоре по замусоренным тротуарам уже шли обычные пешеходы. Позже лондонцы собралась вновь, намереваясь продолжить празднование. Было запущено множество петард».
«Таймс» (Лондон), 11 августа, 1945 года
Война на Тихом океане закончилась.
Или еще нет?
11 августа 1945 года, когда весь мир впервые услышал, что Япония приняла условия капитуляции союзных держав, люди вышли на улицы, по-разному выражая свои искренние чувства – от молитвы до бурного ликования.
Празднование официально не объявленной победы продолжалось третий день, на календаре было уже 13 августа. Однако, как оказалось, празднества были преждевременны.
На фронтах солдаты продолжали сражаться и умирать.
В Японии лишь незначительное число людей говорило о капитуляции. Большинство японцев считало, что необходимо продолжать сопротивление, чему могло помочь если не современное оружие, то, по крайней мере, дух Ямато. Даже многие из тех, кто осознавал, что страна находится на грани поражения, отбрасывали эту мысль, отказывались принимать ее. Были и те, кто не только отвергал возможность капитуляции, но и старался предотвратить ее. Делегацию этих фанатиков принял вечером 13 августа самый могущественный человек в Японии.
В жаркой и грозовой атмосфере летней ночи они прибыли, одетые в мундиры цвета хаки, и осторожно постучали в дверь, словно в нее ударили преждевременно сорванные резким порывом пронизывающего ветра листья.
Прихода трех из них ждали, но готовы были принять всех шестерых. Они были ярким примером тех молодых офицеров, горячих голов, чьи необузданные амбиции привели Японию к военной катастрофе. Они взяли в заложники всю страну, чтобы запугать умеренных политиков – ответственную оппозицию и руководство.
Там, на пороге военного министерства, расположенного на короткой улице между зданием парламента и руинами дворцовых построек, они остановились. В то время как слуга пошел докладывать военному министру об их приходе, они пребывали в напряженном ожидании, готовые на самый отчаянный поступок. Именно они вели дело к тотальному разрушению страны и национальному самоубийству, и военный министр генерал Корэтика Анами стоял во главе их.
Генерал Анами вернулся в свою резиденцию совсем недавно, чтобы хотя бы немного отдохнуть. Его рабочий день начался рано утром с вызова к лорду-хранителю печати. Затем были дебаты на утреннем заседании Высшего совета по руководству войной и заседание всех членов кабинета. Все это, вместе взятое, плюс стресс от работы и настойчивых требований младших офицеров свалили бы с ног и лошадь.
Однако Анами был крепок и вынослив. Он выдерживал все сыпавшиеся на него и множившиеся день ото дня удары. 13 августа положение еще больше усугубилось. Весь день продолжались бомбардировки центральных областей Японии, которые совершали вражеские самолеты, базировавшиеся на авианосцах. Противник продолжал обстрел прибрежных городов; советская армия стремительно наступала в Маньчжурии; и пришли сообщения о новых поражениях на ряде фронтов от Бирмы до Сахалина. Но этот день еще не закончился.
Анами стремительно, словно снаряд, ворвался в приемную, оформленную в западном стиле. Энергичный, с широкой улыбкой на лице, он тепло приветствовал собравшихся, отдав команду «вольно». Все эти офицеры были его наиболее близкими последователями и учениками. Между ними и Анами складывались искренние и открытые отношения. Он был, в определенном смысле, главой семейства, и все они были ему как родные сыновья.
Всех шестерых и Анами объединяли общие взгляды и преданность друг другу. Все были членами Бюро военных дел в военном министерстве – «мозговом центре» японского военного истеблишмента. Подполковник Масахико Такэсита из Секции по делам армии был шурином Анами и его доверенным лицом, давним соседом, партнером по занятиям кэндо.
Подполковник Масао Инаба был главой финансовобюджетной службы Секции по делам армии. Инаба выражал в своих речах, бюджетных посланиях и заявлениях для прессы мнение Анами и выполнял его решения. Он был преданным и действенным «вторым я» Анами и отражал его идеи (как он понимал их), словно срисовывая на кальке.
Начальник Секции по делам армии полковник Окикацу (Коко) Арао был старшим офицером среди «молодых тигров».
В последнюю минуту к этой троице присоединились еще трое самых юных и восторженных почитателей Анами – майор Кэндзи Хатанака, подполковник Дзиро Сиидзаки (оба подчиненные Такэситы) и подполковник Масатака Ида (подчиненный Инабы).
Худощавый Хатанака был человеком впечатлительным и искренним патриотом. Сиидзаки был сама невозмутимость; на него можно было положиться. С тонкой фигурой Иды резко контрастировало его улыбающееся круглое лицо.
Ида и Хатанака были преданными последователями профессора крайне правых взглядов Хираидзуми, преподавателя Токийского университета. На Анами также произвело глубокое впечатление учение профессора о влиянии неразрывно связанных между собой истории и мифа на судьбу Японии и его тезис, что обязанностью подданных является хранить Имперский путь, иногда даже против воли самого императора. Военный министр посещал лекции Хираидзуми и предоставил ему возможность выступить перед группой офицеров в Итигая, японском Пентагоне.
Ида и Хатанака были в учебной группе, которую вел Хираидзуми. Они и еще около десяти слушателей встречались регулярно дома у профессора, посещая его частные уроки. Ида и Хатанака посещали их в течение нескольких лет и глубоко прониклись будоражащими воображение воззрениями профессора, которые были смесью мифологии и ультранационализма и оправдывали любые кровавые методы для достижения цели, если цель, по его мнению, была чиста. Профессор был ключевой фигурой в ультранационалистических кругах на протяжении более десяти лет, и многие его наиболее преданные студенты стали военными. Накануне вечером Ида получил тревожное сообщение. Фракция пацифистов, как сообщалось, решила, что, если им удастся убить генерала Анами, армия будет обезглавлена. Ида полагал, что это действительно так. В качестве меры предосторожности военная полиция увеличила его охрану до двадцати человек. Ида и Хатанака, беспокоясь, не случилось ли чего с их боготворимым вождем, отправились в тот душный воскресный вечер в долгую поездку в Митаку, отдаленный пригород Токио, к нему домой, чтобы удостовериться, что генерал жив. Это было проявлением их преданности, и Анами оценил это и принял их радушно.
В понедельник 13 августа группа из шести человек, ставшая представителем заговорщиков из Бюро военных дел и Второй секции Генерального штаба армии, начала действовать. Цель этой группы была предельно ясна: сделать Анами военным диктатором Японии и продолжить войну против коалиции западных союзных войск. Время было 10 часов вечера, место действия – Токио, сожженная столица осажденной разгромленной страны.
Анами имел общее представление об их намерениях. Еще в полдень, когда он был готов отправиться на заседание кабинета министров, члены этой группы задержали генерала в его кабинете. Он был спокоен, но несколько рассеян. Такэсита в страстном обращении от имени заговорщиков потребовал от военного министра отказаться от потсдамских условий капитуляции, продолжить войну и отдать приказ Армии Восточного округа о введении военного положения. В кабинете Анами присутствовали также заместитель министра генерал Вакамацу и его секретарь подполковник Хиросэ; Насу, начальник Бюро военных дел; полковник Хироо Сато, начальник Секции подготовки к войне; полковник Сабуро Хаяси, секретарь Анами; полковник Арао, начальник Секции по делам армии.
Стремясь попасть на заседание Кабинета министров до того, как оно начнется, Анами отдал распоряжения своему заместителю Вакамацу и сразу же ушел. Вакамацу поступил мудро, не стал ничего предпринимать, ожидая дополнительных инструкций. Заговорщики пытались встретиться с Анами на протяжении всего дня 13 августа, но он был постоянно недоступен, так как принимал участие в конференции. Теперь наконец генерал был готов выслушать их. В углу кабинета стоял его секретарь полковник Хаяси, присутствие которого говорило о чрезвычайности положения, хотя встреча еще не началась. С его лица никогда не сходило выражение крайнего удивления, которое было присуще ему с юношеских лет. Жизненный опыт Хаяси, японского гражданина и боевого офицера, нисколько не способствовал тому, чтобы оно хотя бы немного смягчилось.
Плоское лицо полковника Арао то уходило в тень, то снова появлялось в круге света, когда он энергично произносил свою речь. Он сказал Анами, что они пришли именно сейчас, так как считают, что созрели все условия для государственного переворота. Поскольку в правительстве пришли к решению, что Потсдамская декларация должна быть принята, сказал он, остается единственно возможный выход – сменить правительство. Сделать это надо немедленно с наименьшими осложнениями и, что наиболее важно, добиться того, чтобы новое правительство продолжило вести «решающую битву за родину» вплоть до последнего японца, – вот в чем заключались основные цели плана Арао и его пяти соратников.
Пока Арами объяснял суть плана, Анами продолжал молча сидеть с плотно закрытыми глазами, погрузившись в глубокое раздумье. Стояла липкая жара, и было тихо.
Замысел основывался на одном параграфе императорского указа, касавшегося военного положения. Он разрешал командирам местных гарнизонов в чрезвычайных обстоятельствах объявлять военное положение «временно и без санкции императора». Согласно плану, Токио подпадал под действие военного положения. Императора «изолировали» от фракции пацифистов и обращались к нему с «просьбой» издавать такие приказы, которые будут необходимы для продолжения Второй мировой войны.
По форме и фактически это было бы возвращением к ситуации, сложившейся в то время, когда коммодор Мэтью Перри прибыл к берегам Японии девяносто лет назад. Перри отправил своих послов к правителю Японии; тогда это был сёгун. Только несколько лет спустя, когда США назначили своего первого генерального консула в Японии Таунсенда Харриса, стало известно, что в Киото находился император, которого сёгун держал в изоляции.
В результате Реставрации Мэйдзи 1868 года сёгун был свергнут и в центре японской жизни встал император. Несмотря на то что он не обрел абсолютной власти, он стал номинальным главой страны и выполнял церемониальные и религиозные функции. Санкция его, Божественного сына неба, верховного жреца государственной религии синтоизма и главного символа власти, была обязательна при принятии всех государственных актов и законов. Военные с 1868 года поощряли все эти нововведения и пользовались ими к своей выгоде.
Теперь этот небольшой отряд патриотических заговорщиков надеялся, что император услышит их и тогда они смогут использовать его в своих целях.
Схема была проста:
1. Цель. Капитуляция не состоится, пока мы не получим твердые гарантии, что будут выполнены наши условия в отношении императора. Переговоры должны быть продолжены. Необходимо получить у императора санкцию на их продолжение с целью добиться благоприятных условий мирного договора. [Это означало пересмотр личного решения императора о признании Потсдамской декларации, что влекло за собой продолжение боевых действий, пока союзники не выполнят условия, выдвинутые японской армией, условия невыполнимые.][1 - Здесь и далее в квадратных скобках авторские комментарии. – Ред.]
2. Порядок исполнения. Переворот возглавит военный министр, который воспользуется правом задействовать местные воинские части в целях обеспечения безопасности вследствие сложившейся ситуации.
3. Меры, которые следует предпринять. Изолировать императора в Императорском дворце, а также сторонников мира, таких как Кидо [лорд-хранитель печати], Судзуки [премьер-министр], министр иностранных дел и министр флота, для чего будут задействованы войска. Затем следует принять Закон о военном положении.
4. Условия и предпосылки. Переворот может иметь успех только при условии, что свое согласие дадут военный министр, начальник штаба армии, командующий Армией Восточного округа и командующий Императорской гвардией.
Для успеха этого плана военный министр генерал Анами должен был сказать «да». Он был главным действующим лицом; без него план не мог быть реализован. Не было другого военного деятеля высшего звания и подобного статуса в стране, на кого могли бы рассчитывать заговорщики.
Начальник штаба армии был не менее важной фигурой, поскольку его несогласие могло сорвать попытку переворота.
Командующий Армией Восточного округа контролировал весь Токио и отвечал за его защиту и оборону. Его поддержка тоже много значила.
Императорская гвардия отвечала только за безопасность императора, на ней лежала обязанность защищать его и охранять Императорский дворец. Если гвардейцы не примут участие в заговоре, стычка с ними неизбежна. Таким образом, от командующего гвардией также зависело многое.
Заговорщики надеялись, что эффект домино должен был сработать в их пользу и армия должна была поддержать их.
Анами, который слушал всех собравшихся с закрытыми глазами, был центром всех надежд участников готовившегося переворота. По мере того, как присутствующие подробно рассказывали о плане своих действий, он время от времени произносил следующие фразы: «Я всего себя отдам общему делу» и «Я хорошо понимаю чувства Сайго» (Такамори Сайго поднял восстание против реформ Мэйдзи, которое потерпело поражение, и покончил с собой).
Анами признался собравшимся, что он недоволен действиями группы пацифистов уже с 9 августа, когда кабинет впервые целый день обсуждал потсдамские условия. Затем он попросил полковника Арао показать ему план и внимательно ознакомился с ним в полном молчании. «Что вы можете сказать о средствах связи?» – наконец спросил он.
Арао описал, как они планируют изолировать дворец, обрезав телефонные линии и закрыв ворота. Также рассказал, как захватят радиостанцию и установят контроль над прессой.
Вытерев платком вспотевший лоб, Анами произнес: «План очень сырой». Он вновь закрыл глаза и снова повторил: «Я вполне могу понять чувства Такамори Сайго, с одной стороны…» Он сделал паузу. Заговорщики ждали продолжения. «С другой стороны, – в задумчивости произнес он, – я готов отдать жизнь за императора». Собравшиеся единодушно заключили, что военный министр решил поддержать их попытку совершить государственный переворот.
Анами глубоко вздохнул. «В отношении дворца план имеет особое значение. Его следует доработать. Я дам вам ответ, после того как обдумаю все ваши предложения».
Но затягивание с окончательным ответом не устроило визитеров. Заговорщики требовали от него окончательного решения и предложили отправиться в военное министерство сейчас же и передать полковнику Арао его ответ. Анами согласился. Реализация плана должна была начаться в двенадцать ночи. Теперь она на некоторое время откладывалась. Они узнали, что Кабинет министров должен был собраться в десять часов утра. Было принято решение, что это и станет новым сроком.
Совещание закончилось. Молодые офицеры почувствовали, что Анами сильно переживал за них. Он проводил их до выхода и посоветовал возвращаться в казармы по одному, а не всем вместе. «Будьте осторожны, – предупредил он, – ведь сегодня за вами могли следить». Они были тронуты его заботой; подумали, что Анами опасался, что фракция пацифистов организует за ними наблюдение, призвав на помощь полицию или секретных агентов.
Все участники встречи поспешили уйти, чтобы не попасть под надвигающийся дождь. Остался один Такэсита. Он попросил Анами честно высказать свое мнение о плане переворота. Тот пожал плечами и сказал, что «нельзя говорить открыто о своих сокровенных мыслях в присутствии столь большого числа людей». Такэсита, знакомый с манерой речи Анами, понял, что он намеревается участвовать в перевороте. Воодушевленный этим открытием, он ушел в ночь под проливным дождем.
Полковник Хаяси, секретарь Анами, сидел молчаливый и сосредоточенный в течение всей встречи, как и положено ординарцу японского генерала. Он не был согласен с Анами. Более того, не мог понять намерений своего шефа и сказал ему об этом.
«Хотя мне не ясно, одобрили ли вы план, но, как мне показалось, вы намекнули, что согласны с ними. Вы не сказали прямо, был ли план правильным или ошибочным, но поскольку они обсуждали его очень горячо, на мой взгляд, они ушли с твердым убеждением в вашей поддержке. Если же нет, то необходимо открыто сказать об этом. В народе уже обсуждают Потсдамскую декларацию. Более того, на заводах страны, выпускающих военную продукцию, заняты только 60 процентов рабочих. Мое мнение – бесполезно призывать армию продолжать войну, люди не откликнутся на этот призыв».
Хаяси определил главную проблему. Так уж сложилось, что японский – необыкновенно утонченный язык намеков и двусмысленностей. Он хорош в поэзии, когда всего лишь несколько слов обозначают широкий круг зачастую совершенно противоположных понятий. Но часто он требует множество слов, чтобы передать всего лишь одно значение, не больше. Анами не пытался избежать непонимания. К тому же особенности языка еще больше способствовали тому, что его могли понять превратно.
Военный министр ничего не сказал Хаяси. Тот понял, что вопрос закрыт, извинился и ушел в свою комнату. Анами вызвал дневального, попросил сделать ему витаминный укол и подготовить горячую ванну. День был подобен длительной тренировке в кэндо – фехтованию на бамбуковых мечах, его любимому занятию в свободное время, и теперь он нуждался в отдыхе.
Кэндо – изматывающий и тяжелый вид спорта; противники надевают шлемы и особое снаряжение, напоминающее доспехи, чтобы защитить лицо, руки и туловище, и фехтуют прочными бамбуковыми палками, имитирующими мечи. Они обмениваются ударами, за которые набирают очки, в область головы, горла, подмышек и по руке, держащей меч. Но важна не только победа; самое большое достижение в кэндо – это умение сохранить уверенность в себе, когда тебя атакуют, не давая противнику возможности нанести удар.
На протяжении долгого и утомительного дня, занимаясь словесным фехтованием с министром иностранных дел Того, министром флота Ёнаи и другими сторонниками мирного договора, Анами удалось в тяжелой борьбе набрать всего несколько очков. Однако он сумел сохранить спокойствие и, находясь под постоянным давлением, не подставил себя, как он полагал, под удар противника.
В дороге военного министра Анами, незадолго до полуночи направлявшегося в свой офис под покровом удушливой темной ночи, разряжавшейся короткими ливнями, как всегда, сопровождал полковник Хаяси. Генералу Анами предстояла встреча с полковником Арао, представителем участников заговора. Арао ожидал, что генерал сообщит ему свое окончательное решение об участии в перевороте. Именно от переворота зависело, произойдет ли в стране армагеддон, будет ли страна отброшена назад в каменный век, когда на смену современным промышленным предприятиям придет сельскохозяйственное производство и общество охотников-собирателей.
А тем временем вот уже третий день толпы людей, которые радовались наступившему миру, праздновали победу, еще не объявленную официально, на Пикадилли в Лондоне и на Таймс-сквер в Нью-Йорке, на улицах Сан-Франциско, Мельбурна и многих других городов. Военный министр знал об этом и, как многие его соратники-офицеры, верил, что под влиянием этого народного ликования западные союзники предложат более приемлемые условия мира. Его полуночное решение могло резко оборвать это празднование победы или сделать его официальным.
Обрушить крышу японской цивилизации по примеру библейского Самсона было последней уникальной возможностью для Анами в этот момент. Он мог совершить переворот и объявить военное положение. Или отправить правительство в отставку, а самому стать главой теперь уже военного правительства. Обладая диктаторскими полномочиями, в любом случае военный министр смог бы нейтрализовать фракцию пацифистов, изолировать императора и продолжать защищать японское национальное государство и самого императора до последнего японца. Которые пойдут в последний бой в твердой уверенности, что чем больше прольется вражеской крови, тем больше будет шансов, что западные союзные державы будут менее требовательны при заключении мира, лишь бы только им удалось остановить бойню.
Другие имевшиеся для Анами возможности были надежными, но опять-таки негативными. Он мог и дальше проводить свою линию, всячески препятствуя работе кабинета и Высшего совета по руководству войной. Его настойчивое неприятие условий Потсдамской декларации затягивало завершение войны начиная с 10 августа, когда император ясно выразился, что условия союзных держав должны быть приняты. Если Анами удастся затянуть обсуждение вопроса, насколько это было возможно, то это неизбежно приведет к срыву мирных переговоров с союзниками.
Анами мог воздержаться от участия в заседаниях Высшего совета по руководству войной, просто отказавшись посещать их, тем самым препятствуя обсуждению того или иного вопроса и подводя кабинет к неминуемому коллапсу. Он мог отказаться подписывать императорский указ, официальный документ, который провозглашал принятие условий Потсдама. Тем самым это лишало его юридической силы и вело к падению правительства.
А в это время японская армия подчинялась приказу Анами от 10 августа, который, в частности, призывал: «…вести до конца священную войну по защите страны, хранимой богами… сражаться решительно, даже если придется питаться травой, грызть землю и спать под голым небом. Мы верим, что в смерти есть жизнь. Это дух великого Нанко, который желал возродиться семь раз, чтобы иметь возможность служить своей стране, и неукротимый дух Токимунэ, который отказался от иллюзорных надежд и продолжал сражаться, сокрушая монгольскую орду. Все без исключения офицеры и солдаты японской армии должны проникнуться духом Нанко и Токимунэ и выйти на бой со смертным врагом».
Сейчас, в грозовую полночь 13 августа, военный министр прибыл в свой офис. Его секретарь полковник Хаяси был рядом с ним. Генерала Анами уже с нетерпением поджидал полковник Арао. Хаяси остался в приемной, а генерал и Арао прошли в кабинет министра.
Призрачный сигаретный дым наполнял кабинет; Анами снова и снова бросал бессвязные фразы о «нерушимом национальном устройстве» (то есть о необходимости сохранения императорской власти в Японии) и клялся в верности императору. Затем он сказал Арао, что при эффективности военного производства ниже 60 процентов стало тяжело изготавливать снаряды и патроны. Он завершил разговор просьбой к Арао быть готовым принять участие во встрече вместе с ним с генералом Умэдзу, начштаба армии, с которым они обсудят план. Это должно было означать, заключил Арао, что военный министр готов участвовать в перевороте, и намеревался уговорить генерала Умэдзу сотрудничать с ними. Полковник был воодушевлен этим фактом и поспешил сообщить хорошую новость своим друзьям-заговорщикам.
Генерал Анами вернулся к машине вместе с Хаяси. Горизонт прояснился. В то время как они проезжали, возвращаясь в резиденцию, мимо освещенных ровным лунным светом торчавших тут и там кирпичных труб, голых деревьев и развалин, военный министр рассказал Хаяси о своей встрече. «Я сообщил Арао, что вы сказали мне», – тихо произнес Анами. Казалось, силы сразу покинули его. «Однако хотел бы я знать, а вдруг он сделает вывод из сказанного мной, что я против переворота. Что вы думаете об этом?»
Хаяси внимательно всмотрелся в лицо Анами, на которое падал тусклый свет. Он не заметил напряженности в его выражении. Генерал имел крепкое здоровье и даже при такой тяжелой ноше выглядел спокойным. Они вернулись в резиденцию военного министра. Выходя из машины, полковник подумал о фанатизме заговорщиков и о неискренности Анами. «Не знаю, что и сказать», – ответил Хаяси, отдав честь.
