Элегия забытых богов

Надо же, У Летты впервые в жизни появились одёжки по размеру. Подумать только! Клетчатая сине-серая юбка из настоящей шерсти. Светлая голубая блузка с длинным рукавом показалась совсем уж непрактичной, но не отказываться же, очень уж красиво, даже пуговки настоящие, перламутровые. А ещё тёплая кофта, хоть и лето на дворе, и, что совсем уж неслыханно, нижняя льняная сорочка и панталоны с кружавчиками, как у какой-нибудь благородной тэйни. А ещё самые настоящие чулки и ботинки!

Надевать всё это великолепие пришлось с помощью ворчащей гоны Риги, так сразу было и не разобраться что здесь к чему. Теперь-то понятно, зачем благородным тэйнам нужны горничные, самим же бедняжкам и не справиться с таким количеством вещей.

– Вот, ваша святость, готова наша девочка, – ключница передала Летту жрецу и облегчённо выдохнула. Видно, поверила словам, что в случае побега девчонки отправится в Долину вместо неё.

Ладно, до вечера ещё далеко. Случай обязательно представится. Да хотя бы даже в храме, куда его святость сейчас и направлялся, крепко держа жертву за руку. Олетта точно знала, что перед тем, как отправиться в Долину предков, соискатели обязательно отправляются в храм. Помолиться общему Первопредку и сообщить уже своим личным предкам, что к ним скоро придут, чтобы испросить покровительства. Молитву Первопредку, конечно, вознести нужно, его помощь не помешает, только просить Летта будет о своём. Пусть поможет скрыться. Разве она много хочет? Вот после общей молитвы она и сбежит. Не будет же жрец и в храме держать её за руку. Ему нужно службу вести.

***

Это что же делается-то? Ей даже и помолиться со всеми не позволят? Олетту провели куда-то в нижние помещения и грубо затолкали в малюсенькую каменную келью. Или камеру?

– Молись, отроковица, – медово сообщили ей.

– Эй, а поесть? – успела крикнуть Летта, прежде чем массивная дверь захлопнулась.

Законы есть разные. Есть ниспосланные Первопредком, есть придуманные людьми, а есть и такие, которые создала сама жизнь. Один из череды последних был закон, по которому нельзя получить всё и сразу. Уж если тебе выдали новую одежду, то на кормёжку рассчитывать не стоит. Но как же хочется есть. За волнениями утра было не до этого, но сейчас, когда осталась одна, живот просто сводило голодными спазмами. Летта огляделась. Низкий голый топчан составлял всё убранство места её обитания. Даже воды не оставили. Вот умрёт здесь от жажды и голода, и отправится святейший Тихвин в Долину сам. За подобную участь жреца стало приятно. За свою – обидно. Не готова была она умереть даже ради того, чтобы насолить всем. Ладно, придётся жить. А убежать ещё случай представится. Ещё ведь и дорога впереди. Так даже и лучше. Отпросится в кустики, а там когда за ней бегать. Ко входу в Долину нужно прибыть в точно выверенный час.

После того, как в место её заточения принесли поднос с едой, кувшином воды и плюющейся искрами сальной свечой, Летта и вовсе успокоилась. Всему своё время. Сейчас – время поесть. Тем более, лепёшка была пышной и мягкой, в небольшой чашке был самый настоящий мёд, а ещё на подносе лежали кусочки засушенных фруктов и орехи. Мало того, в кувшине оказалась вовсе не вода, а самый настоящий компот. Да только ради этого пиршества стоило пережить все выпавшие испытания! А ещё ведь одежда новая. Нет, определённо, жизнь налаживается.

После еды потянуло в сон. Мирно потрескивала свеча, шуршала в углу мышь. Уже засыпая, Летта отметила одну странность. А ведь она могла видеть в камере и до того, как ей принесли свечу. Всё ещё действует заклинание тэйна Доррея? Наверное.

***

Как же тяжело просыпаться. И почему так трясёт? Мерно поскрипывают колёса. Откуда? Нужно бы открыть глаза. Не открываются. Летта опять ушла в забытьё. Очнулась она от шлепков по щекам. Как только её не будили в жизни: и шлепками, и пинками, и руганью. Ко всему со временем привыкается.

– Сейчас, уже встаю, – пробормотала она и попыталась перевернуться на другой бок.

Правая рука за что-то зацепилась, и сделать этого не удалось. Летта дёрнула руку раз, другой. Она что, привязана? Глаза тут же распахнулись.

– Просыпайся, приехали уже!

– Приехали? Куда приехали?

Огляделась. Лежала Летта на полу большой телеги, верх которой был затянут крепким полотном. Кажется, такие называются фургонами. Полотнища задней стенки фургона были откинуты, и можно было рассмотреть огромные тёмные ели. Это что же, она заснула и не заметила, как её перетащили сюда? Мало того, проспала всю дорогу? Опоили. Точно опоили. То-то компот показался странным. Можно было бы и догадаться, но много ли она пила в своей жизни компотов? Обвинять и ругаться? Только время терять. Силы нужны совсем для другого.

Один из сопровождающих группу стражников отвязал верёвку, соединяющую запястье Летты с опорой скамьи, и вытащил девочку наружу.

– Мне бы до ветру, – жалобно заканючила он и поджала ноги.

Никто даже не обратил внимания на её слова. Жрец, повернув лик к заходящему солнцу, затянул очередную заунывную молитву, дети, готовящиеся уйти за духами-покровителями, и сопровождающие взрослые нестройно подхватили, постепенно выравнивая хор.

Как только солнце скроется за горизонтом, молитва прекратится, и соискатели отправятся за Грань. Времени совсем не осталось. Попробовать развязать верёвку и убежать? Больно узел хитрый, так просто и не развяжешь. Похоже, задачей стража было не распевать молитвы вместе со всеми, а следить за пленницей. Перехватил за руку. Да на руке уже от всех этих хватаний места живого не осталось! Сплошная чернота.

– Пусти, гад! Пусти, пусти, пусти! Я не хочу туда! – в благостное пение ворвался звонкий возмущённый голос.

Молящиеся сбились с ритма, но под укоризненным взглядом его святости быстро выровнялись. Не стоило и надеяться, что люди проникнутся чужими проблемами и заступятся за беззащитную. Все понимают, что кто-то сегодня должен остаться за Гранью. Жертва определилась. Всех всё устраивает. Не устраивает саму Летту? Кого это волнует.

Молитва закончилась, когда совсем тоненькая полоска солнца прощалась с сегодняшним днём. Начиналась самая короткая ночь в году. Ночь Лихолета.

Дети по одному стали проходить меж двух огромных дубов, особняком стоящих в еловом бору. Стражник, удерживающий их тринадцатую спутницу, передал верёвку крупному парню, замыкавшему шествие. До последнего не отпустили. Гады, гады! Какие же они все гады!

Упирайся не упирайся, кричи не кричи, но когда тебя с одной стороны тянут, а с другой ещё и подталкивают, итог закономерен. Летта шагнула за Грань.

Глава 3

Туго натянутая верёвка ослабла. Наконец-то Летта свободна. Девочка метнулась обратно. Разогнавшись, проскочила меж дубами. Понадеялась, что её появления никто не ждёт, и можно будет, используя эффект неожиданности, убежать.

Её и правда, никто не ждал. То есть, совсем. Поляна, на которой совсем недавно были люди, лошади и фургоны, была абсолютна пуста. Неуверенные вечерние сумерки ещё не сменились полной темнотой, так что не заметить хоть кого-то из присутствующих было просто невозможно. Впрочем, не всё ли равно, куда делись все? Летта наконец-то осталась одна. Можно уходить. Она не удержалась, развернулась к двум дубам, обозначающим проход в Долину мёртвых, и показала им язык.

Странно. Совсем ещё недавно величественные деревья искривились и заметно уменьшились в размере. Да и не дубы это вовсе. С первыми подозрениями в душу стал заползать липкий страх. Это что же получается, она все же оказалась за Гранью? Только не паниковать. Паника плохой спутник и советчик. Сдаваться рано. Не могли другие дети уйти далеко. Нужно просто найти кого-то из них и тихонько пойти следом.

Когда есть цель, предаваться унынию некогда. Летта внимательно осмотрелась. Досадный туман. И откуда только взялся? Ведь даже болот рядом нет. Туман тем и плох, что мешает не только обычному зрению, при нём и магическое, полученное от тэйна графа, не очень-то и помогает. Значит, нужно полагаться на слух. Где-то треснул сучок, ещё раз. Некогда бояться. Найти кого-то живого – её единственное спасение. Мёртвые? Мёртвые показываются только своим потомкам. Сухая ветка треснула уже совсем в другой стороне.

– Да где же вы все?! И не собираюсь я ваших духов перехватывать, мне бы только выбраться отсюда. Могу же я пойти следом? Даже и слова не скажу, просто пойду чуть сзади.

Может, стоит помолиться? Но кому? Духам предков или сразу Первопредку? Как же она была неправа, когда отлынивала от изучения молитв. Вспомнить, что пел его святость?

– Не оставьте дщерь свою-уу. Не откажите в милости всеблаго-ой!

Интересно, так противно дребезжать голосом, как это делал жрец, обязательно? Первопредок слышит только такие рулады? Что бы ещё вспомнить из молитв? Ведь и на память, вроде, никогда не жаловалась, отчего же в голове вертятся только ругательства и песни, что распевали по праздникам дворовые. Жаль, что в тех песнях совсем не было подходящего благочестия.

Ладно, похоже, молитва здесь не поможет, но и сдаваться ещё рано. Разве блуждала когда Летта в лесу близ замка? Стоит признать, было пару раз в далёком детстве. Но ведь выбиралась? Вот именно. А выбиралась потому, что не сдавалась. Даже маленькая не сдавалась.

Новые ботинки натёрли ногу. Летта всегда подозревала, что носят их господа вовсе не для удобства, а из чванства, как те же украшения и множественные юбки. Не хватало ещё, в самый разгар лета, и в ботинках ходить.

Провинившаяся обувка была снята. Бросить здесь? Зачем духам новая кожаная обувь? Нет, если бы кто-то из духов согласился бы вывести отсюда несчастную, то с превеликим бы удовольствием. И чулки бы отдала, и панталоны. Больше всего жалко было юбку и красивую блузку, но ради свободы и их бы отдала.

К сожалению, никто из духов за щедрыми подношениями не спешил. Что ж, не хотят, и не надо. Вещи и продать можно. Потом, когда выберется. А выберется Летта отсюда обязательно. Потому шнурки были крепко связаны между собой, а ботинки переброшены через шею.

Сколько уже здесь блуждает? Час? Больше? На затянутом тёмной хмарью небосклоне не было видно ни Нилы – ночного светила, ни даже единой звёздочки. Как тут время определять? Если судить по усталости, бродила Летта здесь уже всю ночь, а то и больше. Если ночь закончилась, то и выход из Долины для живых уже закрылся. Но ведь она жива! Жива и так просто не сдастся.

На всякий случай Летта ущипнула себя за руку. Не за ту, которую ей до синяков отдавили, за другую. Всё равно больно. Значит, точно жива. А как иначе, духи не должны чувствовать боль. И усталость. И голод и жажду.

Из еды здесь ничего нет. А ведь в настоящем лесу уже ягода пошла и даже грибы. Орехи ещё совсем зелёные, но тоже сгодились бы. Только вот что-то не встретила Летта здесь орешников. И ягод не встретила. Да что там говорить, даже ручейка никакого не попалось!

У уходящих в Долину детей она заметила фляжки и небольшие котомки. Ей же даже воды не дали. Пожалели, сочли, что не стоит тратиться на ту, которая просто обязана остаться по эту сторону Грани. Навсегда.

Что значит для двенадцатилетнего ребёнка навсегда? Неимоверно много? Или то, что можно посчитать по пальцам рук и ног? Летта об этом не думала. Рано ей думать о вечности. Есть куда более насущные вопросы. Например, найти воду и выбраться отсюда. Или наоборот: сначала выбраться, а потом найти воду, это не так уж и важно.

Это хорошо, когда у человека есть цель, с целью унынию предаваться некогда. Летта остановилась и прислушалась. Она уже не надеялась уловить чьи-либо шаги, но вдруг удастся услышать журчание ручейка? В полной тишине звуки разносятся далеко.

***

Что это? Пение? Нет, не те молитвы, что выводил жрец со своими помощниками, и не птичьи рулады. Птиц, как и зверья, здесь не было. Это даже и песней не было. Как будто кто-то голосом выводил чарующую мелодию. Грустную и одновременно прекрасную. Сирена, про которых старики рассказывали сказки длинными зимними вечерами? Но те в морях-океанах живут. И песни свои они поют для мужчин, чтобы заманить их и уволочь на дно для блуда. Летта всегда одобряла тех сирен, не всё мужикам женщинами пользоваться, пусть сами побудут в их шкуре.

Но как же хороша песня. Тянет ли Летту туда? Нет, нисколечко. Значит, не заманивает её никто. Но пойти всё же придётся. Хотя бы для того, чтобы узнать дорогу к выходу или к воде. Лучше бы к выходу, там, за Гранью, воду она и сама найдёт.

Мелодия становилась всё громче. В другое время с удовольствием бы послушала, хоть и не понимала этого увлечения благородных – собраться в одной комнате и слушать, как какая-нибудь из дам переливчато подвывает под музыку.

Вскоре обнаружился и источник чарующих звуков. На упавшем стволе давно засохшего дерева сидела женщина и, отрешившись от всего, пела. Слов Олетта так и не разобрала, их не было. Откуда же она понимала смысл песни? О любви и предательстве. О расставании и невозможности встречи. О безнадёжности. О вечности. О том, что всё проходит.

– Здравствуйте, – осторожно обнаружила своё присутствие Летта. – Красиво поёте. Я не разбираюсь в музыке благородных, но ведь за душу берёт!

То, что человека, от которого что-то хочешь получить, нужно расположить к себе, было известно сызмальства. Здесь же даже кривить душой не пришлось, песня без слов и правда была потрясающа.

– Я не пою, – безразлично ответила незнакомка, всё так же бездумно глядя перед собой и болтая босой ногой.

– А как это называется? Ну, когда музыка, да не из каких-нибудь клавикордов или из скрипочки, а… из души, – почему-то именно это сравнение показалось самым уместным.

– Музыка из души? Души не поют, – неуверенно сообщила женщина, затем медленно повернула голову и остановила взгляд на пришедшей. – Девочка? Ты меня видишь? Откуда ты здесь?

– Пришла, – Летта пожала плечами. – Меня, кстати, звать Летта.

– Летта. Пришла. Ко мне никто никогда не приходил, вернее те, кто приходили, не разговаривали со мной, не видели и не разговаривали, – странная незнакомка опустила руку и поболтала пальцами в небольшом родничке. Своё имя она так и не назвала.

ЧуднО, ведь только что здесь не было и намёка на воду. Пересохшее горло даже спазмом свело, так захотелось сделать хотя бы глоток.

– Можно я попью вашей водицы, тэйна? – хрипло спросила Летта.

– Воды? – женщина подняла руку, с которой побежали вниз капли живительной влаги.

– Нельзя? – уж чего-чего, а отказов, даже самых необоснованных и глумливых, девочка в своей жизни знала много.

– Ты хочешь пить?

– Да, очень!

– А ещё что ты хочешь от меня?

– От вас? Я бы, пожалуй, с удовольствием послушала ваше пение, уж очень оно чарующее, даже меня проняло, но, извините, я спешу, мне нужно идти. Так я попью? – повторила Летта вопрос.

– Пей. А потом ещё поговори со мной. Со мной давно никто не разговаривал. Я уже и не помню, было ли когда-нибудь это. Я так много не помню, – в голосе отчётливо слышалась безнадёжная тоска.

Летта осторожно, чтобы не запачкать, подтянула юбку и опустилась на колени перед родничком. Странно, думала, будет пить долго и жадно, но хватило одной горсти воды, чтобы утолить жажду.

– Очень вкусная у вас вода. Спасибо, добрая тэйна! – искренне поблагодарила она.

– Значит, ты говоришь, слышишь песню?

После небрежного движения пальцев родник исчез.

– Да, благородная тэйна. Слышу. Так странно, мы с вами разговариваем, а мелодия всё равно слышна. И ведь точно знаю, идёт она от вас. Как такое может быть?

– Не знаю. Эта музыка – всё, что я помню, – пожала плечами женщина.

И как с такой разговаривать? Попросила с ней поговорить, а сама по-прежнему безразлична. И это не напускное безразличие, а как будто… как будто интерес к жизни у тэйны совсем потерян. Такое иногда у древних стариков бывает, больных и немощных. Их ничто уже не держит на этом свете.

На этом свете? Но ведь сейчас они за Гранью?!

– Тэйна, – Летта осторожно протянула палец, желая дотронуться до своей собеседницы, но не решаясь, – а вы… живая?

– Я? Не знаю, – и опять это равнодушие. – Разве это важно?

– Важно, ещё как важно! Если вы живая, мы можем поискать выход отсюда вместе. А если нет, значит, вы – дух? – в голову пришла невероятная догадка. – Вы – дух одной из моих предков, да?

– Я? Мне кажется, у меня никогда не было детей.

– Никогда не было детей?

– Мне кажется, что так. Мать никогда не забудет своё дитя. А я, я не помню.

Значит, детей у этой женщины не было. Жаль. Надежда, что пусть не отец, но кто-то из других предков Летты был из благородных, угасать никак не хотела.

– Значит, вы не можете быть духом моего предка?

– Мне кажется, нет, не могу. А ещё мне кажется, что я не дух. Но что мы обо мне да обо мне. Расскажи о себе. Кто ты, как ко мне попала. Мне интересно.

Что-то не похоже, что этой женщине может быть что-либо интересно. Тем не менее, Летта принялась рассказывать. Рассказывать, нисколько не приукрашивая. И про то, что даже мать не знает, кто же приходится ей отцом. И про то, что для того, чтобы выжить, приходится хитрить и изворачиваться. Что совсем не хочется повторить судьбу матери. Про то, как попала сюда. Честно, ничего не скрывая, даже про попытку украсть кинжал.

– А ещё ты слышишь.

– Ну да, вы же поёте. Только вы не обижайтесь, но песня ваша очень уж грустная. Если думать о грустном или плохом, то оно исполнится. Вы грустите, да? Не надо. Знаете, – Олетта в порыве энтузиазма даже ухватила женщину за руку, – я знаю один секрет. Вообще-то, я не делюсь важными секретами, но вам расскажу. Когда ложитесь спать, обязательно думайте о хорошем. О чём-нибудь очень вам нужном. У всех должно быть что-то, что нужно. О чём вы мечтаете?

– Я? Не знаю.

Как часто Летта сегодня слышала эти слова.

– Этого не может быть! Каждый человек о чём-нибудь обязательно мечтает. Кто-то – о чашке супа, кто-то – о богатых каменьях, хорошем муже или целом замке, или обо всём этом сразу. Не может быть, чтобы у вас не было мечты. Самой-самой заветной!

– Чашка супа, – женщина усмехнулась, и это была первая эмоция, хоть как-то отразившаяся на прекрасном лице. – Разве может быть мечтой чашка супа?

– Ещё как может! Иногда она затмевает все остальные.

– Как бы мне хотелось иметь хоть какую-нибудь мечту.

– А давайте придумаем вместе! Не может быть, чтобы человек совсем ничего не хотел!

– Я человек?

– Уж точно не дух. Вы же сами это сказали. Да и я вас потрогала. Проверила. Точно не дух. Духи, как я слышала, бесплотные. А вы, вы мягкая и тёплая. Вы – нормальный человек. Только немного память потеряли.

– Потеряла память? Кажется, у меня появилась мечта. Я хочу вспомнить!

– Да это же самая лучшая мечта, какая может быть, – поддержала девочка. – Вы помните, как вас зовут? А то как-то неудобно, столько разговариваем, а я не знаю вашего имени.

– Как меня зовут? Я не помню.

– Вы вспомните, вы обязательно вспомните. И имя, и всё остальное.

– Знаешь, Летта, а я тебе верю! – неуверенная улыбка озарила до того грустное лицо. – Скажи, а у тебя есть мечта?

– Есть, как же можно без мечты. Только, наверное, уже поздно.

– Поздно? Что означает поздно?

Похоже, у живущих за Гранью таких понятий, как рано или поздно, попросту нет. Им некуда спешить. Не к чему стремиться. Но собеседница ждёт ответ.

– Мне бы хотелось выйти отсюда, но из этого места можно выйти только до рассвета. Я опоздала. Да, солнца не видно, но я же чувствую, что я здесь уже очень долго.

– И ты останешься со мной?

Летта кивнула. А что ей ещё остаётся? Выход ей так и не открылся. Она – та самая тринадцатая, которая должна остаться за Гранью. Отчего же так жжёт глаза. Она ведь уже давным-давно не плакала. Слёзы это слабость. Слабые в этом мире не выживают.

– Ты плачешь? Но почему? Тебе плохо со мной?

– С вами хорошо, тэйна. Но я так мало пожила там, в мире живых. Пусть он и не был со мной особенно приветлив. Но я живая!

– Значит, хочешь уйти. А знаешь, я тебе благодарна. И за твою откровенность и честность, и за то, что ты подарила мне настоящую мечту.

– Мечта – только ваша, – сквозь слёзы улыбнулась девочка. – И она уже начала сбываться. Вы вспомнили, что она у вас есть.

– Вспомнила, – пока ещё несмелая улыбка озарила прекрасное лицо. – Я вспомнила ещё кое-что, – продолжила женщина. – На доброе дело нужно отвечать таким же. Я тоже хочу исполнить твою мечту. Самую заветную. Это будет честно.

Летта грустно улыбнулась. Её мечте уже никогда не сбыться. Самая короткая ночь в году – ночь Лихолета – закончилась. Выход из Долины предков закрылся. О чём ещё можно мечтать в этом месте? Мёртвым не нужны ни еда, ни украшения, ни замки.

– Я не знаю, – растерянно проговорила она, подчиняясь требовательному вопрошающему взгляду.

Кажется, они поменялись местами, теперь Летта отвечала уже знакомыми словами загадочной обитательницы Долины: «Я не знаю».

– Но ты же сама говорила, что хочешь выйти отсюда?

– Да, но ночь уже закончилась. А закон гласит, что выйти из Долины предков можно только до первого луча солнца. Да ещё и обретя духа-покровителя. Вы не прогоните меня?

Оставаться в одиночестве в этом месте очень не хотелось. А ещё ведь предстояло умереть, чтобы стать духом. Или Летта уже умерла?

– Ты же знаешь, что не прогоню. Но тогда твоя мечта не сбудется. Хватит разговоров! – женщина решительно поднялась со ствола, на котором сидела. – Пока я не передумала. Пойдём! – она взяла Летту за руку.

Рука оказалась тёплой. Не такой загрубелой, как у большинства знакомых, но всё равно самой обычной человеческой рукой. Достаточно крепкой, стоит признать.

Собеседница оказалась выше большинства знакомых женщин. Упругая волна роскошных пепельных волос упала до самых ягодиц. И как только их обладательнице удаётся совладать с таким богатством? Куда как проще держать их в косе, что и делали большинство знакомых. Из тех, кому косу не отрезали по причине блудливого поведения. Лёгкое белое платье без каких-либо кружев и прочих рюшек и воланов, совсем не скрывало очертаний прекрасной фигуры. Ещё одна загадка. Как можно не испачкать белое? Ведь только что сидела на стволе. Да и вообще, белое – это очень непрактично. Как Летта ни старалась, а всё же её новая голубая блузка уже не совсем чистая. Чего и следовало ожидать.

О чём она только думает?! Находится в Долине мёртвых, разговаривает со странной сущностью, которая обещала невозможное, и заботится о чистоте блузки.

Прошли они не больше сотни шагов. Сопровождающая резко остановилась и отпустила руку.

– Я должна! – резко сказала она. – Я должна тебя отпустить. Иди, чего же ты стоишь! Уходи, я сказала! Нет, стой! – странная знакомая провела рукой по груди, оторвала с платья пуговку и подала её Летте. – Уходи!

Совсем ещё недавно казалось, что новая знакомая не может испытывать никаких чувств. Прогоняли Летту часто. Но чтобы так испугаться, это с ней было первый раз. Охотно верилось, что гнев этой женщины мог быть действительно ужасным. Девочка машинально стиснула кулак с зажатой в нём пуговкой и побежала, что есть сил.

– Можешь звать меня Ниэла, – шепнул вдогонку ветер.

Ветер? Хотелось верить, что эти слова не почудились. Пусть будет Ниэла. Безымянная. Странное имя, но той женщине очень подходит.

***

Темнота. И дождь. Очень холодный дождь. Откуда здесь взялся дождь? Не просто дождь, а самая настоящая гроза, с громом и молниями. А ведь ничего не предвещало. Хотя, что Летта знает о Долине умерших предков и погоде здесь. Промокла моментально. Как же не вовремя подвернулся под ногу узловатый корень. Упала, растянулась всем телом, запачкав и юбку, и столь оберегаемую голубую блузку. Да что же это за напасть! Бедная левая ладонь, опять она пострадала. Но даже при падении правая кисть осталась крепко сжатой, надёжно удерживая подарок Ниэлы. «Можешь звать меня Ниэла». Она сказала: «Можешь звать». Значит ли это, что её и правда, можно позвать? Потом, когда немного успокоится?

Сейчас же нужно найти, где бы спрятаться. В такой ливень даже деревья не являются надёжным укрытием. Но хоть что-то. Может, у одного из тех дубов найдётся хотя бы небольшое дупло, где можно будет переждать непогоду? Дубы? Откуда здесь дубы? Летта оказалась у выхода из Долины?

Первым порывом было пробежать меж могучими деревьями. Что её остановило? Осторожность маленького зверька, всегда готового к опасности? Ведь может оказаться так, что меж дубами не выход, а вход? Выход Летта уже проверяла. Деревья с Той стороны казались совсем другими. Да и туман исчез. Ниэла исполнила обещание? Девочка осторожно раскрыла ладонь и шепнула пуговке:

– Спасибо!

Глупо разговаривать с пуговицей? Может быть, и глупо, но Летта была уверена, что её услышали.

– Спаси-ибо! – она раскинула руки и, как безумная, закружилась под холодными струями, смывающими грязь с одежды и отчаяние с души. – Дождь, какой же ты хороший. И вы, молнии. Жизнь, как же ты хороша!