Мастер иллюзионной живописи

Джон тяжело вздохнул, почесал живот, и продолжил свои нравоучения, обращаясь к матери несчастного художника:

– Это потерянный никчемный человек! Но я займусь его воспитанием! И сделаю из него настоящего, сильного, смелого человека!

С этими словами толстый Джон удалился. А мать Поника обняла сына:

– Дядя Джон много повидал на своём веку – и хорошего, и плохого. Он очень хорошо знает жизнь! И хочет нашей семье самого лучшего. Думаешь, мне легко растить тебя и воспитывать? Поник, сыночек мой дорогой. Это, ведь, огромное счастье, что рядом с нами живёт этот благородный человек, синьор Джон. И, что в этом плохого, если он хочет помочь мне устроить твою жизнь?

– Я, не против… – говорил мальчик.

– Вот и хорошо, когда ты вырастешь, он устроит тебя работать в тюрьму. Тебе будут платить жалованье, одевать, кормить, обеспечат жильём и это всё только за то, что ты будешь охранять бандитов и жуликов.

– Я боюсь их – тихо говорил Поник.

– Их не надо бояться. Они будут сидеть в своих камерах за железными решётками. А если они не будут тебя слушаться, ты их будешь бить палкой!

Мальчик почесал затылок, не зная, что ответить, и молча кивнул головой в знак согласия.

*****

Городской Центральный парк Южного города, был любимым местом отдыха, как местных жителей, так и всех приезжих туристов. В этом громадном парке можно было легко заблудиться.

Десятки путанных, извилистых аллей, переплетающихся и петляющих в зарослях тропических растений. Десятки мелких, средних и крупных питейных заведений, разбросанных по всей территории парка. Аттракционы, игровые автоматы, карусели, качели, катание на электромобилях, пони и верблюдах. Тиры для стрельбы из винтовок, пистолетов и пулемётов, комнаты смеха.

На небольших эстрадных площадках танцы и песни.

Множество отдыхающих, приехавших на побережье тёплого моря, полонили этот чудеснейший, экзотический парк, наслаждаясь увеселительными заведениями и развлекательными комплексами. Порой казалось, что весь парк танцует, развлекается, ликует и поёт. Пройдя по тихой аллее мимо развесистых пальм, и свернув налево, обязательно попадёшь на небольшую смотровую площадку, выложенную большими гранитными плитами.

За площадкой обрыв и неописуемой красотой открывается панорама морского побережья, одного из самых красивейших в мире.

Необозримая гладь моя, раскинувшаяся до бесконечности, а возле парапета… картины, картины, картины… Сотни картин местных художников.

«Сколько много художников, – думал Поник, проходя мимо расставленных картин. – Сколько много картин. И все разные!»

Среди всех художников, которые выставлялись на парапете, Понику нравился лишь один.

Это был человек небольшого роста, говорил он, слегка заикаясь и картавя. То ли итальянского, то ли французского происхождения. Фамилия его была Решельяк. Говорил он мало, но все его считали чудесным собеседником за то, что он умел хорошо, внимательно слушать и всегда смеялся.

Этот художник был действительно мастер своего дела, непревзойдённым профессионалом, кисть которого не рисовала, а пела! И хотя возраст этого художника давно перешагнул за 60 лет, он по-прежнему оставался таким же подвижным, юрким и любознательным, как 15-ти летний подросток.

Пройдя в своё время суровую школу академической живописи, он был прекрасным рисовальщиком, тонким и чутким колористом и непревзойдённым композитором живописных творений. В далёкие времена своей молодости он работал в одном из Европейских цирков. Представления этого цирка славились на весь мир.

Цирк благодаря блистательным способностям художника Решельяка выглядел как конфетка и внутри, и снаружи. Даже билеты на все представления были истинным произведением искусства. Красочные, разноцветные жёлтые, голубые, зелёные, красные, в зависимости от расположения мест, они радовали зрителей, ещё задолго до начала представления. На них были нарисованы весёлые клоуны, слоны, жонглёры, канатоходцы, акробаты всего не перечесть. Огромные красивые афиши, рекламные полотна и щиты, множество кричащих транспарантов, одним словом реклама была исполнена на высочайшем уровне. Но это всё были мелочи по сравнению с той работой, которую блестяще выполнил Решельяк для одного циркового номера.

Один фокусник-иллюзионист задумал потрясающий номер, суть которого заключалась в следующем. На глазах у публики один предмет, по мановению волшебной палочки, естественно, тут же превращался в другой. Для этого и потребовался фокуснику художник высочайшего класса.

И вот на арене цирка идёт представление. По мановению волшебной палочки дерево превращается в жирафа, катящийся бочонок пива – в жирного бегемота, убегающего от охотника. Мгновение! И ниоткуда возникает водопад… ещё миг, и он исчезает в никуда. Номер имел колоссальный успех.

Секрет этого номера оставался неразгаданным и зрители, после трагической гибели этого фокусника-иллюзиониста, так и не смогли увидеть нечто подобное.

Решельяк иногда вспоминал и рассказывал о том, как они ставили этот номер.

– Этот секрет неизвестен никому, кроме меня. Но я дал честное слово, что никогда, никому не открою его тайны.

Поник, один раз сам слышал, как Решельяк рассказывал об этом номере. Поник очень заинтересовался этим фокусом. Он постоянно думал, как может такое происходить?

«Возможно ли такое чудо? – часто думал про себя Поник. – Нет! Этого не может быть! Но Решельяк не может врать. Он такой умный, серьёзный и хорошо рисует. Он не может говорить неправду.»

Последнее время Решельяк на парапете почти не появлялся, а потом и вовсе исчез.

Понику стало не интересно околачиваться на парапете среди посредственных картин, с бесконечно повторяющимися сюжетами и темами. Он тоже почти не приходил сюда, а целыми днями просиживал за своим любимым занятием – рисованием.

Одну картину он рисовал очень долго. Тщательно подбирал краски, изо всех сил старался не уступить в мастерстве самому Решельяку. К тому же он постоянно скрывался от всех, так как не хотел, чтобы хоть кто-нибудь, хоть один человек в мире увидел его картину. Поэтому он рисовал её в разных закоулках, чуланах, чердаках, подвалах. Маленький художник не знал, когда нужно считать свою работу законченной. И всё же он рисовал, рисовал, рисовал. Пока однажды, как всегда, скрываясь от чужих глаз, он не услышал вдруг голос своей матери:

– Что ты делаешь! Не надо, перестань…

Поник опешил. Он прислушался – тишина. Потом опять он явно слышал голос своей матери. Да это был явно её голос. Но звучал он как-то неестественно, с каким-то животным хрипом и тяжёлым дыханием.

– Прекрати немедленно… здесь не место… – опять услышал Поник дрожащий, взволнованный голос матери. Послышался какой-то шорох, возня – Прекрати, мы совсем потеряли рассудок! Нас могут увидеть. Нас услышат!

– Перестань корячиться! – сильнее грома грянул пьяный, хриплый бас – Я что?.. не имею права?! Не ломайся! А не то…

Возня и шорох усилились, за стеной слышалось громкое, тяжелое мужское и женское дыхание. Поник не понимал, что происходит. Он привстал, резко рванулся вперед, но опрокинул тяжёлый кувшин. Кувшин с грохотом упал, покатился.

В это время дверь резко отворилась, и на пороге появился Джон.

– А-а-а! Вот кто! Решил подслушивать! Ну, я тебе покажу! А ну, убирайся отсюда, пока цел! Мерзавец! Марш на улицу!

Пьяный Джон набросился на мальчишку, схватил его за шиворот и с силой вытолкнул беднягу за дверь, дав при этом пинка. Поник упал, потом быстро поднялся, чтобы не получить добавки и стремглав побежал, не зная куда.

– Мерзавец! Бездельник! Я тебя проучу… – нёсся вдогонку всё тот же громкий сиплый пьяный голос.

Когда поздно вечером, Поник вернулся домой, он увидел во дворе кучу пепла и догоравший костёр, в котором ещё дымились все его рисунки и картины…

– Ну, вот и всё… Я больше никогда не буду рисовать!

Поник опустил голову, потом резко вздрогнул и выкрикнул:

– Картина!

Он бросился в старый чулан и в темноте стал шарить по полу, ища свою картину.

Картина валялась на том же месте, где он её и оставил.

– Ура! – радостно закричал юный художник – Она жива!

Поник бережно поднял картину с пола, вынес её из чулана. Потом он спрятал картину в надёжном месте и решил, что завтра же он пойдёт и продаст её первому попавшему покупателю.

****

И вот, наконец, картина продана! Продана, да ещё и за сколько! Юному дарованию и во сне не могло присниться такое!

Поник прочитал визитку, полученную от господина Фединга:

«Художник-реставратор господин ФЕДИНГ

Музей изящных искусств, ЮЖНЫЙ Город».

Далее следовали номера телефонов, адрес Музея и ещё какие-то номера и буквы, значение которых Поник не понял.

«Завтра же я пойду к господину Федингу и покажу уцелевшие рисунки» – решил Поник.

Он тщательно обыскал все тумбочки, шкафы, полочки. Посмотрел, где только можно было обнаружить хоть какой-то мало-мальски значимый рисунок. Сложил все рисунки в небольшую папочку, спрятал её от посторонних и стал дожидаться завтрашнего дня.

ГЛАВА 4

– Как жаль, что мы с годами стареем! – произнёс Отурок и засмеялся.

– Как хорошо, что произведения искусства с годами повышаются в цене! – подхватил человек в чалме.

– Как хорошо, когда владеешь ими, да ещё в большом количестве! – продолжил Отурок.

Человек в чалме, давний друг Отурка по игорному бизнесу, страстный собиратель прекрасного, любитель экзотики и всего необычного, прилетел к Отурку из далёкой Восточной страны. Этот прилёт он совершил на кануне Всемирного Аукциона, чтобы разузнать кое-что об известных мировых раритетах, которые будут выставлены на продажу.

Отурок, главный хранитель Музея, имел большой авторитет среди коллекционеров. Он располагал огромной информацией о всевозможных реликвиях, антиквариате, раритетах, обладал интуицией, был хитёр и изворотлив как лиса.

Кабинет Отурка своим внешним видом, напоминал Дворцовый зал. Стены были отделаны деревянными панелями из сандалового и красного дерева, инкрустированы перламутром, янтарем, украшены великолепнейшей резьбой и покрыты позолотой.

Янтарь, в сочетании с кусочками венецианских зеркал, горным хрусталём и позолотой, сиял своим великолепием, создавая иллюзию Восточной сказки.

В глубине кабинета в зоне отдыха, расположились наши герои. Здесь стояли огромные аквариумы с экзотическими золотыми рыбками, изумрудно-зелёные водоросли, словно живые, постоянно находились в вибрирующем движении. По всему кабинету располагались разнообразные фонтанчики, светильники, маленькие нефритовые, мраморные и фарфоровые статуэтки. Небольшие картины, в золочёных рамках, были развешаны по всему кабинету.

Здесь собирались самые высокопоставленные господа со всего света. Ценители, коллекционеры, собиратели, страстные поклонники и любители всего прекрасного, ярые почитатели высочайшего искусства. Среди них встречались владельцы частных коллекций картин, драгоценностей, обладатели антиквариата и старинных икон, всевозможных фарфоровых изделий и многого, многого другого.

Своими сокровищами их владельцы могли свободно, без особого труда легко затмить экспонаты, находящиеся во многих музеях Мира.

– Хочу выставить на аукционе большую партию старинных икон! – сказал главный хранитель Музея.

– Это довольно интересно, – похвалил его человек в чалме по имени Рабоэл – Иконы всегда пользуются высоким спросом, и никогда не падают в цене, особенно славяно-византийские.

– И это истинная правда! – подтвердил слова Рабоэля Отурок – А ведь мировая история знает времена, когда тысячи православных икон летели в пылающие костры, ими топили печки, рубили топорами на куски, ломали в щепки…

– У меня есть мечта… – произнёс Рабоэл – Я хочу стать владельцем чего-нибудь из ряда вон выходящего. Хочу обладать вещью не имеющей аналогов в мире! Существует же на свете, допустим, самая лучшая картина в мире, самый лучший бриллиант, самое лучшее украшение… Миллиарды не делают меня счастливым. Я не получаю полного наслаждения от жизни. Я хочу сенсации! Хочу шума, славы! Хочу вызвать зависть! Пусть мне завидуют все на свете! Я могу позволить себе немножко такой роскоши, мой любезный друг Отурок?

– О! Уважаемый господин Рабоэль! – восклицал главный хранитель Музея – Без всякого сомнения, и не только можете себе позволить, а даже должны себе это позволить! Мало того Вы даже обязаны это сделать! И мне искренне хочется в этом Вам помочь.

Отурок нажал кнопку, и тот час же дверь кабинета приоткрылась и молодая, обаятельная особа не вошла, а можно сказать, проплыла, мимо остолбеневшего Рабоэля, и вплотную приблизившись к Отурку, остановилась, в ожидании приказаний.

– Пожалуйста, кофе и всё что к нему полагается произнёс Главный хранитель.

Девушка мило улыбнулась так, что от этой улыбки Рабоэлю стало немного не по себе, и лёгкой воздушной походкой удалилась из кабинета.

Отурок сделал глубокую затяжку сигарой, и, выпустив кольцо синего дыма, продолжил:

– Вы же знаете, как я ценю нашу дружбу. Для меня нет ничего более ценного в жизни, и поэтому, сочту своим долгом и честью, чтобы ваше желание непременно осуществилось.

– Мало того, – продолжил господин в чалме – Я хочу, чтобы это приобретение, будто серебряной нитью, опоясало весь мир, и удерживало его в каком-то нелепом оцепенении. Я очень рассчитываю на вас, господин Отурок. Я, пожалуй, склонен приобрести лучшую картину в мире. Цена не имеет значения. Даже наоборот, чем дороже, тем лучше – пусть все знают о моём состоянии! Я хочу, чтобы моё приобретение обязательно получило огласку! Все газеты, журналы, телевидение, радио в один голос, слышите Отурок! В один голос и на весь мир, только и говорили о моей картине и обо мне! Рабоэл Маномет на торгах в Соуби приобрёл лучшую картину в мире! Нет! Самую лучшую!!

Отурок не понимал, что происходит с Рабоэлем. Таким он не видел его ещё никогда.

«Возможно, человек заболел манией величия. Такое иногда происходит с некоторыми людьми, но как бы там ни было нужно порыться в своих запасниках и найти для него что-нибудь подходящее. Тем более с этого можно сорвать куш!

Пусть все газеты и журналы пестрят заголовками о моём приобретении! – продолжал Рабоэл как в бреду – Телевидение без конца показывает её во всех видах! Пусть, репродукции моей картины облетят и заполнят весь мир! Хочу, чтобы изображение моей картины мелькало на пакетах, сумках, календарях, майках, бутылках, консервных банках…

Рабоэл так вошёл в раж, что стал неузнаваем! Глаза его горели таким азартом, что он потерял контроль над собой и стал кричать на весь кабинет. А его голос могли слышать чуть ли ни во всём Музее.

Принесли кофе, но Рабоэл на этот раз даже не взглянул на красавицу.

«Чтобы такое найти подходящее для этого человека? Это великолепный шанс сделать большие деньги…» – подумал Отурок.

Отурок смотрел на Рабоэля, на стены своего кабинета, на картины, висевшие на стенах, но уже ничего этого не видел. Он перебирал в уме всё, что только можно было себе представить. Но, как нарочно, даже, что-нибудь мало-мальски отдалённое, он не мог представить себе.

На некоторое время Отурок даже растерялся. У него были и красивые, с высочайшим мастерством исполненные полотна, и бесподобные по своей красоте иконы. Но, позвольте, разве можно себе представить изображение иконы, на какой-нибудь консервной банке с зелёным горошком… Да мало ли, куда Рабоэлю взбредёт в голову приклеить свою картину.

Отурок снова нажал кнопку, и в его кабинет вошла секретарша, великолепная Сатура, бывшая известная манекенщица. Весь её блистательный вид производил грандиозное впечатление на всех, кто бывал в кабинете Отурка. Отурок знал об этом. Многие сделки решались в его пользу, когда как бы невзначай появлялась Сатура. И порой от неё никто не слышал ни одного слова, но забыть её было невозможно!

*****

Реставрационные работы, которые велись в Музее, почти полностью лежали на плечах Фединга. Последние месяцы он был полностью поглощён работой над иконами. Эта работа так сильно захватила его, что бедный реставратор забывал про сон и ужин.

Огромная партия византийских икон готовилась к всемирным Юбилейным торгам. Все эти иконы являлись собственностью Отурка и были частью коллекции главного хранителя Музея. Хоть как-то пытаясь отдохнуть от напряжённой работы, развеяться и расслабиться, Фединг отправился на прогулку по Южному городу. Погода баловала обитателей города и приезжих туристов, своим осенним великолепием. Было очень тепло, но не было палящего зноя, от которого не хотелось вылезать из сине-изумрудного моря или постоянно находиться в бассейнах. Фединг любил свой город, любил городской парк. Гуляя по парку, он решил свернуть на тихую аллею, что вела к парапету и навестить местных художников. Именно там он познакомился с Поником и приобрёл у него картину. Фединг не собирался приобретать данную картину, которая ему совершенно была не нужна. Но желание помочь юному художнику и оказать ему материальную помощь, взяли верх над здравым рассудком.

И вот он с этой наивной и непонятной картиной пришёл к себе в мастерскую и от нечего делать повесил её у себя над рабочим столом.

«Забавный парень – подумал Фединг, вспоминая Поника – и рассуждает как-то, по-особенному, как не от мира сего».

Фединг на мгновение представил мальчишку, как он стоял в окружении толпы, которая вся была против него, насмехалась над юным художником.

«А ведь смешного ничего не было». Фединг внимательно посмотрел на картину, которую только что повесил над столом, и внимательно стал её рассматривать. Он увидел, что картина была выполнена с большим старанием, даже чувствовалось какое-то наивное мастерство.

«Со временем из мальчишки может получиться не плохой реставратор».

О таком ученике Фединг давно мечтал. Должен же он кому-нибудь передать своё умение рисовать, своё мастерство. Фединг вдруг почувствовал, как от этой небольшой работы повеяло лёгкой положительной энергией, и ему вдруг стало весело и радостно.

«Какая непосредственность. А сколько в этой работе тайны, загадок и скрытой жизненной силы».

Фединг присел на стул, окинул взглядом реставрированные иконы. Готовые иконы стопками стояли на полу, прислонённые к стене. Лежали на столах, на полках.

Виднелись лишь темные, словно пропитанные дёгтем торцы и оклады. Оборотные стороны производили впечатление гробовых досок, пропитанных, просмолённых или проваренных в олифе.

Постепенно неприятное ощущение начинало усиливаться. Фединг почувствовал, что от всех этих образов веет мрачным настроением. Он ещё раз окинул своим взглядом все иконы, которые находились у него в мастерской.

Строгая размеренная канонизированная красота, видимо должна была служить устрашением и исполнять роль укрощения буйного варварского нрава. И, видимо, византийским религиозным мудрецам это удавалось. Они чётко выполнили свою функцию. Фединг продолжал рассуждать, пытаясь расколдовать художественный язык образов, которые строго смотрели на верующих. Очень строгие лица. Ещё немного и эта строгость перейдёт в угрозу, но не более.

«Ведь страшно, когда палка замахнулась над головой. А когда ударили – уже не страшно» – так гласит пословица!

Фединг теперь уже физически ощущал на себе цепкую хватку какой-то отрицательной силы, которая сковывала всю его волю, а, пожалуй, даже и разум.

Воображение, перенесло Фединга, на несколько столетий назад. В те далёкие времена, о которых он почти не имел представления, но очень зримо ощущал, как эти иконы, со строгими рисунками были развешаны на стенах и иконостасах в чахлых, с затхлым воздухом церквушках.

Перед Федингом, будто из небытия, стали появляться мрачные восковые свечи!

Угнетающим, мерцающим светом, они еле-еле освещают храм. Толпы, прижатых друг к другу угнетённых, запуганных людей с угрюмым выражением на лицах, обращаясь к Богу, молятся и просят у него счастливой жизни на этом или хотя бы на том свете, так как получить счастье на этом свете они уже и не мечтают.

Внезапно дверь в мастерскую открылась, и на пороге появился Главный смотритель Музея господин Отурок.

– Фединг… Господин Фединг! Вы закончили, порученную вам, лично мною реставрацию?

– Я сделал всё, что мог, иконы уже готовы к продаже… почти все. Остальные я реставрировать не буду! – выпалил Фединг.

– В чём причина такого безрассудства? Я приказываю тебе, чтобы все иконы были реставрированы в срок! Дело не терпит отлагательств. Предстоит большая игра. А я, как ты знаешь, не люблю проигрывать! И не потерплю твоих дурацких выходок!

Я намерен очень выгодно продать все иконы. Или я недостаточно много тебе плачу?!

– Я не буду больше реставрировать иконы!

В своё время Отурок, коренным образом изменил судьбу Фединга, вытащив его из помойки жизни. Полуголодный, безработный художник, влачивший своё жалкое существование, был достойно оценён Отурком и взят на работу в Музей.

Отурок возлагал большие надежды, связанные с реставрационными работами. Но когда Фединг стал работать над картинами, главный хранитель был по-настоящему потрясён мастерством этого живописца. Не за что не желая потерять этого специалиста, прощал ему любые просчёты, выходки и многие другие причуды, лишь бы он работал в Музее.

Найдя высококлассного специалиста, Отурок не только восстанавливал иконы, но и все картины, находившиеся в музее утратившие свой облик.

Отурок серьёзно готовился к предстоящим аукционным торгам, желая на этот раз сорвать небывалый куш.

Отурок, встретившись взглядом с Федингом, увидел спокойный уверенный и дружелюбный взгляд. На секунду он опешил, даже растерялся, и этого ему было достаточно, чтобы прийти в себя, опомниться и взять себя в руки. Но внешне он это показал Федингу не сразу.

– Я, полагаю, уважаемый реставратор… – он тут же поправился – господин Главный реставратор Музея, у Вас есть веские причины для столь решительного отказа?

– Ты же знаешь, Отурок, я тебе никогда не отказывал в работе, чего бы мне это ни стоило… Я всё сделаю, как ты сказал! Всё, как мы договорились. Можешь быть в этом уверен. Но эти иконы… они мрачные – не унимался Фединг, всё более понимая глупость своих доводов.

– Вот я и попросил тебя сделать их весёлыми и красочными, чтобы подороже их продать. Мы же не собираемся с тобой молиться перед этими иконами, а мы собираемся их просто продавать.

– Отурок. извини… – улыбаясь, говорил Фединг – Чёрт попутал!

– Бывает – весело отвечал Отурок. – Ладно, забудем – сказал Отурок, подходя к столу и видимо уже заметив картину, висящую над столом.

– Это что-то новенькое? – Он подошёл поближе и стал внимательно рассматривать картину. – Я сначала думал, что это абстракция, но теперь вижу, что это совсем что-то другое. В абстрактных картинах, напрочь, отсутствует, хоть какая-то мысль…

– Но некоторым нравится абстрактная живопись – возразил Фединг.

Отурок стоял возле картины и продолжал внимательно её рассматривать.

– Что здесь всё-таки нарисовано, никак не пойму? Как называется эта очаровательная картина? Кто автор? Вроде я такого не знаю.

– Неизвестный художник. Её нарисовал один мальчик.

– Вот как… Где скрывается истина? Перед вашими глазами… Ищите её на расстоянии вытянутой руки! Где ключ к пониманию тайн? А он, как всегда там, где и должен лежать – Ещё ближе! Перед нашим носом! Картину можно рассматривать до бесконечности… Это говорю тебе я, Великий Отурок! И она не может никогда надоесть!

Только сейчас Отурок вспомнил, за чем пришёл в мастерскую Фединга.

Он отошёл от картины и вкратце рассказал утренний разговор с Рабоэлем. Потом более подробно остановился на предстоящих торгах, иконах и наконец попросил ещё раз не оставить без внимания просьбу Рабоэля.

– Сделайте хорошую рекламу, и вы продадите даже дохлую кошку. Поищи в наших запасниках, что-нибудь «из ряда вон» … Подправь, не бойся! Пусть это будет немного вульгарно, броско. Пусть будет даже нелепо! Я верю, ты справишься!

Внезапно Отурок ударил Фединга по плечу и воскликнул:

– Хватит стоять за кулисами, Фединг! Пора в море!

– В какое море? – спросил в испуге Фединг.

– В открытое море! – радостно крикнул Отурок – Большому кораблю – большое плавание!

Фединг стоял, раскрыв рот, ничего не понимая.

– Настала пора заявить о себе! Фединг – вот кто истинный великий современный художник! – Отурок снова ударил бедного Фединга по плечу, так что чуть не сбил его с ног. – Ты – Фединг, и есть тот самый Великий художник! И пора к этому привыкать. Все расходы я беру на себя!