Мясник из Грин Лейк

Джордж Форестер, проректор с ученой степенью по математике. Примерный семьянин, имеет множество научных работ. И его бывший ученик Оинго Майерс. По показаниям свидетелей Форестер был предвзят к Майерсу, речь шла о расовой дискриминации. Так и надо долбаному расисту. Мне было жаль Оинго. Я его понимал. То, что я шотландец приносило мне много проблем в школе. В академии, на открытом уроке мы изучали старое дело одного маньяка, он убивал мужчин гомосексуалов, а потом одевал в женские платья. Наш преподаватель вдался в подробности, начал про историю мужского костюма, а потом поднял меня перед всей аудиторией и спросил есть ли у меня килт. Мне было невыносимо стыдно. Сейчас я бы ответил, что есть, и что, как и положено я не ношу под ним белья, но тогда я чувствовал себя униженным. Хуже, чем те парни с фото мест преступления. Представляю, как чувствовал себя Майерс, когда преподаватель клеймил его черным. Неудивительно, что он пытал и убил его. За всех цветных, шотландцев, ирландцев, англичан, русских, азиатов.

Когда бутылка подошла к середине, я начал корить себя за стереотипы об О`Райли. Какие же мы тупые животные. Неудивительно, что нас режут, бьют, стреляют и едят.

Когда бутылка подошла к концу, была уже ночь. Фред, наверное, уже спал в туалете или пошел в круглосуточный за чипсами и булками. На весь офис я включил песню, недавно открывшейся для меня группы «Умри молодым». Песни были воодушевляющими. Призывали к пьянству, беспорядочной половой жизни, тунеядству. Но самое главное никакого насилия. Наивные ребята.

Не допив последнюю рюмку, я уснул за столом. Мне снилось как отрезаю голову Вейсберга. В этот раз страха не было, но это пугало меня еще больше. Я резал ее со знанием дела, без эмоций. Будто бы режу колбасу. Я резал уверенно. Я резал, пока меня не разбудил шум сирен за окном.

Я смахнул кошмар и полностью сосредоточился на машинах за окном. Наши черные авто, полицейские патрули и пожарные пронеслись вниз по улице. Я был все еще пьян и пытался сообразить, что делать. По сути ничего. Я ведь должен спать в своей квартире и узнать обо всем только завтра утром. Я включил компьютер, проверил сводку происшествий. Крупная авария со взрывом на третьей и Спринг. Это почти рядом. Я пошел пешком.

От холода меня протрезвило. Я пришел, когда огонь уже потушили. Толпа зевак, врачи скорой помощи, фотографы, эксперты, транспортники. Я потерялся в толпе, но тут меня окликнул наш агент антитеррора.

– Эй Мак! Ты чего тут?

– Привет Стив. – я знал агента Стивена Колетти. Точнее, его знал Лисовски. Они хорошо общались, ходили вместе в зал. Через него я был знаком с Колетти.

– Как здоровье, мужик?

– Потихоньку. Шел мимо. Что тут произошло?

– Мимо? Ты же вроде у Грин Лейк живешь?

– Мимо. – повторил я и Стивен не стал расспрашивать меня.

– Без понятия. Взрывное устройство было установлено на светофоре. Жертв куча. Долбаные исламисты. Взорвали бы лучше белый дом. Что им простые люди сделали?

– Осторожнее с выражениями, агент.

– Честно, Ирвин, мне насрать.

Я оставил агента Колетти, наедине со своими антипатриотичными мыслями и пошел дальше. Послушал там, спросил тут и вот я уже знаю, что погибло десять человек и еще шестнадцать были ранены. Семь погибших работали в вашингтонском университете. Они праздновали ученую степень коллеги Марты Лаудинг. Она защитила очередную работу, они выпили в университете и решили поехать в греческий ресторанчик неподалеку от нашего бюро. Но не доехали. Они вызывали два такси, одно опоздало и двинулось в объезд, но на углу они встретились. На светофоре. Где и произошел взрыв. Опять Вашингтонский университет? Совпадение? Не думаю. Я пробыл на месте происшествия до самого утра. А потом пешком вернулся на работу.

Все были уже там. По всему бюро планерки. А я тихонько прошел и сел за свой стол.

– Мак. Я больше буду за тобой заезжать. – Пол был зол после планерки. Видно директор выдрал его за какую-нибудь дурость.

– Прости Пол. Я решил пробежаться с утра.

– В костюме? – спросил Пол.

Точно. На мне были брюки, забрызганные до колен грязью и мокрый от снега пиджак. Я снимал пальто на месте взрыва, что укрыть какую-то женщину и видно промок.

– Ну да. Вон агент Белт из отдела ограблений на каких каблуках бегает. Сам Усейн Болт бы позавидовал.

– Это да. Удивляюсь как она себе до сих пор ноги не сломала.

– Женщины. – пожал плечами я.

– Кордон был зол, что ты не явился на планерку. Если еще раз опоздаешь засунет тебе галстук в задницу. Держи. – Пол вывалил мне на стол стопку бумаг. – Слышал, ночью был взрыв на третьей? Взрывчатка с детонировала при смене сигнала светофора. А светофор у нас что?

– Предмет на который можно спроецировать непроизвольную агрессию? Это же бред. Это террористический акт. Не наше дело.

– Я тоже так думаю, но Кордону надо выслужиться. Поэтому изучай, а я поехал, кто-то разрубил игровую приставку.

Клавиатуры стучали, телефоны звонили, ручки скребли по бумаге. Чинаски свистел. Я слышал каждый звук. Как дождь бьет в стекло, как вибрирует телефон в чужом кармане. Как они дышат, кашляют, передвигают свои кружки по столу. Я подхватил кипу бумаг и отправился в самое тихое место в нашем бюро – морг. Хорошо, что теперь я там желанный гость.

В морге пахло горелым. На столах лежали тела бедняг из университета, а точнее их останки. Мерфи стоял на табуретке и фотографировал тело.

– Можно?

– По какому вопросу, агент Маккинли? – в своей обычной манере, не поворачиваясь спросил О`Райли.

– По вопросу тишины. Могу я поработать у тебя?

Мерфи молча кивнул. Он был слишком увлечен своими трупами.

Я сел у стены, разложил бумаги на коленях и стал читать отчеты. Проецирование на светофоры встречалось мне первый раз. Интересно почему. Ведь они одинаково бесят и пешеходов, и автомобилистов. Светофор тут явно был не причем. Жертвами были преподаватели. Они оказались в одном месте в одно время, хоть и выехали на разных машинах.

– Да, вы правы. Светофор тут не причем.

Видимо я рассуждал вслух, раз Мерфи ответил мне.

– Не причем?

– Я там был. Осматривал тела. И заодно и светофор. Взрывное устройство питал светофор. Но на нем был таймер.

– Почему об этом ничего нет?

– Потому что, это сказал я. А мне ответили: «Занимайтесь телами доктор и не лезьте не в свое дело.»

– Вот мудаки. Они тебя не послушали?

– Нет. И очень зря. Прикиньте агент. Светофор на этой улицы дает по минуте. На предыдущей улице тридцать на шестьдесят. Если из университета, согласно показаниям свидетелей, они выехали без десяти двенадцать, то за тридцать минут, с учетом пробок, они оказались на этом самом светофоре. У него был таймер. Это было покушение на преподавательский состав университета.

– Никогда не думал о том сколько секунд горит зеленый, а сколько красный. – сказал я. Мне больше нечего было ответить доктору. Мне нечего было дополнить.

– Мало кто думает. США, Китай и Россия. Из развитых стран, это единственные где нет систематизации дорожного движения, как в Европе. Там светофоры каждого города работают циклично.

– Ты что, знаешь время переключения всех светофоров в городе? – уточнил я.

– Пока не всех. Только тех, которые видел.

– Кто-то точно рассчитал время их поездки. Заранее. Установил взрывчатку. Это был не террористический акт.

– Да нет. Массовое убийство таким способом, обычно так и называют.

– Бюро считает, что террористы с востока. Но я не уверен. Они бы как всегда атаковали метро. Отправили бы смертника. Боже, этот город сошел с ума.

О`Райли начал пилить кости. Но мне уже не нужна была тишина. Я прочитал все, что нужно. Оставалось подкинуть нашу с доком идею, Колетти. Ненавязчиво внушить, что все вокруг не правы, а задрот из морга и контуженый агент, занимающийся сломанными чайниками, оказались самыми умными. Как же это сделать? Мне бы подсказала Пенни. Но я не готов был ей звонить и извиняться. Что бы она мне посоветовала? Подкрепить слова запоминающимся действием. Я остановился посередь коридора и бегом вернулся в морг.

– Обеденный перерыв! – крикнул я.

– Я еще не закончил. – возмущался Мерфи, но я схватил его за полы халата и потащил в кафетерий.

Агент Блек набивал рот шоколадным пирогом и доставал айтишников. Сегодня его жертвой стала Дакер. Он спрашивал у нее, носит ли она панталоны или стринги, а его дружки превращали кафетерий в конюшню своим смехом.

Мы стали громко обсуждать нашу теорию.

– Эй чухан! – Блек запустил в Мерфи пластиковой ложечкой из стакана кофе.

Мы проигнорировали это действие. Я уже орал на все помещение про гребанные светофоры и покушение на преподавателей. Меня, наверное, выгнали бы из центра помощи глухим с моим криком. Блек не выдержал и двинулся к нашему столику.

– Оглохли?

– Отвали Блек. Знаешь, сколько секунд горит красный свет, на переходе напротив бюро? – спросил я.

– Чего? Красный свет? Что ты несешь? Тебя видно хорошо по голове приложили.

– Ну хоть при рождении не роняли, как тебя. – ответил ему Мерфи.

– Че сказал? – Блек замахнулся, и я встал из-за стола.

– Культяпки не распускай.

– А ты чего лезешь? Вы че педики?

– А че третьим хочешь быть? – я не выдержал, схватил свой стакан и выплеснул горячий кофе прямо в рожу Блека.

Он замер от боли, и я тут же ударил его в нос. Блек упал, повалив пару пластмассовых стульев. Айтишники готовы были мне аплодировать.

Я не дрался два месяца. Даже больше. Я и забыл, как это приятно. Директор Кордон орал что-то про кулачные бои – мою народную забаву. Я его не слушал. Он поливал меня грязью, но у меня был зонтик. Я думал о разбитой роже Блека и о том, что скажу Пенни.

Мой рабочий день закончился, тогда, когда у Кордона закончились оскорбления.

Я вышел, взял такси и отправился в галерею.

Пенни поправляла ограничители и подбирала брошенные брошюры и путеводители с пола.

– Привет. – тупо сказал я.

– Ирвин! – Пенни бросилась ко мне на шею, оставив свою работу.

– Прости меня пожалуйста. Я не должен был с тобой так разговаривать. Я обещаю оставлять работу на работе.

– Мы познакомились с тобой, когда я сломала печь, а ты меня допрашивал. – сказала Пенни. – Что с твоей рукой?

– Я избил агента Блека. Он назвал меня педиком.

– Правильно и сделал. А у него были основания?

– Нет. Я люблю женщин.

– Каких еще женщин? – игриво спросила Пенни.

– Разных женщин. Мисс Бойл. Пенелопу. Бывшего шефа Роял Биф, вот эту девушку напротив меня. – уверенно сказал я и Пенни рассмеялась. Как камень с души.

– Я тебе звонила, зачем ты отключил телефон?

– Прости, я замотался. С этим взрывом.

– Да, я читала новости. Столько ученых. Есть предположения кто это мог быть?

– Бюро ставит не террористов.

– Тогда заложили бы бомбу в НИИ.

– Ученых? Они все имели ученые степени? Это точно преднамеренное убийство, а не теракт, как все думают.

– Что тут думать. Семь из восьми профессоров одного университета погибли. Допросите выжившего.

– Я никого не допрашиваю, кроме светофора. А кто восьмой?

– Профессор Синистер. Математический гений. Консультировал Эппл и Майкрософт в свое время. Потом устроил драку на международной конференции, только год назад вернулся в университет. Его же все знают!

– Я не знаю.

– Слушай, а агенты ФБР гуманитарии или технари?

– Мы – обслуживающий персонал. – четко ответил я. – Пойдем домой. Я жутко устал.

Отдохнуть мне не удалось. До семи я пролежал, пялясь в рекламу и пытаясь уснуть, в семь пришел Павилион. Он не собирался больше работать со мной, после того, как я на него наорал и не явился на прошлый сеанс. Но Пенни удалось его уговорить.

– Мистер Павилион. Я вспоминаю утраченные события, но у меня есть один пробел. Эмоции, мысли, чувства. Их нет. Только картинка. Немое кино. Вы можете, спрашивать меня не только, что я вижу, но и что я чувствую?

– Да, конечно. Я понял вас.

Я снял галстук и ремень. Блестящий маятник вновь вернул меня в дом Вейсберга.

«Что я думаю об этом человеке.»

– Я думаю, он запуганный властью параноик с обсессивно-компульсивными расстройствами. – вслух сказал я.

– Чего? Этот отщепенец? Который позволял себе обращаться с вами как со свидетелями иеговыми? Власть его напугала? Ох бедняжечка. Власть не пугает того, кто ничего не сделал. – так же ответил я и я не узнал свой голос. Я обычно разговариваю четко, настойчиво, без лишних ужимок, но и не рублю с плеча. Этот же голос напоминал мне Джо и других дуболомных военных.

Ладно. Так тоже можно.

Я склонился над Вейсбергом и начал отрезать ему голову. Во второй раз не было так жутко.

Зачем я это делаю? Я собираюсь вывести Маллоуна на чистую воду. Нельзя ли другим способом это сделать?

– Это война! – отвечает мне солдафонский голос. – На войне все средства хороши.

Что я чувствую в этот момент? Отвращение, угрызения совести, страх.

– Разве? – этот голос, тоже был моим. Но звучал, так будто я рассказываю сальную шутку Полу, за кружкой пива. С задоринкой, звонкий и с долбаным акцентом, от которого я так старательно избавлялся, будучи подростком. – А мне нравится. Это так. Будоражит. Сейчас зайдет Джо и увидит все это. Представляю ее рожу! Она наверняка решит, что охотник за головами это я. Других выводов от людей, красящих траву и колеса у бронемашин я и не жду.

– Мне жаль. Мне просто жаль его. – отвечаю я и засовываю голову в пакет из супермаркета на заправке.

Мы садимся в машину. Джо всю трясет. Она не может попасть ключом в зажигание.

Нужно было рассказать все директору Рейзену. Если бы я не отрезал голову.

Тряпка.

Зачем рассказывать. Его никто не будет искать, а компромат на кого-либо греет душу всегда и в любую погоду.

Мы ехали молча. Точнее Джо, а я говорил. Точнее те мои голоса говорили. Я-то молчал. Мне было жаль.

Я приехал домой, смыл с себя дорожную пыль. Убрал голову в морозилку, снова достал и поехал.

– Нюхайте! Я же нюхаю по утрам ваши потные подмышки. Уступите место всаднику без головы! – странный я трепался и отпускал каламбуры на счет моего груза.

Я вышел на одну остановку раньше. Шел пешком, размахивая пакетом, как ребенок, размахивает портфелем, когда учитель отпустил пораньше домой. Шел мимо украшенных к самайну дворов. Мимо светящихся тыкв, приведений из старых футболок. Я вспомнил этот момент. Он был правдой. Тогда, в галерее я видел то же самое. Нет. Я бросил пакет, побежал прочь, споткнулся и упал.

– Ирвин!

Я открыл глаза. Я лежал на полу, за диваном.

– Ты не ушибся? – спросила Пенни.

– Я решил сбежать. Простите. Давайте продолжим завтра.

– Конечно!

Павилион пожал мне руку и ушел. Я решил приготовить ужин, пока Пенни искала места для моего обнаженного портрета.

Макароны с сосисками.

– Прямо как моя бывшая. Я отказываюсь есть.

Я дернулся и уронил пачку сосисок на пол. Я видел себя. Себя напротив себя. Я был не бритый, осунувшийся, скалил белые зубы и курил. Я даже почувствовал запах табачного дыма.

– Эй Пенни! Повесь в спальне! Будешь любоваться, пока меня не будет!

Я медленно наклонился за сосисками, а когда выпрямился в кухне никого не было. Я тупо стоял, сминая в руке полуфабрикаты и пялился на раковину. Туда где стоял я.

– Предпочитаю любоваться на оригинал. – сзади ко мне подошла Пенни. Между ее пальцами дымилась сигарета. – О макарошки с сосисками! Здорово.

Мы поужинали, выпили немного пива. Остатками я запил фенозипам и лег спать. Проснулся я с головной болью, но пять часов сна это для меня было рекордом.

Скоро должен был приехать Пол. Я брился и чистил зубы одновременно.

– Всегда боялся перепутать. И побрить себе десны.

Бритва и щетка выпали у меня из рук, я схватил швабру и повернулся. Я сидел на краю ванны. В одни трусах, опять с сигаретой.

– Хочу отрастить бороду.

Я махнул шваброй, и я же увернулся. Тогда я отложил швабру. Бить себя как минимум глупо.

– А как максимум мазохизм. Давай кого-нибудь другого изобьем. Может Блека?

– Думаю, с него пока хватит. – ответил я и продолжил бритье. – Мне нужно сосредоточиться на мяснике. Свое дело я сделал.

– Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить.

– Ирвин? Ты с кем разговариваешь?

Я повернулся и порезал щеку.

– Сам с собой.

Пенни сморгнула и вышла из ванной.

Глава 6

Я шел по коридору бюро и проверял свой рот. Он был закрыт. Я боялся, что я и я снова появиться и начнут меня компрометировать. Мне не видать никакого рабочего дня, диагностируй врачи у меня шизофрению. Уборщица проехала мимо меня с тележкой и стащил с нее банку чистящего средства. Это он. Он насвистывал песню Билли Оушена, не уступил место старушке в автобусе. Плюнул на крыльце бюро. Шотландское быдло. Я хочу удариться головой об стену, чтобы выбить эти голоса к чертовой матери!

Агент Дипло ходил потерянный возле автомата с кофе. Наверное, опять всю ночь шлялся.

– Агент Дипло. Доброе утро.

Дипло кивнул мне, хлебая кофе. Оно текло у него по подбородку и пачкало воротник рубашки.

– Что там со взрывом не слышал?

– А как же. Этот долбанный взрыв теперь на мне. Какой-то ушлепок подсунул информацию Рейзену, что взрывное устройство мог заложить один из профессоров университета. Его какую-то теорию не признавали, и он всем отомстил. Если найду мудака, выбью из него весь дух!

Я молча улыбался, хотя пытался выразить соболезнования Дипло, по поводу его нового дела.

– Мак, у меня башка раскалывается. Рейзен завалил меня. Не мог бы ты съездить в СиТак. Поговорить с заключенным Майерсом. Я не потрачу целый день на это. Рейзен приказал допросить его еще раз, не официально

– Я тебе не шавка на побегушках. К черту Майерса!

– Прости Ирвин. – Дипло опустил глаза в пол, а я пришел в ужас, от того что сказал это в слух. Мне нужен Дипло. Нужно поддерживать с ним дружеские отношения. Нужно что бы он держал меня в курсе.

– Прости. Я сам весь на нервах. Я съезжу. Прямо сейчас.

Дипло благодарно пожал мне руку и похлопал по плечу. Я сказал Кордону, что поеду в дорожную инспекцию, по поводу светофора, а сам отправился в СиТак. Езды хватило на все утро. Меня уже ждали. Точнее ждали Дипло, но приехал я. Я сразу показал тюремной охране, что я агент ФБР, а не какой-то там журналист. Я их построил. Бездельники, вросшие в теплое местечко. Стерегут покой и питание убийц и прочих подонков. Да их бы расстрелять!

Заключенного Майерса привели быстро. Между нами была толща бронированного стекла. Он не выказывал никакого интереса к моей персоне и разглядывал свои грязные ногти.

– Мистер Майерс. Я агент Ирвин Маккинли, Федеральное бюро расследований. Я хотел бы поговорит с вами о Джордже Форестере.

– Я не убивал своего преподавателя, я говорил это на суде. Но я искренне рад, что этот ублюдок мертв.

– Если бы вы убили его, как бы вы это сделали? – спросил я.

Майерс молчал. Он не хотел говорить со мной. Он приготовился положить трубку на место.

– Оинго. Я тебя понимаю. Я из Шотландии. Эдинбург. В академии меня спрашивали есть ли у меня килт и умею ли играть на волынке. У меня все преподаватели были как мистер Форестер.

– Бы хотя бы белый, агент Маккинли. Мистер Форестер говорил, что мое место в гетто, а не в престижном учебном заведении. Зайди он в гетто, его пристрелили как собаку.

– Значит, вы бы пристрелили его?

– Я его не убивал.

Я верил Майерсу. Взгляд у него был полный отчаяния. Он бы и правда пристрелил бы Форестера. Не стал бы пытать. Ко мне вернулся мое чутье. Я видел Майерса насквозь. Он ненавидел своего преподавателя, но был рад его смерти, хоть в ней не справедливо обвинили его.

– У Форестера были конфликты с кем-то еще? С учениками ли преподавательским составом?

Майерс удивился. Видимо его об этом не спрашивали. Его просто избили и заковали в наручники, я знаю, как это происходит.

– У любого черного студента были проблемы с Форестером. Он валил нас, специально. Мы пришли к нему за знаниями. А этот ублюдок…

– Ясно. А с преподавателями?

– Не знаю. При мне у него была ссора только с профессором Синистером. Они спорили о какой-то теореме, что Синистер собирался выдвигать на грант для университета. Форестер оскорблял Синистера, а тот молча стоял и улыбался. Потом он пообещал подать жалобу на Синистера и отстранить его от работы для гранта. А потом меня отчислили. По итогам семестра. Я ни одной своей контрольной так и не увидел. Я не знаю в чем моя ошибка.

– Я тоже не знаю в чем моя ошибка. Держись Оинго.

Я не сказал, что верю ему. Зря. А может и нет. Не стоило обнадеживать парня. Я пообещаю ему, что докопаюсь до правды, а потом потеряю память. Или всем моим уликам устроят бостонское чаепитие. Как с делом Лисовски.

Все вторую половину дня занял путь обратно. Я даже вздремнул на ровном участке дороги. Все, что узнал, отправил сообщением Дипло и поехал домой. Там меня ждал Павилион.

К черту галстук, ремень, ботинки и носик. Я собираюсь вспомнить все.

На Лиаме теплый домашний халат. У него дома старенький ремонт в кредит.

– Кошелек или жизнь? – говорю я. Тот я, что постоянно курит.

Лиам с интересом смотрим в моей пакет.

– Какое странное совпадение. Пару часов назад мне принесли, почти такой же подарок.

– Кто принес? – пытаюсь спросить я, но другой я, закрывает ему рот. Лиам предлагает выпить, говорит о жуткой идеи, делать из голов светильники Джека, о моей подруге? О ком? О Пенни? О Джо?

Я начинаю плевать семечки на его коврик в прихожей. Другой я щелкает костяшками пальцев. А я. Самый молчаливый я, стою, вжавшись в дверь и ничего не понимаю.

Лиам начинает кашлять. Хватается за грудь.

Надо вызвать скорую! Я хочу спасти его, но останавливаю сам себя. Пусть этот кусок дерьма подыхает. После всего того, что сделал. Я убегаю. Павильон выводит меня из транса, жмет мою руку и уходит. Пенни нужно в галерею. Я остаюсь в квартире один. Или не один? Нас ведь теперь трое.

– Мне нельзя пить после травмы. – суровый агент Маккинли наливает себе воды из-под крана. Мак девиант морщиться. Находит в холодильнике початую бутылку виски. Выливает все содержимое в чайник. Ставит на стол вместе с тремя кружками.

– Я доберусь до правды. О Лиаме. О Мяснике. О делах бюро, что убили Лисовски и Скотт. – агент Маккинли выпивает стакан залпом. Мак цедит его через зубы, полощет горло, сглатывает и высовывает наружу язык, как собака. Я делаю маленький глоток. Мы закуриваем, и агент Маккинли морщиться от дыма. Мы говорим о Мяснике, об охотнике, о том, что случилось со Скотт. Мак и Маккинли спорят и начинают драться.

– Я дома, Ирвин.

И они исчезают. Остаюсь только я. Ирвин. С тремя пустыми чашками и чайником вискаря.

– У тебя были гости?

– Я похож на радушного хозяина, испекшего пирог?

– Кто со мной говорит? – спрашивает Пенни и внутри меня все сжимается.

– Я.

– Ирвин. Я вижу, что с тобой происходит. Ты говоришь сам с собой. Смотришь в одну точку. Нам нужно прекратить сеансы с Павилионом.

– Нет! – кричу я и агент Маккинли.

– Да! – вопит Мак. – В точку Пенс!

– Не называй ее так!

– Ирвин. – мою щеку обжигает пощечина. – Ты здесь? Ты со мной?

– Я всегда с тобой. Пенни.

– Ты слышишь голоса?

– Хуже. Я их вижу. Двоих себя. У меня расщепление личности. Я не знаю. Я боюсь, что они принесут тебе вред.

– Мне? Вред? Эй. Выходи по одному!

– Пенелопа. Я никогда не сделаю тебе больно и не принесу вреда! – кричит агент Маккинли, но Мак отталкивает его.

– А то что?

– С кем я говорю? – Пенни переходит на шепот. Она смотрит мне прямо в глаза.

– Со мной!

– Отлично! Что будем делать?

– Прогуляемся по берегу Грин Лейк?

– Не боишься остаться без почек?

– С тобой, не боюсь.

Он хватает Пенни за плечо. Я хватаю ее. Мы целуемся на кухне, в коридоре. На мгновение я становлюсь единым целым. Не слышу голосов. Не вижу силуэтов. Напротив, меня никого, кроме Пенни. Я сплю без сновидений. И просыпаюсь с жутким сушняком. Я пью прямо из носика чайника, а там оказывается вискарь.

Зажевав пачку мятной жвачки, я сажусь в машину Пола. Пахнет лимоном. Только почистил салон.

– Через две недели ты идешь на мед осмотр. Готов?

– Давно готов.

– Ты опять пьешь с утра? От тебя выхлоп, выноси вещи! – возмутился Пол и открыл окно.

– Это травяная настойка. Для мозгов. Кордон сегодня в штабе, езжай помедленнее.

Я бы расслаблен. День выдался сухой. Начальства не было. Блек, завидев меня, скрылся в уборной. Его нос был фиолетовым и огромным. Я снял трубку телефона, сразу, не дожидаясь пока мой покой нарушат очередной идиот, решивший свести счеты с утюгом.

К полудню я остался один. Сварил себе кофе, показал средний палец двери директора Кордона. Как только меня восстановят на полный рабочий день и вернут все полномочия. Я повернусь к ним своей задницей. Я подам в отставку. Устроюсь охранником в супермаркет и буду целыми днями разгадывать кроссворды.