Небо безработного пилота

Денёк-то, как на грех, выдался очень жарким. Солнце, как будто, того только и дожидалось, чтобы немного разошлись тучи, энергии прилично накопило на прожарку земной поверхности. Воды стражники, по началу, дали целое пластиковое ведёрко, но она оказалась уже горячая, если под солнечные лучи выставить, то, в скором времени, можно будет хоть чай заваривать, о котором, ещё недавно, так сладко думалось за завтраком. Саша устроил себе омовение, правда, на это охрана сразу предупредила его, на еле понятном английском, что если он и впредь намерен выливать на себя воду, то просить её будет у неба. Хорошо хоть ведёрко, пока, на первый раз, всё-таки наполнили заново.

Дополнительно к небу взывать не пришлось, само смилостивилось, ибо атмосферные процессы в тот день пошли по кругу: жаркое солнце быстро испаряло выпавшую давеча влагу и, через пару часов хорошего пекла, вновь начала концентрироваться низкая облачность, которая вскоре пролилась тёплым ливнем. "Верх блаженства!" – отметил Саня тот дар небес и возблагодарил Господа Бога за то, что он есть.

Обида только оставалась на само пребывание в этой клетке, ну ведь, не враг же он Королевству Тайскому и все прегрешения его едва ли тянут на подобное заточение. Тигра так, в зверинце, содержат, чтобы тот не пожрал посетителей, но это, хоть как-то, объяснимо. Твёрдо решил тогда Александр переходить, выражаясь на тюремный русский, в "отрицаловку": вставать на тернистый путь неповиновения и сопротивление администрации. Если сатрапы истязают, так пусть, хотя-бы, будет за что. А, за одно, пусть познают, супостаты заморские, русскую стойкость.

Не откладывая задуманное на потом, Александр Гурзанов отказался от бесформенного куска варёного риса, полагавшегося в качестве обеда и потребовал незамедлительной встречи с российскими дипломатами. Однако, голодовка, объявленная непокорным арестантом, похоже, совсем не впечатлила тюремщиков. Можешь не жрать – дело твоё и дожидайся своего консула, пока не станешь похожим на сумасшедшего йога. В общем, все бредовые выходки того, кто сидит в клетке, охране – «до лампочки».

День, проведённый в клетке, показался уж слишком длинным. Долгожданный закат принёс с собой очередную порцию сильнейшего дождя и ночку обещал тоже не самую безмятежную. Грустно очень стало на душе у нашего узника, даже где-то жалко самого себя. Пропадать приходится на чужбине, без славы и почёта, подвига не совершивши, но запертого, сатрапами иноземными, в крепкую клетку, за грехи совсем мелкие.

Засыпая, Александр ничего хорошего не ожидал от следующего дня, была причина дипресняк почувствовать и не верить в ближайшее благополучное. Оставалось лишь сберегать в душе надежду, без которой от человека остаётся лишь телесная оболочка, куцая тряпочка, растоптанная враждебными обстоятельствами.

Если бы кто удосужился сейчас спросить Александра: "Ну, что же дальше, брат?", то, скорее всего он всё равно бы ответил: "Бог милостив, а человек надеждою жив!", ну, или ещё что-то, в том же стиле. Жаловаться Сашка не приучен был, так уж родители воспитали и не напрасно, ибо у крепкого духом больше возможностей в жизни.

Ничего не поделаешь, придётся показать показывать несгибаемую стойкость, Александр чувствовал в душе нужную долю отваги и о пощаде не просил. Пусть, сколько пожелают, держат его в этой клетке палачи, он выдержит! Об одном, только не догадывался, что свобода его уже ждала радостно у входа, но сейчас, запертый, как дикий зверь, Гурзанов не мог того знать.

Не исключено, что причиной счастливого освобождения стал, как раз таки, давеча побитый бендеровец Мазарчук, нацист и подлый провокатор. Но, хоть какая-то и от него появилась, вдруг, польза. Всё просто. Тюремным командирам показалось весьма разумным найти возможности для того, чтобы выдворить русского дебошира прочь из вверенного им учреждения. Предложение, от которого, действительно, даже последнему дураку, не отказаться, прозвучало очень доступно к понимаю: отвозим тебя в аэропорт, а там, уж, ты сам выдворяешься из страны и летишь, куда подальше, больше на территории Королевства не появляясь.

Александр, давно уже не имел денег, в количестве, достаточном для покупки билета, но, как бывший пилот пассажирских авиалиний, мог вполне надеяться встретить в воздушной гавани Бангкока кого-нибудь из добрых знакомых, кои согласятся взять его на борт, сереньким зайчиком. Куда убираться – не вопрос, главное убираться быстро, пока отпускают.

Ударили с тюремным руководством по рукам, даже консул не понадобился. И отправился на свободу наш Саня, прямо из клетки, худой и помятый, в одежонке не самой первой опрятности. Паспорт и папку с пилотскими документами, что, на момент ареста, Александр успел прихватить с собой, вернули.

Впрочем, денег Саша имел немного, тех самых, тараканьих, правда пачечка уж больно тощая. Едва хватит переодеться, по самой дешёвой планке и скушать, в бюджетном фудкорте аэропорта, какой-нибудь питательной лапшички быстрого приготовления. Хотя, при совсем уж экономном подходе, возможно ещё и чуток пивка испить, за чудесное избавление. Но, первым делом, всё таки – переодеться, дабы народ цивилизованный не отпугивать своим тряпьём. Майка и шорты, что были на нём сейчас, откровенно просились в мусорный бак.

* * *

Александр любил аэропорты и не только в силу профессии. Аэропорт – место приятное, позитивное, пусть даже и при существующих, не самых весёлых, обстоятельствах. На народ, здесь, посмотреть приятно: кто домой, кто из дома. Многих дальняя дорога уже успела измотать. А у кого-то, из ожидающих своего вылета, присутствует, пусть и лёгкий, но явный оттенок страха на лицах. Вот только грусти, мало в ком, ощущается и это хорошо.

Саше Гурзанову, по большому счёту, тосковать сегодня было не о чем. Вольному – воля! Один только серьёзный вопрос на повестке дня: куда податься? Лучше бы, наверное, домой. Хоть и с голой задницей, хоть и там ты нафиг никому не нужен, но домой, всё равно, вернуться хочется.

Сперва привезли то его, понятно, в полицейский участок аэропорта, где, лишний раз, строго предупредили, что покинуть здание воздушной гавани Бангкока ему надлежит исключительно на самолёте и, ни в коем случае, не на автотранспорте, или пешком. Потом лишь, после всей выслушанной порции угроз о последствиях ослушания, двери полицейские раскрылись. Всё! Свободен, как птичка, главное, друг любезный: лети отсюда. Вон из страны!

Магазинчиков да ресторанчиков полный аэропорт, по всем этажам. Для начала, Саня обновил свой никудышный гардероб, как основу для новой жизни. Приобрёл он себе светлый тропический костюмчик, состоящий из легких штанов и рубашки широкого покроя с короткими рукавами. Народ, хотя бы, перестал подозрительно озираться на него, а то ведь выглядел Сашка, после тюряги, как хиппи из общины изгнанный. Не плохо было бы ещё и побриться, для полноты респектабельного образа. Но, это пока не казалось таким уж крайне необходимым. Время сейчас такое, что, этикетом нынешним, не западло и слегка бородатому походить. Теперь, одевшись свеже, куда как больше захотелось позаботиться о пропитании.

Тем более, что из ближайшего буфета доносился аромат кофе и чего-то мясного, вкусно поджаренного. После тюремного риса и голодовки, слегка политической, аппетит взыграл просто зверский. Нет, Сашка унял в себе первый порыв и не ломанулся в тот буфет, как молодой студент в столовку, он прекрасно понимал, что ценники в таких аэропортовых кафешках из разряда умножить на три плюс. При нынешних его финансах, карманы совсем не оттопыревавших, куда приемлемей было спуститься на нижний этаж, где имелся магазин бюджетной торговой сети, там можно и стакан чая себе замутить, о котором так сильно в тюряге мечталось и какие-нибудь, пусть не шибко мясные, сосиски разогреть, лапши запарить, может даже на баночку пива удастся сэкономить.

Туда и направился Александр, вниз по эскалатору, предчувствуя скорую радость насыщения кишкам своим. Вот только, исстрадавшимся голодухой, потрохам его пришлось ещё чуточку повременить с потребностями, поскольку, молодой мужчина, в форме пилота авиалиний Арабских Эмиратов буквально стащил Александра с движущихся ступеней.

– Саня! Гурзанов! – Откровенно обрадовался он, не давая толком опомниться.

– Антон. – Узнал Сашка своего бывшего капитана.

Примерно с год летали они вместе, когда Гурзанов проходил, под его началом, подготовку на первого пилота – командира воздушного судна. Отношения у них были максимально приятельские. Потом Александр получил своё причитающееся повышение КВС, пути разошлись. А ещё года через три, Антон Сытов как-то совсем исчез из поля зрения. Слухи ходили, что перешёл он в другую авиакомпанию, кажется даже иностранную, в общем, где-то там летает, небо большое.

Они звонко хлопнули ладонями, скрепив руки в крепком пожатии.

– Вон оно как, за "Эмирэйтс" штурвалишь?! – Расшифровал Гурзанов логотипы на форме старого приятеля.

– Да и, пока ещё, в жизни, не поступал умнее! – Утвердительно заявил Сытов, поправляя фуражку. – Арабы очень достойно ценят труд авиатора, здесь за пять-семь лет можно сколотить приличный капитал так, чтобы жить у синего, тёплого моря и, совсем даже, не в ветхой землянке, у разбитого корыта.

– Похвально! Особенно если ещё и без вредной старухи.

– А то! – Но,"эмиратовец", не будь дураком, приметил, что с его старым товарищем, кажись, не всё в порядке. – Ты сам-то как?

– Ну, знаешь, корефан, затруднительно мне как-то ответить тебе в одной фразе… – Александр почувствовал желание поделиться с ним своим "горем", тем более, похоже, судьба милостиво подкидывала нужный шанс. – Но, сегодня лучше, чем вчера, это уж точно!

– Вчера бумажник свиснули, а сегодня пятак в говне нашёл?!

– Нет, Антоха, тут всё гораздо круче и смешнее! Я – тайский зек! Откинулся, вот только лишь, сегодня, на свободу с чистой совестью! Вчера ещё в тюрьме сидел и не абы как, а прямо в клетке, на вроде, опасного хищника. Хочешь – верь, хочешь – нет. Я-б, наверно, не поверил, будь на твоём месте.

– Иди ты?! Заинтриговал, слушай ты меня, уголовный элемент. Я сменился сейчас, больше суток отдыха имею. Идем, посидим за стаканчиком, расскажешь, может, помочь смогу, чем смогу. – Улыбнулся Сытов собственному словесному повтору.

– Тебя, разумеется, сам Бог послал, исключительно, из милосердия к одинокому страннику! Но только учти, друг, что имеем мы тут сразу два непреодолимых момента, первое: аэропорт мне покинуть дозволено не иначе как на самолёте, полицай так прямо и сказал.

– Ну а что на второе?

– Да, бляха, так жрать охота, после тюремного риса, а денег осталось едва ли на тот же долбаный рис, так что, я тебя намерен объесть на приличную сумму. Опять-же, мне повезло: ты жадным никогда не был, это уж я клёво помню.

– Айда, едок-террорист, заморим твоего червячка. – Антон развернул его в сторону совсем не дешёвого ресторана, что оказался, на данный момент ближайшим.

Присели хорошо, заказав ассорти из морепродуктов и крабовый суп. Из напитков отдали должное бутылке джина "Beefeater". Вскорости, когда разговор пошёл уже по-русски задушевным, а капитанская фуражка перекочевала на голову Александра, причём надета оказалась совсем криво.

Саня подробно рассказал Антону о своих злоключениях, однако, для этого ему не потребовалось много времени. Дальше, как водится, вспоминали прошлое, общих знакомых, слегка касались темы женского вопроса и даже немного о семье. В общем, пошёл простой мужской разговор обо всём на свете и ни о чём конкретно.

Большой вопрос: кто, в итоге, оказался пьянее. «Арабский» капитан Сытов вплотную приблизился к точке невозврата, ограничивающей возможность организма вернуться к параметрам нормы за сутки отдыха. Гурзанов от него не отставал, но ему-то завтра за штурвал не садиться.

Выпивали, одним словом, старые приятели так, как бывало года четыре тому назад, благочинно. Родственные души, с крыльями. Но, не в одном этом дело. Ведь Антон Сытов тоже состоял в негласном сословии дважды рожденных, потому, как и на его голову выпадал нехороший случай громко в ящик сыграть.

* * *

"Тушка", он же, по правильному, среднемагистральный лайнер "Ту-154", выкатывался на старт. Командир корабля, пилот первого класса Антон Сытов, согласно регламента, приветствовал, по радиосвязи, пассажиров рейса, от имени экипажа и всей авиакомпании. Второй пилот, опытнейший Алексей Назаров управлял машиной на рулении и уже запрашивал у диспетчера старта разрешение на "исполнительный". Ничего примечательного, работа, всё это выполнялось уже далеко не в первый раз. Сытов второй год летал КВС. Назаров, без пяти минут пенсионер, «присматривал» за начинающим командиром. Остальной экипаж, тоже народ положительный: ещё не старые годами, штурман Иван Грищенко и бортинженер Юра Пименов – специалисты надежные и проверенные.

Да, вчетвером тогда ещё летали, на тех машинах, последние, можно сказать, дни. Уже вовсю шли, на смену старым "Тушкам", "Бойнги" да "Эйрбасы". Хотя, те первые «иномарки», годами своими, были не на многим моложе, зато соответствовали всем международным правилам и нормам.

"2615 исполнительный разрешаю…" – отозвалось в динамиках гарнитуры с дальнейшим сообщением условий взлёта, курса набора высоты и занятием предложенного эшелона полёта. Можно в небо.

– Двигателям – взлётный, РУД держать! – Командовал Назаров, осуществлявший старт, для бортинженера Пименова.

– Режим взлётный, РУД держу. – Спокойно ответил Юрий Палыч, переводя рычаги управления тягой двигателей в крайнее положение.

Три реактивные турбины на хвосте "Ту-154" взревели всей полнотой своего узнаваемого «голоса», лайнер содрогнулся от придаваемого ускорения и ринулся по взлётной полосе с резко возрастающим набором скорости. На эйфорию тем немногим пассажирам, что любят этот миг, с маниакальным вожделением, а так же на порцию неприятного страха для большинства из салона, взывающим к Всевышнему спасти и сохранить.

Оказалось, что не напрасно сегодня были произнесены молитвы, а праведников на борту присутствовало явно больше, чем грешников. Ибо, исключительно только по милости Господа Бога, в этот прекрасный день, всей честной компанией, не отправились на тот свет и пассажиры, и экипаж.

Набрав 280 скорости, "Ту154" уверенно оторвался от полосы. Повинуясь нарастающей силе тяги двигателей, его крылья, своими плоскостями, уже уверенно легли на невидимую опору встречного воздушного потока. Лайнер набирал высоту в штатном режиме, с разворотом на заданный курс. Второй пилот Назаров взлетал "на штурвале", управляя машиной в ручном режиме. Система автопилотов и автомат тяги будут включены несколько позже, когда самолёт займёт свой эшелон полёта. Но тут, в единую секунду, ситуация превратилась в критическую, с почти неминуемой катастрофой.

– Пожар первого и второго двигателей! – Закричал бортинженер, едва ли не опередив сработавшую сигнализацию.

– Отключить пожаротушение! – Среагировал на это командир Сытов решением весьма спорным и категорически запрещённым инструкциями.

– Отключить! – Резко подтвердил Назаров, посчитав, что бортинженеру нужна именно его команда, поскольку он, второй пилот был сейчас за управлением.

– Отключено! – ответил Пименов, быстро манипулируя руками на своём пульте. – В первом успела сработать, первый двигатель встал! Второй горит, падает давление в гидравлике…

– Возвращаемся! Третий двигатель – номинал, второй – малый газ! – Выдал единственное возможное решение Назаров. – Командир, свяжись с диспетчером… курс посадки… хотя, какой там, к хренам собачьим, курс! Шлёпнемся как придётся! Дорогу пускай расчищает, идём на полосу с полными баками, на одном двигателе и гидравлика вот-вот сдуется.

– Есть, второй, понял. – Сытов быстро поправил микрофон гарнитуры и вернул руки на свой штурвал, на случай, когда Назаров не сможет совладать с издыхающей гидравликой. – Давай, Дядя Лёша, дожимаем его, пока хоть что-то работает. – Напутствовал молодой капитан. – Включаю сигнал бедствия! "2615", "Толмачёво-посадка"…

– "Толмачёво-посадка", слышим вас, "2615", сигнал бедствия принят! Тяните, ребята, посадку разрешаю, полоса свободна, вызываю пожарных. – Отозвался в динамиках взволнованный голос диспетчера.

– Тяните, бля, за хер макаку… как бы копыта тут не протянуть… – Легла на самописцы регистратора переговоров неуставная фраза.

Даже с нескольких городских окраин было видно, как цеплялся за небо "Ту154", вытягивая за собой шлейф чёрного дыма. Ему, будто бы, уже почти удалось несколько стабилизироваться в развороте со снижением и он направлялся он точно на полосу.

– Юра, туши второй! На одном сядем. – Приказал Назаров бортинженеру. – Хватит судьбу испытывать, если пойдёт через него утечка топлива, то от нас лишь кучка пепла по полосе останется.

– Третий почти не тянет. Резкая потеря мощности! – "Обрадовал" товарищ Пименов очередной потерей. – Сам, сволочь, останавливается, похоже, топлива не получает.

Показания высотомеров сразу отреагировали на это падением показаний сверх дозволительного.

– Включить автомат тяги!

– Есть!

Последний, из остававшихся в действии, третий двигатель, будто бы как отозвался, вначале, получив порцию керосина, жаль порция та оказалась совсем мизерной, капли с парами, имевшиеся в параллельном топливопроводном контуре, от автомата тяги. Только успели вновь почувствовать контроль над снижением и двигатель встал окончательно. Причину, по которой топливо не поступало, выяснять некогда, а автомат тяги, при повторных попытках задействовать его, сразу отключался, не желая работать с последним двигателем. Сработала сигнализация опасного сближения с землёй. Терпящий бедствие лайнер шёл на полосу без отклонения, но был уже почти неуправляем.

– Выпустить шасси.

– Вышли! – Доложил бортинженер. – Это последнее, на что хватило гидравлики, давление в контурах – ноль! Механизация раскрыта полностью, но мы уже не сможем поднять инерцепторы, у нас нет ни тормозов, ни реверса!

– Высота – пятьдесят, скорость – двести, вертикальная… – Штурман уже не успевал сообщить величину снижения, лайнер почти, что падал на торец полосы. – Высота – десять, три, касание!

Машина ударилась о полосу на пределе прочности стоек шасси, они лишь чудом выдержали такой удар, хотя четыре колеса разлетелись резиновыми ошмётками. Самолёт дал, что называется "козла": подпрыгнул от грубой посадки и вторично, уже окончательно, его шасси соприкоснулись с бетоном "взлётки". Передняя стойка опустилась очень опасно, едва ли не опередив боковые, "Тушка" бешено пробежала по полосе, совсем незначительно теряя скорость. Реверса нет! Оба пилота, и Сытов, и Назаров, что есть силы, пытались поглубже притопить тормозные педали, но тщетно, давление в тормозной системе было совсем незначительным для своевременной остановки тяжёлого лайнера.

Несмотря на все их усилия, поворот рулёжки проскочили на скорости более семидесяти, а вот дальше началось заснеженное сибирское бездорожье, на которое, да ещё и при такой скорости, стойки шасси уже никак не были рассчитаны. Высокопрочные составляющие механики подломилась как соломенные. Последний сильный удар, почувствовавшийся в салоне, означал то, что самолёт опустился на крылья и фюзеляж, полностью утратив колёсную опору шасси. Но поднятый при этом снеговой вихрь плотной пеленой скрыл от всех завершающий акт крушения лайнера.

Однако, самолёт не лыжник – долго по снегу не скользит. Подстреленной птицей распластался он в двухстах метрах от поворота рулёжки, который так лихо проскочил, секундами ранее. Поднятые вверх, тонны снега оседали мелкой изморосью. Тишина не наступила, поскольку её разрывали сирены пожарных машин, спешивших на место крушения. Горевший в воздухе, второй двигатель, был ещё перед посадкой погашен системой пожаротушения, однако, утечка топлива, явно обозначенная в воздухе густым запахом авиационного керосина, грозила новым возгоранием, если, вообще, не взрывом.

– Все живы? – Первый вопрос, надеждой наполненный, задал капитан Сытов, подняв трубку внутренней связи.

– Не знаю, Антон Палыч! – Предельно взволнованным голосом отозвалась стюардесса Инга Морозова, оказавшаяся, на тот момент, ближе всех к переговорнику. – В салоне паника, пассажиры пытаются разбить иллюминаторы и открывать выходы. Мы ничего не можем сделать.

Крики, сливавшиеся в единый дикий вой, были звуковым фоном к её сообщению. Сытов переключил тумблер на звуковое оповещение салона.

– А вы что, хотели жить вечно?! – Его фраза возымела нужный эффект, резко закончив хаос паники кратковременным ступором. – Говорит командир корабля. Всем пассажирам вернуться на места! Самолёт совершил аварийную посадку, больше угрозы вашим жизням нет, если конечно, друг друга не подавите сейчас, в своём диком испуге. Повторяю: всем вернуться на места! Проводникам, открыть основные и запасные выходы, выпустить аварийные трапы, организовать эвакуацию пассажиров. – Он вернул трубку на место и отстегнул ремень кресла. – Ваня, Юра, идём помогать проводникам, Назаров остаётся в кабине, на связи! Да… надо полагать, что сегодня я напьюсь, до состояния дряблой стельки.

* * *

Сейчас друзья вспомнили ту катастрофу, будучи уже в изрядном подпитии. Вспоминали, Антон: как второй свой день рождения, ну а Гурзанов, понятное дело, был в курсе событий, работая тогда в одной авиакомпании, принимал случившиеся близко. За Ангелов Хранителей и опрокинули очередной стаканчик.

Народу в ресторане было не много, но все, явно и неприкрыто, начинали таращиться в их сторону, выпивающий за столиком пилот, безусловно, заслуживает всеобщего внимания.

– Да… Чуть героями тогда вы не стали, как бы, кое-кто, по-хамски, не стал разочаровывать пассажиров, по поводу перспективы вечной жизни. – Сказал Александр вдогонку к тосту.

– А, самое главное, если бы потом, всё те же лица не переломали ребра техникам. – Добавил Антон для установления полной истины. – Как было сказано в протоколе расследования: «из сугубо хулиганских побуждений».

Дело в том, что уже к первому, самому поверхностному, разбору происшествия комиссия установила причину – однозначно, теракт! Взрывное устройство было заложено под первый двигатель, это мог сделать только кто-нибудь из техников и таковой нашёлся. Злодеям удалось обработать под религиозного фанатика одного молодого специалиста и тот глупый сопляк взялся осуществить "волю всевышнего". Его, дурака, самого зачистили хозяева в тот же день. Подался он, было, в бега, прямо с работы, да на нож то и напоролся, улыбнулся напоследок, горлом, от уха до уха . Нашли менты гадёныша в сугробе на въезде в город.

Такая правда шибко разозлила, потерпевший крушение, экипаж "Ту-154" против бригады техников и особенно веские претензии возникли в отношении одного должностного лица, в обязанности которого входил окончательный осмотр главной силовой установки. Понятно, что каждый желал остаться невиноватым, но наши соколы-пилоты, едва на тот свет не угодившие, находились на приличном взводе и простых доводов оправдания, на вроде: "я тут не причём", не принимали. В общем, повалили на пол, личность, непростительную халатность проявившую. Потом пинали бедолагу с истинным остервенением, да так, что полным составом комиссии не могли их оттащить от несчастного, дабы прекратить эту расправу. За подобное линчевание накрылись, и медным тазом, и ещё кое-чем, высокие правительственные награды для экипажа Антона Сытова.

– Нам всё-таки крупно повезло, что мощности той сраной бомбы не хватило на то, чтобы киль оторвать, иначе… – Махнул рукой Антон , подытожив воспоминания о былом. – Ну да хрен с ним! На сегодня я вижу момент поинтересней: как легендарный Александр Гурзанов, принудительно выдворяется полицией из Королевства Таиланд. Чуден, право, белый свет! Кстати, как я погляжу, капитанская шляпа "Эмирэйтс", на твоей бестолковке, смотрится неплохо и посему, не попробовать ли сторговать твою тушку авиакомпании в беспощадное, так сказать, использование.

– Заманчиво, конечно, стоит обдумать… Только, гложут меня смутные сомнения насчёт того, что получится заинтересовать собой "Эмирэйтс".

– Нет, ну если Вы, уважаемый коллега, имеете намерения делать карьеру главного бомжа аэропорта Бангкока, тогда моё участие излишне. Я просто так спросил.

– Да, ладно, Антон Палыч, все мы, оба, поняли, что я лечу с тобой, завтра, в твои Эмираты. Пристроишь меня, где-нибудь, в салоне бизнес-класса, скромненько, на коврике. Я свернусь калачиком и много места не займу.

– Лучше бы, конечно, в собачий ящик, тебя. Жаль, правда, что нет такового у нас на борту. Но, что-нибудь уж придумаю для старого приятеля. Стало быть, до вылета сутки, если пристроить тебя в отеле аэропорта, полиция не станет возражать?

– Думаю, нет, я ведь собираюсь покинуть страну, согласно предписания, вот и жду вылета. Давай-ка, Антоха, ещё по стаканчику шлёпнем, за твою доброту.

– Не возражаю, коль пошла такая пьянка – режь последний огурец! А скажи-ка мне по существу: что там у тебя с документами?