
Полная версия:
Пресыщение знатностью
Хозяйка приказала «просить», но сама осталась на своем диване, – зато многие гости пришли в замешательство. Они закопошились и начали охорашиваться, а дьяконица Марья Николаевна тотчас же соскользнула со стула и уплыла вон в дальние комнаты к экономке. Кроме самой хозяйки, только один еще дворянин Казюлькин, по прозванию «Фигаро», стоял твердо и держал себя с достоинством. Он даже начал пощипывать свои редкие усы, что у него обыкновенно выражало неудовольствие и гнев и предшествовало часто какой-нибудь резкой и нелепой выходке.
При такой-то обстановке Телепнев вошел. Как человек воспитанный и светский, он умно представился хозяйке, получил ее привет и был усажен в ближайшее к ней кресло. Но тут сейчас и пошла порча компании: дворяне стали к Телепневу приближаться, подседать, и послышалось величание его «превосходительством». У хозяйки раз и два тряхнулись на чепце оборки, а Фигаро начал переходить от одного гостя к другому и язвительно шептал:
– Что же вы далече сидите?.. идите поближе и повеличайте его превосходительство.
Потянуло по зиновьевскому дому таким тоном, про какой тут и не слыхивали. Даже две дамы уже запревосходительствовали.
Фигаро смотрел на хозяйку с выражением ужаса и гнева и показывал ей глазами, что «это невозможно»!
– Я, мол, свое дело пополняю, я стою на страже и кричу: «Татары идут!», а ты знай, как их отражать.
Вскоре это и случилось, и Фигаро был утешен: когда один из гостей особенно зачастил «превосходительством», хозяйка извинилась и поправила его, сказав:
– Нашего почтенного гостя зовут так-то и так-то, (Она назвала Телепнева по имени и по отчеству.)
А через несколько минут, когда другой опять запревосходительствовал, – она опять сделала то же самое, и когда начал такую историю третий, то Телепнев уже сам сказал ему:
– Мое имя и отчество – если угодно – так и так.
Настасье Сергеевне это было очень приятно, а «Фигаро» перестал щипать усы, и опять настал «простой тон», как всегда бывало: гости смеялись, шутили, весело отобедали, потом катались на тройках, из которых одною превосходно правил князь А. Трубецкой, а Фигаро выехал на своих одрах в веревочной упряжи, и в его-то ветхие сани сели самые милые дамы и барышни и с ними заезжий вельможа. Фигаро захотел отличиться, вздумал обгонять заводских коней Трубецкого и всех своих пассажиров вывалил, а одров утопил в сугробах! Дамы и сановник, вываленные в снег, возвратились в дом пешком и были в таком веселом расположении, что смеху и шуткам не было конца. Телепнев хохотал больше всех и даже участвовал в присуждении наказания для Фигаро, который должен был за свою неловкость танцевать качучу с кастаньетами в женском платье. Когда же вечером Телепнев, опешивший в город Кромы, уезжал ранее других, хозяйка провожала его до передней и, проходя с ним через библиотеку, извинилась (она любила извиняться) и сказала ему по-французски:
– Вы меня, пожалуйста, извините, что я давеча говорила всем ваше имя: у нас разговор в другой форме не в обычае. За хлебом за солью все равны… Я ожидаю, что вы мне это простили и не сочли за неуместное.
Телепнев улыбнулся, почтительно поцеловал ее руку и отвечал, что он сохранит самое лучшее воспоминание о ее милом обществе, в котором провел очень приятный день в жизни.
– Ну, а я благодарю вас еще более. И нам в вашем обществе было очень приятно. А если бы иначе, то все бы начали себя другим образом чувствовать… неодинаково… Марья Николаевна, которая в желтой шали, дьяконица, она мне большой друг, я ее уважаю за добродетели, а она бы сконфузилась и убежала, а Казюлькин очень добрый и благородный, но легко обижается и может колкость сказать.
Дворянин же Казюлькин и сам выступил на сцену: когда сановник в передней одевал шубу, он отвесил ему поклон и сказал напутствие:
– Счастливый путь и всего хорошего. Как честный человек и дворянин, прошу пожать вашу руку. Казюлькин. Очень рад, что вам было весело. Нагоняйте губернатору холоду, а сами не простудитесь, захватите от нас тепла в шубу. Я просьб не имею, но буду иметь честь вам представиться.
И он действительно ездил на своих одрах и мочалах в Орел и сделал Т – ву «визит без надобности», но не был принят и не обиделся.
– Что же такое, – говорил Казюлькин, – здесь он свой тон держит, а мы там свой выдержали. Это порядок: всякий бестия на своем месте.
Приходский иерей при погребении Настасьи Сергеевны отличился тем, что сказал действительно правдивое слово: «Сия-де была для многих примером: она о всех лучше предусматривала и учреждала в своем домостроительстве; она совмещала благородство с простотою и разум со снисхождением; она соединяла вкупе разлученные неравенством, якобы все были равны во имя всех создавшего бога».
Исчезновение таких дававших тон обществу хозяек есть чувствительная утрата в нашей общественности, и она теперь сказывается скукою домашних собраний и всем тем, что мы видим, наблюдая всеобщее и повсеместное неумение жить сколько-нибудь весело, даже при огромнейших затратах. Веселье и ум удалились, а их заменили шум и дорогостоящая аляповость, которую раньше всех стали вводить у себя «прибыльщики» и «компанейщики», принесшие собою очень дурной пример и соблазн в общежитие.
Великорусская народная поэзия представляет самыми мелочными и ненасытными честолюбцами купцов: купец постоянно в знать лезет, он «мошной вперед прет». Не заслугами, а опять «мошной родства добывает и чести прикупает». Купец «к князю за стол мостится», купец «в пуд медаль ищет», он «с дворянином ровняется», дочь за майора выдает, за сына боярышню сватает, на крестины генерала просит и т. п.
Малороссийская поэзия, изобилующая наивным юмором и ирониею, тоже уловила и осмеяла эту черту, представив, как русским купцам везде всё кажутся чины и знатность. Это находим в смешной песенке, как «комарь с дуба упал». Он летел с страшным стуком и грохотом и расшибся до смерти; а хохлы подняли своего комаря и похоронили его с большою почестью. Они «изробили комарику золотую трумну (гробницу), красным сукном ее одевали, золотыми цвяшками ее обивали», а потом «высыпали (то есть насыпали) комарику высоку могилу». Могила далеко завиделась. Тут сейчас и появляются великорусские купцы из Стародубья. «Едут купцы-стародубцы, пытаются: що се за покойник: чи то грап, чи князь, чи полковник?» Иначе купцы не могли себе представить, чтобы народная любовь и усердие могли бы кому-нибудь «высыпати высоку могилу». Но малороссийские паробки, стоя на могиле своего комаря, внушительно отвечают «купцам-стародубцам»:
Се не грап, не князь, не полковник,А се лежить комарище – на все вiйсько таманище.Так будто «хлопци втерли носа московьским купцам-стародубцам» и сами остались великолепно сидеть и думать на «высыпанной комарику высокой могиле».
Пресыщение важностью, о котором заговорили после получения превосходительных титулов торговыми людьми Ветхого и Нового закона, – тоже завели у нас купцы. На этот счет можно найти подтверждения у князя М. М. Щербатого в книге «Об упадке нравов в России» и еще более в любопытнейшей книге Е. П. Карновича «Богатства частных лиц в России». И это очень понятно, что разбогатевшие «прибыльщики и компанейщики» – люди без вкуса и без воспитания – не могли заботиться о «хорошем тоне», которого они и не понимали, а искали только одного – «похвальбы знакомством с знатными особами, без различия внутренних их качеств». Купцы первые начали без стыда и без зазора нанимать захудавших военных и канцелярских генералов «сидеть в гостях» на крестинах и на свадьбах. Вся забота шла только о том, чтобы за столом было кому говорить: «ваше превосходительство». Дворяне над этим снисходительно смеялись и говорили, что этому нечего удивляться, что прибыльщики да приказные, как люди невоспитанные и насчет чести и благородства равнодушные, не могут иметь благородной гордости. И действительно, что бы ни говорили о дворянстве, разность во вкусах оказалась несоизмеримая – дворянские кружки все-таки всегда были умнее и интереснее. «Тон» воспитанности и образованности, без сомнения, удерживался в «среднем дворянстве», которое Герцен правильно назвал «биющейся жилой России». «Прибыльщики» из дворян и из купцов в самом своем прибыльщичестве держали себя не одинаково: дворянин (по Терпигореву) «ампошировал», а купец (по Лейкину) «пхал за голенище». Напханное за голенища держалось крепче. О простоте они понимали различно: что одним казалось лишней претензионностью, в том другие видели упрощение. Всеволод Крестовский где-то рассказывает, что один купец из евреев, произведенный в действительные статские советники, сказал ему:
– Зачем вы всё беспокоитесь припоминать мое имя: вы называйте меня без церемонии просто: «ваше превосходительство».
Простота людям этого сорта не нравится.
Почтенный ветеран нашей литературы И. А. Гончаров в последних своих очерках о «слугах» правильно замечает, что «простые (то есть необразованные) люди простоты не любят». Для благородной простоты, без сомнения, нужна воспитанность, но воспитанности у нас очень мало. Что в этом положении ни затей – все выйдет не в том вкусе, как хочется и как бы следовало.
Г-н Кокорев желает, чтобы жалованных в чины купцов не называли превосходительствами, а титуловали их высокостепенствами. Притом, как теперь превосходительство очень попримелькалось – высокостепенство, пожалуй, будет свежее и оригинальнее, но все это ведь только новые фантазии на ту же старую тему, и пользы от этого никакой. С высокостепенствами может случиться то же самое, что происходит с превосходительствами, и «сын отца не познает».
Есть опыты еще в ином роде: в Москве около «великого писателя земли русской» и здесь между его почитателями крепнет «содружество простого обычая». Весь неписаный устав этого союза заключается в сохранении благопристойной простоты в жизни – люди эти сами освобождают себя от всего, что им кажется ненужным и излишним. Между прочим, они также не произносят и не пишут никому титляций, а называют людей прямо их собственными именами.
Велико ли тесто вскиснет на этой закваске – неизвестно, но во всяком случае в идее это проще и глубже, чем фантазия об учреждении «его высокостепенства». На фантазии пойдут вариации, и разведется опять новая докучная басня.
«Ученейший Беда» (Bedae), например, стоит, конечно, выше всех коммерции советников, а между тем его называют только «Беда достопочтенный» (venerabilis). А бывший московский генерал-губернатор Закревский, говорят, будто имел такую фантазию, что, призывая к себе одного из главных тузов московского торгового мира, называл его иногда «почти-полупочтеннейший». Вот какие можно выдумывать вариации! А потому, может быть, несколько правы те, кому кажется, лучше всего говорить просто: «здравствуйте, Лев Николаевич», «прощайте, господин Кокорев».
Примечание
Печатается по тексту «Нового времени», 1888, № 4271, 19 января; № 4272, 20 января.
Титул «превосходительства». – Впервые титул «превосходительства» в России появляется в начале XVIII века, в одном из указов синода, применительно к послу П. А. Толстому. Начавшееся с Петра I, в особенности после того, как он принял титул императора, присвоение военным и гражданским чинам особых наименований («превосходительство», «высокоблагородие», «благородие», «высокородие» и пр.), соответственных значению чина, получает особое развитие в конце XVIII века и окончательно возводится в систему при Николае I, в конце 20-х – начале 30-х годов.
Леруа Болье… в своем любопытном сочинении о России… – Французский историк Анатоль Леруа-Болье (род. в 1842 г.), неоднократно посещавший Россию, написал трехтомное исследование «Царская империя и русские» (1881–1889; было несколько последующих изданий). Ко времени написания своей статьи Лесков знал лишь первых два тома.
…труд П. И. Чичикова в печати не появлялся… – неточная ссылка на второй том «Мертвых душ»; в одной из сохранившихся глав П. И. Чичиков, вознамерившись примирить Тентетникова. с генералом Бетрищевым, рассказывает последнему, что Тентетников пишет «историю о генералах».
…их покамест еще очень много. – При Александре II и его преемниках установился обычай награждать высокими чинами (статского, действительного статского и тайного советников) либо орденом Владимира III степени, дававшим право на дворянство, лиц купеческого звания – за исключительно крупные пожертвования на благотворительные цели.
Нахимов, Павел Степанович (1802–1855) – выдающийся русский адмирал, один из главных руководителей защиты Севастополя в 1854–1855 годах.
Лазарев, Михаил Петрович (1788–1851) – русский адмирал, руководитель экспедиции в Антарктику, командующий Черноморским флотом (1833–1850).
Фрейганг, Андрей Васильевич (1809–1880) – вице-адмирал, помощник редактора «Морского сборника», литератор, инициатор организации в России Общества спасения на водах.
Гильфердинг, Александр Федорович (1831–1872) – историк-славист и фольклорист-собиратель; идейно был близок к славянофилам.
Нафанаил – в евангелии от Иоанна (гл. I, стр. 45–51) некий израильтянин, о котором Иисус Христос сказал, что в нем «нет лукавства».
Давид – царь израильский (980–950 до н. э.); библия приписывает ему сочинение книги псалмов.
Шувалов, Петр Андреевич, граф (1827–1889) – в конце 50-х годов – петербургский обер-полицмейстер, затем последовательно остзейский генерал-губернатор и шеф жандармов, прозванный за всевластие «Петром Четвертым» и вторым Аракчеевым.
Трубецкой, Петр Иванович – орловский губернатор.
Смарагд (Крыжановский, ум. в 1863 г.) – орловский епископ, позднее архиепископ рязанский и зарайский, духовный писатель.
Мордвинов, Николай Семенович, граф (1754–1845) – государственный деятель. Его популярность «либерала» была сильно преувеличена современниками: стремления к парламентаризму английского образца органически сочетались в нем с убежденным крепостничеством.
…его «Ерихонский забил». – Подразумевается И. Ф. Паскевич-Эриванский (1782–1856). Об отношении Ермолова к Паскевичу см. наст. изд., т. 10, стр. 138–139.
Мещерский, Владимир Петрович, князь (1845–1914) – журналист и беллетрист, с 1872 года – издатель крайне ретроградной газеты «Гражданин». Реакционер, личность политически и морально весьма нечистоплотная.
…принимал за генерала «какую-то фитюльку». – Ср. слова Городничего из «Ревизора» (д. V, явл. VIII): «Сосульку, тряпку принял за важного человека!»
«Пусть называется». – В «Ревизоре» (д. IV, явл. VII) Хлестаков на просьбу Добчинского, чтобы его старший сын, рожденный «еще до брака», назывался также Добчинским, отвечает: «Хорошо, хорошо: я об этом постараюсь, я буду говорить… я надеюсь… все это будет сделано, да, да». На Александринской сцене, по традиции, восходящей к первой постановке «Ревизора», эта реплика заменялась другой, не нашедшей отражения в рукописях самого Гоголя: «Пусть называется!»
…присяжный стряпчий Соболев – Александр Прокофьевич Соболев (1801–1883). Его бумаги, находившиеся у Лескова, хранятся в ЦГАЛИ.
Корш, Валентин Федорович (1828–1893) – умеренно-либеральный журналист; в 1863–1874 годах – редактор «С.-Петербургских ведомостей». За противодействие «классицизму» в гимназическом образовании, по распоряжению министра народного просвещения Д. А. Толстого, был незаконно отстранен от редакторства.
Свешников, Николай Иванович (1839–1899) – книгопродавец, автор интересных воспоминаний («Воспоминания пропащего человека». «Academia», 1930). Частично воспоминания его обработаны Лесковым («Спиридоны-повороты» – «Русская мысль», 1889, № 8), принимавшим участие в его судьбе.
Покойный Аксаков – Иван Сергеевич Аксаков (1823–1886).
…последуют завету императрицы Екатерины… – На малых, «эрмитажных» приемах Екатерины II всем приглашенным рекомендовалось «оставлять чины за порогом».
…важный чиновник Телепнев – по-видимому, Василий Дмитриевич Телепнев (1796–1851), чиновник министерства внутренних дел. Сообщения об особых его полномочиях и пр. являются досужим вымыслом орловского «общества».
…с приснопамятными именами: Иван Иваныч и Иван Никифорыч. – Имеются в виду персонажи повести Гоголя «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».
«…за то, что не притеснял крестьян по квитанциям»… – то есть не притеснял крестьян недоимками по налогам.
Трубецкой, Александр Алексеевич, князь.
…охотно «представлял» на вечерах Гамлета, Танкреда и ослепленного Велизария – то есть, очевидно, читал отдельные монологи из трагедий «Гамлет» Шекспира, «Танкред» Вольтера (в переводе Н. И. Гнедича) и «Велизарий» Э. Шенка (в переводе П. Ободовского).
Качуча – испанский танец.
…торговыми людьми Ветхого и Нового закона… – то есть евреями и православными.
…у князя М. М. Щербатого… – Имеется в виду книга историка князя Михаила Михайловича Щербатова (1733–1790) «О повреждении нравов России» (Лондон, 1858, изд. Герцена, и «Русская старина», 1870, тт. II – III).
… один купец из евреев – Самуил Соломонович Поляков; см. о нем примечание к стр. 160.
… И. А. Гончаров в последних своих очерках о «слугах»… – Четыре очерка И. А. Гончарова «Слуги» (позднее получили общее название «Слуги старого века»); напечатаны в журнале «Нива», 1888, №№ 1–3, 18. Лесков приводит цитату неточно, по памяти; у Гончарова она имеет иной, более ограничительный смысл: «Простой русский человек не всегда любит понимать, что читает. Я видел, как простые люди зачитываются до слез священных книг на славянском языке, ничего не понимая…» И затем как вывод: «Простые люди не любят простоты». По поводу очерков Гончарова Лесков несколько раз выступал в печати, неизменно подчеркивая высокую художественность нового произведения писателя. Так, в очень тепло написанной бесподписной заметке «Литературные льстецы и зеваки» («Петербургская газета», 1888, 24–25 января) юн писал: «Лесть, высказанная ему <Гончарову> по поводу его «слуг», слишком груба, чтобы могла нравиться такому воспитанному человеку, как Гончаров, и, может быть, она способна даже вызвать в нем неприятные чувства, близкие к тем, которые тяготили Л. Н. Толстого… Каждение этого фимиама принимал в воню благоухания духовного Достоевский, но это была его особенность, свойственная, может быть, его болезненной натуре! Тургеневу и особенно Л. Толстому такое каждение уже причиняло досаду, и очень жаль, что почтительные к И. А. Гончарову критики не нашлись приветить его новое произведение приветствиями, более соответствующими воспитанию и тонкому вкусу высокодаровитого и почтенного писателя». Ср. также бесподписную статью «Литературный грех» («Петербургская газета», 1888, № 38, 8 февраля).
…крепнет «содружество простого обычая». – Имеется в виду ближайшее окружение Л. Н. Толстого, последователи его религиозно-этического учения («толстовцы»), с которыми в это время сближался Лесков.
Беда Достопочтенный (ок. 673–735) – англосаксонский историк, ученый монах.
Сноски
1
Лучшее лучше худшего (лат.).
2
По желанию (лат.).
Комментарии
1
«Честь обычай изменяет и помышления надмевает». Сын одного угольщика получил высокий сан. Его стали титуловать. Отец пришел к нему и спрашивает: «Знаеши ли мя?» Сын отвеща: «Отче, не знаю уже сам себя – а како тебя могу знати». (Прим. автора.)
2
Фамилия Казюлькин не должна никого удивлять. У нас по дмитровскому рубежу жил еще дворянин Клопиков, который был скуп, как Плюшкин, и так же, как Плюшкин, ходил с ключами, в женской куцавейке и с головою, повязанною женским повойником. (Прим. автора.)