скачать книгу бесплатно
– Помогли ей?
Женщина важно кивнула и принялась загибать пальцы, перечисляя «удачи»:
– Вернулся! Прилетел! Ноги ей целовал! Прощения просил! С женой развелся – и мою дочку в ЗАГС на руках потащил! Квартиру на нее отписал! Машину!
Алиска завороженно кивала.
– Я и пришла-то, чтобы поблагодарить их.
Женщина подняла с пола пакет и, приоткрыв его, продемонстрировала содержимое Алиске. Внутри лежали бархатные коробочки, в такие обычно ювелирные украшения упаковывают.
– Мамины еще вещички. Но ради счастья дочери мне ничего не жалко!
– Так ведь…
– Отдариваться всегда надо! – строго сказала Алискина новая знакомая. – Иначе удача недолгой будет, а потом все станет, как прежде было, и даже еще хуже.
– Извините, – девушка-администратор прервала их разговор. – Вас ждут.
Алиску повели куда-то – по коридору, темному и узкому. Здесь светильники горели через один и были слишком тусклыми, чтобы можно было рассмотреть что-либо, кроме массивных дверей.
– Прошу, – сказала девушка, открыв одну такую дверь перед Алиской.
– Проходите, дорогая моя! Проходите, – Анна Александровна протянула к ней руки, словно желая обнять гостью, но не обняла, а взяла за обе ладони и… прижала их к своим рыхлым щекам.
Щеки ее были прохладными, морщинистыми.
– У вас замечательная аура. Теплая, – Анна Александровна потянула Алиску за собой, в глубь кабинета. Щелкнула дверь. Заперлась – автоматически? Нет, конечно, нет!
– Вы очень добрый человек. Отзывчивый! Полагаю, этим многие пользуются. Садитесь, – сказала хозяйка кабинета.
Кабинет оказался крошечным. Светлые стены, плетеная мебель и кружевные портьеры. Все какое-то легкое, воздушное. И сама Анна Александровна на гадалку не была похожа.
Она была невысокой, на голову ниже Алиски. Если верить сайту, то Анна Александровна не так давно отметила семидесятилетний юбилей, но ничуть она не походила на старуху. Ее лицо сияло свежестью и здоровьем, и впечатление это нисколько не портили обильные морщины. Волосы Анна Александровна собирала в высокий пучок, платье было длинным, цветастым, но ничуть не пошлым.
– Вы меня иначе представляли? – Она усадила Алиску в удобное кресло и заняла второе, стоявшее напротив. Разделял кресла изящный столик на тонкой ножке. – Все меня иначе представляют. Теряются поначалу… и вы тоже.
Алиска кивнула. Ей хотелось и убежать – и остаться, и поверить – и высмеять эту женщину, которая лишь притворялась гадалкой, хотя все на свете знают, что только цыгане умеют предсказывать будущее. В ней же нет и капли цыганской крови!
– Дайте руку, – Анна Александровна взялась за Алискино запястье, слегка сдавив его крепкими пальцами. Алиска отметила: хороший у нее маникюр. – И послушайте… Если вам не понравится то, что я скажу, – уходите! Платить ничего не придется в этом случае. Итак… ваше имя мне известно, возраст – тоже. Работа у вас не тяжелая, но она утомила вас. Подруг много, но кому можно верить – вы не знаете. А в душе вы не так молоды, как указано в паспорте. На вашей ауре я вижу старые раны… сердце? Конечно, сердце… только оно заживает так долго. А порою и вовсе не заживает. Следы ран остаются на годы. Совершенное кем-то предательство? Да… вижу следы страданий и слез. Нельзя плакать. Слезы уродуют душу.
– Я не плачу.
– Телом – не плачете, – охотно согласилась Анна Александровна. – Но не сердцем. Болит?
– Болит.
Сердце и вправду кольнуло – вдруг, и так сильно, что Алиса едва не вскрикнула от этой неожиданной боли.
– Ничего, – Анна Александровна поспешила ее успокоить. – Если болит, значит, оно еще живо. С мертвым сердцем жить тяжело… а живое – отболит и вновь любить потянется. Уже тянется. Верно?
Она не стала ждать ее ответа, накрыла Алискину ладонь второй рукой и продолжила:
– Мечешься ты, вижу, сомневаешься в чем-то – или в ком-то. Не устраивает тебя нынешняя твоя жизнь. А менять – страшно. Вот сама и не знаешь, чего хочешь. Но я тебе помогу! Спрашивай.
Отпустив ее руки, Анна Александровна повторила:
– Спрашивай – или уходи.
Глаза ее глядели строго, и Алиска решилась. Вытащив из сумочки фотографию Далматова – не самую удачную, но он жутко не любил фотографироваться, – она протянула ее гадалке:
– Вот. Он… мы с ним…
Заготовленные заранее вопросы вдруг разом вылетели из ее головы, но Анне Александровне они и не потребовались. Взяв фотографию, она поднесла ее к глазам, сощурилась, словно пытаясь разглядеть совсем уж мелкие детали. И смотрела на снимок долго, может, минуту или даже две.
– Нехороший человек, – сказала она наконец, откладывая его в сторону, изображением вниз. – Черный совсем. Изнутри чернота идет и точит его. Проклятье – страшное. Родовое! От отца – к сыну… Никого такое проклятие не щадит.
Алиска вся обмерла.
– Тебя он не любит и никогда не полюбит. Радуйся! Если же кого-то он и полюбит, то в могилу сведет. От таких людей, милая, бежать надобно, но…
Гадалка повернулась к окну, задумчиво пошевелила губами, будто собираясь что-то сказать, но не решаясь.
– Но… что?! – Алиска не выдержала.
– Есть один способ это проклятие снять. Если, конечно, ты не испугаешься.
Алиска боялась. Ей вдруг стало холодно, а потом – сразу жарко. Ноги ослабли, сердце провалилось куда-то в живот, затрепыхалось… Анна Александровна, глядя на нее с жалостью, спросила:
– Любишь его?
– Люблю.
В этот момент Алиска верила, что действительно любит Илью и что ради этой любви она горы свернет! Воображение рисовало ей некий подвиг – не слишком, правда, утомительный, – а потом долгую жизнь – на двоих.
– Ой, врешь! – Анна Александровна погрозила ей пальцем. – Еще не любишь. И не надо! К чему – любовь? От нее одни беды. Разума своего слушайся. Поможешь ему – поможешь и себе. Богатый он?
– Да.
– Насколько?
Алиска пожала плечами. Как-то не задумывалась она над размерами далматовских капиталов. Деньги у него были, это понятно, и тратил Илья их легко, значит, мог себе это позволить.
– Ну… у него дом есть. Большой. Старый.
– Старинный? – уточнила Анна Александровна.
– Да. Такой… с колоннами. И мрамором внутри все выложено…
– Отделано, – поправила ее гадалка.
– И еще – статуи. Сад с оранжереей. А еще, у него бриллианты есть! Целая шкатулка. Вот такая!
Алиска показала, каких размеров шкатулка. Преувеличила, конечно, но лишь самую малость. И при мысли об этих драгоценностях ей вдруг стало очень обидно.
– Он мне их не разрешает трогать. Только показал – и все. Это от матери ему досталось, она умерла. И если уж умерла, то зачем все это просто так хранить? Там алмазы лежат, как… ну, как мой палец по размеру! И рубины! С изумрудами есть комплект – офигенный вообще! Я никогда таких не видела! А он говорит, что это – лишь часть. Что все самое ценное – в банке, а дома – только новодел, но хороший. И со временем этот новодел тоже станет ценностью! Вот!
– Умница, – похвалила Алиску гадалка. – Хочешь, чтобы камешки эти твоими стали?
Конечно! Разве кто-нибудь, будучи в здравом уме, от такого откажется?!
– И дом? – Анна Александровна продолжала искушать ее. – И деньги… все будет твоим, если ты меня послушаешь. А ты же послушаешь?
– Да!..
– Сначала нужно, чтобы он на тебе женился…
Этому голосу, такому ласковому, проникновенному, как возможно было не поверить? И Алиска верила. Закрыв глаза, она вслушивалась в журчание ее речи, позволяла гадалке прикасаться к своему лицу, удивляясь тому, до чего горячие пальцы у Анны Александровны. По ее телу расплывалась сладкая истома…
Все будет хорошо…
Лучше прежнего…
Надо только слушать ее… надо ее слушаться… и все у нее будет… у Алиски обязательно все будет…
Глава 8
Дары данайцев
Татьяна не знала, как она оказалась на этой улочке: каменной, тесной, извилистой, будто проложенной по руслу горной реки. Река обмелела, оставив выеденные солью берега, в склонах которых ныне гнездились люди. Доносилась до нее громкая чужая речь. Кричал чей-то ишак.
Жарко.
Вода в бутылке нагрелась и уже не утоляет жажду, но Татьяна упорно пьет ее. И вот – вода заканчивается. А магазинчика, чтобы купить еще, нет поблизости.
Куда только лавки эти подевались? Их же здесь полно – на каждом шагу, – крохотных, тесных лавчонок, заваленных мелким товаром. Татьяна решается и останавливает какого-то прохожего, машет руками, трясет перед его носом пустой бутылкой, пытается объяснить ему что-то по-английски, который у нее всегда был плохим…
Прохожий что-то отвечает, но это не речь, а клекот какой-то.
Ничего не понятно!
– Он вас не понимает, – говорит кто-то Татьяне по-русски.
Она оборачивается, пытаясь разглядеть своего нежданного спасителя – а в том, что спасение пришло, Татьяна не усомнилась, – но солнце бьет ей в глаза. Татьяна видит лишь, что он высокий и, кажется, огромный какой-то. Черное пятно на золоте небосвода. Кто сказал, что в Греции небо – синее? Золотое оно тут! Цвета колесницы Аполлона. Ее Аполлон остался на вилле. У него голова болит, и ему неинтересно здесь, скучно, хотя он старательно притворяется, не желая разочаровать Татьяну. Хороший мальчик.
– Идемте, – он протягивает руку Татьяне. – Я вас выведу к отелю.
– Мы тут виллу сняли, – зачем-то говорит Татьяна.
– Тогда – к вилле.
Улица все вьется и вьется, сливаясь с другими, такими же, словно размножается в чудесных зеркалах, и Татьяна окончательно теряет ориентацию. Но новый знакомый крепко держит ее за руку. Иногда он останавливается, позволяя ей перевести дух, и перебрасывается с местными какими-то словами на их смешном чужом наречии.
– Не волнуйтесь, – он почувствовал Татьянино беспокойство. – Город старый. Запутанный. Просто так отсюда не выбраться. Пить хотите?
– Хочу, – ответила Татьяна.
Жара невыносимая. Ее тело буквально сочилось потом, внутренности иссыхали, вот-вот от Татьяны останется скукоженая мумия, вроде тех, что выставлены в Каирском музее.
Может, им в Египет лучше было бы поехать?
А лучше бы – не ехать никуда…
Незнакомец – Татьяна не удосужилась спросить его имя, а он вовсе не спешил ей представиться – протянул ей бутылку.
– Травяной чай, – пояснил он. – Лучшее средство от жажды.
Чай оказался горьким и приторным одновременно, но Татьяна пила, словно была не в силах напиться досыта. Ее спутник ждал. И когда бутылка упала на камни – так оглушительно громко, словно сделана была не из пластика, – он поднял ее. Подхватил он и Татьяну.
В себя она пришла от пронизывающего все тело холода.
Темно. Тихо.
Где она?..
Татьяна этого не знала. Она сразу вспомнила и незнакомца, и травяной чай, и жуткое головокружение, которое быстро переросло в беспамятство.
Дура! Разве можно верить незнакомым людям?! Никак, ей солнце мозги расплавило! «Соотечественник»… «поможет»… если от кого и ждать подлянки, то – от своих!
Татьяна вдруг схватилась за шею, не без удивления обнаружив пропажу цепочки. Массивная, солидная с виду, она была сделана из турецкого дутого золота и стоила немного. Кольца – те подороже. Но и кольца с пальцев ее сняли. И браслет. И сумочка исчезла! Жаль было даже не кредиток, а фотоаппарата, с которого Татьяна не удосужилась перебросить в компьютер хорошие снимки.
Резко пришло понимание, осознание случившегося, накатило – сразу! Тошнота… страх… Страх и тошнота.
Она ведь едва не умерла!
Или – почти умерла? Наверняка ее приняли за мертвую, поэтому и притащили сюда… а куда?
Татьяна велела себе успокоиться. Истерика никого еще не спасала, а вот здравый смысл – вполне мог помочь. На ее беду, со здравым смыслом дело что-то не ладилось. И Татьяне дважды, а то и трижды, пришлось ударить себя ладонями по щекам, приговаривая:
– Дура! Дурра ты, идиотка!..
Старый верный способ помог. Прекратилась нервная дрожь, тошнота и та отступила.
Все не так плохо… руки ее свободны. Ноги – тоже. И, значит, Татьяна выберется! Она сильная. И в девяностых годах не растерялась, оставшись совсем одна. Денег – нет. Работы – нет. Ничего не было… сумела же в Китай дорогу пробить! Одна из первых… тогда ей тоже было страшно. Всякое случалось. Били ее. Грабили. Убивали…
«Недоубили!»
Там она и тогда смогла выжить, и тут – сумеет. Сейчас сумеет.
