скачать книгу бесплатно
Петр. – За кого ты платишь? Ты за свой взвод чувалов заплатила, который мы же тебе и погружали-разгружали. Что, к женщине-то прицепилась? Выеденного яйца не стоит твое недовольство.
– Ну, погоди! Посмотрите на него! – все еще пыталась искать поддержку аудитории Тоня. – Хитрый какой! Намухлевали они с Иркой и сидят! Нас накололи и сидят с нами же пьют! – Тонькины глаза уже перекосились так, что казалось, смотрели друг на друга.
– Ну, успокойся, Тоня. – совершенно не понимая, как разрядить атмосферу, произнес Толик. – Давайте, лучше, все вместе, выпьем Шампанского.
– Давай – с готовностью поддержал Петр.
– Давайте пейте, и замнем этот кипиш, – закатив глаза, вторил им Саша.
– Я с ним, – пить не буду, – грозно, как будто ставя неразрешимую проблему, высказалась Тоня.
– Пережить такое мне будет нелегко, но я постараюсь. А вы постараетесь, ребята?
Все чокнулись, после чего, пригубили сладкое игристое вино.
Действо задело Тоню за живое. Она, оскорбленная, поднялась с места, и уставившись перекрестным зрением на Петра, выпалила:
– Ты еще меня попомнишь. У меня глаз дурной. Ох, плохо тебе будет! Разоришься ты! – этими словами она решила закончить общение и выкатила свое нелегкое тело из купе.
– Видел я твои предсказания…, Кассандра доморощенная, – отреагировал тот с презрением.
– Слава Богу! Уползла, – подал голос Саша.
– Хорошо, хоть холодно не будет, – после некоторой паузы протянула Толикова жена.
– Что да – то да, – снова взял слово Петр. – Мерзнуть по поездам – последнее дело.
Я сейчас вспомнил одну поучительную историю из моей горемычной жизни. Было это года эдак 3 назад. Тогда я частенько ездил в Закарпатье за товаром. Что можно сказать о составах, формируемых во Львове? Назвать их скотовозами означало бы обидеть парнокопытных. Как сейчас помню, стояла весна. Мне удалось купить плацкартный билет от Львова до Питера и я был почти счастлив. Не раз ведь приходилось, за неимением лучшего, после бесполезных баталий, в толпе у касс львовского вокзала, довольствоваться общим вагоном. Правда, и в те разы я не унывал, хоть и приходилось ехать в невыносимой духоте, сидя среди потных селян и их бесконечных котомок. Местный люд вез свою снедь в Прибалтику, чтоб там ее сдать с наваром и таким образом заработать прибавку к своей 5 $ зарплате или пенсии. В те худшие мои поездки, я тайком пробирался в плацкарт, к счастливчикам, обладающим законными билетами с местами. Тайком, в темном вагоне, отыскивал свободную багажную полку и тихорился. Но в этот раз , как уже сказал, я ехал с законным билетом из самого Львова. То, что проводники, в этом поезде, оказались через одного пьяны в стельку, нисколько не смутило меня. Допроситься от них кипятка, вот жаль, было непосильной задачей. Состояние вагона было настолько плачевным, что казалось, – он вот-вот рассыплется. Где-нибудь в 300 км западнее он сгодился бы только под пресс. Наш же закаленный в собственных бедах народ такие пустяки даже не огорчали. К вечерку стало жутко холодать, из раздолбанных оконных створок сильно сифонило бодрящим весенним ветерком. Со стороны, регулярно открывающейся – закрывающейся скрипучей и дребезжащей вагонной двери, веяло зловонным смрадом отхожего места. Украине, в те недавние времена, приходилось особенно несладко и многие бедолаги пассажиры экономили деньги так, что даже не решались взять себе комплект белья. Кто-то ехал всю дорогу сидя, кто-то осмеливался растянуться на голом матрасе, сунув под голову свой кулек. Я, тогда, оплатил белье, правда, получил его почему-то без одеяла. Их наш проводник не выдавал никому. По его мнению, тогда в марте, было уже достаточно тепло, в его открытом всем ветрам вагоне. Невдалеке от меня, растянулся на голом несвежем матрасе какой-то убогий парнишка. Не прошло и 20 минут, как наш еще трезвый, и, наверное, по этой причине злой и бдительный проводник, застукал несчастного с поличным. С рыком цепной собаки набросился он на жертву.
– Ну-ка, подымайся! Белья не взял, а на матрас улегся!
– Да, что я делаю? Сплю, просто, – пролепетал пацан.
Проводник только разъярился от сказанного. Непонятливость и неповиновение мальчишки прямо-таки взбесили его. Без дальнейших уговоров, он сунул полусонному хлопчику кулаком в лицо.
– Вставай, отродье, – рычал проводник.
Шокированный парень покорно поднялся. И в дальнейшем, в общем, сидел тихо.
Я же еще долго не мог уснуть. Провалявшись около часа, вконец околевший, я открыл глаза. По коридору мирно бегали серые мышки. Меня это, отнюдь, не развеселило. От холода спать было, просто, невозможно. Во мне стало нарастать справедливое возмущение. – Где это видано, чтобы не выдавали одеял? Ведь это – их прямая обязанность! Я поднялся и поплелся в купе к жестокому распорядителю вагона. Постучал. Тот, скрипучим голосом, откликнулся:
– Открыто.
Вошел. Предо мной предстала, разомлевшая от водки и тепла, рожа проводника. Сам он лежал аж под тремя одеялами! На полке над ним, покоилась нетронутой целая кипа одеял, явно предназначенная для пассажиров. Я начал:
– Жутко холодно. Одеяло я возьму?
Образина расширила глаза, приподнявшись со своего ложа:
– Ты чего? Холодно?! Весна! У меня вон дети без одеял едут!, – даже с какой-то гордостью за себя и, как будто даже стыдя меня, – воскликнул этот служитель залызныцы.
– Я не знаю, кто там и как едет – устало возразил я, – но у меня есть право накрываться одеялом.
– Тебе дам одеяло, другому – так все захотят. Где я их потом буду искать? Растащат -
платить мне, – логично рассудил он.
– Не переживай, я никому не скажу, – мне стало смешно, – если кто с меня его стянет во сне, я выплачу.
Этот человек, конечно, не был в состоянии осознать трагикомизм ситуации.
– Возьми, – с недовольством, согласился он.
Вот такой был веселый поезд! Так что, у нас, сейчас, просто курорт.
Тем временем, состав приближался к Бухаресту. Румынскую границу прошли на ура. Откупились от мелочных таможенников free-шоповскими сигаретами и бутылкой водки. Для румын это было шикарной данью, и те быстренько испарились. Румынские таможенные чины, официальные лица одной из самых нищих стран Европы были хоть и обидчивы, но и непритязательны. Остановка в Бухаресте совсем небольшая – минут пятнадцать.
Толик подошел к распахнутому настежь окну в проходе. Из него он мог преспокойно любоваться привокзальной станцией. Вдоль поезда бегали толпы чумазых, одетых в обноски детей. Он живо приметил, что это были, в основном, девчонки лет 13-15. Они заливались звонким беспричинным, заразительным смехом. Судя по всему, они что-то клянчили у пассажиров. Толик, от нечего делать, вступил с ними в разговор:
– Что, девчонки, нужно-то?
Горстка ребятишек, услышав голос, мигом подбежала к окну. Но в этот момент, состав тронулся и медленно пополз. Толик, затею не оставил.
– Эй, девчонки! Водки хотите? – весело кинул он.
– Да-а-а! – раздался дружный детский хор, и все побежали вслед за удаляющимся Толиком.
– Тогда открывайте рты! – Он выдернул в оконный проем руку. В ней красовалась такая желанная бутылка водки. Из горлышка на платформу полились драгоценные капли. Девочки усилили темп, стремясь настигнуть и поймать ртами живительную струю. Одной было, удалось сделать нечто вроде глотка.
– По-русски понимают! – Удивился Саша.
– Водку кто по-русски не поймет? – пояснил Толик. – А эти, вообще, все понимают. На вокзале живут.
– Несчастные дети, – задумчиво произнес Петр.
Все снова разошлись по купе. Саша с Петром вернулись к студентам. Там они расслаблено и задумчиво продолжили свой путь. Длилось это, однако, не долго. Их покой пришло в голову нарушить девице, изнасиловавшей, по словам Саши, его в автобусе.
– Где мой кролик спрятался? – ласково проблеяла она, едва войдя.
Саша приподнял веки, выматерился про себя, но ответил:
– Кролик устал… и хочет теперь отдохнуть.
– Не шали, – приторно кокетничая, она придвинула свое пышное тело поближе к Саше. Ее пухленькая ручонка обвилась вокруг его шеи.
– Юля, иди к себе – в прохладце Сашиного голоса можно было угадать просыпающуюся злобу. – Что за дела? Видишь, с пацанами разговариваем! – Одним движением, он освободился от докучливых объятий.
Юля оставалась обескураженной не дольше пары секунд. Затем, она, мужественно, втянула на прежнее место оттопыренную от обиды губу, и предприняла вторую попытку. Покидать купе так просто, как видно было, не в ее правилах.
– Ну, дуся! Сашенька! Я не могу тебя бросить! Мне скучно.
Денис, Слава и Петр сидели молча. Зрелище, хоть и забавное, заставляло их чувствовать дискомфорт. Они охотно оставили бы приятеля наедине с обольстительницей, но пойти было некуда и им ничего не оставалось, как сидеть и молчать.
– Так. Юля, все. Иди к себе. Я сейчас приду. Буквально 5 минут.
– Честно?
– Честно. Иди-иди. Куда я денусь?
– Ну, я тебя жду, – мягко, выкатилось ее обильное тело из купе и скрылось за створкой двери.
– Пожалуй, пойду, поищу себе убежища. А то ведь эта прошмандовка покоя не даст. Надо поторапливаться, – чтоб не успела вернуться. – Саша поднялся со своего ложа.
– Везунок, от своего счастья бежишь! – Петр не смог не подколоть друга.
– Хочешь, я тебе подарю это счастье?– тут же нашелся Саша.– Это будет совсем не трудно. Дай только знак, и я вас благословлю.
– Это было бы нечестно и не благородно по отношению к тебе.
– Я побег. Скажите, что пошел в сортир, – с этими словами Саша скрылся.
Возвращения Юлии долго ждать не пришлось. Ее глубоко не задело исчезновение Саши, но недовольство капризного ребенка все-таки читалось на ее лице. Она с завидным упорством пустилась на поиски сбежавшего любовника.
– Вот она – невинная порочность! – театрально воскликнул Слава, как только мужчины вновь остались одни.
– Именно, – поддержал Петр. – Она ведь абсолютно не ощущает себя развратной. Не чувствует какого-либо неудобства или обиды. Просто ищет того, что хочет. Natura pura. Чистая природа.
Спустя час, круглая личина Саши вновь возникла в дверном проеме купе.
– Петя, пошли со мной через вагон. Там благодать – никого нет. Нам с тобой целое купе выделили. Что ты замер? Пошли! Почитаем спокойно. Спать ляжем как белые люди.
– С какой это радости нам купе предоставили пустое?
– Проводника помнишь, с которым я базарил в Русе?
– Ну?
– Вот он. Слава Бизон поспособствовал.
Упоминание о Бизоне резко убавило, вдруг было вспыхнувший, энтузиазм Петра. Ехать два дня в обществе столь одиозной личности вовсе не улыбалось.
– Что-то не очень хочется вместе с этим людоедом.
– Да перестань! Нормальный мужик. Ты с ним и не поедешь. У него свои дела. Вдвоем будем. Только давай поторапливайся, а то прибежит эта маньячка.
Петр, неуверенно собрав свои пожитки, последовал за другом. В вагоне зловещего проводника оказалось, и в самом деле, на удивление пусто. Ребята, усевшись на одинокие диванные полки, умиротворенно выдохнули. В такой обстановке даже можно забыть, что едешь из Турции навьюченный как ишак, и представить себе, что путь твой лежит из Петербурга в Москву. Саша извлек откуда-то томик Довлатова и объявил, что час чтения наступил.
– Люблю Довлатова. Легко, приятно пишет. А у тебя что?
– Да вот Куприна взял. Не привык еще, если честно, ко многим из тех кто сейчас на волне. Имею в виду Набокова, Бердяева, Бродского, Пастернака, Аксенова и т.д. Вкус мой, наверное, устаревший еще. Булгакова люблю, Куприна, Мэриме, Моэма.
– Ну, это ты зря. Почитай-ка Довлатова, Веллера… Я, знаешь, и стихи люблю.. Даже сам кое-что сочинил.
– Да-а?! Ну, не томи. Выдай что-нибудь из последнего, неизданного. Для Петра стало откровением то, что за этим грубым обличьем бывшего курсанта, могла скрываться любовь к поэзии и литературе.
Саша, выдержав небольшую паузу, начал:
Зима, проснулся медленно Босфор,
Наутро все окутало туманом.
Лишь едва слышно, как поет мотор
С рыбачьей лодки турка оттомана.
Вставая лениво с постели,
Откинул я створку окна.
Питерской нет здесь метели –
Только лишь сырость одна.
Здесь рыбу жарят и каштаны.
И воздух это подтвердит.
За шашлыки, что дарят нам бараны
Аллах изжогой наградит.
А впереди нас ждут дороги,
Паромы, самолеты, поезда.
Таможен жадных вереницы,
И разных континентов города.
На горизонте Мраморного моря,
В душе, вот также одинок,
Мой тезка и собрат по доле,
Качается товарищ мой – челнок.
– Душевно.. Не намного хуже лермонтовского паруса. Только гораздо актуальнее.
