
Полная версия:
Дикая любовь

Лесана Мун
Дикая любовь
Глава 1
– Ну, что? Ты была в офисе, рассказала, как все было? – несется из мобильного телефона нетерпеливый голос подруги.
– Нет, я не была… – отвечаю тихо.
– Что?
– Не была, говорю! – повторяю уже громче.
– Почему? Лиза, ты что, струсила?
– Нет… ну… у меня были дела, срочные. Я завтра пойду, – я лгу подруге и знаю это, а что хуже всего – и она это знает.
– Лиза?! Что может быть важнее того, чтобы сходить на работу и рассказать директору, что это был твой клиент и твой договор, а эта белобрысая лошадь с силиконовыми сиськами украла его!
– Я завтра схожу, правда, Ань. Я не могу больше разговаривать, перезвоню, – и нажимаю отбой прежде, чем подруга успевает еще что-то сказать.
Задумчиво смотрю на свое отражение в витрине магазина. Маленькая, худая, с гулькой на голове и в очках. Некрасивая, но умная. Лучшая ученица в школе, студентка в универе. Диплом с отличием. Работа, о которой я могла только мечтать. Меня взяли с испытательным сроком в три месяца, но через четыре недели перевели в штат. И все было так хорошо, что казалось сказкой, а потому быстро закончилось. Ровно тогда, когда появилась в нашем офисе яркая и модная Оля, которая сумела быстро втереться в доверие к директору, подсидев по ходу дела нескольких коллег, в том числе и меня.
Открываю сумку, заглядываю в кошелек и почти против воли тяжело вздыхаю. Если в ближайшие полтора-два месяца не найду работу, придется съезжать со съемной однокомнатной квартиры в хорошем районе и возвращаться в общежитие. Вздрагиваю, вспомнив соседей-алкоголиков, которым не единожды вызывала милицию. Не хочу опять туда!
– Девушка, дай на хлебушек, – раздается рядом со мной хриплый голос.
Испуганно поворачиваюсь. Совсем рядом стоит неопрятного вида молодой парень. Костяшки пальцев сбиты, одежда вся в каких-то пятнах, волосы давно не мыты и не стрижены.
– Нет у меня, – пищу испуганно, шарахаясь от него внутрь магазина.
Долго хожу между продуктовыми рядами, раздумывая, что бы такое купить, чтобы не сильно тратиться, но и не ложиться спать голодной. В итоге беру упаковку сухого гороха и две картошины. Будет суп на два дня. Довольная собой и покупками, выхожу из магазина, опасливо рассматривая улицу, нет ли где поблизости того парня. Но нет, тихо и немноголюдно вокруг. Середина недели, вечер, начало осени. Как всегда в это время года меня накрывает меланхолией. Два года назад, в сентябре, долго и тяжело умирала моя мама – единственный близкий мне человек. Рак, он такой рак! Годами прячется внутри человека, как в панцире, а потом резко вылезает и сжимает свои клешни там, куда дотянется. С тех пор я до холодного ужаса и почти истерики боюсь смерти. Не смотрю новости, ужастики, мистику и прочее. Ничего, где может встретиться это слово, даже случайно.
Аня, моя подруга, говорит, что смерть – это часть жизни. Звено в цепи постоянных перерождений души. Но я не верю в перерождения. Для меня существует только здесь и сейчас, все остальное – ерунда!
Перехожу улицу и останавливаюсь в раздумьях. Сначала предполагалось, что поеду на автобусе, но потом решаю пройтись пешком. Тут всего три небольшие остановки, лучше сэкономлю деньги и куплю себе завтра что-то вкусненькое. Так хочется того шоколадного пирожного, которое недавно видела в кондитерской. Очередной раз вздыхаю о том, как бывает переменчива жизнь. Две недели назад я покупала эти пирожные по несколько штук, а теперь даже на одно жаль денег, которых остается с каждым днем все меньше.
В какой-то момент, решаю немного сократить дорогу через сквер. Вижу, что там ходят люди, есть освещение. Перехватив поудобнее сумку, бодро шагаю по аллейке, уже мысленно составляя план на завтра. Куда поеду на собеседование, что надену, чтобы выглядеть хоть немного презентабельно. Занятая своими мыслями не сразу замечаю, как откуда-то сбоку выныривает уже знакомый мне парень в грязных вещах и, схватив меня за рукав тонкой ветровки, буквально кричит прямо в лицо:
– Дай денег, страшила! Не видишь, мне очень надо!
– Нет! – вскрикиваю, пытаясь вырвать руку и слыша, как трещит ткань рукава.
– Дай! Я видел, у тебя есть! Не жлобись!
Парень явно в ярости, а еще не в себе. Глаза стеклянные, но запаха алкоголя нет.
– Хорошо! Я дам денег, только отпусти руку, мне больно, – пытаюсь говорить спокойно, понимая, что передо мной или психически больной человек, или наркоман. В любом случае, оба варианта – это очень и очень опасно.
Парень отпускает мою ветровку, и я делаю самую большую глупость в своей жизни: пытаюсь сбежать, надеясь, что за очередным поворотом аллейки есть люди, и они меня защитят. Бегу так, как никогда в жизни. Дыхание сбивается, сердце стучит в висках, и я не слышу, есть ли за мной погоня. А она есть. Я это понимаю, когда получаю сильный удар в спину и теряю из-за него равновесие, растянувшись во всю длину тела по асфальту.
– Ты что, страшилка, решила меня надурить? А?! А-а?! Отвечай, уродина! – орет надо мной парень, с каждым словом свирепея еще больше, хотя, казалось бы, куда уже больше.
Сбитые в кровь ладони и колени ужасно болят, но я даже не могу плакать, до того мне страшно. Парень наклоняется и поднимает меня за шиворот, как котенка. Говорит и каждый раз встряхивает.
– Чё молчишь, страшилище?! Язык проглотила? Деньги давай!
– Сейчас-сейчас! – меня колотит от страха, я прикусываю себе язык, когда говорю, и от внезапной острой боли, глаза мгновенно наливаются слезами.
– Не вздумай рыдать, слезами не разжалобишь! – меня дергают еще раз, причем с такой силой, что с носа слетают очки и падают куда-то на асфальт, а еще кажется, что вслед за ними отвалится и голова. – Чё тянешь, уродина?! Быстрее давай!
Я на ощупь нахожу свой кошелек в сумке, пытаюсь открыть его дрожащими руками. Прорывает плотину слез, и они текут по щекам безостановочно, напрочь лишая меня возможности хоть что-то увидеть. Грабитель выхватывает из моих пальцев кошелек, отбрасывает меня, как мусор, и на секунду забывает, что не один.
– И это все?! Это все, что у тебя есть?!
Я вскрикиваю, инстинктивно вжимаю шею в плечи и закрываю заплаканное лицо. Парень так кричит и машет руками, что я уверена – сейчас ударит. Но он не бьет, а хватает меня опять за грудки и дергает из стороны в сторону, продолжая орать. Раздается треск ткани, это рвется моя самая красивая блузка, в которой я сегодня ходила на собеседование. Пуговицы разлетаются в разные стороны, оголяя мою шею и грудь до самого бюстгальтера.
На мгновение грабитель перестает меня дергать, а его стеклянный взгляд замирает на моей хилой грудной клетке. О, Боже! Господи, пожалуйста, пусть он сочтет меня достаточно некрасивой, пусть он заберет деньги, пусть даже побьет меня, но только не ЭТО. И тут он говорит:
– Вот это уже другое дело.
И только тогда до меня доходит, что на моей шее висит единственное, что осталось от мамы на память, не считая старых фотографий, – золотая цепочка и кулон с драгоценным камнем в виде капельки.
– Нет… – с новыми силами пытаюсь вырваться, чтобы не дать снять с себя украшение.
И, удивительное дело, мне это удается. Я выскальзываю из пальцев грабителя, оставив в его руках кусок блузки, поворачиваюсь и бегу куда-то вперед. Надеясь, что вот-вот мне встретится кто-то из прохожих, хоть кто-нибудь, ведь еще не темно, только легкие сумерки. Куда же все делись?! Впереди свет и шум машин. Я понимаю, что, возможно, там мое спасенье. Там люди: водители и пешеходы. Полуослепшая от слез и без очков, бегу на свет и шум, молясь усердно и искренне, как тогда, когда умирала мама.
Но, ни тогда, ни сейчас, Бог меня не услышал.
Уже возле самой дороги в мою шею сзади впивается рука грабителя, царапая и причиняя боль. Легкое удушение от цепочки, что вдавилась в шею, едва слышный звон, с которым она разрывается, и резкий, сильный удар в спину.
Мое тело не выбегает, а буквально выпархивает на дорогу. Легко и воздушно я лечу на свет фар. Как бабочка на огонь. Подлетаю вверх, падаю вниз. Отвратительный хруст и крики ужаса.
Боли нет.
Страха нет.
Ничего нет.
Открываю глаза и удивленно осматриваюсь. Где это я? Какой-то лес. Высокие сосны и широкие дубы. Вперемешку мягкая зеленая трава и колючая хвоя. Встаю на ноги, ощупываю себя. Все нормально, ничего не болит. Я слегка дезориентирована. Что происходит?
Вдруг замечаю миленького щеночка под одним из деревьев. Он с любопытством смотрит на меня, чуть склонив голову набок.
– Привет, – говорю тихонько, чтобы не спугнуть малыша.
Щенок едва заметно виляет хвостом на мое приветствие, а потом поворачивается и немного пробегает вперед. Останавливается, поворачивается ко мне и смотрит.
– Ты хочешь, чтобы я шла за тобой? – говорю я, сама не веря, что могу подобное спрашивать.
Щенок опять виляет хвостом и еще немного отбежав, останавливается, словно поджидая меня.
– Ла-а-адно, – говорю скорее себе, чем кому-либо, и иду за собачонком.
Благо дело, гуляем мы недолго. Спустя не больше трех сотен шагов, я выхожу на поляну. Странное дело, только шла, был день, а теперь – ночь. Черное небо, яркие звезды и необычайно круглая, огромная луна. На высоком троне, посреди поляны, сидит женщина в белых одеждах, а вокруг нее несколько десятков… волков. Когда щенок подбегает к одному из них, до меня доходит, что и он не собака. Вот так вот, а еще считаю себя умной.
– Подойди ближе, девочка, – говорит мне женщина на троне.
Слова звучат тихо, но я их отлично слышу и что самое интересное, меня прямо тянет подойти к ней, до зуда. «Использует какое-то воздействие?»
– Ты умная девочка.
«И, похоже, мысли читает».
– И сообразительная. Подходи, не бойся, я не причиню тебе вреда, как и мои верные слуги.
Медленно и осторожно, поглядывая на волков, подхожу к женщине. Передо мной тут же, словно из земли, вырастает стул с высокой спинкой.
– Садись. Как у вас говорят? «В ногах правды нет»?
– Да, именно так, – усаживаюсь, разглядывая женщину, хоть и понимаю, что это невежливо.
Высокая, метра два, если встанет, статная, среднего возраста. Глядя на молодое лицо, можно подумать, что ей до тридцати лет, но глаза говорят, что она намного старше.
– И наблюдательная, – с каким-то удовлетворением констатирует женщина.
– Я так понимаю, нам предстоит разговор? – уточняю у нее. – Можно сначала спросить?
– Спрашивай, – разрешает моя собеседница, милостиво кивнув головой.
– Где я? И как тут оказалась?
– Ты в междумирье. Это мое царство и мой мир. Я призвала сюда твою душу, а твое тело умерло. Тебя там сбила какая-то железная штука, которой управляет человек.
– Автомобиль, – произношу на выдохе, глотая жгучие слезы.
– Наверное. Я не стремлюсь запоминать названия вашего мира, мне это не нужно, – снисходительно говорит женщина, чуть хмуря свои идеальные светлые брови.
– Кто вы? – спрашиваю, затаив дыхание.
– Богиня жизни и смерти. Хэйла.
Это бред какой-то! Разве можно вот так запросто разговаривать с богами? Скорее всего, меня сбила машина, и я лежу в коме. Да. Похоже на правду. Так и буду думать, иначе крыша протечет окончательно.
Глава 2
– Почему тебя сейчас так интересует протекающая крыша? – спрашивает недоуменно «богиня».
– Что?
– Ты сейчас представляла, что болеешь и почему-то думала о протекающей крыше. Я не совсем поняла связь.
– А-а… э-э..
Вот как объяснить наверняка древней вроде как «богине» современный сленг?
– Это выражение такое. На самом деле означающее, что человек слегка съехал с катушек… э-э… сошел с ума. Немножко…
– Можно немного сойти с ума? – переспрашивает женщина, глядя на меня так, словно за эти две минуты я резко и сильно поглупела.
– Думаю, да. Ну, то есть, быть не совсем психом, а так – слегка не в себе. Это даже модно сейчас, – резко замолкаю, решив, что слишком разболталась.
– Из странного места ты прибыла, девочка.
– Возможно, но мне то место нравится. Могу я вернуться обратно? – делаю свои самые умоляющие глаза.
– Куда? В могилу ты хочешь? Я же несколько минут назад сказала тебе, что ты погибла, тебя сбила машина. Поскольку родственников у тебя нет, то твое тело зароют в землю, поставив табличку с номером и все. Ты ТУДА хочешь?
– Нет! Я хочу в свою жизнь, где я ЖИЛА и работала! – чувствую, меня накрывают запоздалые эмоции.
– Той жизни больше нет. И чем быстрее ты это поймешь, тем проще будет переход.
– Какой переход? – переспрашиваю настороженно, глядя в совершенно спокойное, лишенное эмоций лицо женщины.
– В другой мир и другую жизнь. И, кстати, у тебя не так много времени осталось на то, чтобы решить.
– Что решить?!
– Уходишь ты к свету, или возвращается к жизни, но в другом теле и ином мире, – отвечает все так же спокойно женщина.
– А что там, где свет?
– Я не знаю. Я не из вашего мира и понятия не имею, как у вас сменяются жизнь и смерть.
Я ненадолго задумываюсь, машинально поглаживая шерстку того самого «щеночка», который привел меня сюда, а теперь уселся толстой попой мне на пальцы ног и подставил спинку для почесона.
– А что за иной мир вы предлагаете?
– Магический мир. У тебя будет красивое, молодое, здоровое тело и послушная магия, с большим резервом.
– Звучит слишком хорошо. В чем подвох?
– Ты займешь тело другой умершей девушки и будешь жить в ее семье.
– Они меня не примут?
– Почему? Примут. Там хорошие люди, которые чтут волю богов.
– Так в чем подвох? – продолжаю я настаивать.
– Нет подвоха. Мне просто нужен свой человек в том мире и в том времени. Вот и все. Но ты, конечно, можешь не соглашаться. Я не заставляю. Просто умрешь и все.
– Я согласна, – отвечаю, понимая, что категорически не хочу умирать и ради этого даже готова жить чужой жизнью, лишь бы не смерть.
– Хорошо. Мы еще встретимся, Лиза…
А дальше все заволакивает туманом, который лезет мне в нос, в глаза, в уши. Я не могу дышать, начинаю кашлять, пытаясь хоть чуть-чуть вдохнуть воздуха, и открываю слезящиеся глаза. Надо мной треугольная кожаная крыша, где-то рядом потрескивает огонь. Запах трав и какой-то ужасно вонючей смолы. И лицо пожилого, но крепкого… индейца. Он внимательно на меня смотрит, вижу боль и горечь в его темных глазах.
– Ты не моя дочь, – говорит он мне. – Кто ты?
Мне жаль отца, потерявшего дочь, поэтому я не нахожу в себе сил, чтобы врать и говорю правду:
– Я другая душа, призванная богиней Хэйлой занять тело вашей дочери. Она умерла, и мне очень жаль.
Плечи мужчины опускаются, он за одно мгновение словно становится старше на добрый десяток лет. Я вижу, как ему больно, но он только кивает, поднимается и выходит. А у меня теперь есть возможность осмотреться, куда же я попала. Сажусь, помогая себе руками, тело ощущается слабым и немного заторможенным. Я лежала на полу, на… как бы это назвать? Циновке? Поверх которой постелен тонкий плед. Ни одеяла, ни подушки, ни кровати. Продолжаю осматриваться, но что-то мне уже нехорошо от увиденного.
Посреди жилища едва горит, больше даже тлеет, костер. Над огнем греется черный от копоти казан, но запаха еды из него не слышно. С другой стороны от костра постелены еще несколько циновок, похожих на мою. Когда богиня говорила, что отправит меня в магический мир, я как-то не так себе все представляла. Во всяком случае, спать на земле я не мечтала. Боже! Тут мне в голову приходит вопрос, а куда же тогда все ходят в туалет?! Только не говорите, что в кустики!
От начинающейся истерики меня спасает зашедшая в вигвам женщина. Пожилая, почти полностью седая. Две толстые косы переплетены какими-то цветными лентами и бусинками, яркое платье и кожаный жилет, в руках палка. Надеюсь, она не пришла меня бить? Ну, вроде как я захватчица чужого тела и тому подобное.
– Как ты себя чувствуешь, деточка? – внезапно спрашивает индианка очень приятным, мягким голосом.
– Хорошо, спасибо, – отвечаю, видя, что она довольна моей вежливостью.
– Тогда выходи из жилища и ступай за мной, тебе нужно помыться.
– А… полотенце, мыло? – спрашиваю, но женщина смотрит на меня так, словно я резко заговорила на непонятном для нее языке.
– Пойдем, – зовет меня и выходит из вигвама.
Делать нечего, иду за ней. Из темной палатки в яркий день – сразу начинают слезиться глаза. Женщина, скоблящая невдалеке шкуру, останавливается и смотрит на меня немигающим взглядом, а потом возобновляет работу.
– Все уже знают, что Кижикои погибла, поэтому тебя ждет много ненужного внимания со стороны одноплеменников, но уж потерпи как-то, не проявляй нетерпения или неуважения, себе же сделаешь хуже. Я не знаю, откуда ты к нам пришла и что у вас там за порядки, но у нас принято уважать старших, чтить богов, бережно относиться к дарам природы. Будешь так жить, к тебе привыкнут.
– Благодарю вас почтенная… извините, не знаю вашего имени, за мудрые советы. Я постараюсь им следовать.
– Я – Нита, одна из совета старейшин, самая долгоживущая в нашем племени. Обращайся ко мне и ко всем на «ты», так у нас принято, а то, что ты говоришь вместо этого слова – я не совсем понимаю.
– Хорошо.
– Мне нравится, что ты такая покладистая и спокойная, этим ты очень отличаешься от Кижикои, той девушки, тело которой тебе досталось.
– Какая она была?
Нита окидывает меня проницательным взглядом темных глаз, кивает сама себе и отвечает:
– Ты знаешь, что означает ее имя?
Отрицательно качаю головой в ответ.
– Горящий огонь. Такой она и была. Горячей, обжигающей, вспыльчивой и резкой. В ней жила редкая для нас стихия огня. Нам будет тяжелее без ее магии, это некоторых озлобит, будь к подобному готова и просто не обращай внимания. Если не подливать масла в огонь, он затухнет.
– Хорошо, буду стараться. Я еще хотела спросить. Как погибла Кижикои?
– Утонула, – Нита умолкает на какое-то время, но потом все-таки продолжает. – Непонятно зачем, она пошла на реку. Лед под ней проломился, и она упала в воду. Долго сражалась с ледяным пленом реки, смогла выбраться на берег. Мы ее принесли к очагу, грели, лечили, но все напрасно.
– А почему непонятно зачем пошла на реку? Может, воды набрать?
– Кижикои не переносила воду, боялась ее. Могла пить и быстро искупаться, но всегда возле берега. Она даже плавать не умела.
– Почему боялась? Из-за магии?
– Еще в детстве ей было предсказано, что она утонет. Потому и сторонилась больших водоемов.
Мы прекращаем разговор, и какое-то время идем молча. Я осматриваюсь вокруг. Лес голый, но уже набухают почки. Ранняя весна? Небо светлое, чистое, с ярким солнцем. Земля под ногами рыхлая, видимо, недавно были дожди.
Мы проходим еще с десяток шагов и выходим к реке. Неширокая, тихая, с легким течением. На берегу с десяток женщин стирают вещи, некоторые из них, раздевшись догола, обмываются в ледяной воде.
– Нита? – спрашиваю пожилую женщину.
– Что?
– Я тоже тут мыться буду? В смысле в этой ледяной воде, посреди белого дня и с кучей незнакомых женщин?
– Да. И тебе лучше поспешить, а то скоро наши мужчины сюда придут, – отвечает Нита с усмешкой.
Испуганно ахаю и, поспешно стянув с ног мягкие сапоги, бегу в воду, разбрасывая вокруг себя воду.
– Что ты, как буйвол, несешься? Не видишь, что не одна моешься? – окликает меня красивая индианка с длинными черными волосами и капризными губами.
– Прости, это вышло случайно, – говорю, всматриваясь глазами, где бы так стать, чтобы меня было меньше видно.
– Случайно, это если бы ты упала. А бежать, как дикий вепрь и ждать, что вода останется спокойной – это глупость. Ты глупая?
Перевожу взгляд с реки на говорящую девушку. Чего она ко мне прицепилась? Нита предупреждала, что будет предвзятое отношение, но тут прямо нападки на ровном месте. Или она горюет по Кижикои и винит меня, чтобы справиться со своей болью, или же она ненавидит умершую и выливает теперь уже на меня эту ненависть, по старой привычке.
– Нет, я не глупая, – отвечаю ей. – Просто неловкая.
– Неловкими бывают дети и старики, – презрительно фыркает девушка. – А ты взрослая, стало быть, все-таки, глупая, раз до сих пор не научилась управлять своим телом.
Эти слова я старательно игнорирую, как и смех других девушек. Отворачиваюсь и иду туда, где река делает небольшой поворот. Там у меня будет возможность помыться в относительном уединении. Едва скрываюсь за поворотом, сразу снимаю шерстяную накидку и кофту, а юбку подтягиваю до шеи, закрывая грудь. Выглядит странно, но я сразу решила, что полностью раздеваться не буду. Чувствую себя так, словно за каждым кустом кто-то сидит и подглядывает. Воровато зыркая глазами во все стороны, как варан, быстро набираю ледяную воду в ладони. Странное дело, но я ожидала, что все будет намного хуже. Готовилась, что капли обожгут холодом, что будут стучать зубы и неметь ноги в реке. Но нет. Да, прохладно, но вполне терпимо, как летний душ на даче у соседской бабушки, когда мы с мамой поработаем на земле, а потом придем к Прасковье Ивановне и быстро обмываемся, растираясь душистым мылом.
Тут мне мыла не предложили. Но ничего, я, когда шла, обратила внимание, что девушки используют песок, растирая ним кожу, а потом смывая водой. Сегодня я на такой эксперимент не решилась, просто быстро обмывшись, но, возможно, в следующий раз…
Визг, смех и мужские голоса заставляют меня в одно мгновение натянуть кофту, которую я повесила на ветках дерева, и опустить вниз юбку. И очень вовремя, потому что буквально через считанные секунды чуть выше, на берегу, раздается мужской голос:
– О! Ты смотри, кого я нашел! Ты почему здесь, а не вместе со всеми?
И ко мне в два прыжка спускается, плюхнув прямо в реку обеими ногами, высокий и мощный мужчина, с длинной черной косой и наглыми глазами. На нем только короткие штаны, сидящие низко на бедрах, а на шее висит украшение из зубов каких-то диких животных.
– Что, не узнаешь? – спрашивает, нагло раздевая меня глазами.
– Нет, – отвечаю, делая несколько шагов назад, стараясь выйти из своего укрытия, которое еще пять минут тому казалось мне таким безопасным.
– Я – Чуа. Мы с Кижикои были близки, – говорит, но я чувствую, что лжет.
– Я не она, – отвечаю, продолжая отходить.
– Знаю, Канги уже всем рассказал. Но я не против и с тобой подружиться, – и продолжает напирать, подходя почти вплотную и едва не касаясь своей голой грудью моей, к счастью, уже одетой груди.
– Чуа, вот ты где, – неожиданно раздается еще один мужской голос позади меня.
Я вздрагиваю и резко поворачиваюсь. Еще один индеец. Тоже высокий, но более жилистый, чем первый. Чуть моложе, длинные волосы распущены и только по бокам заплетено по две тоненькие косички.
– Одэкота, чего тебе надо? Зачем пришел сюда? – говорит, скривившись Чуа.
– Увидел, как ты крадешься, и понял, что замышляет какую-то гадость, – отвечает второй индеец, подбадривающе мне улыбаясь.
Но я улыбаться не спешу. Я их обоих не знаю. Мало ли, вдруг, это просто спектакль, разыгранный специально для меня. Как в американских фильмах. Хороший коп и плохой коп.
– Смотри, какая настороженная, – кивает в мою сторону Чуа. – Подозреваешь нас в чем-то? Оскорбить хочешь?
– Ничего такого она не хочет, – вмешивается тот, кого назвали Одэкота. – Шел бы ты, Чуа. Я сам провожу Кижикои.
– Я не она, – отвечаю теперь уже второму мужчине.
– Я знаю, но своего имени у тебя пока что нет, а называть тебя как-то надо, – спокойно объясняет мне Одэкота, на секунду согрев светом теплых карих глаз. – Пойдем.
И легонько подталкивает меня за плечи к девушкам, которые уже помылись и сейчас болтают о чем-то на берегу, только слегка прикрыв обнаженные тела одеждой. При нашем появлении, они замолкают и провожают недобрыми взглядами, особенно та, которая прицепилась ко мне сразу, как только я пришла к реке.
– Кто та девушка, которая сидит на берегу и сейчас смотрит на меня так, словно хочет напиться моей крови? – тихонько спрашиваю Одэкота.
Молодой мужчина усмехается и отвечает:
– У тебя цепкий ум, сразу видишь людей насквозь. Ее зовут Муэта.
– Она ведь не была близка… с умершей?
– Нет, они враждовали, но Муэта побаивалась вспыльчивую и яростную в своей вражде Кижикои, поэтому в открытую ничего не смела говорить, а вот за спиной, позволяла себе всякие мелкие гадости.
– А можно еще вопрос?
– Давай, – мужчина еще шире улыбается.
– Чем девушки намазываются? Мне ничего такого не дали.
– Это специальный жир и травы, чтобы открытая кожа не мерзла на ветру и холоде. У меня есть. На, возьми, – Одэкота отстегивает с пояса что-то вроде тканевого мешка, проворно просовывает туда руку, достает небольшую глиняную банку и протягивает мне. – Бери. Как намажешь кожу – вернешь.