Зеркальный лабиринт мести

– Да, заезжал… Извините, что не сказал вам об этом сразу, как-то из памяти выпало… Но отца в кабинете не было…

– Значит, вы у него были? – уточнил Егор, наконец посмотрев на отпрыска хирурга. Ведь он уже говорил с ним, и тот отрицал, что посещал отца вчера утром. Сказал, что был в юридическом отделе, так как требовалось утрясти важные моменты перед предстоящим открытием центра красоты, и, так и не навестив родителя, который, как он знал, все равно на операции, отправился на деловую встречу.

То, что деловая встреча началась в полдвенадцатого, Егор уже проверил – все верно, Петр Ирдышин не опоздал. Но это вовсе не значит, что у него не было возможности до этого побывать в кабинете отца и, пользуясь отсутствием Алины, подсунуть родителю анонимку.

– Ну да, был… – заикаясь, произнес тот. – Но отца, повторяюсь, не застал! Я просто открыл дверь кабинета, удостоверился, что его нет, и ушел…

– Удостоверились? – переспросил Егор. – Что вы хотите этим сказать?

Губы Петра Ирдышина затряслись. Он гневно выпалил:

– Ничего не хочу сказать! И нечего цепляться к словам, уважаемый! Увидел, что отца нет, и ушел. Да, я забыл, что он на операции, хотя до этого помнил. Но я был так занят кое-какими юридическими коллизиями, что это вылетело у меня из головы. Или вам еще предоставить детальный отчет о том, что именно я хотел с ним обсудить?

Егор сделал вид, что удовлетворился сказанным. И не задал вопрос, почему, если у отпрыска были вопросы к отцу, нельзя было просто ему позвонить. Хотя ответ был ясен: в таком случае у него не было бы повода «случайно» побывать в кабинете родителя.

Или все это на самом деле случайность?

– Получается, что вы примерно в одно и то же время были в юридическом отделе, так ведь? – спросил Егор, взглянув сначала на Нинель Львовну, а потом на Петра. – По крайней мере, это следует из ваших слов. Вы там столкнулись?

Петр, надувшись, ничего не отвечал, вместо него в разговор вступила секретарша:

– Нет, не столкнулись. Потому что Петр Олегович был у начальника юридического отдела, в его кабинете. Я же ходила к коллегам из одного из подотделов.

Егор сцепил руки в замок. Вопрос, который следовало бы задать: действительно ли ходила? Впрочем, это легко проверить.

Как и то, сколько Петр Ирдышин оставался у начальника юридического отдела и когда его покинул. Что-то в его показаниях не сходилось, и Егор пока не мог сказать, что именно…

Он поблагодарил секретаршу, которая, надо заметить, кажется, начала к нему оттаивать. Когда они вышли, приемная оказалась пустой: Алины в очередной раз не было на месте.

Егор, взяв со стола первый попавший лист бумаги, быстро подошел к кабинету Олега Петровича и распахнул дверь. Самого хирурга там не было – он находился на очередной операции.

Все оказалось просто. Даже очень просто!

– Рекомендую вам запирать двери в ваше отсутствие, – сказал он, а Петр, уже отошедший от недавней стычки, заметил:

– В самом начале так и было, но отец постоянно терял ключ. Поэтому в итоге уходил, не запирая кабинета, тем более особого смысла в этом нет. Красть все равно нечего…

Он запнулся, а Егор подумал, что красть, быть может, и нечего, а вот подложить подметное письмо при таком раскладе может фактически каждый, кто, минуя ресепшн при входе в клинику, поднимется на этажи, где располагаются административные структуры.

Значит, на самом деле очень даже просто.

– А вы думаете… – Петр огляделся по сторонам, покосившись в первую очередь в сторону двери, за которой восседала мегера Нинель Львовна. – Вы думаете, что Нинель может быть причастна? Она ведь так предана отцу! И давно у него работает. Он ей доверяет безгранично. Она тетка хорошая, хоть и вредная. Но…

Он запнулся. Егор ничего не говорил, и Петр быстро добавил:

– Но иногда мне кажется, что она не та, за кого себя выдает. Конечно, она Нинель Львовна Зелейко и все такое, я другое имею в виду. Иногда, когда ей кажется, что за ней никто не наблюдает, она бросает на отца такие взгляды… Такие странные! И злобные!

Егор сдержал смешок. Что же, отвести от себя подозрения путем очернения кого-то другого вполне логично. А ведь Петя Ирдышин был у него на заметке. А вот Нинель Львовна – нет.

– Все может быть, – ответил он уклончиво. – А получается, что вы частенько исподтишка наблюдаете за Нинель Львовной, раз сумели уловить, какие взгляды она бросает на вашего отца. Почему, собственно?

Петр смутился, явно не зная, что сказать, и в этот момент в приемную вошла несколько запыхавшаяся Алина – длинная вертлявая девица с красными волосами, облаченная во что-то несуразно цветное.

Отпрыск хирурга сделал вид, что ему кто-то звонит по мобильному (во всяком случае, такое у Егора сложилось впечатление), и вышел в коридор.

– Неужели правда? – воскликнула Алина, плюхаясь в свое кресло.

Егор дипломатично ответил:

– Что-то, вне всяких сомнений, всегда правда.

– Я о том, что в клинике говорят. Что шеф получил какое-то ужасное письмо с угрозами! Ух, наверняка это она!

– Кто она? – быстро спросил Егор, и Алина пояснила:

– Она, Белла! Ну, наша суперзвезда, которой уже сильно под семьдесят. И которая хочет по-прежнему выглядеть на тридцать четыре. Она ведь была ужасно недовольна своей последней подтяжкой. Еще бы, нельзя же кожу до такой степени кромсать, что она на мумию стала похожа. Олег Петрович ее отговаривал, но куда там! Предупреждал о последствиях, а она ни в какую. Еще бы, в пятый раз замуж выходит, поэтому вбила себе в голову, что снова надо подтянуться. Ну и получился реальный крокодил. Она, когда увидела результат, такую истерику закатила! На Олега Петровича бросалась, всеми карами грозила. Ее бы в полицию сдать, но нельзя, все-таки звезда, хоть и бывшая…

Егор припомнил публикации в желтой прессе: изуродованное лицо великой Беллы, которая, как правильно отметила Алина, переборщила с пластикой и стала похожа на одну из голливудских жертв косметической хирургии, которые выглядят, как несколько улучшенная версия Фредди Крюгера, но упорно делают вид, что страшно этим гордятся.

– Значит, она грозила ему всяческими карами? – протянул Егор. Конечно, это меняло расклад, но все же было маловероятно, что такая темпераментная особа, как великая Белла, стала бы писать анонимки и подбрасывать их в кабинет неугодному пластическому хирургу. Она бы подбросила – но бомбу или, скажем, королевскую кобру. Но не туманное и полное неясных намеков письмо…

– А теперь настала пора рассказать все, что вам известно! – произнес не терпящим возражения тоном Егор и надвинулся на Алину. – Потому что мы получили доступ к данным вашего мобильного, Алина, и это позволяет сделать крайне нелицеприятный вывод…

Он блефовал, однако секретарша-то знать об этом не могла! Ибо девица, как совершенно верно отметила Нинель Львовна, была недалекая.

Алина часто задышала и осторожно сказала:

– Но это не моя вина… И вообще… Меня что, теперь уволят?

– В зависимости от того, что я скажу Нинель Львовне и Олегу Петровичу, – проговорил Шубин. – А это напрямую связано с вашими показаниями. Итак…

Девица шмыгнула носом и начала:

– Вчера утром мне пришла эсэмэска от моей хорошей подруги Наточки. Точнее, я думала, что от нее, потому что было подписано ее именем и составлено так, как пишет она. Наточка сообщала, что ее муж-скотина выгнал ее из дома и что ей надо немедленно со мной встретиться. Мужики ведь такие гады, меня вот недавно жених бросил! То вился вокруг меня, то исчез, словно в воду канул… Поэтому я вся на нервах… Получилось удачно, ведь у Олега Петровича была долгая операция, я смогла перекинуть звонки с моего рабочего на мобильный и двинула в кафе, где ждала Наточка. Но там ее не было! Я подождала, но она так и не появилась. А когда я до нее дозвонилась, выяснилось, что это чья-то идиотская шутка. Муж ее хоть и скотина, но пока что никуда не выгнал, а, наоборот, подарил на днях кольцо с рубином.

Она снова шмыгнула носом и сказала:

– Но Нинель я ничего говорить не собиралась, потому что она меня тогда заживо проглотит.

– СМС у вас сохранилась? – спросил Егор, и девица извлекла свой навороченный мобильный, отыскала нужное послание и протянула аппарат Егору.

– Номер-то не Наточки, точнее, не ее обычный, но я ничего такого не подумала, она ведь и сама пишет, что муж-скотина у нее старый телефон отобрал, пришлось срочно купить другой.

Егор переписал номер, сделал своим мобильным фотографию текста СМС и строго произнес:

– Молодец, что рассказали мне об этом занимательном инциденте. Ибо, выманив вас с работы под надуманным предлогом, тот, кто желал подложить письмо вашему шефу, сумел это без проблем осуществить.

– Значит, письмо было? – взвизгнула секретарша. – Ой, как интересно! А что там написано? Неужели Белла в самом деле разбушевалась? Грозилась Олега Петровича убить?

Егор внимательно посмотрел на нее и сказал:

– Об этом позже. Держите язык за зубами и не трепитесь о том, что у вашего шефа неприятности, иначе они будут и у вас. Ценю, что сказали мне правду, однако ведь это часть правды, ведь так?

Девица распахнула рот, а потом быстро его закрыла и, снова шмыгнув носом, пробубнила:

– Не понимаю, о чем это вы. Я и так с вами заболталась, пора работать, а то Нинель Львовна мне выволочку устроит…

– Он устроит вам выволочку, если узнает, что вы в рабочее время бегали в кафе на встречу с подругой, – возразил металлическим голосом Егор.

Алина встрепенулась и устремила на него взор, полный гнева и отчаяния.

– А я-то считала вас порядочным мужчиной! Доверила вам тайну, а вы тут же ею стали меня шантажировать! Тогда уж точно ничего не скажу!

Она надулась, а Егор произнес:

– Вы не так меня поняли. Я хотел сказать, что Нинель Львовна не ценит ваши деловые качества. И это очень и очень жаль.

– И не пытайтесь! – отрезала девица, шелестя бумагами. Она повернулась к нему спиной и всем своим видом выказывала нежелание продолжать беседу. – Мне ничего больше не известно!

– Жаль, – вздохнул Егор Шубин, – придется в таком случае спросить обо всем у Петра Олеговича. Он, конечно, как и вы, будет отпираться. Но ни секунды при этом не сомневаясь, что это вы мне все выложили. Думаю, тогда взбучка от Нинель Львовны покажется вам самой крошечной проблемой…

Он развернулся, чтобы выйти в коридор, но до него донесся отчаянный шепот Алины:

– Откуда вы знаете?

Егор развернулся и заметил, как переменилось лицо девицы – она была на грани истерики.

Что ж, расколоть ее было проще простого. Не требовалось быть Шерлоком Холмсом, чтобы заметить: когда Петя Ирдышин ее увидел, он тотчас под фальшивым предлогом ретировался, явно не желая беседовать с Алиной. Она же, в свою очередь, тоже перепугалась. Их связывает какая-то общая тайна. И Шубин непременно хотел узнать, какая.

– Слухами земля полнится, – выдал Егор очередную стандартную фразу. – Ну так как, Алина Максимовна, вы намерены говорить или мне придется поставить в известность Олега Петровича?

Алина явно боролась с обуревавшими ее противоречивыми чувствами. Наконец она произнесла:

– А вы никому не скажете? Ведь я не хочу, чтобы у него были неприятности!

Егор молчал, что только усиливало эффект. Алина судорожно сглотнула и сказала:

– Когда я вчера вернулась после несостоявшейся встречи с Наточкой, то заметила, что дверь в кабинет Олега Петровича приоткрыта. Я подошла, чтобы закрыть ее, и увидела, что…

Она запнулась и после секундной паузы продолжила:

– Увидела, что Петр Олегович роется в свежей почте, которую Нинель Львовна принесла шефу. Петр Олегович просматривал письма, и создавалось впечатление, что он ищет какое-то определенное… Я хотела выйти, но он, видимо, почувствовал мое присутствие, поднял глаза и заметил, что я за ним наблюдаю. И я видела, как он вытащил из стопки большой такой конверт. И сунул себе под пиджак. Он переменился в лице, хлопнул рукой по письмам и сказал, что не нашел того, которое требовалось отыскать для отца. Но было ясно, что он врет! А потом… Потом он завел со мной такую милую беседу о том, какая я хорошая и умная. И пригласил в ресторан. И просил ничего не говорить о том, что я видела, ни отцу, ни Нинель, потому что тогда они поймут, что он проворонил одну важную сделку, и у него будут неприятности. Ну, я обещала, что не скажу.

Егор несколько мгновений рассматривал девицу. Вроде бы не врет. Хотя кто знает? Во всяком случае, занятно, что Петя Ирдышин так неуклюже пытался его обмануть. Значит, сынок что-то искал в корреспонденции папы – уж не анонимное ли письмо? Во всяком случае, именно такой вопрос задал бы любой работник «Закона и порядка» – и Егор не был исключением.

Или что-то иное?

А вот это было интересно, очень даже интересно. Причем с учетом того, что сынок что-то нашел и что-то унес с собой. Что-то, предназначавшееся для отца-хирурга.

Только вот что?

– Я потом, когда Петр Олегович ушел, привела письма в порядок, потому что они лежали кое-как, а шеф такое не любит.

Гм, как же, подумал Егор, наверняка пыталась узнать, что же такое отпрыск украл у родителя. Но это известно, похоже, только самому Пете…

– И если уж на то пошло… Никаких анонимных писем с черными буквами на столе у шефа на тот момент не лежало! А это было… Это было уже около одиннадцати! Значит, его принесли позже! А я больше в кабинет к шефу не заходила. Зато Нинель Львовна прошмыгнула около половины двенадцатого!

Она торжествующе уставилась на Егора. Тот, кивнув, заметил:

– Ценное замечание, крайне ценное. Благодарю вас, Алина.

Что же, девица, похоже, и правда оказалась ценным свидетелем. Если, конечно, говорила правду. Ибо они с Нинель терпеть друг друга не могут и, соответственно, способны намеренно подставлять друг друга.

И еще… Официально Алина ничего не могла знать об анонимном письме, адресованном Ирдышину. Конечно, кто-то проговорился, и слухи уже поползли. Но ведь истинных деталей никто не ведал! Если вести речь об анонимке, то все представят себе лист, заполненный буквами, вырезанными из заголовков газет и журналов. Или это вообще будет запечатанное письмо, содержание которого никому не известно.

Так откуда же Алина тогда в курсе, что письмо, во-первых, лежало на столе в развернутом виде и, во-вторых, состояло из черных букв? А не, скажем, красных, синих или разноцветных?

Это означало вероятность того, что Алина сама подсунула анонимку, а теперь разыгрывала дешевую комедию. И СМС послала себе сама, чтобы заполучить возможность спокойно уйти и обставить все так, как будто письмецо, пользуясь ее отлучкой, подкинул кто-то другой. Неплохое алиби.

Или же, не будучи причастной к анонимке, Алина все же увидела ее на столе у шефа, хотя и отрицает это – потому и в курсе, как она выглядела. Но это значит, что анонимка к тому времени лежала на столе и тогда, когда Петр Ирдышин копошился в почте своего папаши.

Если он вообще копошился и что-то похитил. Ведь пока это голословное утверждение Алины, не более того, не исключено, что с целью отвести подозрения от себя и запутать следствие.

Наконец, вне зависимости от того, имел ли место инцидент с сынком, шмонающим почту родителя, анонимку всегда мог подложить кто-то другой. Например, если верить показаниям Алины, Нинель Львовна – за считаные минуты до возвращения в кабинет самого Ирдышина. Ведь кому, как не личному секретарю, точно знать, когда шеф вернется к себе в офис! Тогда и не надо подсовывать анонимку уже в девять, можно сделать это без особой спешки в половине двенадцатого.

Если Алина говорит правду. А ведь могло статься, что она сама подложила анонимку и просто запутывает следы, изобретая несуществующие истории и кидая тень подозрения на всех, кого угодно.

Или имелся другой, никем, кроме автора анонимки, не учтенный вариант…

Таковы были версии, которые Егор намеревался представить Дмитрию Алексеевичу.

– Благодарю вас, Алина! – медленно сказал Егор. И уже на выходе дал дельный совет: – На вашем месте я бы не стал посещать ресторан вместе с Петром Олеговичем!

Центр красоты доктора Ирдышина располагался на Ленинском проспекте и представлял собой здание в изящном стиле, впитавшем в себя элементы современной и старинной архитектуры. Архитектор, как, впрочем, и дизайнеры интерьера, приложил огромные усилия и сумел создать самый настоящий шедевр. Впрочем, подлинные чудеса находились не снаружи, а внутри, там, где любую замарашку могли превратить в принцессу, где царила нега, пастельные краски и открытые, заполненные воздухом пространства.

Впрочем, убранство центра красоты доктора Ирдышина мало волновало Егора Шубина и прочих представителей агентства «Закон и порядок». Глава агентства Дмитрий Алексеевич также присутствовал на церемонии открытия, вернее, он и его люди появились там задолго до начала церемонии и самым тщательным образом проверили пустующее еще здание на предмет взрывчатки и прочих спрятанных сюрпризов. И были уверены, что ничего подобного в здании не было, как не было и таинственного мстителя, притаившегося где-нибудь в подвале или одном из кабинетов.

Точнее, они были уверены в этом на девяносто девять процентов. Потому что, как учил Дмитрий Алексеевич, никогда нельзя быть ни в чем уверенным на все сто.

Однако тот факт, что центр пока еще не открылся, значительно облегчал работу. Его обыскали дважды с помощью специально обученных собак, и даже если бы кто-то спрятал взрывчатку еще много часов, а то и дней назад, собаки непременно бы ее учуяли.

После того как обыск был завершен, все входы и выходы перекрыли и запечатали. Но потом началось самое трудное, потому что прибыли представители трех фирм, которые занимались организацией шикарного приема, приуроченного к открытию центра.

Прием должен был состояться в огромном внутреннем дворе-атриуме, украшенном устремленными ввысь колоннами, зимним садом и замысловатым водопадом с небольшой искусственной речушкой. Здание было спроектировано таким образом, что этот внутренний двор простирался практически по всему первому этажу, и оттуда можно было пройти на прочие уровни центра красоты. А с середины атриума открывался захватывающий дух вид на прозрачный хрустальный купол, венчающий здание.

У каждой из трех фирм, ответственных за организацию приема – за украшение живыми цветами, за сервировку изысканного стола, а также за технику, – была масса аппаратуры и разного рода багажа. Проверить все эти бесчисленные ящики было почти нереально.

Почти. Но для «Закона и порядка» не было ничего нереального.

Однако проблема заключалась даже не в ящиках с техникой и не в тех яствах, которые должны были предлагаться многочисленным гостям. Хотя проверить последние было в самом деле невозможно – и кто мог гарантировать, что автор анонимки, если он действительно хотел привести в исполнение свои угрозы, не задумал, к примеру, массовое отравление?

Но хуже было то, что первый этаж здания наводнила масса незнакомых и непроверенных людей – представителей фирм. У каждого из них имелся пропуск, и каждый (это удалось выяснить без особого труда) действительно работал в указанных фирмах, а не пробрался на открытие со стороны.

Но этих людей было в общей сложности около семидесяти, и некоторые были наняты фирмами специально для этого события, так как не хватало персонала. То есть никто не мог точно отследить их историю. И никто не гарантировал, что автор анонимки не был одним из множества техников, флористов или официантов.

Не был, по мнению Дмитрия Алексеевича, исключен и такой вариант, что враг их клиента заранее устроился в одну из фирм, потому что о строительстве и открытии центра красоты было известно уже давно. И он был не одним из непроверенных людей, нанятых для этого торжества со стороны, а работником с биографией – и, не исключено, с поддельным именем.

То есть под подозрением оказались не только новенькие, но и постоянные работники всех трех фирм. А за оставшееся время проверить, причем досконально, всех этих людей было делом нереальным – даже для «Закона и порядка».

Поэтому оставалось одно: держать ухо востро и внимательно приглядываться ко всем, кто находился на территории центра красоты. Дмитрий Алексеевич склонялся к идее, что автор анонимки мог только пугать Ирдышина, реально же не собирался прибегать к каким бы то ни было действиям.

Егор придерживался иного мнения, но предпочитал не навязывать его начальству. Однако он видел, что его коллеги из кожи лезли, дабы не допустить срыва торжественного мероприятия.

Сам Олег Петрович Ирдышин, прибывший в свой открывающийся центр утром, был взволнован, однако старался этого не выказывать. Что интересно, он больше ни разу не упомянул анонимное письмо и делал вид, будто не замечает представителей «Закона и порядка». И все же Егор мог отдать руку на отсечение, что их клиент только об этом и думает. Потому что он не сомневался, что Ирдышин не был с ними откровенен и не сказал всей правды – точнее, вообще не сказал ничего, что помогло бы им выйти на след автора анонимки.

Ибо Ирдышин что-то знал, но предпочел утаить.

А все факты указывали на то, что автор анонимки не шутил. Этот человек все рассчитал и продемонстрировал, что не боится риска, проникнув в кабинет Ирдышина и оставив там свое послание. Причем сделал он это, используя знание слабостей тех людей, которые работали на хирурга, что означало только одно: он не был кем-то посторонним.

Егор не сомневался, что и их шеф Дмитрий Алексеевич ломает голову над тем, не работает ли автор анонимки в одной из клиник Ирдышина или, что тоже не исключено, не работает ли он непосредственно рядом со своей жертвой.

Но тогда это означало, что автор анонимки чрезвычайно хорошо законспирирован и изобрел для себя более чем правдоподобную легенду. Ибо все те, кто относился к непосредственному окружению Ирдышина, работали у него уже много лет.

Начальники отделов, например. Хотя нет, например, тот, что возглавляет пиар-отдел, пришел около полугода назад. Однако у него отличный послужной список, и этот человек – тот, за кого себя выдает: они успели пробить его по своим каналам.

Что не значило, что он не мог быть автором анонимки.

Или взять, к примеру, ту же самую Алину. Она работала уже около трех лет – срок, конечно, более-менее солидный, но не такой уж и большой. Она тоже могла иметь отношение к анонимке.

Даже правая рука Ирдышина, Нинель Львовна, которая трудилась бок о бок с хирургом около двенадцати лет. Хотя, тщательным образом изучив полученную информацию, Егор все же рекомендовал Дмитрию Алексеевичу исключить ее из числа подозреваемых. Биография у нее была впечатляющая.

Но ведь никогда не знаешь наверняка…

И кто сказал, что если автор анонимки работает на Ирдышина, то он на виду, точнее, лично знаком с шефом и находится где-то неподалеку? Он ведь и мог находиться неподалеку, но не иметь постоянного контакта со своей жертвой.

Он мог быть уборщицей в кабинете Ирдышина, у которой имелись ключи от всех нужных помещений. Работником столовой, в которой Ирдышин постоянно перекусывал. Курьером, изо дня в день приносившим ему корреспонденцию. Мелким менеджером в одной из многочисленных управленческих структур его клиник.

В общем, мелкой сошкой, человеком бесцветным и незаметным, который уже давно работает на своем месте, не возбуждая никаких подозрений и вообще мало когда попадаясь на глаза Олегу Петровичу.

А сам в это время лелеял единственную мечту: расправиться с ним!

И это стройно вписывалось в теорию о том, что враг уже давно втерся в доверие и все эти годы наблюдал и выжидал, собираясь рано или поздно нанести удар.

Удар сокрушительной силы и с наибольшим медиальным эффектом.

А если скандал случится на открытии центра красоты, на которое приглашены представители ведущих СМИ страны, то эффект в самом деле будет максимальным.

Если бы только скандал… А что, если автор анонимки задумал, например, убийство или даже теракт?

Впрочем, для теракта требовалось большое количество взрывчатки или отравляющих веществ, а пока ничто не указывало на присутствие чего-то подобного на территории центра красоты.

А вот убийство… Одного или даже нескольких человек, совершенное под стрекочущие телекамеры, возымеет, конечно же, эффект разорвавшейся бомбы. Для этого и саму бомбу взрывать не потребуется…

Многое указывало на то, что автор анонимки намеревался поступить именно так. Многое, но не все. Существовала вероятность, что он задумал иной, в корне отличающийся от обычного, план. И что остановить реализацию этого плана невозможно.

Когда Егор намекнул на это шефу, Дмитрий Алексеевич потрепал его по плечу и сказал давно знакомым тоном: