скачать книгу бесплатно
Дмитрий Иванович Рыбаков в военной части занимал должность заведующего хранилищами арсеналов, то есть был именно тем человеком, который непосредственно распоряжался хранением и перемещением имевшихся на балансе части боеприпасов и вооружений. Никакое злоупотребление в этой сфере не могло совершиться без его ведома. А значит, если такие злоупотребления имели место, он как минимум был их участником. Если не инициатором.
Впрочем, тот факт, что Калачев так решительно апеллировал именно к нему, скорее показывал, что Рыбаков все-таки участник. Это ведь только для сторонних лиц и организаций наличие боеприпасов на формально пустом складе было загадкой. Командование части просто по определению не могло не быть в курсе того, откуда что взялось, и командир в подобной ситуации, конечно, не мог оказаться вторым лицом. Вторым наверняка был Рыбаков, и именно его сейчас решил подставить Калачев, чтобы выйти сухим из воды.
– Ну так что, Дмитрий Иванович, готовы вы дать объяснения, вот… товарищу полковнику? – с нажимом проговорил он, когда в кабинете появился недоумевающий Рыбаков. – Прошу любить и жаловать, – с невыразимым сарказмом добавил Калачев, обратившись уже к Гурову, – майор Рыбаков. Именно он у нас всеми этими вопросами заведует. С него и спрос. Ну что молчишь, Дмитрий Иванович? Отвечай. Органы ждут. Как так получилось, что после отправки боеприпасов на утилизацию ты, вместо того чтобы склад к подвозу новой партии готовить, сам туда непонятно что «подвез»?
Вконец потерявший ориентиры, Рыбаков переводил изумленный взор с Гурова на Калачева и не говорил ни слова. Глядя на несчастного, Лев даже посочувствовал ему. Действительно, без подготовки, без каких-либо предварительных договоренностей и согласований вот так вот вызвать в кабинет и в присутствии постороннего, да еще и представителя «органов», безжалостно давить: «Отвечай!» Это уж как-то даже не по-товарищески.
Тем временем Рыбаков, проглотив слюну, промямлил:
– Ну-у… я-а-а… это. Я не подвозил… – и очень выразительно посмотрел на Калачева, только что вслух не произнес: «Что же ты делаешь, гад?»
– Не подвозил? – не поддаваясь на эту немую провокацию, нахмурился Калачев. – А кто подвез?
– Ну-у, я-а-а… Я не знаю.
– Ах ты не знаешь?! А кто должен это знать?! В чьем ведении находятся у нас склады с оружием?! Кто должен отвечать за сохранность?! Кто должен знать о малейшем изменении в количестве?! Кто должен следить за перемещением и досконально знать судьбу каждого поступившего в часть патрона?!
– Я, – упавшим голосом произнес Рыбаков, видимо, поняв, что надеяться не на кого. Везде предательство.
– Так почему же ты этого не знаешь?!! – голосом праведного судии гремел Калачев. – Ишь, распустились! Что хотят, то и творят! Я еще выясню, что это у тебя там взрывалось! Я еще разузнаю! У меня под самым носом всякие темные делишки проворачивать? Не на того напал!
Не без интереса наблюдая этот спектакль, Гуров вдруг понял, что из сложившейся ситуации можно извлечь немалую пользу для дела.
Рыбаков сейчас обижен на непосредственного начальника, думает, что тот и взаправду решил сделать его козлом отпущения, который должен понести на себе все грехи. В такой ситуации люди бывают склонны рассказывать об этих самых грехах немного больше, чем планировали изначально. Если не упустить момента и не дать Калачеву и Рыбакову пообщаться наедине и прояснить все «непонятки», есть вполне реальный шанс действительно узнать что-то интересное об этих «неожиданно» возникших на пустом складе боеприпасах.
Вдохновленный этой идеей, Лев даже готов был отказаться от своего первоначального плана, который заключался в «прессовании» командира части. Тот решил переадресовать все вопросы заведующему хранилищами? Что ж, прекрасно! Заведующий так заведующий. Он и попроще будет, чем важный командир, да и обида с досадой свое дело сделают. Если такой козырь сам идет в руки, грех им не воспользоваться.
– Я тебя под арест! На гауптвахту тебя! – бушевал тем временем полностью вошедший в роль Калачев.
– Ну зачем же сразу под арест? – приняв на себя роль добродушного примирителя, вступил в разговор Гуров. – К чему такие жесткие меры? С человеком всегда можно договориться по-хорошему. Правда, Дмитрий Иванович? Давайте мы с вами ненадолго оставим Владимира Григорьевича и пообщаемся наедине. За это время эмоции улягутся, страсти поутихнут. Все мы придем в себя и сможем посмотреть на дело ясным взглядом, не замутненным переживаниями.
Такой поворот явно не понравился Калачеву. Сразу поняв, чем это чревато, он попытался возразить, но Гуров был непреклонен.
– Стоит ли вам так беспокоить себя, – сразу сбавил обороты командир. – Допрашивать, тратить время, вместо того чтобы спокойно отдохнуть с дороги, общаться с этим… заведующим. Да я сам его допрошу. Вот посидит в карцере пару дней, подумает о своем поведении, тогда все нам как миленький расскажет. И что, и откуда.
– Не нужно в карцер. – Лев говорил спокойно, но по его твердому взгляду можно было без труда догадаться, что возражать здесь бесполезно. – Просто найдите нам какое-нибудь подходящее помещение, где мы смогли бы спокойно побеседовать. Мне ведь все равно понадобится комната для допросов, так почему бы не определиться с этим прямо сейчас? Тем более что есть повод.
Словосочетание «комната для допросов» вызвало на лице Калачева легкую судорогу и, кажется, отбило всякое желание продолжать дискуссию. Недовольно скривившись, он снова снял трубку внутренней связи и, потыкав в какие-то одному ему известные секретные кнопки, проговорил:
– Алексей? Что там у Бардина, кабинет свободен? Да? Хорошо. Зайди ко мне, проводишь туда… нашего гостя.
Стрелков появился в кабинете через несколько минут, как всегда свежий и радостный, но, поняв по воцарившемуся неловкому молчанию, что что-то пошло не так, тоже приуныл. Однако на безупречных манерах майора это никак не отразилось, и в кабинет неизвестного Гурову человека по фамилии Бардин его сопроводили со всеми возможными предупредительностями.
– Тихое, уютное местечко, – щебетал Стрелков. – Отлично подойдет для доверительного разговора. Уверен, вам там будет очень удобно общаться.
Вполуха слушая этот вздор, Гуров шел по коридору и думал о том, что весь предыдущий разговор в кабинете командира части – это от начала и до конца разыгранный спектакль. Неизвестно, насколько доверительным будет его разговор с Рыбаковым, но в разговоре с Калачевым все было шито белыми нитками. Все эмоциональные всплески, все возмущения и удивления, все это было совсем не искренне и к доверительности никак не располагало.
Уже одно грозное обещание посадить Рыбакова под арест полностью выдавало надуманность всех этих бурных эмоций. Пожар произошел два дня назад, и все это время командир части, конечно же, был в курсе, что именно Дмитрий Рыбаков отвечает за сохранность и перемещение боеприпасов. Тем не менее до приезда Гурова он почему-то не предъявлял ему свои гневные претензии и не спешил сажать в карцер. Что ж, посмотрим, как поведет себя Рыбаков и что поведает…
Глава 3
Кабинет, выделенный командиром военной части для проведения допросов, действительно был расположен довольно удачно. Он находился в самом конце длинного коридора, идущего через весь второй этаж, и «прохожие» здесь бывали чрезвычайно редко.
Устроившись за столом, который в другое время, несомненно, занимал хозяин кабинета, Гуров пригласил Рыбакова сесть напротив и несколько минут молчал, давая обескураженному заведующему хранилищами прийти в себя.
– Расскажите мне про этот склад, – спокойно сказал он, увидев, что Рыбаков немного оклемался и готов говорить. – Если я правильно понял, помещение было построено довольно давно. Вообще, с чем была связана недавняя утилизация? С тем, что хранившийся там арсенал устарел?
– Склад? – рассеянно переспросил Рыбаков. – А что склад? Склад старый был. Заброшенный, можно сказать. И арсенал там был старый. Непригодный уже. Туда, можно сказать, и не заглядывал никто. А вы что, новенький, что ли? – неожиданно перешел он к вопросу, явно очень его интересовавшему. – По этому делу к нам вроде парень какой-то приходил. Молодой.
– Нет, я не новенький. Просто из другого ведомства.
– Из другого? Из какого?
– Из московского Главка. Ваши взрывы так нашумели, что даже у нас отозвалось, – чуть усмехнувшись, ответил Лев.
– Из московского?..
На лице Рыбакова отразилась напряженная работа мысли. По-видимому, он сопоставлял в уме фразу «из московского Главка» и поведение своего вероломного начальника. Выводы, к которым приходил заведующий хранилищами, похоже, были не слишком приятные.
– Так, значит, склад этот был заброшенный, – вывел его из задумчивости Гуров.
– А? Да. Заброшенный был. Мы его ремонтировать хотели, оборудовать в соответствии с современными требованиями, – произнес Рыбаков, явно повторяя услышанную где-то «умную» фразу. – Поэтому и решили почистить. Освободить то есть от арсенала. Помещение-то само по себе надежное. Было. Не оборудованное только. А так – хоть куда. Двери, замки, все там было на должном уровне. В плане безопасности, в смысле. Полная гарантия от посторонних проникновений. А как же? Иначе нельзя. Это ведь вооружение.
– А что конкретно там находилось? – как бы невзначай поинтересовался Гуров.
– Что?.. – тянул время Рыбаков, мысленно подбирая «правильный» ответ. – Патроны были, гранаты. Оружия не было. Только боеприпасы.
– Патроны и гранаты, больше ничего?
– Да, кажется, больше ничего, – как-то странно ответил Рыбаков.
Такая неопределенность в формулировках навела Гурова на мысль, что его собеседник «темнит». Не говоря уже о том, что заведующий хранилищами просто в силу своих должностных обязанностей должен был знать, где что лежит, сама по себе утилизация, проведенная совсем недавно, должна была оставить в памяти совершенно четкое представление о количестве и видах уничтоженных боеприпасов.
Тем не менее Рыбаков отвечал так, будто все это дела давно минувших лет, и вспомнить, чего и сколько было на этом складе, почти нереально.
Мысленно отметив для себя эту особенность, Лев продолжил допрос, решив пока не прибегать к давлению. Кульминацию он решил приберечь к окончанию разговора.
– Почему склад не охранялся? – спросил он. – Старые или новые – это все равно боеприпасы, разве можно было бросать их совершенно без внимания?
– Почему не охранялся? Охранялся… – не очень уверенно проговорил Рыбаков.
– Тогда почему пожар заметили только тогда, когда уже начались взрывы?
– Ну… как сказать… – мялся заведующий. – Постоянного караула там, конечно, не было. Но у нас и на других складах специальных караулов нет. А этот… Он старый был. На отшибе.
– Так тем более нужно было следить, – давил Гуров. – На отшибе мало ли что может произойти.
– Мы следили. Его патрули осматривали. Несколько раз в день.
– В самом деле? А почему там все заросло лесом? Потому что его несколько раз в день «осматривали»?
– Ну… территория, это конечно… Конечно, территория, это… наша вина, – опустив голову, сокрушенно признался Рыбаков. – Но меры уже приняты, там все почистили. Деревья спилили, траву убрали. Приняли все меры. И дальше там, по периметру. Там тоже. Продолжаем. Чтобы ни сучка, ни задоринки, так сказать. Полная пожарная безопасность.
– Ну да, когда пожар уже случился, можно и о пожарной безопасности позаботиться, – саркастически заметил Гуров.
Не найдя подходящего ответа, Рыбаков лишь тяжко вздохнул.
– У меня есть информация, что на тушение пожара послали неопытных солдат-срочников. Именно это стало причиной гибели одного военнослужащего и госпитализации еще нескольких. Что вы можете сказать об этом? Кто отдал приказ срочникам, чтобы они занимались пожаротушением?
– Приказ? Какой приказ? Что вы! Кто мог отдать такой приказ? – Изумленный и даже немного испуганный взгляд Рыбакова, очевидно, должен был показать собеседнику, что он услышал нечто совершенно невероятное. – Пожаротушением у нас пожарные занимались. Мы сразу вызвали бригаду. Моментально. Как только дым этот увидели, так и вызвали. А срочников… нет. Что вы! Зачем им пожаротушением заниматься?
– Но тот факт, что несколько человек госпитализировано с ожогами и ранениями, вы не будете отрицать? Где еще они могли получить их, как не на этом пожаре?
– Да, госпитализированы, – озабоченно проговорил Рыбаков. – Это я… не отрицаю. Но они ведь сами. Сами туда полезли. Молодые, неопытные. Все им интересно. Услышали взрывы и побежали скорей смотреть. Как дети прямо. Все им кино. Там пламя бушует, здание на куски разваливается, а им хоть бы что. Вот и получилось. В смысле – с рядовым этим. Кто ж знал, что он в самое пекло полезет. Говоришь, говоришь им. А все равно. Молодые, неопытные…
Слушая этот рассказ, Гуров все пытался заглянуть в глаза Рыбакову, но это никак не удавалось. Заведующий хранилищами смотрел то в пол, то в окно, то блуждал мутным взором по стенам кабинета, но ни разу не направил взгляда в сторону полковника.
– Так, значит, военнослужащие полезли под взрывы по собственной инициативе? – с нажимом спросил Лев.
– Именно! Именно по собственной, – оживленно подхватил Рыбаков. – Кто ж их знал. Говоришь им, говоришь. А все равно…
– А как вообще получилось, что там произошли эти взрывы? – озвучил свой главный вопрос Гуров. – Вы ведь сами сейчас сказали, что этот склад решено было освободить от боеприпасов. Что же там могло взрываться?
– То есть как… В смысле… Ну да, – в чрезвычайном замешательстве пробормотал Рыбаков. – Да, решено было… освободить. Но мы… потом… там еще… Туда на время переместили запасы с другого склада, – собравшись наконец с мыслями, проговорил он. – Временно. Пока новые не подвезут.
– В самом деле? Что ж, понятно. Это, наверное, отражено в ведомостях. Я бы хотел посмотреть документы.
– А?
– Документы о перемещении боеприпасов на этот склад, – повысив голос, повторил Лев. – Где я могу их посмотреть?
– Документы? Так это… я… как сказать?.. Документы у начальства. Я не могу… у меня нет полномочий.
– Вы заведуете всеми хранилищами боеприпасов в этой части и у вас нет доступа к документам об их движении? – Всем своим видом Гуров показывал, что несказанно удивлен. – Странно…
– Нет, я… у меня есть доступ. Но… Я не могу… не могу другим показывать, – с усилием выдавливал из себя трудные слова Рыбаков. – Мне нужно… нужен приказ. Разрешение. Сам я не могу.
«Вот оно что, – усмехаясь, подумал Гуров. – Уважаемый Дмитрий Иванович намекает, что он в деле не один и за всех этот воз везти не собирается. Что ж, неглупо. Калачев сделал его крайним без предупреждения, без объявления войны, так сказать. С какой же стати он будет церемониться с вероломным начальником? Если придется обнародовать документы, то пусть дает свою санкцию, не делает вид, что он здесь ни при чем. Но из-за чего же весь сыр-бор, вот что я хотел бы узнать? Что там такое произошло с этими неучтенными боеприпасами? Ведь ничего глобального на этом складе не было, иначе бы здесь действительно только мокрое место осталось, и жертв было бы гораздо больше. Так чего они так трясутся? Только потому, что пару лишних гранат утаили, решив перепродать «налево»?»
– Значит, вам необходимо разрешение, – вслух произнес он. – Что ж, давайте попытаемся его получить. Приказ должен отдать командир части, если я правильно понимаю?
– Да, он, – упавшим голосом проговорил Рыбаков.
– Что для этого нужно? Заявление? Рапорт? Устное обращение? Давайте решим этот вопрос прямо сейчас. Мне нужна информация, и я не планирую дожидаться ее целый месяц. Все документы о движении боеприпасов хранятся в части, мне это известно. Я хотел бы их посмотреть. Если для этого нужно специальное распоряжение командира, мы сейчас пройдем к нему в кабинет и решим этот вопрос. Только и всего.
Гуров говорил четко и уверенно, давая понять, что не собирается больше играть ни в какие игры. Тем временем Рыбаков окончательно потерял кураж. Своим видом он напоминал пойманного в ловушку зверя, ожидающего неминуемой смерти.
– Так что, идем?
– А? – снова невпопад спросил Рыбаков. – Я… не знаю. Может быть, Владимир Григорьевич сейчас занят.
– Ничего, отвлечется. Навряд ли его занятия важнее моих. В вашей части погиб человек, и я намерен досконально разобраться в причинах происшедшего.
Понурив голову, Рыбаков поплелся следом за полковником обратно в кабинет начальника.
До того как решится вопрос с документами о перемещении боеприпасов, получившими вдруг такую сугубую секретность, Гуров не хотел давать своим подопечным возможность пообщаться наедине. Они могли договориться, придумать какую-то новую стратегию действий, в результате которой просмотр документов снова будет отложен, и вся история затянется до бесконечности.
Такой расклад его совершенно не устраивал, поэтому он решил «не слезать» с Рыбакова до тех пор, пока не добьется конкретного результата.
– Владимир Григорьевич у себя? – спросил он, открывая дверь в приемную.
– Да, но…
Удивленное и испуганное выражение на лице секретарши яснее ясного говорило о том, что второй раз его здесь не ждали.
– Нам необходимо уточнить одну деталь. Это займет всего несколько минут. Можем мы войти?
– Я сейчас узнаю.
Поспешно, будто опасаясь, что полковник ворвется в кабинет, не дав ей предупредить любимого начальника, Ирина Константиновна выскочила из-за стола и прошла к двери.
В этот раз она плотно закрыла ее за собой и минут пять вела не слышные в «предбаннике» переговоры, перед тем как выйти и сообщить, что незваные гости могут-таки войти.
Пройдя в кабинет, Лев отметил, что и этого небольшого времени Калачеву вполне хватило для того, чтобы «подготовиться» – всем своим видом тот выражал неподдельное удивление, как бы спрашивая, какого черта этот полицейский снова заявился в его кабинет, поэтому он не стал медлить с ответом и заговорил первым:
– Мы с Дмитрием Ивановичем обсудили основные нюансы дела. В целом мне все понятно, единственный момент, который осталось прояснить, – что за боеприпасы находились на складе в момент пожара. Если я правильно понял, после того как его содержимое было передано на утилизацию, хранилище должно было оставаться пустым. Тем не менее факты свидетельствуют об обратном. Дмитрий Иванович сообщил мне, что на этот склад временно были перенесены боеприпасы из других хранилищ. Я бы хотел изучить документы, подтверждающие это перемещение. Как выяснилось, они представляют особую секретность, и для просмотра необходимо ваше специальное распоряжение. Когда мы сможем его получить?
Эффект этой непродолжительной речи был почти таким же, как само появление полковника в военной части.
Калачев долго молчал, будто утратив дар речи, а его маленькие глазки снова лихорадочно бегали из стороны в сторону, давая понять, что в мозгу командира идет сложная работа по поиску выхода из безвыходной ситуации.
– Видите ли, дело в том, – медленно, как бы в раздумье, начал Калачев, – что сведения об имеющихся в части боеприпасах это действительно закрытая информация. Прежде чем давать разрешение на ее просмотр, я должен… проконсультироваться. Вы ведь понимаете, никому не хочется, как говорится, «попасть под раздачу». Тем более что дело-то, в общем, довольно очевидное, и даже не совсем понятно, для чего вам так необходима информация о том, что именно лежало на том складе. Ведь причина взрывов установлена, это пожар, устроенный безответственным фермером. Зачем же еще…
– Если бы склад после утилизации оставался пустым, никакая причина не привела бы к взрывам просто потому, что взрываться было бы нечему. Но катастрофа случилась, погиб человек. Мне необходимо выяснить, по какой причине и какие именно боеприпасы находились на этом складе. Вы сказали мне, что я могу узнать это у Дмитрия Ивановича. Он говорит, что не может дать такую информацию без вашей специальной санкции. Вы же, в свою очередь, утверждаете, что тоже должны с кем-то проконсультироваться. Сколько времени займут эти консультации?
– Ну… я не знаю… Трудно сказать. Мне нужно будет созвониться…
– Хорошо. Сейчас двенадцать, – взглянув на часы, сказал Гуров. – Думаю, до конца рабочего дня вам вполне хватит времени, чтобы провести любые консультации. Созванивайтесь, договаривайтесь, получайте рекомендации. Завтра утром я надеюсь увидеть необходимые мне документы на столе в кабинете, где мы сейчас общались с Дмитрием Ивановичем. Если их там не будет, я созвонюсь сам и тоже постараюсь получить кое-какие разрешения. Я веду это дело, и моих полномочий совершенно достаточно, чтобы не только изъять ведомости о перемещении боеприпасов, но и опечатать вообще всю документацию, которая имеется в вашей части. Если вместо частичной проверки предпочитаете тотальный аудит, вы будете иметь его в самое ближайшее время. Уж мне-то удастся получить необходимые разрешения. В этом можете не сомневаться.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел из кабинета, оставив изумленных «подельников» переваривать озвученную им информацию.
Лев не сомневался, что изумительная бессодержательность разговоров с командиром части и заведующим складами обусловлена их упорным нежеланием открывать «страшный секрет», откуда же на формально пустом складе появились боеприпасы. И, среди прочего, его очень интересовало, насколько серьезны причины этого нежелания. Если гибель военнослужащего еще можно было списать на действия «безответственного фермера» и обойти вопрос боеприпасов стороной, то угроза тотальной проверки документации уже не позволяла сделать вид, что проблемы не существует.
Хотя он был почти уверен, что не далее чем завтра ему все-таки удастся просмотреть «засекреченные» ведомости, но вместе с тем понимал, что возможен и другой сценарий. Обещанная им проверка не начнется сию минуту, для этого действительно необходимо было получить соответствующие разрешения и отправить людей. Все это займет время, и Калачев может успеть уничтожить или заменить подделками «подозрительные» бумаги, которые могут указать на то, что в части происходят злоупотребления, и тогда все грандиозные «репрессивные меры» закончатся ничем.
Подобное развитие событий тоже могло иметь место и не следовало сбрасывать его со счетов. Но насколько же серьезными должны быть злоупотребления с этими боеприпасами, если командир части не захочет показать ведомости даже под угрозой тотального аудита!
Размышляя о возможных причинах беспримерной скрытности командования, Гуров спустился вниз и уже выходил из здания, когда его нагнал Стрелков.
