скачать книгу бесплатно
Гуров позвонил девушке, когда убедился, что к Ершову не пускают посетителей и что ему запрещено получать передачи. Значит, пытаться встретиться с его дочерью в изоляторе бесполезно.
– Оля, моя фамилия Гуров, – сказал он, услышав голос девушки, тихий и тусклый, похожий на грустный колокольчик. – Я из Москвы, полковник, служу в Главном управлении уголовного розыска. Я хотел бы с вами встретиться и поговорить о вашем отце.
– Из Москвы? – оживилась Оля. – По поводу дела моего отца?
– Именно. Только не надо, чтобы кто-то знал о нашей встрече.
– Почему? – тут же испугалась Оля.
– Все очень просто. Есть подозрения, что против вашего отца фабрикуют дело. Я даже не уверен, что он виновен в смерти Бурмистрова.
– Да? А когда мы встретимся? – Девушка заволновалась, явно почувствовала надежду.
Гуров поморщился. Ему очень не нравилось манипулировать вот такими беззащитными и наивными людьми, но иного выхода у него не имелось. Он просто обязан был уговорить Олю на встречу.
– Когда вы сможете. Например, прямо сейчас. Вы дома?
– Вы знаете, я бы не хотела встречаться дома. А почему мне нельзя приехать к вам в полицию?
«Молодец, девочка! – подумал Гуров. – Так и надо. Очень разумно, потому что ты не знаешь, кого впустишь в свой дом. А настоящему полицейскому нечего скрывать. Не надо пугать Олю, пусть у нее в душе остается надежда. В конце концов, для этого есть определенные основания».
– Конечно, – согласился Гуров. – Вы только никому не говорите, что идете в полицию. Я опасаюсь тех людей, кому выгодно сделать вашего отца виноватым. Жду вас через час в управлении Бобровского района. Зайдите в дежурную часть.
Девушка появилась на пороге кабинета, выделенного Гурову, через тридцать пять минут. Юная, с симпатичными ямочками на щеках и задорными кудряшками, она выглядела светлой и чистой. Гурову показалось кощунственным заводить с этой девчушкой разговор о растлении, о мести ее отца папаше ухажера. Но это часть работы, и ее надо делать. Особенно приятно потом бывает осознавать, что такие вот неприятные беседы, грязные темы, которые приходится обсуждать с чистыми душой людьми, приводят к раскрытию преступления. Не всегда, конечно. Но когда такое случается, то ощущения в душе неописуемые. Как будто светлая часть этого мира победила темную в жесточайшей схватке. А ты был тому помощником.
– Вы Оля Ершова? – спросил Гуров, вставая из-за стола и подходя к девушке.
– Да, – ответил мелодичный голосок. – Мне нужен полковник Гуров.
– Это я. Называйте меня Львом Ивановичем. – Гуров осторожно взял девушку за локоть и провел к стулу напротив своего стола. – Вы никому не рассказали, что идете на встречу со мной в местное управление полиции?
– Нет. – Девушка покачала головой, старательно изучая взглядом лицо собеседника. – А мне вообще-то и рассказывать некому. Все школьные подруги разъехались, а новые – в Самаре. Теперь как-то придется в деканате объясняться за опоздание на занятия. Не представляю, как такое им сказать.
Гуров увидел, как лицо девушки потемнело.
«Наверное, она всю свою жизнь гордилась тем, что ее отец офицер полиции, защитник обиженных, неподкупный страж правопорядка и законности, – подумал Лев Иванович. – А теперь что? Он арестован и находится под следствием по подозрению в убийстве».
– Что же, хорошо, – сказал Гуров. – Я просил вас о встрече, Оля, именно потому, что нам нужно с вами о многом и очень серьезно поговорить. Эта беседа может быть для вас не очень приятной. Все это мерзость и гадость, но разобраться надо, потому что от этого зависит судьба вашего отца.
– Я понимаю. – Оля кивнула, а в ее глазах блеснули первые слезинки.
– Пока не понимаете, – возразил Гуров. – Я хочу добавить, что находился в вашей области с плановой проверкой от министерства. Когда узнал о случившемся, решил задержаться, чтобы разобраться во всем. Честно скажу, что мне все это дело очень не понравилось. Нелепо все как-то выглядит со стороны. Так вы готовы к серьезному разговору, целью которого будет только спасение вашего отца?
– Да, конечно. – Оля закивала головой и полезла в сумочку за бумажной салфеткой.
– Хорошо. Тогда скажите мне, вас еще не вызывали к следователю?
– Нет, а должны?
– Если они тянут именно этот мотив преступления, то вызовут обязательно.
– Какой мотив? – не поняла девушка.
– Вы еще, видимо, не знаете, но следственное управление основным мотивом убийства главы администрации, инкриминируемого вашему отцу, считает личную неприязнь.
– Неприязнь? – Оля сразу испугалась. – Но почему? Из-за чего? Какая такая неприязнь, чтобы из-за нее убивать человека. Да они и не были знакомы. Мы с Матюшкой все думали, как свести друг с другом наших отцов, но постоянно откладывали это.
– Я сейчас вам объясню, Оля, о какого рода неприязни идет речь. Обещайте быть со мной искренней, это очень важно, прежде всего для вашего отца.
– Конечно, – заверила его девушка с еще более испуганным видом. – Мне нечего скрывать от вас.
– Следствие полагает, Оля, что ваш отец хотел отомстить отцу Матвея за то, что этот парень вас совратил.
Оля покачнулась на стуле как от удара по щеке. По лицу девушки пронеслась целая буря эмоций – от страха и стыда до обиды и возмущения. Она несколько раз открывала рот, чтобы что-то сказать, но буквально задыхалась. Ее руки теребили, рвали в клочья бумажные салфетки, а по щекам из широко раскрытых глаз сбегали слезинки.
«Бедненькая! – с сожалением подумал Гуров. – Вот за что ей такие испытания? Хорошенькая, миленькая, какая-то домашняя девочка. Теперь она сидит в полиции и выслушивает такие гадости. А ее отец угодил в изолятор по обвинению в убийстве. Конец, вся жизнь под откос!».
Гуров вздохнул, вышел из-за стола, подхватил второй стул и подсел к девушке.
Говорить он старался тихо, спокойно, даже вкрадчиво, чтобы совсем не перепугать ее:
– Оленька, постарайся меня понять. К сожалению, взрослая жизнь иногда бывает такой. Твой папа имеет очень серьезную и сложную работу, это ты тоже должна учитывать. Из общей беды и выпутываться надо вместе. Она ударила не только по вашей семье, но и по всем честным людям. Будем бороться за твоего папу сообща?
Лев Иванович все рассчитал. Он не просто так перешел на «ты», сознательно говорил уже не «отец», а «папа». Ему нужен был полный контакт с этой девочкой. А откуда ему взяться, если перед ней сидит чужой дядька, который произносит вслух такие жуткие вещи, а отец находится в не менее ужасном положении! Какой уж тут контакт? Не разревелась бы прямо в кабинете эта домашняя девочка, которая с самой большой бедой в жизни, наверное, сталкивалась в детстве, когда испачкала новое платье из-за хулигана, соседского мальчишки.
– Соберись, Оля, – просил Гуров. – Пожалуйста. Мне очень нужна твоя помощь, иначе я не смогу выручить твоего папу. Возьми себя в руки.
– Да, я могу, – с готовностью ответила Оля, шмыгая носом и прикладывая салфетку к глазам. – Я сейчас соберусь.
– Вот и хорошо. – Гуров улыбнулся. – Теперь давай говорить. Я ведь друг твоего отца, хотя лично встречался с ним всего два раза. Я тоже честный человек и не верю в его виновность. Поэтому говори со мной как с другом отца, вашей семьи. Хорошо?
– Хорошо, Лев Иванович. – Оля кивнула, и возле уголков ее нежного ротика появились две жесткие складочки.
«Видимо, характер в девочке все же есть», – решил сыщик.
– Вот и отлично. Тогда скажи мне, Оля, у вас с Матвеем Бурмистровым в самом деле была любовь?
– Почему же была? – кинулась на защиту своего мальчика Оля. – Вы считаете, что после всего этого она должна умереть?
Гуров мягко положил ладонь на локоть девушки.
– Это хорошо, что ты так считаешь, – заверил он. – Так вы любите друг друга? Это у вас серьезно?
– Да, конечно!
– Тогда я еще кое-что спрошу, только ты меня заранее извини, ладно?
Девушка явно догадалась о том, какой это будет вопрос, и вспыхнула, залилась пунцовым цветом от шеи до ушей.
– Вы с ним близки? – строго спросил Гуров. – У вас были интимные отношения?
– Нет, – одними губами ответила Оля и для пущей убедительности замотала головой.
– Вы хотя бы целовались? – Гуров улыбнулся.
– Да, – подтвердила Оля весьма храбро. – Один раз папа нас застал дома, если вас это интересует. Он и в самом деле рассердился немного, даже выпроводил Матюшку.
– Он тебя отругал? Говорил, что тебе еще рано с мальчиками целоваться или что Матвей тебе не пара?
– Вы знаете, мы с ним в тот вечер вообще это не обсуждали. Ходили и дулись друг на друга, а потом постепенно все прошло. Мне даже показалось, что папе стало стыдно. У него был короткий эмоциональный срыв, и он сожалел об этом. Говорят, что родители иногда ревнуют своих детей.
– Вон ты какая взрослая! – похвалил Гуров. – Уже понимаешь, что для одиноких родителей дети – это все, что осталось у них от личной жизни. Они очень беспокоятся, что сын или дочь уйдет, а дальше только одиночество. Да и то, что ты кого-то будешь любить больше своего отца, его тоже могло в какой-то миг сильно огорчить. Хорошо, что ты это понимаешь, Оля. А как Матвей отнесся к этому инциденту?
– Он… – Оля старалась подбирать слова и на какой-то миг замялась. – Да, он огорчился, конечно, но держался по-мужски. Думаю, что Матюша на моего отца не разозлился, все воспринял как надо. С пониманием.
– Значит, твоему папе не за что было мстить отцу Матвея? Или он все-таки решил, что вы переспали?
Оля снова покраснела, опять мужественно справилась со стыдом и сказала:
– Если бы папа так думал, он не стал бы молчать.
– Ладно, Оля. Я все понял, – задумчиво проговорил Гуров. – Теперь нужно побеседовать с твоим Матвеем. Желательно втроем: я, ты и он.
– Думаю, что такой возможности в ближайшее время у вас не будет. Как и у меня.
– Что-то случилось?
– Нет. Просто Матюшу, по-моему, дома так опекают, что с ним нельзя связаться. Я попыталась два дня назад, но по его мобильному телефону мне ответил злой женский голос. Эта особа сказала, чтобы я забыла этот номер и больше не пыталась звонить. Я, конечно, пробовала, но телефон, кажется, отключили. Я никак не могу поговорить с Матюшкой, а идти к нему домой боюсь. А вы можете мне помочь с ним пообщаться? Вы же из полиции!
– Посмотрим, что тут можно сделать, Оля, – пообещал Гуров. – Я подумаю, попытаюсь узнать, какова атмосфера дома у Бурмистровых. Но ты их тоже не суди строго. У них ведь подготовка к похоронам. В семье страшное горе.
Сегодня Гуров впервые сел ужинать с женщинами. Обычно он приходил очень поздно, перекусывал парой бутербродов и валился спать. Мария, зная характер мужа, не приставала с расспросами, а Аленке наскучило с ним флиртовать. Но сегодня они степенно сели за стол в семь вечера.
– Так что? – не утерпела Аленка. – Заканчиваются твои дела в этом Боброве?
– Не могу сказать, – машинально работая вилкой, ответил Гуров. – Тут точно не знаешь, когда и, главное, чем все закончится.
– Все так плохо? – Аленка театрально всплеснула руками. – Я думала, что у вас дело по-другому происходит. Сыщик берет след и идет по нему, пока не вцепится злодею в горло. А потом торжество правосудия.
– Торжество правосудия, Алена, это шоу, всего лишь нравоучительный спектакль, – рассеянно ответил Гуров. – Гораздо важнее поймать преступника за руку, получить неопровержимые доказательства его вины.
– Кстати, о спектакле, – оживилась Мария. – Мы ведь с Аленой вчера видели тебя в кафе «Восток – Запад».
– Я пыталась уверить Машку, что ты любовницу ждешь. – Аленка хихикнула. – А ты общался с мужиком…
– Подожди! – довольно резко осадила подругу Мария. – Знаешь, почему я вспомнила об этой встрече? Для тебя ведь она была очень важна, не так ли? Ведь данный человек в твоем розыске является ключевой фигурой, да?
Гуров перестал есть, медленно поднял голову и посмотрел жене в глаза. Обычно Мария в его дела не лезла. Должно было произойти нечто очень важное, чтобы она изменила своим принципам.
– Да, – спокойно ответил он. – Этот человек – единственный свидетель преступления, если не считать самого обвиняемого.
– Поздравляю! – без улыбки сказала Мария. – Он тебя обманывал, о чем бы вы там ни разговаривали.
– Откуда такая уверенность? Ты его знаешь? Алена с ним знакома? Или вы слышали наш разговор.
– Нет, тут все немного сложнее. – Мария отложила вилку, и промокнула губы салфеткой. – Видишь ли, этот человек хотел казаться тебе убедительным, желал, чтобы ты ему верил, и очень качественно играл свою роль. Я это поняла лишь потому, что актриса. Этот человек тоже наверняка имеет профессиональное актерское образование.
Гуров тоже отложил столовые приборы и откинулся на спинку стула, с интересом глядя на жену. Все-таки судьба послала ему в спутницы жизни изумительную женщину. Столько лет вместе, а Маша не переставала его удивлять.
– Ты уверена? – на всякий случай спросил Гуров.
– Конечно, я ведь профессиональная актриса. Видишь ли, игра в кино и в театре – это две очень большие разницы. В кино всегда можно взять крупным планом лицо героя, глаза, скажем, руки, если хотим показать волнение. В кино актеру необязательно говорить громко и четко. К услугам создателей фильма масса специальных средств, включая и последующую озвучку снятых кадров. С помощью этих методов можно добиться любого эффекта. Но театр!
Мария сделала классическую «мхатовскую» паузу, и Гурову показалось, что сейчас ей очень не хватало в руках веера, а в комнате – рояля. Самое время вписать в текст пьесы музыкальную тему. Желательно с романсом.
– Но театр совсем иной, – продолжала Мария. Это условности во всем, включая и саму сцену, и декорации, и актерскую игру. Это иной мир, выдуманный, совсем не похожий на реальный, но в то же время представляющий собой обнаженные чувства человека, его естество, извлеченное наружу мастерством драматурга.
– Я понял, Маша, – мягко вставил Гуров.
– Так вот, приемы театральной игры весьма специфичны. Это сценическая речь, владение технологиями передачи настроения, глубины чувств. Если ты не слышал, то скажу, что кроме системы Станиславского существует еще одна интересная метода, разработанная Михаилом Чеховым.
– Сын? – тут же спросил Гуров. – Или внук?
– Вообще-то племянник, если ты имеешь в виду Антона Павловича Чехова. Не отвлекайся, пожалуйста. Так вот, Станиславский утверждал, что актер, логически разобрав характер персонажа до мельчайших деталей, сознает его страхи, тревоги, стремления, надежды и цели. Актер находит в себе сходные чувства, пробуждает их, усиливает и стремится прожить на сцене.
– Не верю! – с чувством произнес Гуров известную фразу, приписываемую именно Станиславскому.
Мария пропустила ее мимо ушей и продолжила:
– А вот Михаил Александрович Чехов создал так называемую щадящую систему для актеров. Это несколько иная сценическая методика. Если по системе Станиславского актер проживает свою жизнь вместо персонажа, то Михаил Чехов предлагал проживать жизнь чужую. Актер у него превращается в другого человека – в данный персонаж. Почему я тебе это так подробно рассказываю? Потому что хочу, чтобы ты понял суть игры. Желая показать то или иное состояние души человека, театральный актер использует не только голос, но и руки, положение тела. Эта поза усиливает восприятие образа, сущность данного момента. Важны жестикуляция, движения тела, позы. Все это и демонстрировал перед тобой этот человек в кафе. Он, конечно, не вскакивал со стула и не бегал по помещению, но жестикуляция, мимика, все, что можно было показать сидя, этот субъект прекрасно сыграл.
– Ты уверена? – вздохнув, спросил Гуров. – Для меня крайне важно твое мнение. Мне ведь придется опираться на него при всех своих действиях.
– Если бы не была уверена, то не говорила бы. Выясни, и ты убедишься, что у него актерское образование. Сочетание эмоций в голосе, мимики, движения рук, поз. И, главное, ни одной ошибки.
– Хорошо. Я это обязательно сделаю. Но если ты права, тогда этот человек преступник.
– Это уже твоя забота, сыщик. – Мария засмеялась.
Тут ожил мобильный телефон полковника. Гуров дотянулся до аппарата, лежавшего на краю стола, и посмотрел на номер. Звонил Седов.
– Слушаю, Алексей.
– Лев Иванович, надо встретиться. По телефону не хочу рассказывать.
– Хорошо, приезжай.
Седов, оказывается, звонил уже из машины, сидя в ней около дома Алены. Кажется, капитан быстро набирался опыта, а заодно изучал Гурова. Сейчас он был уверен в том, что полковник не станет ждать доклада до завтра. А еще Гуров не любил мешать служебное и личное, терпеть не мог, чтобы деловые разговоры велись дома.
