скачать книгу бесплатно
* * *
Сейчас я находился в Институте Нейротравм.
Привезли меня сюда уже после того, как в другой больнице стабилизировали после аварии. Моя медицинская карта была толщиной с «Анну Каренину». Несколько реанимаций, большая потеря крови, множество операций. Собранные из кусков кости ног и таза. Удаленные органы брюшной полости. Дырка в черепе, через которую удаляли гематому. И сломанный позвоночник. Вишенкой на торте – кома, потом – год в состоянии овоща.
Кости уже срослись, внутри тела осталось несколько титановых пластин и искусственный бедренный сустав. Повреждения внутренностей требовали пожизненной диеты. А повреждение спинного мозга гарантировало паралич нижней половины тела.
– Эпично! – подвел я итог рассказа о повреждениях.
Девушка спрятала глаза и принялась меня утешать.
– Не надо меня жалеть. Лучше скажи, почему я тут оказался, и кто за меня платит.
– Не знаю. Я думала, родители.
– Родители – это вряд ли, – пробормотал я. – Зовут-то тебя как?
– Юля, – засмущалась медсестра.
– Бенек. В смысле – Андрей, но для тебя – Бенек. Ладно, Юля, зови врача. А после заходи поболтать.
* * *
Вокруг меня началась суета.
Лечащий врач в первую очередь провел опрос, хотел протестировать мою память. Память работала. Он удивлялся. Говорил, что больные в моем состоянии обычно теряют память, часто даже приходится заново учиться говорить и пользоваться ложкой.
Скоро появился седой дядька с глазами убийцы. Если бы я увидел его в Том Мире, решил бы, что он мой собрат-наемник, в старости перешедший на службу городским палачом. Его крупные сильные руки хирурга и холодный взгляд вызывали именно такие ассоциации, и даже добрые морщинки вокруг глаз не меняли впечатления. Он оказался главврачом.
Наконец, я узнал, как оказался в месте, где простого смертного так долго держать не стали бы.
– Институт получил персональный грант на ваше лечение от компании «Московские стройки».
Я только брови поднял – название компании было незнакомо.
– Имя Барановский Владимир Васильевич вам известно?
Я кивнул. Барановская – фамилия Татьяны, моей бывшей любовницы, которая и отправила меня в реанимацию, проехав на красный свет, когда я сидел в ее машине. А Владимир Васильевич – ее отец.
Это было странно.
До аварии он смотрел на меня, как на грязную дворнягу, которую неразумная дочурка привела в дом с помойки. А тут вдруг раскошелился на серьезные расходы. Дорогое лечение, операции, медикаменты, год в состоянии овоща в серьезном медицинском институте – это же не тысячи рублей, и даже не миллионы, скорее – десятки миллионов.
Совесть заела? Серьезно? Совесть у человека, который десятки лет работает на московском рынке недвижимости? Не верю.
Может, это Танька настояла, чтобы меня лечили по высшему разряду? Любовь оказалась настолько прочной, что она готова ждать выздоровления парализованного овоща? Ха-ха. Не верю.
Загадку пришлось отложить до получения новой информации.
Я уточнил степень поврежденности моего организма, ничего нового не сказали. Только добавили, что в любой момент может отказать печень, поджелудочная или последняя почка. И что мне предстоит долгая реабилитация, чтобы научиться хотя бы немного самостоятельно обслуживать себя и пересесть с кровати в кресло-каталку. Звучало это печально.
* * *
Ко мне в палату под любыми поводами приходили медики со всего отделения, я для них был новым развлечением, диковинкой. Еще бы – ни с того ни с сего проснувшийся и заговоривший овощ.
Не удивлюсь, если медсестры теперь будут всем коматозникам совать в рот клубнику, в надежде пробудить еще одного пациента.
Ажиотаж утомлял ужасно.
Медики оставили меня в покое, когда появился холеный мужчина в наглаженном дорогом костюме. Представился адвокатом Барановского.
– Врачи сказали, вы в сознании и способны писать. Прошу вас подписать вот этот документ. А врач заверит.
Адвокат совал мне под руку ручку и распечатанный на стандартных листах договор.
– Что это?
– Это соглашение между вами и Татьяной Барановской об отсутствии претензий.
Адвокат суетился. Он прятал это за снобизмом, но ему очень хотелось, чтобы я подписал бумагу. Для него это было важно. Он пытался обжулить меня, опасался, что если я не подпишу сейчас, когда не в себе, то позже у него будут проблемы.
– Положите на тумбочку. Я прочитаю, когда стану лучше себя чувствовать.
– Но это срочно!
– На тумбочку.
– Владимир Васильевич многое для вас сделал, вы должны помочь ему!
– Помогу. Чуть позже. Не сейчас. Я устал и плохо себя чувствую.
Адвокат ушел.
* * *
В замке Планорт в это время Ланейла проводила военный совет. Присутствовали все бароны марки и прочие близкие к Бенеку, а теперь к его вдове, люди. Их не пришлось специально собирать – они прибыли из своих замков на церемонию сожжения тела маркграфа, и еще не успели разъехаться по домам.
Регентствующая маркграфиня сидела с младенцем на руках. Подданные должны видеть, что они служат сыну покойного господина.
– Король Милоссии прислал мне письмо. Выражает соболезнования, но еще и сомнения в том, что без мужа я способна выполнить наши обещания по защите земель. Я хотела бы услышать ваше мнение по военным вопросам.
Первым высказался магистр Лонгет:
– Из-за ссоры с Гильдией половина магов может испугаться и уехать. Это серьезно ударит по нашей возможности защищать прибрежные земли от набегов пиратов. И в случае войны скажется.
Леран возразил:
– От покойного господина осталось магическое оружие и люди, которые им владеют. Бенек в бойне под Планортом показал нам, как этим оружием можно уничтожить целую армию. В случае войны мы уничтожим любого напавшего. Самим захватывать замки будет сложнее, но и это сможем, при необходимости.
– Сможем, мы многому научились у господина, – подтвердил Булон. – Еще я хочу сказать – созданный господином Бенеком по совету магистра Петора отряд призрачного дозора очень хорошо себя показывает. Мы вовремя заметим любой отряд, позарившийся на наши земли, и уничтожим его.
Лонгет возразил:
– Враги знают о наших прошлых действиях и подготовятся к ним. Надеяться на повторение прошлых успехов нельзя.
Раздался чуть дребезжащий металлом голос мертвого магистра:
– Кроме наследия господина Бенека мы можем применить еще кое-что. Мой господин, Тимос Русский, прислал со мной несколько амулетов, пробивающих гильдейскую защиту разными способами. Московская и Русская марки заключили между собой союз, и мне приказано при нужде использовать это оружие. Любая вражеская армия будет устранена. Но использовать эти амулеты в войне против горцев Южной марки мы не сможем. Мой господин не хочет ссориться с горными баронами. Они – родственники его жены всё же.
– Наши люди тоже не хотели бы воевать против соотечественников, – напомнил Лаверт.
Поговорили еще немного.
Ланейла приняла решение, распустила совет и вышла в личный кабинет, позвав с собой нотариуса.
– Составь письмо королю. Напиши, что я от лица своего сына подтверждаю нашу способность защитить не только свои земли, но и западные графства. В войне с Южной маркой мы участвовать не будем. Но если король даст нашему роду титул герцога и западные земли, мы защитим их от опасности со стороны Алитании. Освободившиеся военные силы король сможет направить на восточную границу. И если кто из наших местных подданных, аристократов, дворян или простого люда, захочет идти на войну с горцами, мы препятствовать не будем. Если же титул герцога мы не получим, мы просто станем ждать. Через несколько лет Алитания не удержится от соблазна и захватит западные графства, а затем мы отобьем их силой из рук алитанского короля. Сомневаюсь, что к тому времени Милоссия еще будет существовать.
Ланейла задумалась, потом добавила:
– Только пусть он свою магическую гильдию на цепь посадит, чтобы и духу их в наших землях не было.
Нотариус поклонился и пошел работать.
Бенек Московский погиб, но дело его продолжалось.
* * *
Вечером я, наконец, смог вздохнуть с облегчением. Медики прекратили паломничество ко мне в палату – у них закончился рабочий день, и они разошлись по домам. Остались только дежурные. На нашем этаже – одна дежурная медсестра. Юля.
Она принесла мне ужин. Тарелку жидкой манной каши. Подняла спинку кровати. Помогла поесть.
Каша показалась необычно вкусной. Не только потому, что это тело давно не ело настоящей пищи. В Том Мире не было сахара, поэтому сейчас сладковатый вкус каши показался мне таким же ярким и насыщенным, как конфета для ребенка.
На десерт было яблоко.
– Вам нужно для пищеварения, – объяснила Юля, протягивая его мне.
Яблоко оказалось ужасным. Безвкусным, без запаха, жестким. Я и забыл уже, каковы бывают яблоки, купленные в супермаркете в неподходящий сезон.
– Зато оно полезное, – утешила меня Юля, когда я поморщился. – Для кишечника.
– Ну, если только для кишечника, – не сдержал я улыбку.
– У вас теперь выбор пищи небогат, – девушка вздохнула. – Много белков нельзя из-за больных почек, сладкого – из-за угрозы диабета, жиров и острого – из-за поджелудочной и печени, и кишечник пострадал… Кашки можно, бульон куриный, фрукты и овощи в меру.
Мне взгрустнулось.
Надо было как-то приводить тело в порядок. Мысли о том, как это сделать, у меня были. Мне нужна ведьма. Ведьма вылечит.
Но откуда взять ведьму на Земле?
Взять неоткуда. Значит – надо ее создать.
У меня было достаточно времени, чтобы обдумать эту тему.
Когда моя душа после смерти попала в чужое тело, я стал некромантом. Сейчас вернулся в собственное тело – и всё равно остался некромантом. Отсюда вывод – магический дар появился, потому что я умирал. Душа попала на изнанку, оттуда – в живое тело, а связь с изнанкой осталась. Вот такая логика.
Значит, если я верну с изнанки и помещу в живое тело чью-то душу, этот человек получит сильный магический дар. Мужчина станет некромантом, женщина – ведьмой.
Звучит просто. А получится или нет – покажет эксперимент.
– Юля, а у вас тут есть еще люди, находящиеся в коме?
– Есть.
– И женщины есть?
– Есть. Две женщины в искусственной коме, одна не пришла в себя после клинической смерти.
– Юля, а ты могла бы мне их показать? Очень нужно.
– Ну что вы, это же запрещено…
– Что запрещено? Ходить в гости к другим больным?
– Вам пока с кровати вставать нельзя. И ходить в гости можно если вас приглашают, а если человек без сознания – это неправильно.
Мы немного поспорили. Девушка отказалась пересаживать меня в каталку и везти в другие палаты. Я не стал настаивать. Успею еще.
Мы почти весь вечер разговаривали о всяком. Юля оказалась одинокой, жила отдельно от родителей, в квартире, доставшейся ей от бабушки, любила книги и романтические комедии, занималась танцами. С ней было легко общаться. И, похоже, я ей нравился, хотя сама она этого еще не понимала.
3. Встречи, переговоры, неожиданности
После завтрака ко мне приехали родители. Им сообщили, что я очнулся, вот и пришли.
Они выглядели усталыми и постаревшими. Мать при виде меня заплакала, отец тоже смахивал слезы с глаз.
Я смотрел на них и не чувствовал близости. Слишком давно их не видел, слишком многое произошло со мной в Том Мире за это время. Да и не был я уже тем Андреем, которого они знали. Хотя бы потому, что присоединил память Бенека, которая изменила мою личность.
Я смотрел на них и видел, что под слезами радости проскальзывают страх и неуверенность. Они уже свыклись с тем, что их сын лежит в больнице, о нем заботятся. Жизнь как-то устоялась. А теперь всё изменится. Сын очнулся. К нему надо приходить. Его могут выписать из больницы. За ним придется ухаживать. Их жизнь станет другой, и эта новая жизнь потребует больших усилий.
Отец почти всё время молчал, мать рассказывала, что у них произошло за время моего отсутствия. Хвалила Владимира Васильевича, который так хорошо обо мне заботился и оплачивал лечение.
Мы пытались изобразить разговор любящих родителей и сына, но получалось это не очень убедительно. Я молчал о том, что было для меня действительно важным. Они не понимали, что мне интересно. Через час я сказал, что устал, и они ушли. Пообещали принести мне мой планшет и телефон.
Когда я остался в одиночестве, вздохнул с облегчением.
Вздохнул и задумался – у всех людей, которых я встретил на Земле, было как бы два выражения лица. Одно – парадное, для показа. И второе, которое проскальзывает в мгновенных движениях мимики, – глубинное, настоящее.
