13 дней и 12 ночей идеального мужа. Проза: юмор и не только

Среди прочих в вагон вошли молодой человек, восемнадцатилетний студент Эдуард Сосновский, и его английский друг (ровесник, приехавший к нему в гости) Фил Маккорник. Они были друзьями по Интернету и одному увлечению (оба скауты), то есть члены молодежного всемирного движения, вроде пионерского. Скаут значит «разведчик», не по-настоящему, а так, по-детски, человек, который должен уметь преодолевать трудности. Фил (когда Эдуарда не было дома, и несмотря на все его предостережения), абсолютно не зная русского языка, упрямо мотался по улицам города поздними вечерами, заходил в магазины, пытаясь делать покупки и смущая продавцов англоязычной речью, а однажды попал даже на местный городской пляж, где вообще заблудился. Когда Сосновский, связавшись с ним по сотовому, нашел его, тот восторженно твердил только одно:

– Гут сафари, вэри интрастинг!

Решив показать Филу еще один город, Эдик надеялся и параллельно удовлетворить исследовательский голод наивного иностранца. Сказал ему перед дорогой по-английски:

– Я тебе такое сафари покажу – всю жизнь вспоминать будешь. Это тебе покруче пирамид ацтеков!

– Что есть такое? Мы опустимся в городской коллектор?

– Зачем в коллектор? Мы поедем в русском поезде.

– Разве поезд есть сафари?

Сосновский загадочно ответил:

– Еще какое! Долго объяснять, на месте все увидишь.

Прощаясь с родственниками, в вагон спешил еще какой-то мужчина. Он наскоро перецеловался со всеми и вдруг, по-детски стеснительно улыбнувшись, сказал:

– В туалет очень хочу, в вокзале забыл.

Но ему хором возразили:

– Давай, давай в вагон, уже времени нет, поедешь и сходишь. С богом!

С богом… Поезд был проходящим и должен был, простояв всего минут пять, тронуться в путь.

Охлопков с женой зашли в вагон. Проводница, открывшая им дверь, пока они взобрались по крутой лестнице, куда-то исчезла, не проверив билеты (наверно, вернулась в свою комнату досыпать, так как ее помятое лицо свидетельствовало о крайней измотанности). В вагоне тихо, пассажиры спали, свет плафонов бледен, но вполне достаточен для передвижения по вагону. Только из какого-то купе временами доносился смачный храп. Александр и Екатерина знали, что у них места в первое по ходу вагона купе, но оно оказалось закрыто. Охлопков осторожно постучал.

– Громче, а то мы так в коридоре ночевать останемся! – сказала с укором жена.

Охлопков стал стучать сильнее. Никто не реагировал ни в этом купе, ни в помещении проводников. На супругов напирали другие вошедшие пассажиры. Кто-то недовольно крикнул:

– Ну неужели вы не можете открыть купе? Где проводник?

«Вот оно, началось…» – пронеслось в голове у Александра. Он с досадой и мольбой посмотрел на дверь проводников, и (о, удача!) дверь открылась, показалась та же лохматая голова проводницы. На ее лице обозначалось презрение. Она секунду смотрела на него похмельными, но очень представительными (примерно как у Валентины Терешковой) глазами.

– У нас места в этом к-купе, – сказал Охлопков, – а нам не открывают.

– И не откроют. Там же люди спят, а на дворе ночь.

– То есть… А мы? Нам где спать?

– Да где хотите, там и спите – вагон полупустой. Найдите купе пустое и отдыхайте. Белье я вам принесу.

– Я что должен по всему вагону дергать двери в поисках свободного купе?

– Да вон пятое свободное, там вообще никого нет.

– Интересно вы рассуждаете, – вступила в разговор «тяжелая артиллерия «Екатерина», уже не надеявшаяся, что муж сможет противостоять такому гиганту железнодорожного сервиса, как эта опытная, заматеревшая в походах женщина. – А если нас «попросят» другие пассажиры, у которых билеты на эти места, мы будем по вагону с простынями бегать?

– Вот именно. – спохватился Охлопков, огорчившись, что опять опоздал с простой логикой.

«Терешкова» нехорошо улыбнулась, она начала просыпаться, разговор ее слегка взбодрил:

– Да после Новосибирска никто и не сядет, все – только на выход. Это я вам гарантирую. Не будем же мы сейчас людей среди ночи поднимать, правда?

– Они, значит, люди, а мы – не люди? – слабеющим голосом агонизировал Охлопков, он уже сдался. – Пойдем Кать, ну только п-попробуйте поднять нас среди ночи!

– Вот теперь правильно рассуждаете. – царственно закончила диалог проводница, поставив жирную точку в споре.

Охлопков униженно согласился, ему уже было почти стыдно, что он ломился в купе, в котором спали люди, стыдно, что задерживает возмущенных пассажиров, которые тоже хотят отдыхать, даже перед уставшим проводником неудобно. Ну что тут, в конце концов, упираться, ну отправили же в пятое купе, да еще пустое. Это даже к лучшему: купе пустое, значит, проводник хочет, чтобы им было лучше, и нет повода для конфликта.

– Саш, а почему мы должны идти в пятое, у нас места в первом. Положила там каких-то блатных, а мы, получается, будем болтаться? – недовольно сказала жена, когда они уже двинулись по вагону.

– В пятом будет даже лучше, там же свободно, – предположил Охлопков.

– А в этом первом вообще только два места, как в СВ, – напомнила Катерина. – Представляешь, как там хорошо? Она, видите ли, не отказала кому-то в просьбе, может, и за взятку положила не на свои места, а мы не можем потребовать даже того, на что имеем законное право. Я ничего не понимаю, – ворчала она. – Надо было настоять, Саша!

Александр помолчал посрамленный и махнул рукой:

– Ай, ладно, ну ее к черту! – но внутри уже запереживал, что не настоял. Сильно запереживал. Однако это его переживание не означало намерение вернуться и продолжить неприятный разговор, скорее наоборот, свидетельствовало об очередной капитуляции. Но если там, в этом пятом купе, будет плохо, если другие пассажиры все же придут на их места? Вулкан возмущения жены затих только на время, его лава прорвется в таком случае, будет очень-очень жарко…

– Что написано на окнах? – спросил Эдуарда Маккорник.

– «Закрыто на зиму».

– Значит, летом их можно открывать?

– Можно.

– А зачем открывать, это же вредно – пыль?..

– Верно, но кондиционеров-то здесь нет.

– Ты меня разыгрываешь?

– Правда, нет.

– Тогда, если кондиционеров нет, почему не откроют, сейчас же не зима, а лето?

– Видишь ли, если откроют, то ночью в вагоне все замерзнут, опять же пыль. А днем не открывают, чтобы потом снова не закрывать. Это же непростой технологический процесс, надо применять специальные ключи и даже физическую силу. А проводниками работают одни женщины. Да и мужики не все смогут их открыть, даже ключами, крепко закрыты, надежно. Все логично.

– Тогда мы умрем от духоты.

– Да нет, что ты, все будет хорошо. Это сейчас тяжело, а когда тронемся, станет легче, в щели обдует.

Фил загрустил. Он никогда не говорил Эдику, что страдает легкой формой клаустрофобии. Но он разведчик, он же скаут, он немножко охотился с зулусами на льва, а значит, сможет выдержать сутки в вагоне этого самого русского поезда.

Лямин с тревогой вошел в темное купе. Увы, на верхних полках спали два пассажира. Кто они, понять невозможно: две горки, укрытые простынями. «Может, это добропорядочные пожилые женщины, или убогие старички», – с надеждой подумал он. Но родившаяся было слабая надежда, мгновенно умерла, потому что сверху прохрипел молодой басок :

– Батя, сколько времени?

Он не успел ничего сказать, как за него ответил сосед:

– Какая тебе, хрен, разница? Нам некуда спешить.

Лямин расстроился. Самые худшие его предположения оправдывались. Поездка будет напряженной и придется потерпеть… Он включил малый свет над нижней полкой, осмотрел купе и с неудовольствием отметил еще одну деталь: в нише над дверью молодые люди уложили целую груду каких-то изделий, похожих на комплектующие к автомобилю. В голове полыхнула страшная догадка: «Дикари-челноки! Значит, есть деньги, нет совести, и завтра будет пьянка…»

В купе к Охлопкову и его жене вдруг зашла «Терешкова»:

– Ну вот видите, я же говорила, что купе пустое. И зачем так скандалить?

– Надо, чтобы все было правильно, согласно купленным билетам, а не как придется – наперекосяк, – с раздражением огрызнулась Екатерина. – Каждый на своем месте должен правильно обязанности выполнять, тогда и бардака не будет в стране!

– Ой, ну вы прям смешные вещи говорите, женщина, – ухмыльнулась проводница. – Можно подумать, вы на своем месте все идеально делаете. Белье брать будете?

– Ага, без белья на голых полках ляжем! – продолжила в том же тоне жена Охлопкова.

Саше стало опять стыдно:

– Кать, ну что ты, в самом деле! Человеку положено задать этот вопрос, она и задает.

– Всегда бы делали, как положено, так в России давно бы все по-другому было.

– Давайте тут без политики. Вот два комплекта, с вас шестьдесят рублей.

– За что только деньги дерут!

– Катя!

– А ты помолчи, ты все что мог, уже высказал. Теперь моя очередь.

Проводница больше ничего не стала говорить, положила белье, приняла деньги и, демонстративно хмыкнув, удалилась, не прикрыв за собой дверь.

– Вот хамье, даже дверь не закрыла. Ну во всем хамство! Саша, закрой дверь. По коридору, вон, шастают, а нам стелиться надо.

Саша стал закрывать дверь, дверь не сдвинулась с места, навалился всем телом, не подалась, как будто приросла к полу. Охлопкова постигла страшная догадка, почему их пятое купе оставалось пустым и, возможно, почему те инкогнито, в билетах у которых было это самое купе, уговорили проводницу переселиться в другое. С досады он изо всех сил «деранул» ручку так, что сорвал себе плечо и от боли едва не закричал. Тогда дверь все же закрылась. Ощущение было такое, что она волочится по голому полу, не попадая в конструктивно предусмотренный внизу металлический паз-рельс. Он повернул ручку, установив замок, и тихо сказал убитым голосом:

– Кажется, в этом купе сломана дверь.

– Чего и следовало ожидать, – холодно подытожила жена и принялась стелить себе постель. – Когда я пойду в туалет, то разбужу тебя, чтобы открыл дверь, а когда вернусь, чтобы закрыл, и так всю оставшуюся ночь, и все утро, и до самого дома.

– Да ладно, чего там, встану. Просто надо немного на нее надавить…

– Ага, надави-надави. Лучше бы на проводницу надавил.

Охлопков стянул с себя рубашку и прислушался. В этот момент кто-то вежливо прошагал по коридору, но его остановила, судя по низкому грудному голосу, та же проводница:

– Мужчина, вы куда?

– В туалет.

– Какой туалет, мужчина, вы что? Мы в санитарной зоне.

– А когда она закончится?

– Туалет закрывается за двадцать минут до каждой станции и на двадцать минут после. Понятно?

– Понятно. Так я что, по часам отслеживать их должен?

– Как хотите. Между прочим, в других поездах санитарные зоны объявляют за час. Мы еще, мужчина, по-божески!

Маккорник в соседнем купе спросил Сосновского:

– Человек хочет сходить в туалет?

– Да.

– А его не пускают?

– Да.

– Почему?

– Мы в санитарной зоне.

– А что такое санитарная зона?

– Я тебе завтра расскажу, точнее сказать, покажу.

– Санитарную зону можно увидеть?

– Еще как. Спи, скоро обдует помаленьку.

– Эдик, я могу упасть, высоко…

– А ты вспомни, как в Африке спал на дереве. Ты же не упал?

– Нет.

– Ну, вот и все, спи. У нас завтра трудный день.

– Почему трудный, мы же просто едем?

– Потому что едем, потому и трудный.

* * *

Утро было прохладным, и хотя прохлада эта летняя, июльская, бархатная, за счет того, что вагон мчится ночью и ранним утром с большей скоростью (его аж швыряет из стороны в сторону, а иногда он просто подпрыгивает, как норовистый необъезженный мустанг), в нем начинает гулять, как и пообещал Сосновский своему иностранному спутнику, чувствительный ветерок.

Охлопков в своем злосчастном купе вообще проснулся от лютого холода. Здесь бушевал настоящий торнадо. Он быстро глянул на супругу, но она лежала неподвижно, отвернувшись к стенке, укрывшись с головой теплым одеялом.

– Кать, – негромко, виноватым голосом позвал он.

В ответ получил молчание. Подумал: «Спит». Но решил опять обратиться к жене:

– Кать…

– Что? – вдруг раздраженно, бодрым голосом, не поворачивая головы, отозвалась она.

– Тебе холодно?

– Ничего, обойдется.

– А мне холодно.

– Укройся лучше.

– Мне кажется, это от окна несет.

– Мне тоже так кажется часа как четыре уже.

– Ты не спала все это время?

– А ты считаешь возможным спать в таких условиях? Хотя о чем я говорю, ты-то способен спать в любых условиях.

Александр, вздохнув, встал, направился к окну. Когда он приподнял кожаную шторку, то увидел причину холода. Окно было приоткрыто, и щель составляла примерно сантиметров пятнадцать-двадцать. Он попробовал окно закрыть, но ничего не смог поделать – оно «прикипело» крепко.

– Кать, тут окно приоткрыто, не заметили сразу. Может, ты переляжешь на мое место?

– Никуда я не пойду, я укрылась, все нормально, ложись спать.

Охлопков разозлился на все происходящее и вдруг изо всех сил, так же как на дверь, навалился всей мощью на окно, давя его вверх. Раздался треск, в глаза полетели древесная пыль и пятидесятилетняя сажа. На мгновение он даже глаза закрыл. Когда все рассеялось, обнаружил в руках у себя отломленный фрагмент в виде деревянного ободка, окаймляющего стекло, вместе с металлической ручкой на нем.

– Кто тут и что мог делать? – с досадой вздохнул он.

– Теперь это уже неважно, – ехидно сквозь зубы сказала Екатерина. – Главное, что в купе холодно, дверь не работает, и что ты сломал окно. Все прекрасно, нас ждет потрясающее путешествие!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.