скачать книгу бесплатно
Жизнь всегда в объятиях смерти
Леонард Вест
Психолог из полицейского участка Ник Мюррей в профессиональной жизни испытал разное: были там как победы, так и тяжелые поражения, когда по его вине погибли люди. И когда, казалось бы, жизнь снова поворачивается к нему светлой стороной, за Ником и его женой кто-то устанавливает слежку. Он борется, пытаясь предотвратить неминуемую гибель, но смерть подкрадывается с неожиданной стороны…
Леонард Вест
Жизнь всегда в объятиях смерти
Зуе, чья любовь греет
Автор
ОСНОВАНО НА РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ
Глава первая
Говорят, будто перед смертью вы видите всю жизнь, пролетающую перед глазами со скоростью реактивного самолета…
Вранье!
Спросите, откуда я это знаю? На меня направлено дуло пистолета. Китайский. Но китайский ничем не хуже немецкого, английского или еще черт знает какого. Когда дело касается вышибания мозгов, что у тебя за пушка не имеет особого значения. Главное – пушка стреляет.
Ствол дрожит в руках Марка и дуло перед моими глазами ходит ходуном, как маятник. Вся соль в том, что я ни капельки не сомневаюсь, что сукин сын выстрелит мне в лоб. Тогда почему пред глазами не проносятся десять тысяч дней моей жизни? Не знаю. Быть может, моя жизнь – работа, и меня не пробирает на ностальгию? Наверняка даже Зигмунд Фрейд встал бы в тупик, услышав мой ответ.
С другой стороны, раз на раз не приходится. Может быть, я просто не хочу вспоминать чертову работу? Возможно. Работа сделала из меня того, кем я стал. Правда и жизней эта работа спасла много…
Лоб Марка покрыт слоем пота. Неожиданно для нас обоих дуло пистолета – теплое, как ни странно – утыкается мне немного выше носа.
– Вспоминай свою жизнь, ублюдок! – хрипит Марк.
Быть может после этих слов я по-настоящему начинаю осознавать, что мне крышка. Парень не шутит, это у него в глазах жалость и страх, а в голове бешенство и жестокость. Что сказать, он наверняка обрадуется тому, что я скоро…
Когда Марк уже готов выстрелить, я начинаю вспоминать всех, кому помог. Я вспоминаю не жизнь, а то, чем в ней занимался.
Что-то ненормально все это. Так говорила моя первая жена Кларисса, когда я уезжал на вызов в три ночи.
Что-то ненормально все это…
Глава вторая
Когда я был маленьким и ходил пешком под стол, у меня на глазах изнасиловали старшую сестру. Изнасиловал отчим. Увы, я ничем помешать этому чудовищу не смог. Мне стукнуло всего девять лет. Многое ли мы способны сделать в девять лет? Звали моего отчима Джеймс. После первого изнасилования он пять лет издевался над сестрой, пока она не выдержала и не повесилась на перекладине в амбаре.
Нашел ее я.
– Джули, пойдем домой, – пищал я, дергая ее за окоченевшие пальцы ног. Мне казалось, она играет в молчанку.
Отчим сослался на то, что моя сестренка была не уравновешена и замкнута. Копы поверили ведущему фермеру округи, ни в чем преступном не замеченном, всегда бывшим готовым прийти к соседям на помощь в случае чего. Если бы кто-то из наших тогдашних соседей загорелся бы, мой отчим был бы первым, кто кинулся бы в дом, спасать детишек этих кретинов. Он мог казаться самой святостью…
То, что моя сестренка была замкнутой и не уравновешенной подтвердили и ее одноклассники, и психолог в школе. Маленькому мальчику никто верить не хотел и не стал…
Когда мне исполнилось десять или около того, я поклялся, что буду заниматься искоренением всех извергов, наподобие моего отчима. Через пять лет я понял одно – искоренение насилия – задача маниакальных маньяков, буйно помешенных на убийстве насильников, но не моя. Вспоминая сестру, я решился посвятить себя психиатрии, чтобы такие девочки, как Джулия не умирали в амбарах, не срывались с крыш небоскребов, не прыгали с мостов…
Отучившись в Академии и в университете, по специальности психиатрия, я пришел на работу в участок Рэд Лэйка.
Поначалу, пока я притирался к коллективу, а коллектив притирался ко мне, работать было тяжело. Недельки через две бесцельного прозябания за столом и просмотра матчей по бейсболу, мне подвернулся первый реальный случай в практике. Штатный психиатр заболел похмельем, меня вызвали его подменить.
Вызов был не таким удачным, как мне показалось. Никогда до того у меня не было ни одного нормального вызова. Сплошь дерьмо! Говорят, наш мир прекрасен. Возможно. Но, когда ты каждый день видишь его изнанку – красота исчезает.
– Ник, там девица на крыше, – прокричал мне Зик – один из детективов. – Если уболтаешь ее не прыгать, с меня пиво! – он улыбнулся.
Я протянул в его сторону руку и показал средний палец.
Взяв куртку, выскочил на улицу. Погода стояла хорошая.
Сев в патрульный автомобиль, попытался расслабиться. Волноваться не следовало. Особенно вредно волнение перед встречей с «клиентом». (Клиентами мы называли на профессиональном сленге всех, кому требовалась помощь штатного психолога.) На первом вызове я не мог избавиться от мондража в ногах и руках а еще от урчания в желудке.
– Что мы имеем? – прокричал я водителю-патрульному, перекрикивая рев двигателя.
– Что?
– Что там случилось? С девушкой!
– А! Не знаю, сэр! Скоро приедем! Узнаете!
Узнаете? Кретин! Тогда я подумал именно так. За каким чертом мне узнавать все от «клиента»? Это бред! Психиатр такой низкой квалификации, каковой располагал я, должен знать заранее хоть что-то. Увы, в наше время все пошло наперекосяк, иначе и не скажешь… Все стало фрагментироваться, все стало отпочковываться одно от другого, так что люди, работающие в одном и том же отделении, в одной и той же области, не понимают, что делают соседи и не стремятся это «что» понимать… В участке всем было наплевать, чем занимался я или тот, кто был выше меня по положению. Таковы дела и с этим мы ничего не в силах поделать. Патрульный не знал ничего о девушке, решившей покончить с собой лишь по одной причине – ему все равно.
Мы остановились возле огромного черного монстра-небоскреба, поблескивавшего в лучах солнца. Поначалу, только переехав в город, после метания по провинции, я боялся этих исполинов, готовых тебя сожрать, но, со временем, привык. Ко всему привыкаешь.
Вестибюль оказался забит репортерами, жадными до сенсации, крови, мозгов и мяса – то есть ко всему, что остается от людей, падающих со сто сорокового этажа. Были среди репортеров с фото и видеокамерами и копы. Человек десять. Они занимались тем, что пытались перекричать толпу журналистов. Безрезультатно.
Я показал удостоверение одному из полицейских и прошел к лифту.
Оказавшись на самом верхнем этаже железобетонного Олимпа, я ощутил в воздухе напряжение. Возможно, изменение каких-нибудь полей или еще какая хрень, не знаю. Просто я почувствовал, что окружающая меня обстановка изменилась. По сравнению с тем, что творилось в вестибюле, на самом верху, царствовала тишина. Как в гробу. Когда мне на плечо легла тяжелая рука, я едва не умер от разрыва аорты, спровоцированного испугом.
– Ты спец, которого прислали копы? – спросил мужчина в гражданском.
– Да.
– Я провожу тебя к месту.
Я поплелся за ним, не понимая, почему мы, черт возьми, едва ползем? Мы шли, если это слово подходит, со скоростью улитки, опаздывающей на Рождественский ужин…
– Мы можем прибавить ходу? – спросил я.
– Ты куда-то спешишь?
– Что? Вы в своем уме?!
Тогда я еще называл придурков на «вы».
– В своем, – ответил гражданский. – У меня еще смена впереди. Мне по этажам весь день ходить. А ты хочешь, чтобы я тут бегал из-за какой-то там шлюхи, которой взбрело в голову покончить с собой?
В тот момент я впервые пожалел, что мне не выдали оружие. Имей я тогда с собой ствол, я бы с радостью прикончил бы борова, который шел впереди.
– Могу я узнать ваше имя? – спросил я.
– Ивар Шустер, – ответил лифтер. – Ваши ребята уже спрашивали меня обо всем.
– Тогда ждите повестки, господин Шустер.
– Чего?
– Повестки, – вновь сказал я, наслаждаясь ошарашенностью Шустера. – Вы ведь не заметили девушку, которая пробралась сюда, минуя технические помещения?
– Нет, не заметил… Но…
– Это было первое. Второе – вы препятствуете мне в проведении спец операции.
– Ничему я не препятствую!
– Вы оскорбили в моем присутствии пострадавшую, – добил я техника. Он начал запинаться, что-то брюзжать. Вопить.
– Ведите, быстро, – скомандовал я.
Ивар открыл дверь и от яркого солнца мне пришлось зажмуриться. Поначалу я не увидел никого и вздрогнул, когда дверь за спиной захлопнулась, а мистер Шустер побежал увольняться. Глаза привыкли к свету полуденного, но не слишком жаркого сентябрьского солнца, и я увидел ее.
Девушка смотрела на меня в оба голубых глаза. Глаза блестели от слез, как и щеки. Лицо, искаженное гримасой ненависти, теряло всю прелесть юности и красоту. От волнения у меня на миг свело желудок. А может то было не волнение, а ответственность. Ведь, она посмотрела на меня и ее глаза увидели во мне надежду. Надежду, что у меня получится ее отговорить. Она возложила ответственность за себя на мои плечи. Наверное, эта самая ответственность должна была бы меня придавить к земле своей тяжестью, но нет, она, наоборот, придала сил и сделала крылья, благодаря которым уверенность в себе взлетела до небес.
– Привет, – сказал я.
Сделав в сторону девушки пару шагов, я застыл. Дальше идти или делать какие-либо иные резкие движения опасно не для моей, а для жизни клиента. Где гарантия того, что девушка, с любопытством, злобой, надеждой и слабой ненавистью взиравшая на меня, не спрыгнет с парапета, едва я сделаю еще шаг? Таких гарантий нам никогда никто не дает.
Уроды из моего отдела не снабдили меня никакой информацией, так что я не знал имени девушки. Первое, что нужно знать в том месте, в каком очутился я, рядом с самоубийцей, это имя.
– Стой где стоишь, козел! – крикнула мне девушка.
– Грубо, – сказал я.
– Мне плевать!
Грубость и агрессия сняли с лица девушки маску и вернули девушке настоящую красоту. Ей на вид было не больше семнадцати. Наша психика такова, что в ней прочно укоренились архетипы и стереотипы. Когда мы видим – девушка на крыше (как вариант, с таблетками в руке, в ванной с лезвием, в петле на кухне) и ей лет столько же сколько было и вам лет эдак надцать назад, то вы на автомате думаете, что она решила покончить с собой из-за парня, читай – неразделенной любви. Такие рассуждения, которые частенько приводятся в статьях и учебниках по психологии, лишний раз подтверждают, как же узок человеческий ум. Приметив одну, наиболее распространённую причину мы стремимся всегда под нее подмести все случаи, с которыми сталкиваемся на практике…
– Что у тебя стряслось? – спросил я.
– Не твоего ума дело, козел!
– Меня зовут Ник, а тебя?
– Вали отсюда, Ник!
– Давай так, я свалю отсюда только тогда, когда с тобой поговорю, идет?
– Че умный, да?
– Не, не угадала, – улыбнулся я. – Гений!
– Высоко же ты забрался, раз считаешь, что ты чертов гений.
– Ты тоже не низко летаешь.
– А, хрень это все!
– В каком смысле?
– Задолбало это все меня! Понял, в каком смысле, гений хренов?!
– Лифты не работают, я устал подниматься сюда, можно сесть с тобой рядышком?
Признаю, это была слабая попытка втереться в доверие.
– Ты меня за дуру принимаешь?
– Нет такого гения, который принимал бы людей за равных себе.
– Че ты тут задвигаешь, придурок?
– Это от усталости, извини.
– Да на кой хрен ты мне нужен, чтобы я принимала твои извинения! Вали!
– Боюсь, я не смогу спуститься. В смысле, сам.
– Хорош трепаться!
– Так могу я сесть?
– Нет! Стой, сука, где стоишь!
– Как тебя зовут?
– Повторяю – НЕ ТВОЕГО СОБАЧЬЕГО УМА ДЕЛО!
– Хочешь я угадаю твое имя?
Я приметил небольшой желтый бейдж с черными буквами, торчавший из кармана джинсовой куртки девушки. Там было написано «Лайла».
– Рискни, идиот!
– Лайла.
