скачать книгу бесплатно
С фермы домой вернулись, а там на кухне женщина хозяйничает. Немолодая, если бы я не знал, что домоправительница, то подумал бы – мама Васина. Строгая. Посмотрела на меня не то чтобы сердито, но и не ласково. Ничего не сказала. Сразу стала с Василием про домашние дела, все больше про еду, ругалась, что он ничего не ест. А Васька оправдывался. А она свое:
– Опять весь диван в крошках, крекеры жевал, а ужинать не стал. Запеканка прокисла. Я для кого готовлю?
– Да ели мы вчера после бани, – отбивается Василий.
– Видела я, что вы там… А сейчас что? Грязные такие почему? – Это она меня обозрела.
– Мы машину выталкивали у элеватора. Олег там застрял, – отвечает Вася и улыбается, как будто про веселый день рождения рассказывает. Да и мне смешно, как вспомнил…
– Олег, значит? – снова сверлит меня взглядом домоправительница.
– Я же не познакомил вас! Марья Ивановна – это Олег, мой друг. Олег, а это Марья Ивановна – хозяйка всего дома.
– Вот скажешь тоже, Андреич, “хозяйка” , – отмахивается она. – Я у тебя на жаловании.
– Нет, вы тут домоправительница, а жалование само собой, – не уступает Вася. Вот дотошный же человек!
– Здравствуйте, Мария Ивановна, – говорю я. А что еще скажешь.
– Здравствуйте, Олег, – кивает вроде уже более милостиво. – А что же вы в мазуте?
– А это мы на ферме, – еще шире улыбается Вася. Улыбка у него улетная, я просто плавлюсь от неё. Соображать перестаю. Что же это такое за напасть? – Олег линию починил.
О чем он? Какую линию? Про трактор, что ли?
– Ну, если на ферме, то ладно. Раздевайтесь оба, одежду вашу надо спасать. Я приготовлю домашнее, вам, Олег, должно подойти, вы с Василием одного роста.
– Пойдем в душ, – тянет меня Вася. Непонятно, зачем ему – он вообще не пачкался, только смотрел на мои тракторные манипуляции. Но иду, конечно. В ванной он сразу дверь на защелку, сгреб меня, как медведь.
– Олег, – шепчет, – Олег…
И больше ничего. Только имя. И целует. Одежду стаскивает. Я поплыл сразу. Хочу его так, что разрывает. И не в рот чтобы, а взять, войти в него. И знаю, что нельзя так сразу. Подготовить надо. Но аж трясет, как хочу. К стене привалился, дышать не могу. А он уже и рубашку с меня стянул, и ремень распустил. Руками под футболкой шарит беспорядочно. На колени опускается. Забирает меня в рот. Ах ты б…ять… целует как.
– А-а-а-а-а… Вася… – только и могу стонать.
Хоть бы воду пустил, ведь услышит Марья Ивановна, как я кричу. А подкатывает необратимо. Голова кружится, сердце бухает, кровь в ушах шумит, свет пеленой застилает. Ничего не чувствую, только Васины губы. И кончаю с болью и желанием войти в него глубоко. Отдаюсь, а уже снова хочу. Как будто всего день нам дан перед концом света. Сутки на любовь…
Мысли о душе
Василий
А разве в сутки любовь уместишь? Для неё жизни не хватит. Только время начинает нестись так, что не удержать. Вот вроде только встретились, а уже и вместе, кажется, долго – всю жизнь.
После душа мы в спальню пошли, в кровать упали и… Не сказать, чтобы это для тела было. Нет, конечно, и для тела тоже. Я, может, что и не так делал, но Олега про это не спрашивал. А он и не жаловался. Тепло нам стало вместе, даже горячо.
Вот я его трогаю, ладонью касаюсь, а кажется, что душой сплелся. Как это может быть? Аристарх, настоятель наш в сельской церкви, любит вот это – про душу. Я над ним, грешным делом, подсмеивался. Человеку рабочему, который от земли живет, от трудов своих – некогда особо заморачиваться высокодуховным. Мы с Аленкой остались одни, когда отцу машину конкуренты взорвали, а мать на месте и умерла, как узнала. По телевизору увидела в новостях, так и упала. Аленке было три года, а мне девятнадцать. И начались наши с ней мытарства. Бизнес отцовский у нас добрые люди отжали. Аленку хотели дальние родственники забрать, но это я не дал. Куда же еще и ее? И так у меня никого не осталось. Начал жить в предлагаемых обстоятельствах.
Друг был у отца, а у друга поговорка любимая: "Родина других вариантов не предлагает". Так мне и сказал. И стал я у него на подхвате. Мать хотела, чтобы я на врача выучился, я и сам хотел, а стал ворошиловским стрелком… Про медицинский забыл.
Ничего, справились, потом и долю в деле получил, через время свое открыл. Живу. Аленка у меня ни в чем не нуждается, и от себя я её не отпускаю. Всего и живем врозь, как я в Ольховку на ферму переселился. Тут сестра, конечно, взбунтовалась, из города переезжать отказалась наотрез. Можно понять ее. Но лучше бы, как и раньше, при мне была… Обеспокоился я о ней сейчас, ведь с вчера не звонил. Пойти набрать потихоньку, пока Олег уснул.
Вот смотрю на него – спит в моей кровати. Чудно… Дышит ровно, в запястье вон пульс бьется в жилке, вены прямо под кожей, хорошо видны. И губами я его пульс слышу…
– Вася, ты чего?
Разбудил.
– Ничего… Уснул ты хорошо, я смотрел.
– Иди ко мне, – обнимает Олег. Это, наверно, у нас считается нежно. Тянет на себя, губами мои губы находит. Лежим мы голые, как в раю. А Марья Ивановна права насчет роста – если нас сложить лицом друг к другу, то как раз пахом и докоснемся. Удобно прижиматься и еще, и еще… Вот уже наливается и твердеет, у Олега уже встал, и у меня тоже. И снова рукоблудие взаимное. М-м-м-м-м… Хорошо… Зае…ись, как же хорошо! Сжимает он меня, и гладит, и раскрывает, пальцем большим по головке водит.
– Я кончу так… – шепчу ему.
– Я знаю, – целует меня он. И привычно уже языком рот мой трахает. И рукой дрочит быстро. Не дает опомниться… Тут и все, в руку ему отдаюсь, кончаю.
Что же он такой улетный? Это мы так до вечера в кровати проваляемся. Да и хорошо. Пусть. Ни о чем думать не хочу… а нет… Аленке надо позвонить. Ну, потом, попозже. Сейчас хочу я прижаться тесно и лежать так. Врасти в Олега душой. Видно, прав Аристарх.
– Вася?
– М-м-м?
– Ты вроде загрустил? Или устал?
– Нет.
– А что тогда? – В голосе у Олега тревога. – О чем задумался?
– А смеяться не станешь? – Вихры его спутанные разбираю. Цветом они, как спелая пшеница. Брови большими пальцами обвожу, уши прихватываю. Нравится мне его трогать везде.
– Почему это я должен над тобой смеяться? – почти обижается Олег.
– Потому, что думаю ерунду всякую.
– Расскажи…
– Не знаю… не привык я рассказывать про такое. И думать не привык. Нет, лучше потом… когда-нибудь тебе расскажу.
– А не забудешь? – заглядывает в глаза, смотрит долго.
– Не забуду. Аленке хочу позвонить, вот что, – перевожу я на другое, понятное мне. – Беспокойно что-то мне, как она там.
– Младшая чудит? – Олег отводит глаза, откатывается на другой конец кровати, ложится на живот, подушку под себя подгребает, подбородком в неё утыкается.
– Ну да, случается, а тут еще поцапались мы из-за Матильды. Аленка мышей не любит. – Под подушкой по привычке шарю, но смарта там нет. – Телефон я на кухне оставил. Схожу.
– Вот прямо так? – Олег меряет меня взглядом. – Марья Ивановна не испугается? Или она привыкла?
– Что значит “привыкла”?
– К гостям, перед которыми ты голый расхаживаешь.
До меня не сразу и доходит, что он сердится. Напрягся. И что я такого сказал? Может быть, обиделся Олег, что я отвлекаюсь, думаю о постороннем, когда он тут рядом? Но за Алену я правда тревожусь.
– Я только спрошу, как дела у неё, – оправдываюсь, и выходит по-дурацки.
– Спрашивай, я разве против? – Олег положения не меняет.
– Ну чего ты? – Опять ложусь к нему, обнимаю за плечи, губами прижимаюсь к шее под затылком. Олег вздрагивает, вдыхает коротко, волной по телу у него проходит дрожь. Я прикусываю там, где целовал. Он разворачивается, обхватывает меня. К себе прижимает. Малахольный и есть. Между поцелуями в губы ему говорю невнятно:
– Потом я Алене позвоню…
Молчать нельзя говорить
Олег
И снова я момент тот упустил, когда можно было сказать. Страх, что ли? Вроде и не виноват я. Если разобраться, то ничего про Василия не знал, пока с Аленой не познакомился.
Вот так уговариваю себя между провалами в райские игры. Время в них растягивается, перестаешь его ощущать правильно. Потому что сначала горячка безумная, потом разрядка полуобморочная и сон. И забываешь, день ли сейчас или вечер. Где там признания устраивать! Не до них.
Но вот когда Вася сестре звонить собрался, меня крепко накрыло. И ведь он думает неправильно, про то, что я от Аленки его к себе перетягиваю, не хочу чтобы он ей звонил. А этого нет и в помине! То есть да, конечно, я не хочу, чтобы он ей звонил, но по другой причине: выйдет вся наша история наружу. Вася ни Аленку, ни меня не помилует.
Надо сказать ему как можно скорее, но помягче, не в лоб. Вася человек конкретный, из того, что Алена о нем рассказывала, я могу представить – мало нам с ней не покажется. Но если по-честному признаться, все как есть рассказать…
Да когда же тут рассказывать, когда он снова лег ко мне, со спины обхватил, прижался.
– Аленке потом позвоню, – шепчет.
Вот когда и как он всему этому выучился? Или тут и учиться не надо, просто идеально подходим друг другу? Все шипы в пазы входят – так бы плотник сказал. Как будто некто подогнал нас создавая, чтобы раз соединив не отодрать было.
Вася дышит в затылок, от одного этого мурашки в пальцах, а змейкой по позвоночнику возбуждение. Прямиком в пах, и все – уже встает частыми толчками. Что ты будешь делать с этим? Ведь только наигрались, вроде все, что могли, отдали и что не могли – тоже. Но Вася не к этому стремится, оказывается.
Он руку мою нашел и странно так ладони наши соединил. Как будто мерил, насколько пальцы одинаковые. У него немного длиннее, но не заметно. Вот прижался, а потом легко по моей ладони стал водить. Я до стона от этого завелся. А Вася затылок мне целует, в ухо дышит горячо. Всем телом прижимается, грудью к спине крепко. И пахом, и твердым членом к тому месту, куда я до обморока хотел бы, чтобы он вошел. Никогда со мной такого не было. Я точно знал свои предпочтения – и чтобы меня кто-то трахнул? Да в жизни такого не было! Даже в самый первый раз и то именно я был сверху, несмотря на то, что партнер мой оказался в два раза старше. А тут размяк, как теленок. Вот что хочет Вася, то пусть и делает со мной – лишь бы делал. Умения у него мало, зато и расчетливости никакой. Искушенности ноль, зато и не сторожится ничего – что хочет, что самому ему нравится, то и вытворяет. От рук его, прикосновений с ума схожу. Ведь просто гладит, а так… Руку на член кладет, теперь в его ладони мой конец, мокрый и с оттяжкой судорожно подрагивающий. А содрогание каждое во всем теле отдается, каждой клеткой чувствую и кричу: “Вася, возьми меня, или помру сейчас…” Но вслух не смею. И только стоны…
Нет, не знает он, невозможно сразу. Член мой огнем горит у него в кулаке, яйца поджались и ломит их от напряжения. Но я внутрь Васю хочу, так ни с одной женщиной не будет. И с верхним тоже. Только внизу.
Я только рассказы про это слышал, а сам… бл..ть… Васенька, родной, что ж ты делаешь? Дрочит он меня – я теку рекой. А кончить нечем, мало времени прошло. Исхожу от каменного стояка. Матерюсь и чуть не плачу. Вася меня поворачивает и сразу раскладывает, головой ко мне между ног пристраивается без промедления. Бедра гладит и сжимает. Снаружи, внутри. Дурею от этого. Целует жарко, вылизывает. И снизу, и сверху, и вдоль, и по кругу, в рот забирает, сосет. Тут меня, наконец, с тормозов срывает.
Спермы три капли, а колбасит так, как будто я в первый раз после месячного воздержания. И успокоиться не могу, чуть не плачу… Как Васе сказать, чего хочу? Да и сил нет. В нирвану улетаю, тело свое чувствовать перестаю. Только губы Васины у себя на губах. Соленые от спермы. Целует он меня, целует…
Мыслей нет вообще. Зачем мне мысли, если Вася тут? В горле ком становится, на глазах слезы так и жгут. Пиз..ец… Это истерика. Остановиться не могу. Рыдаю.
Вася слезы мне со щек губами и руками стирает. И что за пальцы у него? Говорящие. Все понимаю… Ответить тем же не могу. Завтра надо в город вернуться,через неделю на съемки уезжаю. Но сейчас ничего этого нет… На краю сознания мысль маячит, а главное, шепот Васин невнятный. Тепло его тела, притиснутого к моему.
Теперь мы лицом к лицу лежим, и я грудью чувствую, как его сердце сильно бьется.
– Вася… отпусти… не могу больше… отодвинься, – прошу на последнем издыхании, а самого трясет крупной дрожью от прикосновений. Огнем жжет, оголенными проводами искрит. – Пусти, не могу я… сердце лопнет.
Отпустил, лег рядом, за руку взял, сжал осторожно, пальцы с моими сплел.
– Прости, если я не так что… у меня с мужчинами не было, – говорит.
– Вот что ты мелешь, Вася? – От возмущения ко мне даже силы вернулись. – Ни с кем мне так не было… никогда…
– А много было этих “ни с кем”?
– Достаточно. Ты ревнуешь, что ли?
– Нет… не знаю… Ты же повода не давал, с чего мне ревновать? А к прошлому – глупо. – Все лежим рядом. Голос у Васи ровный. Говорит спокойно. – Нет, Олег, я не ревную. И никогда не буду. Плохо это. Глупо. Ты же свободный человек, а не бык-производитель. Вот тому деваться некуда – за кольцо в носу водят. К которой подвели, с той и…
– Вася! – Нет, это точно пиз..ц. – Вася, – теперь меня от хохота трясет, – ты все в жизни коровами меряешь? Даже любовь? – И замолкаю резко. Я сказал это? А он поверит… а завтра мне уезжать в город, а через неделю…
Вася молчит. Я жду.
– Нет, любовь я меряю свободой, – все-таки отвечает он. А не хотел. Точно знаю! – Вот приехал ты ко мне сам. Так решил. Значит…
– Значит, нам вместе хорошо, – не даю я ему произнести роковое слово. Пока нет между нами правды – нельзя!
Утро
Василий
Еще одна ночь. Такая же горячая, но немного горькая для меня. Не говорю об этом Олегу. Зачем? Наши слова о другом, они незначительны, и если честно, то говорить все труднее. Хочется молчать. И точно нет никакого желания вспоминать слово “последний”. Это я про себя его вспоминаю, в тишине и темноте, пока Олег спит. Он устал. Я тоже. Любовь дело утомительное, вытряхивает так, что на мелкие части рассыпаешься. Утром надо будет себя собрать. Но то утром, а сейчас еще ночь. И мы вместе. Вот рука Олега. Веду от кончиков пальцев, ладони к предплечью, плечу и обратно. Да, утром тяжело придется. Тогда и про “последний” вспоминать буду. Час? Минута? Раз? Может, он первый и последний у нас вышел? Что у Олега за жизнь там? Нужен я ему в ней или нет? Думаю, что нет. Может, в гости будет приезжать, в интернете, конечно, не перестанем переписываться. Но как раньше я не смогу, говорить захочу про другое.
Засыпать жалко! Потрачу время на сон вместо того, чтобы запоминать, отпечатывать в себе Олега. Как он есть, вот такого, спящего рядом. Ничего мы не знаем про завтра. Бывает, планы строишь, рассчитываешь на одно, а жизнь тебя – бац по башке нежданчиком. И все, то время, которое ты думал, что оно есть, что успеешь что-то сказать и сделать, тебе обрезали. Нет его впереди. И что успел – то и успел.
А что я успел с Олегом? Да ничего толком. Я и не пытался успевать, я с ним жил! Один этот день, или немного больше, утром будет почти два.
Нам хорошо вместе. Вот это мы оба поняли. В постели зашибись как хорошо! Да и так тоже. Я бы смог с Олегом жить. Про это уже думал – чтобы вместе просыпаться, вставать, бриться-мыться. Дальше не думал. На ферму дальше и Олега на трактор? Или по лугам до реки гулять, окрестности Ольховки рассматривать? Представил его за этим делом, такого, как в первый раз увидел, около спорткара. Красивого, независимого, несовместимого с ландшафтом. Не приспособлен он к моей жизни, как Бугатти к здешним дорогам. Увязнет. У него там, наверно, много интересного. И до сих пор не взять мне в толк, за каким хером ему мышь понадобилась?
Олег вздыхает глубоко, во сне ко мне тянется, обнимает. Не хочу я никакого завтра, только сейчас!
Но солнцу в небе не прикажешь, проснулись мы – за окном светло.
– Ну что? Встаем? – говорю, а сам противоположное делать, к кровати его собой прижимаю.
– Да, встаем, – отвечает и проводит мне руками по спине, пальцы пробегают от плеч по позвоночнику, ниже, потом ладони на мой зад кладет, сжимает и к себе притягивает. – Ты уже встал.
– А ты другого ждал? – целую его в губы. И сколько же раз я это с ним проделывал? Олег на поцелуй отвечает, но потом мне в плечи руками упирает, разъединяет нас.
– Только этого и ждал. Затем и к тебе приехал. Не с мышкой же трахаться. Но пора мне, Вася… Ехать надо.
Тут же отпускаю его, сажусь на кровати.
– Раз надо – значит, езжай.
Он тоже поднимается, встает.
– Пойду в душ. Ты со мной?
