Полное собрание сочинений. Том 36. Март – июль 1918

Я еще хотел бы указать на одно место в речи Падерина, которое по-моему тем более заслуживает внимания, что оно совпадает отчасти с мыслью предыдущего оратора{167}. Вот это место: «Мы видим, что теперь война гражданская ведется внутри рабочего класса. Разве мы можем это допустить?». Вот видите, война гражданская называется войной среди рабочего класса или называется, как назвал предыдущий оратор, войной с крестьянами. А мы прекрасно знаем, что и то, и другое неправда. Гражданская война является в России войной рабочих и беднейших крестьян против помещиков и капиталистов, война эта удлиняется, затягивается, потому что помещики и капиталисты русские побеждены в октябре и ноябре сравнительно с малыми жертвами, побеждены подъемом народных масс в таких условиях, когда им сразу было очевидно, что поддержать их народ не может, когда дело дошло до того, что даже на Дону, где больше всего богатых казаков, живущих эксплуатацией наемного труда, где больше всего надежд на контрреволюцию, даже там Богаевский, руководитель контрреволюционного восстания, должен был признать и признал публично: «наше дело проиграно, потому что за большевиков громадное большинство населения даже у нас». (Аплодисменты.)

Вот как было дело, как в своей игре, в своей контрреволюционной игре проиграли в октябре и ноябре помещики и капиталисты.

Вот какова получилась их авантюра, когда они пытались из юнкеров, из офицеров, из сынков помещиков и капиталистов образовать белую гвардию против рабоче-крестьянской революции. А теперь разве вы не знаете, – прочтите сегодня в газетах, – что чехословацкая авантюра питается денежками англо-французских капиталистов{168}, которые подкупают войска на то, чтобы втянуть нас снова в воину; разве вы не читали, как чехословаки говорили в Самаре: мы соединимся вместе с Дутовым, Семеновым и заставим рабочих России и российский народ воевать снова против Германии вместе с Англией и Францией, восстановим те же самые тайные договоры и бросим вас, еще, может быть, на четыре года, в эту империалистическую войну в союзе с буржуазией. Вместо этого мы ведем теперь против буржуазии нашей и против буржуазии других стран войну, и только тем, что мы эту войну ведем, мы привлекаем к себе сочувствие и поддержку рабочих других стран. Если рабочий одной воюющей страны видит, что в другой воюющей стране создается тесная связь между рабочими и буржуазией, то это раскалывает рабочих по нациям, сливает их со своей буржуазией; это есть величайшее зло, это есть крах социалистической революции, крах и гибель всего Интернационала. (Аплодисменты.)

В 1914 году погиб Интернационал, потому что рабочие всех стран соединились со своей национальной буржуазией и раскололись между собой, и теперь этот раскол приходит к концу. Вы читали, может быть, недавно о том, как в Англии шотландский народный учитель и работник профессиональных союзов Маклин был во второй раз посажен в тюрьму на 5 лет, в первый раз он попал на 11/2 года за то, что разоблачал войну и говорил о преступности английского империализма. Когда он был освобожден, в Англии был уже представитель Советского правительства Литвинов, он тотчас же назначил Маклина консулом, представителем в Англии Советской Российской Федеративной Республики, и шотландские рабочие ответили на это назначение восторгом. Английское правительство второй раз открыло преследование против Маклина, не только как шотландского народного учителя, но и как консула Федеративной Советской Республики. Маклин сидит в тюрьме за то, что выступил открыто, как представитель нашего правительства, а мы никогда не видели этого человека, он никогда не принадлежал к нашей партии, он – любимый вождь шотландских рабочих, и мы с ним соединились, русский и шотландский рабочие соединились против английского правительства, несмотря на то, что оно покупает чехословаков и ведет бешеную политику втягивания в войну Российской республики. Вот доказательства, что во всех странах, независимо от их положения в войне, и в Германии, которая воюет против нас, и в Англии, которая хочет оттянуть себе Багдад, додушить до конца Турцию, рабочие сплачиваются с русскими большевиками, с русской большевистской революцией. Когда здесь оратор, слова которого я цитировал, говорил, что гражданская война ведется рабочими и крестьянами против рабочих и крестьян, то мы прекрасно знаем, что это неправда. Одно дело – рабочий класс, а другое дело – группки, маленькие прослойки рабочего класса. Германский рабочий класс от 1871 года до 1914 года, почти полвека, был образцом социалистической организации для всего мира. Мы знаем, что он имел партию в миллион человек, что он создал профессиональные союзы с двумя, тремя, четырьмя миллионами, а тем не менее в течение этого полувека оставались сотни тысяч немецких рабочих, объединенных в клерикальный поповский союз и стоящих горой за попа, за церковь, за своего кайзера. Кто же представлял действительно рабочий класс: гигантская немецкая социал-демократическая партия и профессиональные союзы или сотни тысяч клерикальных рабочих? Одно дело рабочий класс, который объединяет громадное большинство сознательных, передовых, думающих рабочих, а другое дело – одна фабрика, завод, местность, несколько групп рабочих, продолжающих оставаться на стороне буржуазии.

Рабочий класс России в своем гигантском, подавляющем большинстве, – это вам показывают все выборы в Советы, в фабрично-заводские комитеты, конференции, – они на 99 процентов из 100 стоят на стороне Советской власти (аплодисменты), зная, что эта власть ведет войну против буржуазии, против кулаков, а не против крестьян и рабочих. Это большая разница, если находится ничтожная группа рабочих, которые продолжают оставаться в рабской зависимости от буржуазии. Мы ведем войну не с ними, а с буржуазией «и тем хуже для тех ничтожных групп, которые до сих пор остаются в союзе с буржуазией. (Аплодисменты.)

Есть вопрос, который мне здесь был задан на записке; этот вопрос гласит: «Почему до сих пор выходят контрреволюционные газеты?». Одна из причин та, что есть также элементы среди печатных рабочих, которые подкуплены буржуазией{169}. (Шум, крики: «Неправда».) Вы можете кричать сколько угодно, но вы не помешаете мне сказать правду, которую все рабочие знают, которую я только что начал объяснять. Когда рабочий ставит высоко свой личный заработок в буржуазной печати, когда он говорит: я хочу сохранить свой личный высокий заработок за то, что я помогаю буржуазии продавать яд, отравлять народ ядом, тогда я говорю: эти рабочие все равно что подкупленные буржуазией (аплодисменты), не в том смысле, чтобы кто-нибудь из них, отдельное лицо было нанято. Я хотел сказать не в этом смысле, а в том смысле, в каком все марксисты говорили против английских рабочих, заключающих союз со своими капиталистами. Вы все, читавшие профессиональную литературу, знаете также пример, что там бывают союзы не только рабочих, а там организованы между рабочими данной профессии и капиталистами той же самой профессии союзы для того, чтобы повышать цены, грабить всех остальных. Все марксисты, все социалисты всех стран указывают пальцами на такие примеры и, начиная с Маркса и Энгельса, говорили о рабочих, подкупленных буржуазией по бессознательности, по своим цеховым интересам. Они продали свое право первородства, право на социалистическую революцию тем, что вошли в союз со своими капиталистами против громадного большинства рабочих и угнетенных трудящихся слоев в собственной стране, своего собственного класса. То же самое у нас. Когда у нас находятся отдельные группы рабочих, говорящих, какое нам дело до того, что то, что мы набираем, является опиумом, ядом, несущим ложь и провокацию. Я получу свой высший заработок, на других мне наплевать. Таких рабочих мы будем клеймить, таким рабочим мы всегда говорили во всей нашей литературе и говорили открыто: такие рабочие отходят от рабочего класса и переходят на сторону буржуазии. (Аплодисменты.)

Товарищи! Я сейчас перейду к рассмотрению тех вопросов, которые мне задали, но сначала, чтобы не забыть, отвечу на вопрос о Черноморском флоте{170}, который задан был как будто для того, чтобы нас изобличить. А я вам скажу, что там действовал товарищ Раскольников, которого прекрасно знают московские и питерские рабочие по его агитации, по его партийной работе. Товарищ Раскольников сам будет здесь и расскажет вам, как он агитировал за то, чтобы мы лучше пошли на уничтожение флота, чем на то, чтобы на нем двинулись немецкие войска против Новороссийска. Вот как было дело с Черноморским флотом, и народные комиссары – Сталин, Шляпников и Раскольников, приезжают скоро в Москву и расскажут нам, как было дело. Вы увидите, что наша политика была единственная, которая так же, как и политика Брестского мира, принесла нам массу тяжелых бедствий, но которая дала возможность Советской власти и рабоче-социалистической революции в России продолжать держать свое знамя перед рабочими всех стран. Если теперь в Германии с каждым днем растет число рабочих, которые старые предрассудки о большевиках отбрасывают и понимают правильность нашей политики, то в этом заслуга той тактики, которую мы ведем, начиная с Брестского договора.

Из тех вопросов, которые мне заданы, я остановлюсь на двух, касающихся подвоза хлеба. Отдельные рабочие говорят, почему вы запрещаете подвоз хлеба отдельным рабочим, когда они везут его для своей семьи? Ответ на это простой: подумайте, что бы вышло, если бы тысячи пудов, необходимые для данной местности, для данной фабрики, для данного района, для данного квартала, привозились тысячами людей. Если бы мы пошли на это, начался бы полный развал продовольственных организаций. Мы вовсе не виним того голодного измученного человека, который в одиночку едет за хлебом и достает его какими угодно средствами, но мы говорим: мы существуем, как рабоче-крестьянское правительство, не для того, чтобы узаконять и поощрять распад и развал. Для этого правительство не нужно. Оно нужно, чтобы объединить их, чтобы организовывать, чтобы сплачивать сознательно в борьбе против бессознательности. Нельзя винить тех, кто по бессознательности бросает все, закрывает глаза на все, чтобы выручить себя какими угодно средствами – достать хлеба, но можно винить тех, кто является партийным человеком и, проповедуя хлебную монополию, недостаточно поддерживает сознательность и сплоченность действий. Да, борьба с мешочниками, с отдельным провозом хлеба, – трудная борьба, потому что это есть борьба с темнотой, с бессознательностью, с неорганизованностью широких масс, но от этой борьбы мы никогда не откажемся. Каждый раз, когда люди бросаются на отдельные заготовки, мы снова будем звать их к пролетарским социалистическим приемам борьбы с голодом: объединившись вместе, давайте новыми силами заменим заболевшие продовольственные отряды, заменим свежими, более сильными, более честными, более сознательными, более испытанными людьми, и мы то же самое количество хлеба, те же тысячи пудов привезем, которые разрозненными усилиями 200 человек тащат по 15 пудов каждый, поднимая цены, усиливая спекуляцию. А мы объединим этих 200 человек, мы создадим сплоченную сильную рабочую армию. Если нам не удастся сразу, мы повторим наши усилия; мы будем на каждом заводе, на каждой фабрике добиваться того, чтобы сознательные рабочие давали больше сил, более надежных людей для борьбы со спекуляцией, и мы уверены, что сознание, дисциплина и организованность рабочих, в конце концов, победят все тяжелые испытания. Вот когда люди на своем собственном опыте убедятся, что в результате отдельного мешочничества спасти сотни тысяч голодных нельзя, мы увидим, что дело организованности и сознательности победит и что мы организуем путем сплочения борьбу с голодом и добьемся правильного распределения хлеба.

Меня здесь спрашивают: а почему не введена монополия на другие продукты промышленности, столь же необходимые, как и хлеб? На это я отвечаю: к этому все меры Советская власть принимает. Вы знаете, что существует тенденция организовать, объединить текстильные фабрики, текстильное производство. Вы знаете, что в этой организации в большинстве руководящих центров сидят рабочие, вы знаете, что Советская власть приступает к национализации всех отраслей промышленности, вы знаете, что трудности, которые стоят на пути к этому делу, громадны, что тут надо много сил, чтобы создать все это организованно. И мы беремся за это дело не так, как берутся правительства, которые опираются на чиновников. Так легко управлять: пусть один человек получает 400, пусть другой – повыше, по тысяче рублей, наше дело приказать, и они должны исполнять. Так управляют все буржуазные страны, они нанимают себе чиновников за высокую плату, нанимают тех же сынков буржуазии и им поручают управление. Советская республика так управлять не может. Чиновников у нее нет, чтобы управлять и руководить делом объединения всех текстильных фабрик, делом взятия на учет, делом введения монополии на все предметы первой необходимости и правильного распределения их. Для этого мы зовем тех же рабочих, мы зовем представителей профессиональных союзов текстилей и говорим: вы должны составлять большинство руководящей коллегии Центротекстиля и вы составляете большинство в них, как вы составляете большинство в руководящих коллегиях в Высшем совете народного хозяйства. Товарищи рабочие, беритесь сами за это важнейшее государственное дело, мы знаем, что это труднее, чем ставить деловых чиновников, но мы знаем, что другого пути нет. Нужно дать власть в руки рабочего класса и научить передовых рабочих, несмотря на все трудности, тому, чтобы они на своем опыте, на своей спине, своими руками доходили до того, как надо распределять все предметы, всю мануфактуру в интересах трудящихся. (Аплодисменты.)

Вот почему для того, чтобы ввести государственную монополию, назначить твердые цены, Советская власть делает все, что может сделать при данном положении, делает это через рабочих, вместе с рабочими, дает им большинство в каждом правлении, в каждом отдельном центре, будь то ВСНХ, будь то объединение металлистов или национализованных в несколько недель сахарных заводов. Этот путь представляет из себя путь трудный, но, я повторяю, без трудностей не достигнуть того, чтобы рабочие, привыкшие раньше и приученные буржуазией в течение сотен лет только рабски исполнять ее приказания, работать, как каторжники, чтобы они перешли на другое положение, чтобы они почувствовали, что власть – это мы. Хозяин промышленности, хозяин хлеба, хозяин всех продуктов в стране – это мы. Вот когда это сознание проникнет в рабочий класс глубоко, когда он своим опытом, своей работой удесятерит свои силы, только тогда все трудности социалистической революции будут побеждены.

Я кончаю призывом фабрично-заводской конференции еще раз к тому, чтобы в городе Москве, где трудности особенно велики, ибо это громадный центр торговли и спекуляции, где десятки тысяч людей только тем и существуют в течение многих лет, что на торговле и спекуляции добывают себе средства к жизни, тут трудности особенно велики, но тут, зато, есть и такие силы, каких нет ни в одном маленьком городе. Пусть только эти рабочие организации, пусть только фабрично-заводские комитеты помнят хорошенько и твердо примут во внимание то, чему учат все теперешние события, чему учит теперешний голод, охвативший трудящихся России. Спасти революцию от возвращения власти к помещикам и капиталистам могут только новые и новые организации, более широкие организации сознательных и передовых рабочих. Таких рабочих сейчас большинство, но этого недостаточно; надо, чтобы они больше брались за общегосударственную работу. В Москве бездна случаев, когда спекулянты играют на голоде и наживаются на голоде, разрушают хлебную монополию, когда богатые имеют все, чего только пожелают. В Москве 8000 членов партии коммунистов, в Москве профессиональные союзы дадут 20–30 тысяч людей, за которых союзы могут ручаться, которые будут надежными, стойкими выразителями пролетарской политики. Объедините их, создайте сотни тысяч отрядов людей, беритесь за продовольственное дело, за обыски всего богатого населения, – и вы добьетесь того, что вам нужно. (Аплодисменты.)

Я вам рассказал прошлый раз, какого успеха достигли в этом деле в городе Ельце, но в Москве это сделать труднее. Я сказал, что Елец является городом, наилучше поставленным, есть много городов, гораздо хуже поставленных, потому что это дело трудное, потому что тут не в недостатке оружия дело, – его сколько угодно, – а трудности заключаются в том, чтобы выдвинуть на руководящие, ответственные посты сотни и тысячи рабочих, безусловно надежных, способных понять, что они делают не свое местное дело, а дело всей России, которые способны стоять на своем посту, как представители всего класса, и организовать по стройному определенному плану работу, исполнить то, что предписано, то, что решит Московский Совет, московские организации всей пролетарской Москвы. Вся трудность в том, чтобы организовать пролетариат, в том, чтобы он был более сознательным, чем до сих пор. Посмотрите на питерские выборы{171} – и вы увидите, как, несмотря на то, что там свирепствует голод еще больший, чем в Москве, что там бедствия обрушились с еще большей тяжестью, там растет преданность рабочей революции, там растет организованность и сплоченность, и вы тогда скажете себе, что вместе с ростом тех бедствий, которые на нас обрушились, растет решимость рабочего класса все эти трудности победить. Становитесь на этот путь, усиливайте вашу энергию, двигайте новые тысячные отряды на этот путь, на помощь продовольственному делу, и мы вместе с вами, опираясь на вашу поддержку, победим голод и добьемся правильного распределения. (Бурные аплодисменты.)

3. Резолюция по докладу о текущем моменте

IV Московская конференция фабрично-заводских комитетов, всецело поддерживая продовольственную политику Советской власти, особенно одобряет (и настаивает на необходимости для всех рабочих поддерживать) политику объединения деревенской бедноты.

Освобождение рабочих может быть делом только самих рабочих, и только теснейший союз городских рабочих с деревенской беднотой в состоянии победить сопротивление буржуазии и кулаков, взять в свои руки все излишки хлеба и правильно распределить их между нуждающимися как города, так и деревни.

Конференция призывает все фабрично-заводские комитеты напрячь все усилия, чтобы организовать более широкие массы рабочих в продовольственные отряды и двинуть их под руководством надежнейших товарищей на активную всестороннюю поддержку продовольственной политики рабочего и крестьянского правительства.

Написано 27 июня 1918 г.

Речь на митинге в Симоновском подрайоне 28 июня 1918 г.{172}

Краткий газетный отчет

(Рабочие бурно приветствуют тов. Ленина.) Тов. Ленин говорит о необходимости гражданской войны и призывает московский пролетариат к дружной организации в деле борьбы как с контрреволюционными силами, так и с голодом и государственной разрухой.

Попутно тов. Ленин касается саратовских и тамбовских событий и указывает, что всюду, где происходили восстания, вдохновленные партиями меньшевиков и правых эсеров, рабочий класс быстро разочаровывался в идеологии этих партий и так же быстро свергал захватчиков рабоче-крестьянской власти.

Мы получили телеграмму с просьбой о помощи, но не успевали наши отряды дойти до середины пути, как те же, просившие помощи рабочие, вновь сообщали, что необходимость в немедленной помощи миновала, так как захватчики побеждены местной силой. Так было в Саратове, Тамбове и других городах.

Тов. Ленин указывает, что война вообще противна стремлениям партии коммунистов. Но та война, которая проповедывается сегодня, – священна, эта война гражданская, война рабочего класса против его эксплуататоров.

Без труда, без затраты огромной энергии, мы не сможем выйти на дорогу социализма. Для успешной борьбы за идеалы рабочего класса необходимо организоваться. Необходима также организация и для того, чтобы суметь закрепить за собой все завоевания, добытые ценой тяжелых потерь и усилий.

Труднее удержать власть, чем ее взять, и мы видим из примеров истории, что часто рабочий класс брал власть в свои руки, но не мог удержать ее за собою только потому, что не обладал достаточно сильными организациями.

– Народ устал, – продолжает далее тов. Ленин, – и его, конечно, можно толкнуть на какое-либо безумие, даже на Скоропадского, ибо народ в своей массе темен.

Сейчас надвигается голод, но мы знаем, что хлеба вполне хватит и без Сибири, Кавказа, Украины. Хлеба имеется достаточное количество до нового урожая в губерниях, окружающих столицы, но он весь запрятан кулаками. Необходимо организовать деревенскую бедноту, чтобы при ее помощи взять этот хлеб. Необходима беспощадная борьба со спекуляцией и спекулянтами, не только делом, но и словом.

Только рабочий класс, спаянный организацией, сможет объяснить простому народу необходимость борьбы с кулаками. Русский народ должен знать, что у крестьянской бедноты есть огромный союзник в лице организованного городского пролетариата.

Слишком надеяться на интеллигенцию рабочему классу и крестьянству не приходится, так как многие из интеллигенции, идущие к нам, все время ждут нашего падения.

Свою речь тов. Ленин заканчивает призывом к организации на борьбу рабочих и крестьян против кулачества, помещиков и буржуазии. (Речь тов. Ленина покрывается бурными аплодисментами всей аудитории.)

«Известия ВЦИК» № 133, 29 июня 1918 г.

Печатается по тексту газеты «Известия ВЦИК»

Пророческие слова

В чудеса теперь, слава богу, не верят. Чудесное пророчество есть сказка. Но научное пророчество есть факт. И в наши дни, когда кругом нередко можно встретить позорное уныние или даже отчаяние, полезно напомнить одно оправдавшееся научное пророчество.

Фридриху Энгельсу случилось в 1887 году писать о грядущей всемирной войне в предисловии к брошюре Сигизмунда Боркхейма: «На память немецким ура-патриотам 1806–1807 годов» («Zur Erinnerung fur die deutschen Mordspatrioten 1806–1807»). (Эта брошюра составляет выпуск XXIV «Соц.-дем. библиотеки», выходившей в 1888 году в Готтингене – Цюрихе.)

Вот как судил, свыше тридцати лет тому назад, Фридрих Энгельс о грядущей всемирной войне:

«…Для Пруссии – Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, – сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса.

Такова перспектива, если доведенная до крайности система взаимной конкуренции в военных вооружениях принесет, наконец, свои неизбежные плоды. Вот куда, господа короли и государственные мужи, привела ваша мудрость старую Европу. И если вам ничего больше не остается, как открыть последний великий военный танец, – мы не заплачем (uns kann es recht sein). Пусть война даже отбросит, может быть, нас на время на задний план, пусть отнимет у нас некоторые уже завоеванные позиции. Но если вы разнуздаете силы, с которыми вам потом уже не под силу будет справиться, то, как бы там дела ни пошли, в конце трагедии вы будете развалиной, и победа пролетариата будет либо уже завоевана, либо все ж таки (doch) неизбежна.

Лондон. 15 декабря 1887 г.

Фридрих Энгельс»{173}.

Какое гениальное пророчество! И как бесконечно богата мыслями каждая фраза этого точного, ясного, краткого, научного классового анализа! Сколько почерпнули бы отсюда те, кто предается теперь постыдному маловерию, унынию, отчаянию, если бы… если бы люди, привыкшие лакействовать перед буржуазией или давшие себя запугать ей, умели мыслить, были способны мыслить!

Кое-что из того, что предсказал Энгельс, вышло иначе: еще бы не измениться миру и капитализму за тридцать лет бешено быстрого империалистского развития. Но удивительнее всего, что столь многое, предсказанное Энгельсом, идет, «как по писаному». Ибо Энгельс давал безупречно точный классовый анализ, а классы и их взаимоотношения остались прежние.