скачать книгу бесплатно
– Выпрямись. Расслабь плечи… Нет, нет.
Крепкие руки схватили ее за поясницу.
– Будешь так зажата, на сцене рухнешь замертво. Расслабься.
Кожа Акиры всегда настолько источала тепло, что это казалось почти неестественным. Однако Нори и не думала отстраняться.
– На сцене?
Брат стоял у нее за спиной, Нори его не видела, но чувствовала, как он закатил глаза.
– Да, это наша цель. Иначе вся затея бессмысленна.
– А ты бывал на сцене?
Акира снова фыркнул.
– Разумеется. – Он разорвал прикосновение и передвинулся так, чтобы вновь встать перед ней. – Готова?
Нори кивнула, хотя ладони у нее вспотели. Если она справится и сделает все правильно, то построит мост между своим и его мирами…
Наверное.
В течение следующих часов Акира учил сестру нотам. Из них и состояла музыка, словно мозаика из своих кусочков. Еще Акира показал Нори гаммы, которые она изо всех сил пыталась запомнить. Затем брат их для нее записал – и поручил отрабатывать каждый вечер перед сном.
Акира продемонстрировал струны скрипки и объяснил, что каждая представляет собой ноту и как при помощи смычка и перемещений пальцев по грифу создавать самые разные звуки. Он рассказал, что скрипка – инструмент очень деликатный, и даже малейшее движение способно изменить звук.
– Словно у тебя в руках птица. Сожмешь слишком сильно – и звук задохнется. Чрезмерно расслабишь пальцы – и он ускользнет. Все дело в балансе.
Акира муштровал Нори до тех пор, пока ее веки не налились свинцом, а желудок не начал громко урчать. Она даже не могла сдержать зевоту. Брат не обращал на это никакого внимания, раз за разом указывая на ритмический рисунок, с которым Нори пыталась совладать который час. За все это время ей было позволено лишь однажды отлучиться в уборную.
Акира снова ткнул в отрывок на листе с нотами, словно это могло каким-то образом заставить Нори хоть каплю его понять.
– Еще.
– Аники…
– Еще.
– Я не знаю.
– Ничего сложного. Используй мозги.
Нори начинала жалеть, что выпросила у него уроки игры на скрипке. Она принялась жевать внутреннюю сторону левой щеки в надежде, что легкая боль подстегнет что-нибудь в голове. И, как нарочно, в тот единственный раз, когда Нори прямо-таки хотела, чтобы явилась Акико, служанки нигде не было.
– Я не понимаю, что здесь написано, прости. Узнаю только среднюю ноту до.
– На скрипке четыре струны. На начальном уровне ты ограничена шестью нотами на каждой. Есть четыре стандартных положения руки… Нори, ты меня слушаешь?
– Да, слушаю! Просто… не понимаю…
Акира что-то пробормотал и на мгновение отвернулся. А когда снова повернулся, его глаза светились добротой.
– Ты не виновата. Преподавание – не мое. Не хватает терпения. – Он потрепал Нори по макушке. – Учи ноты. А я попробую найти для тебя какие-нибудь ознакомительные книги. И кстати, тебе нужна скрипка в размере одна вторая, моя для тебя чересчур велика.
Не имея ни малейшего понятия, о чем говорит брат, Нори на всякий случай кивнула и улыбнулась.
– А теперь марш отсюда. Я сам должен поупражняться.
Она поклонилась в пояс, шагнула к выходу и в легкой нерешительности коснулась дверной ручки. Рискованно – и все же Нори не могла устоять.
– Сыграешь мне ту мелодию? Вчерашнюю?
Акира уже возился с футляром для скрипки, откуда вытащил восковой на вид кирпичик.
– Завтра.
Нори выпятила нижнюю губу. Спорить не хотелось, и каких-то пару коротких недель назад эта мысль даже не пришла бы ей в голову. Трещины в послушании постепенно расползались все шире.
– Прости, но… мне бы сейчас, если можно. Она помогает мне заснуть.
Здесь, по крайней мере, Нори говорила чистую правду.
– Ладно, – произнес брат безо всякого энтузиазма. – Не представляю, что ты в ней находишь. Мне она никогда не нравилась. Но ладно.
Нори села там, где стояла, поджав под себя ноги и выпрямив спину, сложила руки на коленях и почтительно воззрилась на брата в ожидании начала. Он взял скрипку в руки, и Нори закрыла глаза, позволяя звуку омывать ее, словно мягкому приливу. Нет, не омывать – пронизывать. Когда музыка стихла, Нори поднялась и вышла из комнаты, не говоря ни слова.
Нарушать тишину, последовавшую за безупречной мелодией, казалось почти кощунством.
* * *
Следующие несколько недель прошли в том же духе. Сразу после завтрака начинались занятия. Первые два часа Нори училась читать ноты, затем еще два часа изучала историю музыки. Потом был короткий перерыв на обед. Впрочем, даже в перерыве они прослушивали записи. После начиналось то, что Нори любила называть «игрой в повторюшку». Акира наигрывал простую мелодию, и Норико должна была ее повторить, чтобы отточить слух. Вскоре после начала ежедневных уроков Акира подарил сестренке скрипку по размеру, ведь ее руки были значительно меньше, чем у него. Когда Нори спросила, где он взял инструмент, брат коротко заметил: «Купил. Такое бывает, знаешь ли».
В первый день каждой недели Нори получала произведение; в последний она должна была его исполнить наизусть. Нори ненавидела этот день. Ее игра напоминала вой умирающего животного. На протяжении всего представления Акира сидел с кислой миной. Говорить ему ничего не приходилось, хватало страдальческого выражения лиц-а.
Честно говоря, Нори не ожидала, что учиться играть на скрипке так трудно. Приходилось думать о сотне вещей одновременно: поза, положение руки, нажим пальцев на струны, смычок… Мозг норовил разорваться на части. Поэтому то, как пальцы брата, словно ловкие танцоры, порхали по струнам, впечатляло ее все сильней.
И, разумеется, Нори не ожидала боли. После десятикратного исполнения одной и той же простейшей гаммы ее нежные руки покрылись волдырями; те лопались и кровоточили.
Акира велел Акико принести теплую влажную тряпочку и немного медицинского спирта, затем усадил сестру на диван, обмакнул тряпочку в спирт и прижал к ее ладоням. Нори захныкала.
Брат прищелкнул языком.
– Цыц. Это всего лишь маленькие ранки. Со временем кожа загрубеет, и боли не будет.
– А скоро, аники?
– Когда как. У тебя, судя по всему, тонкая кожа. Сиди смирно.
Чтобы не отдернуть руки, потребовалась вся ее сила воли. Брат определенно не скупился на спирт. Нори шипела от боли, но Акира держал крепко.
– Когда я был в твоем возрасте, учитель гонял меня от зари до зари. Струны от крови становились красными, но его это ни капли не волновало. Поверь, я тебя еще жалею, ты ведь ребенок.
– Ты тоже был ребенком.
Акира ухмыльнулся.
– Не совсем.
Он отпустил ее руки.
– Ну вот, готово. Иди, если хочешь, поешь сладкого. Затем в постель.
В ту ночь, лежа в кровати, Нори слушала стрекотавших за окном сверчков. Они как будто к ней взывали, и ее вновь охватило глубокое желание вырваться на свободу, в мир вовне. Затем боль в груди заставила выбросить подобные мысли из головы. Они лишь мучили. Нет смысла зацикливаться на том, чего не получить.
С возвращением матери Нори сможет играть за стенами дома сколько угодно. Акира вряд ли присоединится к салочкам или пряткам, но вдруг получится его уговорить. В одной детской книжке Нори видела, как на картинках мальчики с девочками бегали за красным мячом. Хорошо бы, если она будет очень стараться на уроках, Акира согласится поиграть с ней в красный мяч.
Пока Нори погружалась в сон, ее с болезненной ясностью поразило воспоминание. Стояла ранняя зима, выпал первый легкий снег. Парк рядом с квартирой, которую они снимали, окутала дрема. Фонтан, покрытый тонким слоем льда, поблескивал на угасающем солнечном свету, скрипели на ветру голые деревья. И посреди этого всего шла женщина, хрупкая, съежившись от холода, неся в изящных руках бумажные пакеты с продуктами. На ней было светло-голубое в горошек пальто, красивое, однако явно изношенное. Длинные шелковистые волосы свободно развевались, скрывая лицо. Она казалась призраком – но призраком доброжелательным.
Позади нее семенил ребенок, девочка не старше трех-четырех лет, с кожей теплого медового цвета и буйной гривой кудрей, кое-как собранных в хвостик. Вдруг девочка издала пронзительный писк. Она заметила вдалеке качели и радостно ткнула в них пальчиком. Шагнула было в их сторону – однако безликая женщина дернула ее назад.
– Нам некогда играть. Нужно домой.
– Но я хочу поиграть, окасан! Я никогда не играю.
– Не сейчас.
– В парке пусто, никто меня не увидит. Никто не узнает.
– Иди тихо, и я дам тебе конфетку. Ну же.
– Но…
– Довольно.
Девочка бросилась на землю, не обращая внимания на холод, и зарыдала. Женщина молча стояла и ждала, когда истерика закончится. Затем пара продолжила путь, и слезы девочки под холодным ветром замерзали на щеках. Красная ленточка в каштановой гриве развязалась – вот-вот улетит.
Дитя обернулось, бросило на качели последний тоскливый взгляд, а потом их с матерью поглотила тьма.
* * *
Той ночью Нори спала беспокойно и внезапно проснулась, сама не зная почему. Было раннее утро, стояла мертвая тишина, даже птицы не щебетали. В груди возникло предчувствие нехорошего, и Нори сразу захотелось позвать Акиру.
Она попыталась сесть, но конечности подвели, наполненные всепоглощающей слабостью. Попыталась закричать, но не послушался и голос. Все тело будто бы заполнила вода, которую нельзя удержать, которая начнет сочиться сквозь поры.
Нори была совершенно уверена, что умрет.
Акико
Не особенно удивляюсь, обнаружив маленькую госпожу еще в постели. Сейчас только половина девятого, а она не жаворонок. Ее брат должен раскрыть мне секрет, как вытащить ее из кровати без рупора. В последнее время она не спала до трех-четырех утра и вставала ровно в семь. Причем постоянно сияет словно светлячок, несмотря на порезы на ладонях и мешки под красивыми глазками. Никогда не видела, чтобы кто-то так радовался столь простой доброте.
Оглядишь комнату – и сразу ясно, чем она занималась. По столу разбросаны ноты, среди них стоят две пустые миски. Подозреваю, таскать мороженое сюда, наверх, ей помогает брат. Юко-сама не любит, когда маленькая госпожа ест сладости: боится, что они испортят девочке зубы и фигуру.
Я вот думаю, что она ребенок, и ей должно быть позволено есть то, что хочется. Но я не Юко Камидза, кузина его императорского величества. Я не владею половиной земли Киото и многочисленными поместьями, разбросанными по всей стране. И потому мои мысли по этому поводу, в сущности, не имеют значения.
Когда Сейко-сама была ребенком, ей тоже не разрешали есть сладости. И она выросла невероятной красавицей, с гладкой и чистой, словно родниковая вода, кожей. Так что, возможно, решение верное.
Я тихонько окликаю девочку, чтобы пробудить ее ото сна. Знаю, она скорее конечности лишится, чем расстроит Акиру-сама опозданием на урок. Совершенно не представляю, почему он помогает маленькой госпоже в ее нелепых затеях. Она не очень-то способная. И даже обладай она талантом, эта ее маленькая блажь никуда не приведет. С другой стороны, девочка совсем юна. Полагаю, она еще не осознала, что любая ее попытка связать себя с Акирой-сама тщетна. Их судьбы непреклонно предопределены, и они разные, как день и ночь. Может, он потакает ей из жалости. Или ему просто скучно. Укромное поместье ни в какое сравнение не идет с шумным сердцем Токио.
Акира-сама, разумеется, исключительно талантлив, что меня нисколько не удивляет. Истинное дитя своей матери.
Девочка не отвечает. А вставать нужно немедленно, чтобы перед занятием успеть позавтракать. Я со смиренным вздохом подхожу к кровати.
И сразу же понимаю: что-то не так. Лицо девочки лишено краски, только на сомкнутых веках алеют неестественно яркие пятна. Выбравшись из-под одеяла, малышка разметалась по постели. Белая ночная рубашка липла к мокрому от пота телу. На подушке засохла корка рвоты, и еще до того, как прикоснуться ко лбу маленькой госпожи, я знаю, что она горит в лихорадке. Мое сердце трепещет от страха, и я удивляюсь сама себе. Неужели я так сильно к ней привязана?
Бегу в сад, где наверняка найду хозяйку, которая ухаживает за своими драгоценными цветами. У нас несколько садовников, а она каждое утро упрямо выходит осмотреть двор лично. Жду, когда она меня заметит. Юко-сама встает, каким-то образом умудряясь выглядеть достойно, даже когда низ ее темно-зеленого кимоно покрыт землей и влажными пятнами росы. Хозяйка убирает с глаз упавшую прядь волос и обращается ко мне:
– Да?
– Что-то с Норико-сама, госпожа. Думаю, девочка больна.
Юко-сама поджимает губы – знак огромного неудовольствия. Знаю, она предпочитает как можно меньше думать о внучке. Хозяйка была в восторге, что у нас поселится Акира-сама, законный наследник мужского пола, и буквально плясала от радости на могиле бывшего зятя. Хозяйку раздражает, что мальчик предпочитает проводить много времени с Нори. Думаю, она боится, что они друг друга испортят. Однако она не хочет ограничивать мальчика. Чего она действительно желает – так это его преданности. Единственным человеком рода Камидза, которого он знал, была его мать, Сейко-сама, и… ну, осмелюсь сказать, что их общение не вызывало у него пламенной семейной гордости. Юко-сама умна. В предстоящие годы мальчик ей понадобится. Если хочется ему развлекаться со своей сестрой-ублюдком, то пусть. Малая цена за сохранение семейного наследия.
После долгой паузы Юко-сама расслабляет губы.
– Обычно она крепка, верно? – спрашивает меня хозяйка.
– Да, госпожа.
– Что с ней?
Я колеблюсь.
– Горячая на ощупь. И крепко спит, я не смогла ее разбудить.
Хозяйка разочарованно вздыхает. Она явно надеялась избежать привлечения людей извне, тем не менее не может закрыть глаза на происходящее. Кохей-сама, уверена, с удовольствием воспользовался бы предлогом избавиться от девочки. Однако Юко-сама не такая, как супруг. Она не питает к этому ребенку любви, но никаких сомнений: она – единственная причина, по которой Нори не отвели в темный лес и не пристрелили словно больную собаку, едва та появилась на пороге.
Очень надеюсь, что Нори не умрет. Она – моя подопечная. И я несу ответственность за ее благополучие.
Признаюсь, когда маленькая госпожа только приехала, я не хотела за ней присматривать. Первые недели я думала, что мне подсунули слабоумную. Клянусь, весь день она сидела на полу и пялилась в стену.
Теперь я не так уж против. Так что лучше, если девочка не умрет.
Не знаю, что буду делать, если она умрет.
Юко-сама делает звонок из кабинета. Не проходит и часа, как я открываю дверь мужчине, дряхлому и сутулому. Хозяйка сердечно его приветствует, а он ей низко кланяется, именуя ее Юко-химэ – принцесса Юко – титулом, который не используется с тех пор, как началась война. Госпожа улыбается и легонько шлепает его веером. Уже по одному этому маленькому жесту очевидно, что они знакомы.
– Спасибо, что пришли, Хироки-сенсей. Как всегда без промедлений.
