Тонкие нити судьбы

– Дай Бог так и не хуже, – коротко ответил папа на ее молчаливый вопрос. – Ты знаешь, поликлиника тут совсем рядом, через два дома, мы перешли, я уже все оформил – ездить туда, к вам, это целая история. И представляешь, попалась чудесная врач – внимательная и толковая. Здесь с семидесятых, говорит по-русски. И автобусов тут полно, так что – все нормально, не пропадем. Повезло, что мы остались в одном городе, а то упекли бы нас в тьму тараканью. Да, и квартирка совсем неплохая, чистенькая.

Лиля кивнула: для двоих просто замечательно.

Она отметила, что папа ни слова не спросил про вчерашний вечер. Ждет, пока она сама расскажет. А рассказывать и нечего. Совсем.

Мати тоже не спросил ее ни о чем, но она помнила его удивленный, непонимающий взгляд. Как он, по сути еще совсем мальчишка, понял, что они – не пара. А вернее – не понял, что его мама делает рядом с этим, таким возрастным, мужчиной. Не понял, даже не зная всего того, что она узнала вчера.

Уже дома она внезапно подумала о Шимоне. Как? Как он мог организовать это знакомство и подумать, что у них может что-то получиться? “Устроенный, солидный и интересный”. Именно так он его охарактеризовал, умолчав о возрасте и семейном положении своего друга . Ну, возраст – это вторично и в конце концов – возраст читаем, даже, несмотря на то, что Цвика выглядит намного моложе. А его семья? Как он мог предположить, что она, Лиля, способна завести роман с женатым человеком? Ведь он заходил к ним в дом, видел их отношения в семье. И вот же, не ошибся. И винить тут некого. Она сама пошла на это, не задав ни единого вопроса о его семье. Так что, Шимон тут не при чем. И Цвика – он тоже не обманывал ее, просто молчал. И, скорее всего, ответил бы прямо, если бы она его спросила. А она не спросила, свято доверяя Шимону, который устроил их знакомство. Значит, Шимон ещё как причём. Что он думает о ней сегодня, зная ситуацию?

И вот – почти полгода они вместе. Так мало и так много. Так мало, чтобы узнать человека, но вполне достаточно, чтобы к нему привязаться. И да, его присутствие внесло дополнительные краски в ее жизнь: ожидание звонков, долгие разговоры, совместные выходы. Вроде бы, ничего особенного – вылазки за город несколько раз, посиделки в кафе и те две ночи на севере, в маленьком домашнем отеле. Концерт в монастыре и вино, купленное там же, которое они распили при следующей встрече. А самое главное – та атмосфера, которая окутывала ее при их общении: атмосфера тепла, спокойствия, защищенности и комфорта. Наверное , все это называется одним коротким словом: химия.

И вот теперь ей предстоял выбор: разрушить или сохранить эти никуда не ведущие отношения. Встать в позу женщины с чувством собственного достоинства или улететь на несколько дней за границу на весенние каникулы. Иметь друга или остаться матерью-одиночкой уже такого взрослого сына, у которого своя кампания и свои выходы. Здесь, в этой стране открытых и теплых людей, ни за кем не стоит очередь. Ещё год с лишним – и она закончит учебу, получит такой важный для нее диплом и, скорее всего, перейдет работать в школу. Здесь, в ульпане, несмотря ни на что, она порой ощущала себя не в своей тарелке. Кто она такая, чтобы преподавать взрослым людям? Какая-то самозванка, сама приехавшая совсем недавно и попавшая на это место по протекции. Другое дело – преподавать иврит детям. Это ее стихия, и это ее цель – перейти на работу в школу. И тогда… Тогда у нее вообще не будет ни малейшего шанса познакомиться с кем-то. Она не верила в случайные встречи в ее возрасте: это все возможно в возрасте Мати: какие-то вечеринки, тусовки с друзьями и друзьями друзей. Или на крайний случай – работа в коллективе. Это не ее случай. Ее коллективом будут дети и учителя.

А, собственно, почему таким важным стало для нее быть с кем-то? После развода она прожила одна десять лет. А ведь там, в своей среде, среди людей, говорящих с ней на одном языке, ей было намного проще познакомиться и найти себе пару. И сбыть мечту: родить сестренку Матюше. Десять лет ей это даже не приходило в голову. Возможно, после предательства мужа атрофировалась какая-то область мозга, отвечающая за сферу отношений, и она, застыв и превратившись в ледышку, пребывала в этом состоянии, считая его нормальным. Десять долгих лет, лучших лет такой прекрасной поры, которая называется так просто – молодость. Поры, которую она посвятила учебе, работе и, конечно, своему малышу.

И вот – полгода, всего лишь полгода, за которые Цвике удалось ее отогреть, заставить понять ценность отношений в паре, не делая, вроде бы, ничего особенного для этого. И сейчас ей было страшно это потерять. Хотя, ее никто не поставил перед выбором. Никто не сказал – решай, подходит ли тебе существующая ситуация.

Видимо, ни Шимон, ни Цвика не считают, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Всем хорошо, а это главное. Нужно уметь наслаждаться моментом – основной девиз жителей страны. Можно все, если это происходит по обоюдному согласию. И если она завтра скажет Цвике, что они расстаются, он навряд ли это поймет. И спросит на своем ломаном русском, растягивая концы слов: а что случилось?

Была бы рядом Лора, она бы все расставила на свои места, а так ей даже не с кем посоветоваться. Разве, что с Эдной.

Эдна позвонила сама.

– Слушай, у меня соседи отдают такой милый комод, два кресла и журнальный столик. Ты, вроде, говорила, что хочешь что-то прикупить в квартиру. Цвет – вишня и в очень хорошем состоянии. Хочешь?

– Да, но…, – начала она.

– О доставке не беспокойся. Их сын по строительству работает, так что есть и машина, и рабочие. Привезут и поставят. Давай адрес и готовь место.

И действительно – привезли и поставили. И состояние оказалось отличным, только пару царапин на журнальном столике, которые легко прикрыть чем-то.

Мати одобрительно покивал – квартира потихоньку стала превращаться в уютное жилище. А царапины – ерунда, можно закрасить фломастером.

Лиля долго благодарила Эдну по телефону, а потом неожиданно для себя пригласила ее к себе на шабат.

– Мати уходит, посидим, поболтаем. Испеку что-нибудь.

– Конечно приду, но ты там особо не заморачивайся. Сладкое вредно.

Она испекла шарлотку, купила несколько видов орешков: миндаль, кэшью, фисташки – непременное угощение на столе израильтян.

Эдна пришла с вином и керамическим горшком с незнакомым Лиле растением – плотные ниспадающие листья сиреневого цвета.

– Вот, ты как-то говорила, что хочешь дома организовать оранжерею. Пусть это будет началом. А вино… Не знала, какое ты любишь – красное или белое. А потому взяла розовое.

Она огляделась.

– Очень приятная квартира и кухня просторная, и салон огромный. Сколько комнат?

– Три с половиной.

– Прекрасно, жаль только, что не твоя. Но – не все сразу. Потихоньку. А комодик, что я тебе сосватала, смотри, как встал, как будто родился здесь. И кресла вполне приличные. В общем, с обновкой!

– Спасибо, нам ещё обживаться и обживаться. Занавески, светильники и вообще – по мелочам.

– Не заморачивайся чересчур, у нас так многие живут: и без занавесок, и без светильников, и без этих ваших ковров – засмеялась Эдна. – Такой израильский стиль.

Они пили вино, ели шарлотку, презрев чью-то дурацкую доктрину, что сладкое вредно.

– Беру свои слова назад, – сказала Эдна. – Это я насчет сладкого. Вредно наступать на свои желания. А печешь ты бесподобно. И вообще – минимум теста, сплошные яблоки. И по-моему, тут есть корица. Угадала?

Лиля рассеянно кивнула.

– Хочешь кофе?

– Можно и кофе, но лучше чай.

Они пили ароматный чай – не из этих дурацких пакетиков, в которых, по мнению папы, была сплошная труха. Нет, она покупала на рынке развесной и заваривала по всем правилам.

– Что-то ты сегодня другая, – заметила Эдна, ловко подцепив еще кусочек шарлотки. – Все в порядке? Родители? Мати? Или с кавалером проблемы? Давай, рассказывай.

– Нечего рассказывать особенно.

– Поссорились, – понимающе прищурилась Эдна. – Бывает. Помиритесь.

– Нет, это другое.

И Лиля неожиданно для себя рассказала все: и про восьмое марта, и про семейное положение Цвики, и про дочек и больную жену.

– А шестьдесят лет ему было в прошлом году, – добавила она чуть слышно.

Эдна молчала, занятая остатками шарлотки. Потом отодвинула тарелку:

– Спасибо. Было очень вкусно. Вот теперь можно все разобрать по полочкам. Восьмое марта – да, у нас это не праздник и ожидать в этот день цветы или подарки нелепо и смешно. Так что, эту тему – в сторону. Но! Мужчина первый раз приглашенный в дом к своей женщине, мог бы прийти с цветами. Вывод – или скупой, хотя… Букет цветов – это такая мелочь. Значит, просто не приучен, не понимает. И это не слишком радует, учитывая его возраст. Нескромный вопрос. Вы, по-моему, полгода вместе? И что он тебе подарил за это время? Ничего? Себя? Маловато, милая. Маловато.

Последнее слово Эдна произнесла по слогам тоном, не допускающим возражений.

– Ну, и последнее, оно же главное. Статус. Его статус женатого мужика. О котором он тебе полгода ничего не говорил. Но это же было очевидно. Для меня, во всяком случае. Мужчина, живущий один, уже давно пригласил бы тебя к себе домой на конец недели. Или на какое-то торжество. Не верю, что за полгода у него в семье не было дней рождений. Две дочки, зять, трое внуков. Ладно, оставь дни рождения. Просто представить тебя своим девочкам мог бы? Мог. И должен. И это не обсуждается. А почему? Ответ на поверхности.

И знаешь, милая, какая идея пришла мне в голову? Он был уверен, что ты в курсе событий. Что Шимон, прежде, чем брать твой телефон, осветил тебе картинку, и ты… Ты пошла на это с открытыми глазами. А потому не задавала ненужных вопросов. Логично? Даже очень.Так что, твоего Цвику особо и упрекнуть не в чем. Немного нарцисс, немного скуповат, немного гедонист… В общем, всего понемногу, как у каждой особи мужского пола. А вот Шимон твой – это тот ещё фрукт. Да, я помню все, что он для вас сделал. И что? В Израиле принято помогать вновь прибывшим, кто, чем может. А у него просто есть возможности. И вот этим поступком он перечеркнул все свои добрые дела. Он был просто обязан тебя предупредить. А так – вроде все хорошие и милые, а ты… Ты в свои тридцать с лишним оказалась в тупике. Да, дорогая моя, в полном тупике, – Эдна с нажимом повторила эти слова, не дав Лиле вставить ни слова. – А что делает человек, попав в тупик? Правильно! Разворачивается на сто восемьдесят градусов и идет обратно. К выходу, к свету.

Эдна обвела глазами салон.

– А вот не налюбуюсь, как комод удачно вписался, да и кресла не лишние. Обивка в прекрасном состоянии. У нас тут люди не задерживаются ни с мебелью, ни с машинами, ни с квартирами. Меняют, отдают, продают, двигаются дальше, одним словом.

– Мы решили, что нашу мебель из багажа должны забрать родители. Это их вещи, свои, привычные, из Москвы. Ну, а я работаю, приобрела бы что-то со временем.

Эдна задумчиво кивнула.

– Понятно, что приобрела бы. Но я сейчас не об этом. Что-то новое приходит в нашу жизнь только тогда, когда мы освобождаемся от старья. Иначе – дорога перекрыта, да и места нет. Для вещей – в квартире, для людей – в сердце. Вот такая философия, моя дорогая. А тупик – он тоже разным бывает. Бывает таким, что и выход искать не хочется: так хорошо, светло, приятно и уютно. Мне почему-то показалось, что это не твой вариант. Да, за эти полгода преподавания и общения я немного поняла ваших, особенно женщин. Такие все крутые феминистки : сама-сама. Не виню, упаси господь – вас так воспитали. Все такие независимые и самостоятельные, не дай Бог мужчине в чем-то уступить. А попросить… Да это вообще немыслимо. Вот и имеете то, что имеете. А ведь Цвика твой мог бы поинтересоваться: может, надо купить что-то в дом после отъезда родителей. Да-да, взять тебя в магазин, чтобы ты выбрала всякие пустяки для дома. Хотя бы так, по мелочам. Где, ты говоришь, он живет?

– У него дом в Раанане.

– Ааа, в Раанане. Так вот, девочка моя, даже если бы он тебе холодильник купил, с ним бы ничего не случилось. Уж поверь мне на слово.

– У меня есть, хозяйский, и стиралка тоже. Это родителям пришлось все покупать.

Эдна тяжело вздохнула.

– О холодильнике я так, для примера. Просто возрастные мужчины, имея такую молодую подругу, берут на себя часть ее расходов, если вообще не все. И это не твоя меркантильность, это его выражение заботы и любви. У вас совершенно невообразимая разница в возрасте. Не обижайся, я бы лично не смогла. И пусть он моложавый и современный, это дела не меняет. Так вот, при таком раскладе – ты его подарок. Молодая, устроенная, и вообще – красотка. Я уж не говорю, какая хозяйка. Шарлотка твоя мне покоя не даёт.

– Так, возьми еще кусочек.

– Да, ты что. Я умею вовремя остановиться, а иначе…

Эдна выразительно подняла глаза к потолку.

– А вот чай еще попью. С лимончиком, если можно. Это для меня лучший напиток.

Они пили свежезаваренный чай, переведя тему и болтая о работе и учениках.

А потом Эдна глубоко вздохнула:

– Давай так. Я тебе ничего не говорила, ладно? Все равно каждый решает все сам. А чтобы решать, надо понимать простую истину: всегда есть выбор. И этот выбор должен быть правильным.

– Вот мне сейчас и предстоит выбор, – тихо начала Лиля.

– Интересно, и какой же? – Эдна посмотрела заинтересованно.

– Цвика предложил на Песах поехать за границу на несколько дней.

– О, вот это уже развитие сюжета какое-никакое. А знаешь, поезжай. На месте все станет понятнее. Это тебе не выходы на пару-тройку часов раз в неделю. Там вы будете по двадцать четыре часа в сутки вместе и многое станет понятным и без моих нравоучений. И вообще, дорогая, прости, что я тебе тут наговорила всякого-разного. Наверное, не имела права. И куда?

– Пока ничего конкретного, предложил мне подумать. А что мне думать. Я нигде не была. Так что, мне все равно куда.

– И правильно. Не суетись и не намекай. Сам пригласил – пусть сам и решает. Ладно, моя девочка, побежала я, спасибо за такой теплый прием. Жаль, что Мати не увидела.

– Да он с ребятами, то ли на море поехали, то ли в теннис играют.

– Отлично, значит – есть друзья. Ваша семья – вообще пример удачной абсорбции, про вас книгу можно писать.

– Ага, – усмехнулась Лиля. – Вот только с жанром надо определиться.

–Ой, только не думай, что твой жанр так отличается от всех остальных. По большому счету – у всех все одинаково. А разное – это нюансы; мелочи, иначе говоря. И если ты думаешь, что у кого-то все распрекрасно, как в сказке, то ты сильно заблуждаешься.

Эдна обняла Лилю на прощание, и она вдруг ощутила: это не просто коллега, с которой можно поболтать на тему работы и их учеников. Нет, это подруга, которой можно рассказать так много, обсудить и посоветоваться.

Глава 5

Март выдался холодным – дождливым и ветреным. Кондиционера в их квартире не было, а потому кутались во что только можно.

Читать стала намного меньше: любая свободная минутка посвящалась учебе и ивриту. Работа и домашние дела поглощали свободное время, и это вызывало чувство какой-то смутной тоски и неудовлетворенности. Лишь иногда удавалось найти полчасика, чтобы побездельничать под одеялом с книжкой под аккомпанемент непогоды. Чаще всего это случалось по шабатам.

С Цвикой встречались где-то раз в неделю и, как правило, по будням.

Она молчала, ничего не спрашивая о предстоящей поездке, и уже в начале апреля услышала, что у него намечается семейный вояж. Так и сказал “вояж” – каким-то обреченным голосом и добавил озабоченно:

– Не люблю поездки такими огромными компаниями, но это организуют родители зятя и отказаться нельзя. В итоге едут несколько семей: мы, родители Эйтана, его брат с семьей. Только детей будет пятеро, представляешь? И, наверное, надо будет брать с собой нашу Зою, иначе для Рони это будет мучение, а не отдых.

Лиля кивнула, изобразив понимание и сочувствие.

Да, это действительно проблема – путешествовать с нездоровым человеком. Плюс дети. Пятеро. И вообще, правильно говорят местные:

“Хаим – зе ло пикник.” То есть жизнь – это не пикник, а совсем даже наоборот.

Ей хотелось спросить, куда они едут и насколько. Сколько лет племянникам Эйтана, где они будут жить такой компанией: квартира или отель. И самый главный вопрос, который крутился на языке: а как же их поездка? Не спросила, будучи уверена, что он тут же сам все объяснит, извинится, попросит войти в его положение. И она, конечно бы, поняла. Но он не произнес ни слова. Словно и не было его предложения подумать, куда бы она хотела съездить на каникулах. Но ведь оно было, это предложение; было, и уже почти месяц она предвкушала эту поездку, полет в Европу, жизнь в отеле, завтраки в кафе. Их прогулки по центру города – наверное, это будет Париж или Прага. Города, полные романтики, аромата кофе и запаха сдобы. В которых так приятно побездельничать и отдохнуть от ее довольно утомительного графика работы и учебы. Радоваться ясной погоде или бродить под дождём. Какая разница? Всматриваться в лица прохожих, говорящих на другом языке и, словно в замочную скважину, наблюдать за их жизнью.

– Ты что приуныла? Едем на неделю всего. Пробежит – оглянуться не успеешь. Надеюсь, что все пройдет спокойно, без сюрпризов.

Она кивнула, пытаясь улыбнуться самой безмятежной и беззаботной улыбкой, которая только существует.

Какие там уже сюрпризы? Самый главный сюрприз был ей уже приподнесен.

А потом, буквально за несколько дней до праздника, позвонила Эдна.

– Привет, дорогая, ты уже знаешь?

– О чем?

– Для нас, учителей ульпана, выбили субсидированную поездку в Эйлат на четыре дня, представляешь? Собирай чемодан, отказы не принимаются. Иначе – с кем я буду в одной комнате?

– А Мати?

– А Мати будет радоваться за свою маму и кайфовать с друзьями. Ты же в курсе, что Песах – праздник свободы, потому мы все стараемся на эти дни куда-то рвануть, вырваться из рутины. Гостиница не самая шикарная, но вполне себе ничего. Все включено. И потом – ты же ещё не была в Эйлате?

– А почему я не в курсе?

– Завтра все получат письма, ну, а у меня особые связи, так что пока знают только ты да я. Будут девочки с нашего курса и из других регионов тоже. Едешь? И не вздумай отказываться.

– Еду-еду, хотя это так неожиданно.

– Учись быть спонтанной. Жизнь любит ломать планы и вместо них предлагать что-то другое. И неизвестно, что лучше – запланированное или свалившееся на тебя внезапно.

– Мудро, – оценила Лиля.

– Дарю, пользуйся, подруга. Завтра будем знать подробности: цена, подвозка и прочее. Все, пока, обнимаю.

После разговора с Эдной она задумалась, пытаясь вспомнить, говорила ли ей о семейной поездке Цвики на праздник. Вроде нет. Откуда же она узнала, что она никуда с ним не поедет и что его предложение оказалось пустым обещаниям? Блестящим фантиком без конфетки. Так маленькой девочке обещают куклу, а потом переводят тему, в надежде, что она забудет. Но она не маленькая девочка, она взрослая женщина, у которой уже такой большой сын. И как хорошо, что она ему ничего не рассказала о предстоящей поездке с Цвикой.

Внезапно она, кроме обиды и опустошенности, почувствовала злость.

Вспомнила, как Веня сообщил ей о своих планах по поводу переезда в Америку и приподнес ей эти планы, как приемлемый вариант. Приемлемый, то есть удобный, в первую очередь, для нее и маленького Мати. Это о ней он заботился, когда улетел со своей мамой в эту “страну великих возможностей”, оставив ее соломенной вдовой. А она, дура, еще на что-то надеялась.

И вот сейчас с ней поступают так же. Да, конечно, ситуация совершенно иная, но в чем-то похожая.

“Я уезжаю в дальний путь, но сердце с вами остается”.

“Собака на сене”. Любимый фильм ее юности. Любимые артисты и песни, которые они с девчонками знали наизусть. Она задумалась. Вспомнила слова Эдны о тупике и способе выйти из него. Просто повернуться на сто восемьдесят градусов. Просто вычеркнуть из жизни человека, к которому она непостижимым образом привязалась за эти полгода, который сумел стать важной частью ее жизни, несмотря ни на что.

Выбор. Эдна говорила о важности сделать правильный выбор, и она, похоже его уже сделала.

Они очень хорошо провели эти четыре дня: встретились с однокурсницами, болтали, обсуждая курьезные случаи в ульпанах, пили коктейли и сидели в джакузи под открытым небом. Рассказывали о своих детях и мужьях. Странно, но Лиля практически не ощущала себя белой вороной. Она, без году неделя в стране, чувствовала себя вполне комфортно среди этих женщин, которые, в основном, были старше ее, и это было необыкновенное чувство. Эдна оказалась очень удобной компаньонкой по комнате, и им было по-настоящему хорошо вместе.

– Кавалеру своему доложила, где ты отдыхаешь? – спросила её как-то вечером Эдна безразличным тоном.

И она, неожиданно для себя, рассказала про его семейный вояж и про то, что он даже не счел нужным хоть как-то оправдаться и извиниться.

Эдна понимающе кивнула.

– Мужики, другая планета. А возрастные – это вообще тяжелый случай. Твой-то уже седьмой десяток разменял, правильно? Они хорохорятся, конечно, а толку? Нет, конечно, есть разные, у которых и голова работает, и вообще – такие бодрячки, на велосипедах гоняют, на джипах. Плавают, ходят – хотят продлить молодость. И в зеркале видят себя тридцатилетними. Но природу не обманешь.

Они сидели на балконе, любуясь закатом и наслаждаясь теплым вечером.

– Сколько вы вместе? Полгода? Не затягивай дорогая, ни к чему тебе все это: ни он, ни его компания, ни его больная жена, ни его семейные поездки. Это его жизнь, настоящая. А ты где-то на обочине. Оно тебе надо? Время работает не на тебя, не забывай, милая. Не хочу давать советы, но мне кажется, эта его поездка все расставила на свои места. Совершенно жлобское поведение. Я не права?

–Да, конечно, права, – Лиля отпила кофе и с сожалением отставила чашку. – Остыл, а я люблю погорячее.

– И как ему преподнесешь?

– Да, никак. Просто не буду отвечать на телефон.

– Умница. И поверь мне – отвалится он быстро. Этот не из тех, кто будет петь серенады под окном и посылать букеты.

Эдна оказалась права: не было ни букетов, ни серенад. Несколько звонков, на которые она не ответила – и все.

В мае она выпустила свою первую группу. Её студенты сами организовали прощальную вечеринку, и вот здесь были и цветы, и речи. Море благодарности и комплиментов и невероятно приятное ощущение себя на своем месте. А еще – гордость, что она справилась, что её студенты уже не борются с течением, а достаточно уверенно плывут в этом море нового для них и ни на что не похожего языка.

Она решила отпраздновать это событие дома: заказать пиццу, купить мороженое и позвать родителей.

Папа откликнулся вяло:

– Не знаю, доча, навряд ли мы придем.

Лиля почувствовала внезапный холод, тонкой змейкой скользнувший по позвоночнику.

– Мама?

– Да, нет, меня тут прихватило.

– Что? Давление?

– Ужасно… ужасно болит голова…

– Еду.

Она вызвала такси и через полчаса уже открывала дверь родительской квартиры. Папа, её умный и предусмотрительный папа, сделал пару дополнительных ключей и отдал Лиле:

– Пусть у тебя тоже будут, мало ли что.

Папа полулежал в салоне на диване. Он смотрел виноватым взглядом и явно пытался что-то объяснить, но не мог.

Наверно, хотел сказать: “все нормально доча, прорвемся”. Она так привыкла к этим словам, которые, словно спасательный круг, держали её на поверхности в любых ситуациях.

Скорая приехала быстро, парамедики аккуратно переложили папу на носилки, вполголоса переговариваясь между собой на языке, который она вдруг перестала понимать. Услышала лишь “ируа мохи”. “Ируа”, такое странное слово, слово, в котором так много значений: это и праздник, и происшествие, и событие, и случай, и эпизод. Ее любимый иврит оказался несостоятельным; в нем не оказалось одного, того, единственного слова, чтобы объяснить ей, что случилось с ее папой.

Молодой парамедик посмотрел на нее сочувственно:

– Инсульт, и, судя по всему – обширный. Надо спешить.

Она поняла его русский, несмотря на чудовищный акцент.

– Ты с нами?

Она торопливо кивнула и только сейчас увидела маму, стоящую у двери в спальню и с отсутствующим видом наблюдающую за происходящим.

– Я не могу, – она почувствовала поступающие слезы, слезы бессилия и отчаяния.

Нет, она не может оставить маму одну в таком состоянии.

– Все нормально, – он перешел на иврит. – Подъедешь позже. Твоё присутствие ничего не решает.

Он назвал больницу и добавил:

– Врачи у нас сильные, вытянут. – И добавил на русском: “Все будет нормально”.

“Все будет нормально”.

Фраза, которая звучит одинаково на русском и иврите. И, наверное, на других языках. Фраза, которая признает: да, сейчас есть трудности, но они временные. Надо немного потерпеть, и все встанет на свои места. Все образуется. Как говорил папа? “Всё нормально, доча, прорвемся!”